СССР. Высшее военное авиационное училище летчиков. Курсанты приступили к полетам. Первый полет – это облет зон пилотирования. Инструктор показывает будущую «зону боевых действий». Я в кабине. В передней. Сзади, во второй кабине, инструктор. Запускаем двигатель, выруливаем и становимся на взлетную полосу. Команда «Взлетайте». Во время разбега трясло так, что я не мог считать показания приборов. Полоса состояла из бетонных плит, и на стыках, естественно трясло.
- Как же летчики «видят» приборы? - подумал я, - ни черта же не видно.
Оторвались. Сразу же перестало трясти.
- Ну вот, теперь нормально.
Раздался голос инструктора в переговорном устройстве:
- Ничего не трогай, я скажу, когда надо будет.
- Понял, - ответил я, и стал наслаждаться полетом.
Мы набрали высоту. Инструктор объяснял, показывал наземные ориентиры.
- Видишь поселок?
- Вижу, - ответил я.
- А этот ориентир видишь?
- Вижу.
Естественно, я ни черта не видел. Вернее видел все, но не понимал, что именно я вижу. Конечно, мы предварительно вызубрили карту района полетов. Но... Внизу куча поселков, всяких ориентиров, и вот так сразу не разберешь что где. И чтобы не выглядеть в глазах инструктора тупым неучем, я отвечал, что все вижу. Вероятно, инструктор заметил, что я вру.
- А этот поселок видишь? – прозвучал следующий вопрос.
- Конечно, вижу, - радостно ответил я.
- Как ты его можешь видеть, когда он прямо под нами? – повышая голос, спросил инструктор.
Корпус самолета предательски заслонял ориентир который я "видел".
Шах и мат.
- Накрени самолет и посмотри, - приказал инструктор.
Я неуверенно взялся за ручку управления самолетом, кренить самолет я не решился, и вместо этого прильнул к фонарю (верхняя стеклянная часть кабины).
- Что ты там носом тычешься? – прогремел в ушах недовольный голос инструктора, - вот как надо.
С этими словами, он резко перевернул самолет фонарем вниз.
Мы оказались вверх ногами, и я повис на ремнях. От неожиданности, я бросил ручку управления самолетом, и схватился руками за борта. Сзади диким хохотом зашелся инструктор. Он смеялся весь полет до аэродрома. После приземления, на разборе полетов, он всем рассказал, как я хватался за борта, боясь выпасть из самолета. Мне было невыносимо стыдно перед ребятами - так облажаться в первом же полете! Я был зол на инструктора, на себя, на весь белый свет. "Подколки" со стороны инструктора продолжались, постепенно затихая, около десяти дней. К чести ребят, надо сказать, что инструктора они не поддержали, надо мной не издевались.
Обучение шло своим чередом. Мы вылетели самостоятельно. Отлетали программу полетов за лето. Вернулись на стационар. На следующий год, весной вновь начались полеты. И вот подошло окончание программы за второй курс.
В тот день у меня был контрольный полет с инструктором на сложный пилотаж, потом два самостоятельных. Инструктор же, в то утро пришел на полеты очень «уставший». На то были свои причины. Он не спал всю ночь, на полеты пришел, так сказать, из-за стола.
- Так, - сказал инструктор, - летим в зону, делаем два виража и домой, и никаких лишних движений. Ты понял?
- Так точно, - ответил я, - два виража и домой.
- Молодец, поехали.
Не скажу, что я помнил наш первый полет все это время, желая отомстить. Но, по непонятным мне причинам, я вдруг вспомнил, как он издевался надо мной полтора года назад. И «чертики» в моей голове обрисовали план мести. Я взлетел, мягко, стараясь не болтать самолет, прилетел в зону, и … Начал выполнять полетное задание «от и до». С виражами, петлями, горками, бочками и так далее. Инструктор в задней кабине проснулся и попытался взять управление на себя, перетягивая ручку управления. При этом он кричал матом, и не простым - трехэтажным. Мат был поистине высотой с небоскреб. Не обращая на него внимания, я усиленно тянул ручку, продолжая выполнять полет по своему усмотрению. Вертел самолет, крутил, не забывая периодически создавать отрицательную перегрузку. Если бы инструктор дотянулся до меня, а между нами была перегородка, то вероятно он задушил бы меня. Вволю насладившись полученным эффектом, я взял курс на аэродром.
Маты потихоньку стихли. Инструктор затаился и стал ждать приземления. То, что он будет меня бить, а "возможно и ногами", сомнений быть не могло. Поэтому, когда мы заруливали на стоянку, я снял замки с фонаря, и как только самолет остановился, я его открыл и пулей выскочил из кабины. Взяв «ноги в руки», я рванул в поле, за отбойники (на стоянке, отражатель реактивной струи от двигателя).
Сзади бежал инструктор с кислородной маской в руке. Послышался окрик:
- А ну стой, гад! Назад!
Куда там, дурак что ли, лезть в пасть льва. Инструктор отстал, потом вернулся назад. Ему нужно было лететь со следующим курсантом, потом с третьим, четвертым. А мне лететь в тренировочный полет, и я надеялся, что мы разминемся по времени. Так и получилось, он улетел, попозже полетел и я, и весь день мы не встречались.
Время я оттянул, но были еще предполетные указания на следующий день. И в классе мы точно встретимся. Ребята весь день меня осаждали, спрашивали, что я такого натворил, что инструктор был злой как черт. А злой инструктор, это будет поопаснее, даже чем дикий лев, я вас уверяю. Я молчал. Ничего не объяснял, и честно говоря, мне становилось уже стыдно за содеянное.
И вот, мы собрались экипажем в своем классе, и стали ждать инструктора. Он пришел злой, сел на свое место. Все молчали. Стояла гробовая тишина. Я ждал вердикта. Сейчас получу по полной, может даже отстранят от полетов.
- Два учебных года, - начал инструктор тихим голосом, - я вкладывал в вас душу. Вы были для меня как дети. И как же вы меня отблагодарили? Что вернули, за мою доброту? Я себя плохо чувствовал, попросил как человека, тихо, мягко, не дергая слетать в зону и обратно. А в тебя будто черт вселился.
-Что это было? Объясни нам всем. Мы слушаем, - закончил он.
Я встал и молча слушал, в общем, справедливые упреки. Было стыдно. Я готов был провалиться сквозь землю. Инструктор был к нам действительно добр, не давал в обиду, защищал.
Учил летать – за одно это мы должны были быть благодарны ему всю жизнь.
- Помните первый полет на первом курсе, – ответил я, - когда вы, почти две недели, стебались надо мной?
У инструктора расширись глаза, он чуть привстал, опершись руками об стол:
- Первый полет? И ты все это время ждал момента отомстить? Невероятно! Теперь я понимаю, что значит кровная месть на Кавказе!
К чести инструктора скажу, что он меня быстро простил. Ребята осуждали, конечно, мой поступок, но тоже не долго.
Из этого случая я вынес один важный урок. Месть, конечно же, сладкая вещь. Пока длится. Потом возникает вопрос, а дальше что? Время, как известно, лечит. События стираются из памяти, впечатления кажутся уже не такими яркими. И тут ты решаешь отомстить за что-то. Пытаешься нанести не меньший урон, чем был причинен тебе. Наносишь удар. И оказывается, что от твоего удара сейчас страдают больше, чем ты тогда. Былое уже подзабыто, а может никто уже и не помнит, что было. Помнишь только ты. И вот, ты отомщен! Радуйся!! Ликуй!!! Но радости, почему-то нет. Месть свершилась, но в первую очередь она ударила по тебе самому. И ты опять страдаешь. До этого от обиды, после от содеянного. Душа опустела. И если вдруг, не дай бог, кому-нибудь в жизни выпадет жребий, и вы решите мстить, будьте готовы к тому, что эта месть вас в конечном итоге съест. Съест и ваше прошлое, съест ваше будущее. И чем больше вы отдадите мести, тем меньше у вас останется. И я стал понимать, почему у нас на Кавказе, кровная месть бывает очень редко. Люди стараются не доводить до этого. Слишком тяжела эта ноша и слишком высока цена. Нужно постараться понять и по возможности простить. Собственно, это и делает нас Людьми.