Я живой

В повести «Я живой» говорится о чистой,
верной любви парня и девушки.
Злые люди, чтобы их разлучить,
доводят юношу до сердечного удара и смерти.
Но они просчитались…

1

Юра и Аня перестали жить мечтами о счастье – оно уже было с ними и отражалось неземным светом на лицах влюбленных во время их полутайной встречи. Юные люди неспешно направлялись по широкому тротуару оживленной центральной улицы городка Речного к набережной Волги. Юра то ласкал взглядом Аню, то восторгался красочными вывесками, витринами.
– Как все красиво и великолепно в городе, – он не мог удержать переполнявшие его эмоции. – Не то, что было у нас в деревне.
– Да так, ничего особенного, – сказала равнодушно Аня, даря нежную улыбку юноше. – В деревне красивее: сказочная природа, пение птиц, воздух – не надышаться. А здесь в нашем городке – только набившие оскомину многоэтажки, шум автомобилей, бесконечная и утомительная суета…
Парень и девушка ступили на набережную и, прервав разговор, залюбовались белым пароходом, который, как прекрасный приводнившийся лебедь, медленно уплывал куда-то вдаль по течению. Юные люди подумали одно и то же: вот бы отправиться вместе на нем далеко-далеко и так же дружно вздохнули, понимая, сколько опасных рифов сейчас в их жизненном фарватере. Вскоре они подошли к чернеющему полусгнившему деревянному строению, окруженному стройными высокими березами и насеянными среди них дикорастущими кустарниками.
– Здесь, Юра, когда-то красовалась часовня святых благоверных князей Петра и Февронии.
И Аня поведала о великой любви двух любящих сердец, которые свято пронесли любовь сквозь бури и ненастья, сохранили ее как неугасаемый очаг своего счастья и даже умерли в один день…
– Аня, я верю, что мы будем так же вместе, и никто, и ничто не сможет помешать нашему счастью, – сказал впечатленный рассказом юноша.
– Да, да, – с горечью произнесла Аня. – Будем молиться нашим покровителям, и они помогут нам...
Аня прильнула к Юре и прижалась к его сильной груди. Парень, нежно обняв девушку одной рукой, второй рукой гладил ее волосы и желал невероятного – чтобы время остановилось. Но оно неумолимо уплывало, как вода в реке, вперед.
– Все, Юра, нам пора, – холодным отзвуком жестокого мира откликнулись в сердце юноши эти слова Ани, которая немного попятилась.  – Я поговорю еще раз с отчимом, и после этого мы решим, как нам быть.
– Он не согласится… Но, ладно, будем надеяться на чудо… Идем, моя хорошая.
Девушка и парень, взявшись крепко за руки, поспешили обратно тем же путем. Аня вдруг остановилась у старенькой невзрачной пятиэтажки.
– Здесь в первом подъезде, – с грустью сказала она, – пятилетний мальчик опасно болен, а в третьем – двухлетняя девочка…  Их родители приходили к отчиму, чуть ли не на коленях просили дать или одолжить денег на дорогостоящие операции детей. Он не дал. А теперь эти ангелочки обречены. Я бы им все отдала, но у меня, к сожалению, ничего нет в этой золотой клетке.
Юра сочувственно посмотрел на Аню, но ничего лучшего не придумал, как удалиться от навевающего печаль дома. На перекрестке у небольшого белокаменного Воскресенского храма юные люди остановились и перекрестились. Затем разными улицами они направились к одному и тому же роскошному четырехэтажному особняку, который величаво возвышался невдалеке. Его хозяином был единственный после смерти матери Ани ее опекун – пожилой отчим Орест Павлович Каменный, сколотивший на криминале состояние в лихие девяностые годы. Фамилия этого человека многое объясняла. Ане порой казалось, что у него в груди вместо сердца лишь орган, желающий одного – больше денег. Пачки ценных купюр, притекавшие к Каменному, стали определяющими жизнь отчима бумажными идолами. Как не парадоксально, его – человека, который хвастался, что любого согнет в бараний рог, – постоянно преследовали суеверные страхи. В хозяйстве этого магната двадцать первого века и работал с недавних пор в качестве садовода Юра, давно осиротевший и знавший почем фунт лиха. А жил он по соседству в старом потрепанном временем доме, который ему, недавно демобилизованному из армии, достался в наследство от умершей тети.
Юра, пройдя мимо своего скромного жилища, юркнул в добротную калитку и оказался на территории владений Каменного. Он тут же ухватился за шланг и начал поливать пышные цветники, которые, ничего не зная о нраве хозяина, дарили щедро всем, кто их видел, удивительную красоту и аромат. А еще через несколько минут появилась во дворе Аня, напоминавшая юноше лучший цветок. Она быстро поднялась по ступенькам в дом и через холл направилась в кабинет отчима. За дверью слышался голос Каменного. Он имел неискореняемую привычку излагать свои мысли вслух, когда оставался один. Девушка без стука вошла в комнату, обставленную дорогой роскошной мебелью и невиданными многочисленными пожитками. Каменный, сидя за массивным столом из красного дерева, инстинктивно закрыл ладонями красно-коричневые пятитысячные купюры.
– Что ж ты так врываешься? – возмутился он. – Опять сбился со счета. Ну, чего тебе, Анна. Неужели согласилась… молодец, молодец…
Отчим, поспешив с выводами, переключил мысли на Клима Жабина – невысокого лысоватого мужчину не первой молодости с хитрыми и лукавыми глазами. Он постоянно услужливо работал на Каменного, тщательно исполняя поручения, которые совершенно не вписывались в уголовный кодекс. Принципы Жабина были одни и неизменны: никаких принципов. Он давно положил свой любострастный взгляд на Аню и клялся Каменному, что обеспечит ее всем, будет служить ему до гроба, правда, не уточнив чьего. Отчим, для которого Аня слыла обузой, просил ее пойти под венец с «достойным женихом», говоря, что будет за Жабиным, как за каменной стеной.
– Папа, я хочу о другом поговорить, – несмело начала Аня. – Скажи: ты действительно хочешь, чтобы я была счастлива?
– Конечно, дочь… конечно, Анна, а чего же мне еще желать…
– Тогда согласись с моим выбором. Я люблю Юру... Постарайся меня понять… Пожалуйста… Это же ведь на всю жизнь…
– Вот, вот, – вскочил из-за стола тучный Каменный, – на всю жизнь. И ты ее готова провести в унизительной бедности. Нищета – это, по-твоему, счастье? Я недавно зашел случайно в наш магазинчик и увидел… Ты внимательно послушай! К прилавку подошла молодая мама с двумя маленькими отпрысками и сказала, чтобы ей дали три дешевенькие сосиски. Сосчитав деньги, она попросила, чтобы продали только две штуки – для малышей. Это – твоя перспектива с Юр-рой, – брезгливо произнес Каменный. – А в Климе я уверен. С ним ни в чем не будешь нуждаться. А то придумала: любовь, любовь… Это – глупость, которую придумали всякие там Пушкины.
Аня залилась слезами и убежала в свою комнату. А Каменный, собрав и положив пятитысячные купюры в выдвижной ящик, стал размышлять, как быстрее выдать Аню замуж за Жабина.

2

– Ну как ты исполнил то, что я просил? – не ответив на приветствие, живо поинтересовался хозяин дома, как только порог его кабинета переступил Жабин.
– Все в лучшем виде, то есть в котором Вы просили, Орест Павлович, – отчитался с ухмылкой «жених» и, достав из кейса стопку фотографий, выложил их на стол.
Каменный, надев с неприсущей ему ловкостью очки, удивился искусству фотошопа и бросил на Клима благодарный взгляд.
– Не отличить от настоящих, – сказал он и на миг повернул голову к окну. – Этот голодранец цветы поливает. Но прежде, чем ты отправишься к нему, возьми для лучшего настроя свой куш – десять процентов.
Каменный откуда-то из-под стола, недовольно сопя, вынул поочередно несколько пачек пятитысячных купюр. Их тут же стал поглощать похожий на разинутую голодную пасть широко открытый дипломат Жабина, но последняя пачка выскользнула из его руки.
– Ну и хватка у тебя… еле за тобой успел, – молвил без нотки сарказма Каменный, любуясь, как его подчиненный склонил перед ним голову, поднимая деньги.
Тут послышался несмелый стук в дверь и после полученного разрешения на пороге нарисовалась горничная. Она сообщила, что сюда просится старая цыганка «по обоюдно важному делу». Не успел Каменный закончить одобрительный жест, как в кабинет влетела, будто принесенная ураганным ветром, незваная гостья и, нагло оттолкнув Жабина, приблизилась к столу.
– Здравствуй, дорогой хозяин! – пропела она. – Я спешила к тебе, родимому, чтобы снять порчу с твоих денег. Беру мало – всего пять процентов из общей суммы спасенных от беды ценных шелестинчиков. Иначе все в воздух превратятся, ничего не останется, даже лоскутка, – стращала она. – Вот в одной подобной вилле…
– Ты, ты что, безумная женщина, оставь мой дом, никакой порчи нет на моих деньгах, – с такой озлобленностью взвыл Каменный, словно ему на живую рану бросили горсть соли. – Пять процентов… И-и постой, ты откуда коварная женщина взяла, что у меня деньги есть?!. Выйди, выйди… Вон!!! – он так заорал, что цыганка, закрыв уши, как приведение, мгновенно испарилась. – Все на мои деньги покушаются… Иди, иди, Клим… Хоть ты не огорчай меня, исполни все, как договаривались.
Жабин, еле скрывая насмешливую улыбку, положил в ценный чемоданчик пачку фотографий и в радостном расположении духа отправился в сад. Там Юра из шланга продолжал, рассеивая радужные брызги, орошать удивительные цветы, которые были словно отражением того, что творилось в глубине его души после встречи с Аней. Он думал только об одном – будущее будет таким же неувядаемо прекрасным.
– Эй, работник! – прервал мечты юноши Жабин. – Идем со мной вон на ту дальнюю скамейку.
Когда Юра в предвкушении чего-то недоброго сел рядом с неприятным и «скользким», как жаба, типом, то Жабин вынул из дипломата стопку фотокарточек и сказал:
– Я тут, даже втайне от Каменного, собрал некое досье на твою разлюбезную Анну. У меня, не буду скрывать, тоже есть планы на нее, но чисто практические – хочу породниться с дорогим для меня человеком Орестом Павловичем. А вот ты, жалкий дворник, не имеющий никаких шансов, начинаешь тут любовь крутить. Мне стало жалко тебя, глупого и наивного, а еще – слепого. Ты за своей надуманной романтикой не видишь, что происходит у тебя под носом... Вот, сам полюбуйся, что Анна – не ангел. Посмотри, сколько у нее было и есть поклонников, и кто она на самом деле, – Жабин демонстративно потряс пестрым фотодосье. – Только о том, что я тебе показывал эти фотки, ты ей не скажешь…  Ты обещаешь?
– Д-да… – протягивая дрожащую руку, таким же вздрагивающим голосом проговорил Юра.
Он широко раскрытыми глазами стал рассматривать фотографии и непроизвольно поднялся на ноги. Юноша увидел любимую и, как он считал, целомудренную Аню прильнувшей к заросшему пожилому мужчине с толстой цепочкой на груди среди великолепного убранства элитного ресторана. Затем она на пляже стояла в обнимку с молодым человеком, обнаженное тело которого было покрыто пятнами неприличных наколок. К третьему элегантно одетому любовнику девушка прижималась у нового «Мерседеса». Следующие фотографии и вовсе иллюстрировали развратное поведение Ани. Мир вокруг юноши зашатался и потемнел, ближайший цветник стал серым и невзрачным. Юра вдруг схватился за сердце и упал навзничь.  Жабин инстинктивно со звериным оскалом моментально собрал фотокарточки и тщательно спрятал их в кейс. И только после этого он склонился над неподвижно лежащим под кустом невинных белых роз садоводом, лицо которого приобрело цвет их лепестков. Жабин пощупал пульс – он не ощущался. «Вот это удача!» – упиваясь злорадством, низкий человек бросился в дом. Каменный воспринял новость спокойно и тайно разделил радость Жабина.
– Теперь главное – сделать все грамотно, – сказал он и принялся звонить своему приятелю – заведующему больницей.
Минут через десять подъехала карета скорой помощи. Врач, которого отправил руководитель лечебного заведения, получил хорошее вознаграждение и без проволочек, отметая процедуру вскрытия, констатировал естественную смерть юного человека.
Аня, подбежав к бездыханному Юре, забилась в истерике. Ее еле оторвали от него. Врач ввел ей успокоительный препарат, и горничная тут же сопроводила Аню, захлебывавшуюся от слез, в спальню.
– Его надо завтра похоронить, чтобы не было лишних проблем с Анной и окружающими, – распорядился Каменный. – Заключение о смерти мне скоро привезут, будет «сердечная недостаточность».

***

В серый, унылый дом, в котором до трагического случая еще не успел обжиться Юра, внесли его бездыханное юное тело. Два подвыпивших неопрятных сотрудника из дешевого похоронного бюро «Последний путь» небрежно переодели усопшего в найденные в шкафу черные брюки, белую рубашку. Они уложили его в простой покрытый пятнами сучьев гроб, что неподвижно повис на двух табуретках. Слабый предзакатный лучик осветил бледно-мраморное лицо парня, которое еще совсем недавно жизнерадостно сияло.
– Вот и все… – облегченно сказал отчим Ани своему остолбеневшему напарнику и с хищным блеском в глазах разорвал на мелкие кусочки попавшийся ему в руки паспорт Юры.
Уже в потемках Каменный и Жабин вместе с работниками похоронной службы оставили, если так позволительно выразиться, жилище и отправились в особняк справлять, а точнее, праздновать поминки.
Но из поллитровки пятизвездочного коньяка они успели выпить, не чокаясь, лишь по стопке. Каменному позвонил «свой» человек из полиции и предупредил, что ночью к нему нагрянет ОМОН с обыском...
– Вот это повеселились, – сквозь зубы процедил хозяин. – Значит, так. Ты, Клим, на всякий случай все свои деньги и эти спрячь, – Каменный кивнул на стоявший у ног Жабина дипломат. – Остальное я беру на себя… И еще, – подумав, сказал он, – вот возьми, – хозяин особняка протянул заранее приготовленный новый навесной замок со вставленным в него ключом. – И закрой эту хибару мертвяка. Тебе все равно по дороге. Ключ оставь под нижней ступенькой. Все, иди, а завтра утром ко мне...
Подходя к злополучному дому, изворотливый Жабин ухватился за мысль, что лучшего укрытия для его денег, чем здесь, не найти – в нем уж точно обыск исключается.  Он, преодолевая страх, осторожно переступил порог в комнату и дрожащей рукой нащупал на стене выключатель. Блеснул свет, и в расширенных глазах вошедшего отразилось юное красивое и бледное с отпечатком детской невинности лицо покойного. Жабин быстро набросил на него покрывало. Затем он плотно завесил два окна потертыми желтыми шторами.
Тут по каким-то таинственным, не до конца исследованным медицинской наукой летаргическим или иным законам, известным и подвластным только Богу, к Юре возвратилось дыхание жизни. Он открыл глаза. Через белую пелену, легко налегавшую на его нос, пробивался свет. И тут же Юра услышал, как гром в тишине, голос Жабина, которым он безуспешно пытался заглушить собственный страх:
– В-вот так… ты в этом сучкастом ящике лежишь, поверил глупец в фейковые фото! Даже мысли не допустил, что они все смонтированы в фотошопе. Хотя тебя все равно пришил бы киллер… Ладно, мне некогда. Сейчас все денежки под матрас и быстрей отсюда.
Юра хотел пошевелиться, но страх сковал его тело хуже смерти. А Жабин потушил свет и чуть не с его скоростью удалился. Юноша пролежал неподвижно еще минут пять, до конца не понимая, что происходит, почему связан по рукам и ногам. Оцепенение сменилось ощущением слабости во всем теле. Он с усилием подтянул запястья ко рту и с болью в зубах развязал ими узел веревки. Затем, сдвинув покрывало, Юра сел и развязал ноги. Оживший покойник чуть снова не умер, когда, ощупывая свое жесткое ложе, понял, что находится в гробу. «Господи, что это, как?.. – в ужасе подумал он. – Это же, получается, они меня хоронят». Юноша уже свесил ногу, чтобы скорее оставить жуткий погребальный ящик, но тут скрипнула наружная дверь. Он, инстинктивно натягивая на себя легкую пелену, лег обратно в гроб. В комнате зажегся свет. Юра задержал дыхание, но сердце его непослушно колотилось.
– Даже не могут нормально укрыть, вот уроды, – послышался голос Каменного, который расправил мятое покрывало и по укоренившейся привычке продолжил рассуждать в голос: – Мусора сейф в моем кабинете уж точно не найдут. А эти мои ненаглядные толстенькие пачечки уже не помещаются. Куда же их положить?.. Точно – под кровать. А завтра утречком назад перенесу...
Послышался стон Каменного и брань в адрес низкой кровати. После недолгой суеты он, тяжело дыша, взвалил с оглушающим грохотом на ложе «почившего» что-то тяжелое. «Крышка, – сжалось сердце Юры, – и мне крышка… Если начнет закручивать или заколачивать – отброшу ее». Но это не случилось. Лишь сквозь щели между сырыми досками послышался глухой голос Каменного:
– Завтра заколотим и в путь, Юра. Если бы ты не умер, то все равно мне пришлось бы тебя пришить. Ты, паршивец, забыл, где твое место и раскатал губу на Анну, на мое богатство… Вот здесь, то есть там, на том свете, тебе самое место.
Щелкнул выключатель. Тревожно визгнула и стукнула входная дверь. Какое-то время Юра вслушивался в тишину, испытывая нехватку воздуха и терпя душную, а точнее, удушливую атмосферу. Наконец он осторожно поднял тяжелую крышку, уткнул ее концом в пол и с трудом выбрался из гроба, который с шумом зашатался, как лодка в шторм, и чуть не свалился на пол. На несколько секунд Юра замер. Где-то далеко завывала автомобильная сирена. Юный человек нащупал на полке фонарик, включил его и осмотрелся. От вида собственного гроба ему стало жутко. Он вздрогнул и перекрестился. Первое, что пришло в перегруженную тяжелыми думами голову парня, – это незамедлительно положить туда что-то вместо себя. На глаза попали выстроившееся на двух нижних полках старой этажерки темно-синие тома произведений Ленина.
– Все равно пылятся, – воспрянув немного духом, прошептал Юра.
Он, не теряя ни секунды, плотно уложил в гроб книги, накрыл их старым одеялом, затем – покрывалом, а сверху все приложил тяжелой, будто из свинца, крышкой. Тут же найдя дорожную сумку, Юра стал складывать в нее сначала не поддающиеся счету пачки денег Каменного, а потом втиснул в нее и наличность Жабина. «Здесь же на десять жизней, и то не истратить, – подумал он. – Эти беспредельщики не обеднеют, а я знаю, как ими распорядиться в благих целях. Это же можно…»
За окном неожиданно загромыхали автомобили, по стенам проползли лучи света фар. Юра разглядел через тонкую щелку, что образовалась между шторой и косяком окна, как к дому Каменного подкатили два полицейских УАЗа. Он, не теряя ни секунды, забрался на чердак с бесценным денежным кладом. Там, сняв с лица паутину, юный человек сел в старое кресло недалеко от фронтонного окна. Он невольно погрузился в бурный водоворот мыслей о свежем трагическом прошлом, о тревожном настоящем, о непонятном будущем и пребывал в нем, пока его не объял безмятежный сон.

3

Юру разбудил многоголосый уличный шум. Он сорвался с кресла и осторожно приблизился к окну, протирая глаза. У дома тарахтела и испускала клубы темно-синего дыма битая и покрытая пятнами ржавчины ГАЗель, которая подъехала в качестве катафалка. С неуместно проступавшей улыбкой на лице Каменный, вокруг которого вертелся нескрываемо довольный Жабин, бодро отдал распоряжение четырем работникам «Последнего пути» и вместе с ними скрылся в доме. «А если откроют гроб… может, пока не поздно выйти? – разволновался Юра. – Но ведь они меня хотели убить, да и деньги их...»
Вскоре на улицу вынесли гроб, который среди собравшейся толпы на фоне зеленеющих и дышащих жизнью деревьев выглядел еще более траурно и трагично.
– Откройте, покажите мне Юру! – заголосила вдруг подбежавшая Аня.
– Только не это, – прошептал умоляюще юноша, до боли в глазах наблюдая за девушкой сквозь запыленное стекло.
Он ее не узнавал: черная одежда и словно оттененное ею лицо, голос, пронизанный горечью и болью. Сердце юноши сжалось. Он со стороны увидел настоящую и живую любовь к нему девушки. Тут к ней подошел Жабин и, как бы сочувствуя, погладил пухлой растопыренной рукой хрупкое плечо страдалицы.
– Нет, не надо открывать, – настоятельно попросил он. – Нечего тебе, Анна, еще больше себя травмировать.
А девушка припала ко гробу и не давала его погрузить в машину. Но ее грубо и резко оттянули в сторону Каменный и его потенциальный зять.
– Быстро уезжайте и все сделайте по высшему разряду, – распорядился нервно отчим Ани.
– Да какой тут разряд, – возмутился кто-то из похоронной команды. – Заплатили по минимуму.
– Давайте, давайте не прибедняйтесь, не задерживайтесь!
Катафалк, наполовину закрыв себя темной тучей дыма, уехал, а Аня, прижимая руки к вздрагивающей груди и захлебываясь от слез, остолбенело смотрела ему вслед. По строгому жесту руки Каменного к девушке подбежала горничная и увела ее домой. Стали расходиться и соседи, обронив скорбно:
– Такой молодой…
– Ему бы жить да жить…
– Как жалко, как жалко…
Лишь хозяин особняка и Жабин остались на месте.
– Слава Богу, наглый сопляк больше нам не помеха и с обыском все обошлось… – оглядываясь по сторонам, сказал Каменный. – Этот дом, Клим, если женишься на Анне, оформлю на тебя. Так сказать – мое приданое. А пока ты иди домой, отдыхай… А я еще зайду, – он кивнул в сторону жилища, – нужно кое-что посмотреть.
– Спасибо Вам, Орест Павлович. Я все сделаю, чтобы дом… то есть Анна была моей. Не знаю, как Вас благодарить за такую щедрость… А-а сейчас мне тоже нужно туда, – затанцевал на месте Жабин. – Я там спрятал, – он осмотрелся, – ну сами понимаете.
– Я, представь себе, тоже…
И Каменный со своим прыгающим от счастья напарником поспешил в дом. А через минуту-вторую Юра услышал, как комнату, где еще недавно находился гроб, начали сотрясать стуки и дикие вопли… Казалось, что там устроило дебош некое адское стадо демонов. И только после небольшого затишья сквозь дыры, что образовались вокруг осыпавшегося дымохода, просочился истерический голос Каменного:
– Стоклятая цыганка со своей порчей! И в самом деле, ничего не осталось.
Тут же донеслось вовсе не похожее на мужское всхлипывание Жабина.
– Да как же это возможно, чтобы деньги исчезли бесследно, – заскулил он. – Я-я не верю в этих цыганок, порчу. Порча!.. Она что голодная корова, что вдруг сожрала деньги и даже не подавилась…
– Но не покойник же их забрал с собой! Клим, будь серьезным!.. Здесь больше никого не было. Я как ушел отсюда, так направил камеру на дом. Никто не приходил. А порча – тут как тут. Ой, что-то сердце заболело…
– Так, может, через окно? – не обращая внимание на недомогание Каменного, предположил Жабин.
Непрошенные гости до мелких пылинок осмотрели оконные рамы – они были наглухо закрыты. Еще больше озадачившись безвозвратным исчезновением богатства, Каменный и Жабин начали уныло во всех подробностях обсуждать новую прибыльную сделку, как некую компенсацию потерям. Юра с ужасом услышал, как «шеф» поручил своему подчиненному взять в схроне на территории полуразрушенной фабрики по улице Дзержинского партию наркотиков и сбыть по налаженному каналу. Также Каменный стал обговаривать с Жабиным, как увеличить поставки белой отравы. При этом голоса преступников наполнялись оптимистичными нотками. Расставив все точки над «и», они покинули дом. «Все у них везде схвачено, раздавят, как муху, и не задумаются, – осознавал Юра. – Второй раз они такой оплошности не допустят – не воскресну уже… Но ведь теперь они возьмутся за Аню…»
И действительно, в особняке Каменный тут же повелел, а вернее, приказал Жабину, не откладывая, отправляться к Ане.
– Самое подходящее время утешить ее, – с блеском в глазах сказал он.
А сам, закрывшись в кабинете, с замиранием сердца проверил свой особый тайник. Деньги были в сохранности. «Сюда, значит, даже порча не добралась, не по зубам ей», – похвалил он сам себя за изобретательность. Каменный включил компьютер и, пока тот загружался, стал решать неотложные дела по телефону…
А Жабин, расставшись с хозяином, постучался к Ане.
– Войдите, – послышался равнодушный и вялый голос.
– Анечка, мне очень жаль, что так получилось, – осторожно переступая порог, сказал Жабин и блеснул по-лисьи лукавыми глазами. – Но жизнь продолжается.
– Жизнь… жизнь без него… без Юры… – сказала в ответ Аня.
– У тебя есть я, я буду всегда рядом.
– Ты, ты… – поднялась с кровати Аня, – что ты сделал с Юрой?.. Что ему сказал? Почему он пал замертво именно во время встречи с тобой?.. Я тебя видеть не желаю! – она, утирая слезы, указала Жабину на выход.
От ее колкого взгляда Клим невольно попятился и быстро закрыл дверь с обратной стороны. Скрипя зубами, он бросился жаловаться отчиму.
– А ты чего хотел, она не в себе, – сказал недовольно Каменный. – Еще немного и успокоится, даже не вспомнит этого оборванца, что толку по покойнику убиваться. Вот моя жена, ее мать, умерла, ну и что – погрустил немного и все. Если Анна соберется на улицу, я тебе тут же дам знать. Ты уж присмотри за ней. И давай поактивнее… Но, – он пригрозил указательным пальцем, – не забывай о делах. Надо нам пополнить съеденное этой проклятой порчей… Это же какая сила… Я вычитал в интернете, что приходит порча тогда, когда деньги роняют. А ты вчера, безрукий, обронил целую пачку…
– Орест Павлович, да, да это же бред. Я все равно не верю во всякое там потустороннее. Двадцать первый век на дворе. К тому же у меня никогда деньги не пропадали…
– Значит, по-твоему деньги испарились?.. Ладно, давай за дела… Я только что договорился о двойной поставке… Поэтому возьми сразу две упаковки и с деньгами пулей ко мне.

4

За приоткрытым окном второго этажа о чем-то радостном и прекрасном пел птичий хор. Словно руку помощи протягивала душистую ветку стройная нарядная береза. Но Аня, оградившись от внешнего оживленного мира, сквозь туман слез смотрела только на фотографию Юры. Его голос из памяти все повторял ей: «Аня, я тебя люблю»…
А Юра в это время на душном чердаке, вспоминая армейский наблюдательный пункт, зорко следил за виллой. Он хотел отправить Ане эсэмэску, но тут же отбросил эту безумную мысль, понимая, что девушка сообщению не поверит, да еще скажет отчиму… Поэтому юноша смотрел в сторону особняка – особенно на толстую металлическую калитку, начиная подозревать, что заметная вмятина на ней образовалась от его пристального взгляда. Юра с раздражением наблюдал, как от Каменного вышел, вопреки погожему дню, хмурый Жабин, как он вскоре вернулся с кейсом и с довольной миной на лице снова удалился. И вот наконец серебристую дверь у ворот открыла Аня. Она была одета в длинное черное платье. Даже природные смолистого цвета длинные волосы выглядели траурно, обвивая скорбное, опухшее от слез лицо. Утренние солнечные лучики, пробиваясь сквозь ветки разлогих тополей, напрасно старались подбодрить Аню. Она, как ходячая мумия, медленно прошла мимо дома Юры. Юноша стремглав спустился с чердака и стал быстро собираться. Он был рад, что взял с собой на память разные принадлежности грима, который в недалеком прошлом использовал для выступлений в сельском доме культуры.
Юра со знанием дела надел черный парик, пляжные очки, наклеил усы, бороду и, на миг задержавшись у зеркала, через окно покинул дом. Он пробежал, приминая высокую траву, между старых ветвистых яблонь сада и проскользнул сквозь дыру в прогнившем и покосившемся заборе. Миновав узкий проулок, юноша очутился на улице, по которой шла Аня. Он, не спеша, направился вслед за ней. Девушка остановилась у церкви, трижды перекрестилась и некоторое время, подняв голову к сверкающим на солнце куполам, стояла неподвижно. О чем-то подумав, она вошла в храм. «Скорее всего, – предположил Юра, – Аня пошла договариваться со священником об отпевании. Если не станет меня слушать, придется рисковать – самому встречаться с отцом Феодором и все объяснять. Батюшка должен мне поверить…» Через несколько минут, показавшихся юноше вечностью, на паперти появилась девушка. Она перекрестилась и с поникшей головой свернула в проулок, который вел к новому кладбищу.
Там Аня остановилась у свежей могилы. Юра, не чувствуя от волнения под собой земли, стал приближаться. У места «захоронения» сердце юноши похолодело: на табличке, приколоченной к отесанному кресту, чернела надпись с его фамилией, именем и отчеством. «Я же только по Божьей милости не там», – подумал Юра и вздрогнул, ощутив всем естеством сырое зловещее дыхание могилы.
Аня, услышав шорох шагов, оглянулась. А юноше неудержимо хотелось подбежать к девушке, обнять и утешить любимого и самого дорогого, убитого горем человечка.
– Аня, Анечка, ты только не пугайся… ты… ты только выслушай спокойно меня, – ласково и нежно просил он.
– Что, что вам надо? – отпрянула девушка.
Юра, взявшись за бороду, намеревался снять с себя несносную и противную маскировку, но, осмотревшись, опустил руку – невдалеке на дороге у шикарной «Ауди» стоял Жабин и недвузначно манил рукой Аню.
– Аня, ты только не пугайся, задержись, пожалуйста, – продолжал умолять растерянный юноша. – Юра не умер, он живой, я тебе сейчас все объясню…
Однако Аня со страхом в глазах обошла странного незнакомца и стала удаляться.
– Аня, это же я, Юра, я живой, я просто не могу сейчас снять грим!.. – в отчаянье крикнул юный человек.
А девушка только ускорила шаг и спустя минуту уже садилась в машину Жабина.
– Отвези меня, пожалуйста, домой, а то какой-то ненормальный ко мне пристал, назвался Юрой, – всхлипнула она.
– Да уж точно у этого бомжа крыша поехала… – сказал Жабин. – А ты больше туда не ходи. Все равно уже ничего не изменить, только сердце надорвешь…
Аня утерла слезы. Как Жабин не старался ее разговорить, выискивая в своем скудном лексиконе подходящие слова, девушка даже не пошевелила сухими губами, а только смотрела мутными глазами на город и безумно искала среди прохожих Юру.
Доставив Аню домой, Жабин бросился к Каменному и обо всем, что случилось на кладбище, ему подробно поведал.
– Да там много всяких придурков шатаются, – сказал Каменный, который и без этого был в очень скверном настроении.
К нему сразу после того, как Жабин оперативно принес «выручку» и так же быстро удалился, заявилась на этот раз молодая цыганка и, пугая повальной порчей, потребовала целых десять процентов. Иначе, уверяла она, все сбережения пропадут и превратятся в воздух. Каменный, рассчитав на калькуляторе проценты, дрожащей рукой вручил «чародейке» огромную сумму денег. Непрошенная гостья под угрозой повальных бедствий запретила о ней рассказывать. Еще она высокомерно и строго предупредила, что если ее не станут впускать в дом, то все в особняке пойдет прахом. У Каменного язык, словно удлинившись, «чесался» поделиться неприятностями с Жабиным, но паническая боязнь потерять все огромное состояние не позволяла хозяину проронить ни слова. Он продолжал говорить о текущих делах:
– А то, что этот бродяга напугал ее, – хорошо. Отпадет охота на кладбище ходить. Ладно, хватит лирики. Я тебе, как и обещал, скоро переоформлю дом этого жмурика Юры. У него, я перепроверил, прямых наследников нет, так что по документам я буду самым родным, – Каменный еле заметно ухмыльнулся. – Вот тебе ключи, можешь сходить осмотреть свои, то есть, ваши с Анной апартаменты…
«Как только получу "Свидетельство" на эту халупу, так сразу ее продам, здесь только одно место миллионов стоит…» – подумал Жабин и с этой мыслью поспешил к дому. Он бережно открыл замок и – как полноправный хозяин – важной походкой прошел в здание. А Юра в это время, потеряв бдительность, снял грим и уселся на стуле за столом. После неудачного разговора с Аней он, приходя в себя, обдумывал, как лучше решить сегодня же не терпящие отлагательства дела. Тут в комнату распахнулась дверь, и порог переступил, замерев на месте, Жабин. Нижняя челюсть у него сначала отвисла, затем застучали его кривые зубы, глаза гостя превратились чуть ли не в висящие за окном на ветке яблоки «Белый налив», лицо побледнело. Он протянул руки перед собой, как бы защищаясь. Юра от неожиданности вскочил со стула и сказал первое, что пришло ему в голову:
– Что, принес фотографии, сделанные в фотошопе?! Так меня теперь этим не доконаешь, я уже – покойник… Будешь приставать к Ане, заберу с собой, – а вспомнив когда-то сыгранную в сельском ДК роль привидения, продолжил: – Иди сюда, потрогай мои холодные руки, – с этими словами Юра в плохо освещенной комнате поднялся и вышел из-за стола.
– А… а… а… не… не… нет… – вырвалось из перекошенного рта Жабина.
Он метнулся назад и упал, задев непослушными ногами порог, затем вскочил и, продолжая издавать не свойственные человеку звуки, открыл спиной дверь в коридор. В окно Юра видел, как Жабин, хватаясь за голову, понесся в сторону своего дома. Вскоре будущий зять Каменного колотил кулаками в дверь, которая была заперта изнутри, ибо там хозяйничала его очередная «гражданская» жена. Когда та открыла, то Жабин перепрыгнул через порог и молниеносно захлопнул дверь, защелкнув ее на все три замка. Он подвинул тумбочку к двери и заблокировал ее, затем бросился в большую комнату, в которой на четвереньках залез под стол.
– Ва-ва-варя, – плачевно заголосил Жабин, – посмотри в окно. Там покойника не видно?.. И-и закрой шторы. Он где-то рядом…
Вдруг из телефона, что приютился в кармане его брюк, грянула заставка-песня «От меня не убежишь...» Жабин еле вынул дрожащими руками мобильник. На связи был Каменный.
– Помогите, спасите, Орест Павлович, он за мной шел, покойник меня преследует, – завопил хозяин дома, и дальше в трубке слышались только истерические неразборчивые причитания.
Через несколько минут ошеломленный Каменный стучался в дверь дома Жабина.
– Пришел… Покойник! Спасите! – заорал Жабин.
– Так это же твой шеф, Каменный… – пробовала успокоить его сожительница.
– Открой, открой ему, но посмотри, посмотри, нет ли там молодого мертвяка.
– Я не могу, он же узнает…
– Открой! – Жабин заорал так, что Варвара и сама не поняла, как отодвинула неподъемную тумбочку, щелкнула замками и распахнула дверь.
Каменный вошел в дом, но даже не взглянул на прикрывшую рукой лицо Варвару, а сразу понесся в большую комнату и там раздраженно крикнул:
– Ты с ума сошел, Клим, ты зачем под стол забрался?!
– О-орест Павлович, спасите, помогите! Юрий вернулся, покойник! Он идет за мной. Позвоните в полицию. Пусть направляют сюда полицейских, лучше с автоматами.
– Все, крыша поехала, надо звонить… – сказал Каменный, обращаясь к Варваре.
Та от растерянности опустила руку, и Каменный сразу узнал в ней наглую «молодую цыганку».
– Это, это ты… это вы меня обирали… – пришел в бешенство Каменный. – Ах вы, паразиты. Но теперь тебе, гад, предатель, там будет самое место…
Каменный выбежал на улицу и набрал заведующего психбольницей. Уже через несколько минут Жабина выводили из дома два санитара. Он покорно шагал, не сопротивляясь, а только боязливо смотрел по сторонам и просил приставить к нему вооруженную охрану…
Каменный шел домой с низко поникшей и тяжелой головой. «А я еще ему хотел дом Юрия переоформить, – кипел он от ярости. – Чокнутая гнида, вошь. Ты у меня из психушки не выйдешь. Юра, видишь ли, ему привиделся…»
Каменный поравнялся с домом своего бывшего работника. Он постоял немного, вытирая со лба пот и браня себя, что забыл забрать у Жабина ключи от жилища. Но тут он увидел под ногами острый гранитный камень. Схватив его, Каменный подбежал к двери и яростно ударил по замку, который упал ему на ногу. Он обозвал железку не вошедшими ни в один приличный словарь словами и, швырнув в высокую траву камень, прошел медленно во внутрь дома. В прохожей, где небольшое окошко было завешено шторой, царил сумрак. Отчим Ани услышал в гробовой тишине стук своего сердца и прижал руки к нему, боясь, что оно вырвется из груди. «Нет, нет, покойники не возвращаются, нет», – успокаивал он себя и сделал еще шаг. Вдруг на него откуда-то сверху свалилось живое существо. Каменный не своим голосом вскрикнул и отскочил к двери. Он лишь успел увидеть, как что-то, как ему показалось, огромное и черное с белыми рогами спрыгнуло с него и тут же исчезло, растворившись в полутьме комнаты. В ушах его застряло что-то похожее на «ряв» или «няв».
Каменный, больно ударившись правой лопаткой о дверной косяк, стремглав пустился наутек. Он не помнил, как оказался в своем особняке. Услышав странный грохот шагов, испуганные Аня и служанка вышли ему на встречу. Казалось, что он не то что повстречался с потусторонней силой, но и сам с того света вернулся, столь мертвецким выглядело его лицо. Каменного лихорадило.
– Ряв, мяв… – отозвался он и, все же взяв себя в руки, добавил: – Там бес, нечистая в этом испорченном доме покойника. Прямо с неба на меня…
– Так, так демоны ведь не там, – указав пальцем вверх, молвила горничная. – Они, говорят, снизу, из преисподней появляются.
– Ду… дур-ра ты! – вспылил Каменный. – Я тебе, я вам говорю – сверху… весь черный, с белыми рогами, вот такой, – он развел руки до упора в стороны. – Больше в этот дом ни ногой. Ох, ой…
Каменный рухнул на диван, застонав от боли в ушибленной лопатке. Его грудь вздымалась от волнения. В это время с огромного плазменного экрана телевизора началась трансляция городских новостей, которые хозяин никогда не пропускал. Диктор вдруг сообщил информацию, что привлекла внимание Каменного, находившегося даже в этом умопомрачительном состоянии, а не меньше – и Ани. Мол, некий человек, пожелавший остаться инкогнито, пожертвовал огромную сумму денег на операцию мальчику семьи Соколовых и девочке семьи Ивановых. Известно лишь, что у него длинные черные волосы, борода и усы, а еще – черные солнцезащитные очки.
– Это же они ко мне обращались, – сказал углубленный в раздумья Каменный. – Слышишь, Анна, какие деньжищи этот странный незнакомец отвалил. Кто же он такой? Вот бы тебе такого жениха, – воспрянул он духом. – А то сегодня Жабина, гада, в дурку увезли.
Аня, краем уха слушая Каменного, размышляла: «Это же он, тот самый незнакомец, что был у могилы. Помог тем детям, о которых я рассказывала только Юре. Но он же умер… Тогда почему тот бродяга на кладбище назвался Юрой? Господи, помоги, неужели я схожу с ума? Как это возможно – усопшие до времени Страшного суда не воскресают…»
– Анна, ты чего молчишь, – прервал раздумья девушки Каменный, – вот какой тебе жених, говорю, нужен. Хватит в девках ходить. Я тебя еще этот последний год доучу и уж, будь добра, устраивай сама свою жизнь.
– Я уже готова перевестись на заочное отделение и устроиться на работу.
– Куда? – прервал ее Каменный. – В теплицу, цветы выращивать за пятнадцать тысяч рублей?
– Но я люблю это дело.
– В общем так, я попробую узнать о появившемся в нашем городе богаче. Может, приглашу его к себе. А ты уж не оплошай… Мне нужен такой помощник.
– Вот, вот тебе новый напарник нужен, а моя судьба тебя мало волнует.
– Вот как ты запела, неблагодарная.
Каменный поднялся с места. Он ушел в свой кабинет, громко хлопнув дверью. А злиться было от чего – Жабин его предал, и теперь самому нужно было выполнять всю грязную и опасную работу…

5

Юра приблизился к заметно опустевшей книжной этажерке. На верхней полке на фоне коричневых корешков трехтомника произведений Федора Достоевского приютилась небольшая фотография Ани. Вдруг юноша оторопел. «Как я мог о ней забыть, и как ее не увидел…» – подумал он, впервые за последнее время улыбнувшись. Притаившись возле карточки, на Юру маленьким черным глазом смотрела дорогая миникамера, подаренная ему в день рождения заглянувшим в город армейским товарищем. Индикатор на ней не горел, но Юра вспомнил, что включил ее перед последним свиданием с Аней, чтобы проверить. Но тогда позвонила девушка, и он, забыв обо всем на свете, ушел из дома, не выключив устройство. Юноша, поцеловав фото девушки, схватил камеру и уже через какую-то минуту на своем стареньком ноутбуке просматривал запись. К сожалению, заснятый в темноте и при тусклом свете фонарика видеоматериал о том, как он выбирался из гроба, был крайне неразборчив. Зато сюжет о сокрытии богатства преступниками наоборот, смотрелся безукоризненно. Но Юра решил эту информацию оставить пока в секрете... А вот демонстрацию беседы о криминальном бизнесе Каменного и Жабина он тут же скопировал на флешку. Юра вынул ее из ноутбука и уже собирался нести в полицию, но остановился, поняв, что это близоруко. Ведь там обязательно попросят паспорт… Молодой человек положил флешку на полку и прикрыл ее фотографией Ани. Затем в предвкушении скорой встречи с любимой, обойдя стороной виллу Каменного, отправился в красующийся неподалеку ЗАГС.
Небо над его головой хмурилось и, зависнув на высотках центра города, сеяло унылость. Но Юра, вопреки ему, взирал на окружающий мир, даже на встретившиеся неприглядные мусорные баки, светлыми и излучающими радость и надежду глазами. В таком прекрасном настроении он подошел к ЗАГСу. Из здания по ступенькам спустились нарядные и с удивительным букетом белых роз молодожены. Они в сопровождении родных и близких с шумом пронеслись мимо замершего юноши, который с доброй завистью посмотрел им вслед. Чтобы не терять лишние секунды, Юра, молитвенно пожелав в мыслях жениху и невесте счастья, живо поднялся по многочисленным ступенькам и прошел в просторное светлое фойе. Он без труда нашел кабинет заведующей.
– Здравствуйте, – негромко поприветствовал Юра солидную женщину средних лет.
Она, беззаботно и лениво откинувшись на спинку кожаного кресла, сидела за небольшим столом, загроможденным монитором компьютера, телефоном, перекидным календарем, бумагами и разными безделушками.
– Здравствуйте, – в приподнятом настроении произнесла заведующая и указала жестом на стоявший рядом стул.
Юра растерялся – он всегда неуверенно и даже подавлено чувствовал себя в чиновничьих кабинетах. Как-то взяв себя в руки, молодой человек решил говорить кратко и по сути.
– Дело в том, – начал он излагать правду, – что меня как бы похоронили, но я ожил. Я хочу, чтобы меня вычеркнули из списка умерших и выписали справку, что я живой, для получения паспорта. Я – Иванов Юрий Сергеевич. Посмотрите…
Заведующая то нервно улыбалась, то хмурилась. Затем она поднялась и, поглядывая на странного посетителя, стала перебирать некие папки на полке. Потом снова заняла свое место и уставилась в экран монитора. Наконец женщина перевела взгляд на Юру и сказала:
– Постойте, постойте, у Вас все в порядке, Вы сегодня выспались и даете себе отчет?..
– Да, да… я в здравом уме… – прорвалась вдруг смелая речь у Юры. – Я понимаю, что в мою историю трудно поверить, но это – правда. Я умер, точнее, у меня была клиническая смерть… Так сложились обстоятельства, что я ожил и тайком выбрался из гроба, а его наполнил книгами – томами трудов Ленина. И книги похоронили вместо меня… А я вот… перед вами.
– Значит, вместо Вас похоронили пустой гроб, то есть с книгами, а Вы воскресли из мертвых?.. – кисло улыбнулась заведующая.
– Точно, точно так, Вы меня правильно поняли…
– Сейчас, сейчас я начну решать Ваш вопрос, очень непростой вопрос… Вы подождите, подождите, – мягко сказала женщина и удалилась в коридор.
Юра в ожидании прекрасной развязки стал рассматривать массивные настенные часы, на циферблате которых были изображены счастливые жених и невеста. Похожие на черные указки стрелки отсчитали пять минут, десять, а заведующей все не было. И вот наконец в коридоре послышался шум. Но вместо ожидаемой работницы ЗАГСа в кабинет вломились два громилы в зеленых халатах.
– Пожалуйста, молодой человек, проследуйте за нами.
– Куда?.. как?.. – ничего не мог понять ошарашенный Юра.
Но вместо ответа здоровяки крепко взяли его под руки и вывели из кабинета мимо парализованной от страха заведующей.
Юра не успел оглядеться, как уже сидел в другом, более скромном кабинете – перед тучным, седоволосым, довольно пожилым заведующим психиатрической больницей Лиходеевым, который за сорок с лишним лет работы в заведении видел и Наполеонов, и Сталиных, и даже посланников космоса, но «воскресшего» пациента встретил впервые. Поэтому врач, прищурив глаза, внимательно всмотрелся в лицо доставленного юного человека и спросил:
– Так Вы, уважаемый, говорите, что с того света вернулись, воскресли?
– Я Вам сейчас все подробно объясню, и Вы поймете, что меня сюда доставили безосновательно…
– Конечно, конечно, мой ненаглядный…
Юра начал искренне и с надеждой на понимание рассказывать врачу все то, что излагал, как он считал, непонятливой начальнице ЗАГСа. Но его прервал стук в дверь. В кабинет заглянула медсестра.
– Альберт Денисович, здесь Жабин за выпиской, ему подождать?
– Да нет, зачем здорового человека задерживать, мы и так перед ним виноваты… Пусть войдет, я ему уже подготовил документик.
Порог кабинета переступил довольный Жабин и, не замечая Юру, приблизился к врачу, который уже держал в руках выписку. Но тут реабилитированный пациент нечаянно взглянул в сторону – ему стало любопытно, кого доставили. Вдруг Жабин, как ошпаренный, отскочил в сторону, забился в угол и, закрываясь руками, заорал:
– Спасите, спасите!.. Он нашел меня… Покойник здесь… Уйди, уйди!.. – он стал размахивать руками и рыдать, заливаясь слезами.
Прибежали санитары, набросили на бьющегося в истерике Жабина смирительную рубашку и увели.
– Вот, Жанна, – сказал заведующий, – следует пристальнее наблюдать за пациентами и не торопиться с выписками, а то вот, сами видите…
– Простите, Альберт Денисович, недосмотрела.
– Что ж, юноша, – переключился врач снова на нового пациента, – у нас здесь больница хорошая, лучшие специалисты. И палату мы Вам подберем достойную…
– Как палату? – Юра засуетился на стуле. – Вы послушайте, выслушайте, пожалуйста, меня… Вы даже личность мою не установили, – хватался за последнюю соломинку молодой человек.
– Я Вас еще послушаю, не один раз послушаю, без сомнения. И личность Ваша никуда не денется… Главное, чтобы Вы лечились и выздоравливали.
Врач нажал кнопку, и в помещение вошли те же усмирившие Жабина санитары. Юра, впечатленный профессиональными действиями этих работников, беспрекословно покорился им. Его ввели в небольшую унылую палату, окно которой закрывала частая толстая решетка. Там его встретил худощавый и сутулый пожилой человек, который измерил гостя строгим взглядом.
– Вот тебе, профессор, доставили напарника, ты его здесь просвети как следует, – сказал насмешливо один из санитаров обитателю тихого помещения.
И тут же толстая дверь захлопнулась.
– Здравствуйте, – молвил Юра незнакомцу.
– Здравствуйте, студент. Что такое теория и практика Вы выучили?
– Нет… да… – замешкался от неожиданности Юра, который недавно, работая у Каменного, прочел познавательную книгу «Библиотека садовода. Теория и практика».
– Нет, не хотите Вы учиться. Я Вам все отдаю: время, здоровье, а Вы не желаете постигать знания.
Больной сел на табуретку, отвернулся к окну и заплакал. Вскоре он повалился на кровать и уснул. Юра был далеко не робким парнем, но всю его сущность сковал панический страх. «Камера, живая могила, – отразилась в его мыслях жуткая действительность. – Что же делать? Господи, помоги, Господи, подскажи, что делать...» Он растерянно смотрел сквозь решетку на зеленую крону березы, уткнувшуюся в серые непроглядные клубы туч. Сквозь открытую узкую форточку юноша слышал, как поют птицы о свободе, которой он лишился. «И зачем я обратился в этот ЗАГС? – терзал себя Юра. – Если Аня не поверила, то что говорить о них всех… – Он с дикой тоской взглянул на немую, напоминающую тюремную дверь. – Главное, не пасть духом, не опустить руки… Но как?..» Все его душевные переживания и муки были вызваны одним опасением, что не успеет встретиться с Аней, и Каменный отдаст насильно ее замуж за одного из своих собеззаконников.

***

Плохие предчувствия неспроста разъедали душу Юры. Каменный, не найдя «богатого незнакомца-благотворителя», пригласил к себе в гости своего давнего иногороднего знакомого, который чуть ли не годился ему в ровесники.
– Радуйся! Сегодня придет идеальный жених для тебя, Николай, – сообщил Каменный Ане. – Денег у него немерено. А любовь – дело наживное, стерпится и слюбится.
– Я Вам не вещь, я – человек… Отпустите меня. Я Вас не побеспокою, денег не попрошу. Только дайте мне жить самостоятельно.
– Ты, глупая, тупая девка, не знаешь, что такое настоящее счастье. Я тебе уже приводил пример, когда покупают вместо желанных трех – две сосиски… Бедность – горе, а богатая и сытая жизнь – счастье. К тому же у меня должны быть родственники не нищеброды, а богатые…
– Тебе нужны только деньги, как этому раджи из «Золотой антилопы»… Вспомни!
– Денег, доча! – сердито перебил Аню Каменный, – много не бывает, их, поверь моему опыту, всегда не хватает.
– Отпусти меня, я не рабыня.
– Ты смотри, какой пролетарский слог у нее прорезался... Послезавтра – в ЗАГС с достойным женихом. Все, хватит глупости болтать. Я тебя на всякий случай затворю, а когда прибудет жених, открою. Принарядись. Ты должна понравиться Николаю. Попробуй только ослушаться меня… – гневно пригрозил отчим.
Вскоре Каменный, что было не в его правилах, сам вышел из кабинета в гостиную и лично радушно встретил важного гостя. Это был невысокий, довольно упитанный пожилой мужчина.
– Вот тебе в качестве приданого, – сказал он и протянул Каменному красивую шкатулку. – Здесь драгоценные камни. Помню, ты их обожал…
– Спасибо, кореш, – Каменный открыл шкатулку и воссиял, как сами драгоценности. – Вот так ущедрил! Но я тоже слово держать умею. Сейчас представлю в ответ тебе свое бесценное сокровище – Анну. А ты тут располагайся...
Минут через пять Каменный с неугасающей улыбкой, одетый в новый серый костюм, привел Аню, на которой было дорогое вишневое платье, к заставленному изысканными блюдами и элитными напитками столу.
Мужчины выпили по первой стопочке, по второй. Гость начал, не жалея эпитетов, хвастаться перед Аней, какая у него царская вилла на Кипре и как он осыплет девушку золотом. Каменный незаметно удалился в кабинет и оставил Николая наедине с Аней. Гость, почувствовав себя полноценным женихом, а точнее, властелином девушки, вышел за рамки приличия и попытался ее обнять. Аня не сдержалась и ударила наглеца по лицу, а сама убежала и закрылась в комнате. Она еще долго не могла остановить слез… «Я любила и всегда буду любить только одного человека – Юру», – шептали ее просоленные слезами губы.

6

Юра в эту ночь не мог уснуть. За окном развеялись тучи, на затворника равнодушно смотрела полная луна. Ее холодный свет тревожил душу, напрасно пытаясь осветить те сокровенные глубины, где под тяжелым спудом боли и страдания затаенно теплился неугасаемый огонек любви. Юноша сквозь угнетающе черные полосы решетки взирал на ясное манящее безграничным свободным простором небо и переполнялся неотступным желанием – выбраться из этой невольничьей спецбольницы. «Может, сказать заведующему, что я вовсе не умирал, а придумал все в состоянии временного помрачения? – искал он выход. – Но это только подтвердит диагноз, и врач оставит все, как есть. А времени нет… Что же делать?..» С этой мыслью юноша уснул. Утром его растолкал сосед по палате:
– Пора, пора на пары, студент, поднимайся, лодырь.
– Так сегодня выходной, – сказал Юра, лишь бы душевнобольной отстал от него.
– Не хотите, не хотите получать знания, все бы спали да бездельничали. Забываете, что учение – свет, а неучение – тьма.
– А вы давно в этой психушке находитесь? – пропустив сквозь уши «наставление» так называемого профессора, спросил Юра и с ужасом подумал: «А что если и меня здесь превратят в „профессора“ или какого-нибудь „живого мертвеца“».
– Здесь, здесь не психушка, – расплакался, как малый ребенок, сосед, – здесь моя кафедра. Всегда я здесь… – и стал вытирать слезы рукавами полосатого халата.
Тут дверь отворилась, и женский голос позвал на завтрак. В небольшой компактной столовой пожилая повариха c большим шрамом на щеке разносила и ставила на столы тарелки с молочным супом. Юре она была знакома – видел в местном храме. И тут, не Господь ли подсказал ему мысль: позвать к себе под предлогом исповеди настоятеля церкви отца Феодора, с которым встречался по неотложному делу, долго беседуя. «Священник единственный, кто мне может помочь», – затеплилась надежда в уме и сердце юноши. Он подошел к поварихе и попросил ее позвать к нему батюшку.
– Хорошо, хорошо я передам ему, – добродушно пообещала женщина.
Юра ждал. Прошло полдня, медики приносили и заставляли пить лекарства, от которых ему становилось плохо, а отца Феодора все не было. Вместо этого юношу вызвал к себе заведующий.
– Вы, мой родной, меня, старика, огорчаете! – сказал со строгостью в голосе он. – Ко мне не обратились… за моей спиной самовольничаете… Благо, что здесь и у стен есть уши.
– Простите, но я ведь имею право на встречу со священником. Позовите, пожалуйста, ко мне отца Феодора.
– Мне здесь еще попов не хватало. Тут закрытое учреждение. Никому нельзя вмешиваться в особый режим лечения. Скажите лучше, разлюбезный, как Вы себя чувствуете, что мне можете сказать о своем воскрешении?
– Я не воскресал…
– О это уже хорошо. А умирали ли Вы?
– Я как бы умер… Я Вам сейчас все объясню.
– А это уже не хорошо, – прервал Юру заведующий. – Идите, идите и спокойно лечитесь. Пока ничего утешительного.
Последняя ниточка была оборвана.
После обеда пациентам разрешили прогулку. Юра бродил по аллеям между невысокими, замершими в стройных шеренгах тонкими туями весьма ограниченной территории. Везде на него пристально смотрели камеры. Он поднял глаза на колокольню храма. Церковь была совсем рядом. Но как к ней добраться, юноша не знал. «Никогда нельзя терять веру, надежду и любовь», – еще очень свежими были в памяти слова отца Феодора. И Юра стал произносить Иисусову молитву.

7

Аня рассматривала фотографию Юры нежным взглядом, с отвращением и содроганием вспоминая навязанного столь соответствующим своей фамилии отчимом жениха. Тяжело вздохнув, она взяла телефон и позвонила доброй подруге матери – игуменье местного монастыря Екатерине. Излив ей свою исстрадавшуюся душу, девушка попросила:
– Матушка, возьмите меня в свою обитель. Я готова все делать, лишь бы укрыться от всего этого кошмара, жестокого мира и постоянно молиться за Юру у алтаря.
Игуменья, утешив по-матерински Аню, сказала, что двери монастыря всегда для нее открыты. Матушка Екатерина хотела еще о чем-то важном поговорить, но в комнату ворвался взбешенный Каменный, и девушка выключила мобильный телефон.
– Анна, ты что творишь, неблагодарная, – набросился он на падчерицу. – Я тебе такого богатого жениха нашел! Теперь он, обиженный, в гостинице... Еще терпит и закрывает глаза на твою выходку. А за него, к твоему сведению, была готова выйти замуж даже мисс России.
– Хоть принцесса. Мне все равно. Он мне противен и вообще мне никто не нужен после смерти Юры… И замуж я не выйду… – дрожащими губами молвила Аня. – Я решила уйти в монастырь.
– Куда?.. Ты что совсем обезумела и от рук отбилась! – вспылил Каменный. – Я долго терпел твои выходки. Но все, мое терпение лопнуло. Я сейчас приглашу для тебя, монашеньки, двух ангелов. Они тебя сопроводят в райское местечко. Запомни и заруби себе на носу: будешь там до тех пор, пока не образумишься и не скажешь, что согласна выйти замуж за Николая.
Затрясшись от ярости, отчим оставил комнату Ани и сделал то, что девушке и в кошмарном сне не могло пригрезиться. Он, позвонив заведующему психиатрической больницей, повелел, а точнее, приказал ему забрать к себе падчерицу в «воспитательных целях», не дав ей переодеть домашний цветастый халат.
Вскоре Аню – словно под конвоем – два здоровяка доставили в заведение, само название которого прежде вызывало у девушки страх. Ее, скованную ужасом, санитары вели коридором, стены которого имели приятный светло-зеленый цвет и хранили не испытанно тревожную тишину. Санитары остановились у двери под номером «7» и открыли ее.
– Проходите, – неживым, как у робота, голосом повелел один из них Ане.
Девушка переступила порог небольшой палаты и услышала, как за спиной захлопнулась дверь. Первое, что бросилось в заплаканные глаза девушки, было решетчатое окно. «За что он со мной так – по-фашистски?» – мелькнула в ее бедной голове, отзываясь болью в сердце, мысль. Девушка перевела взгляд на двух пациенток, одетых в светлые халаты в полоску. Одна из них, полнотелая пожилая женщина, сидела на кровати и, смотря на Аню, не переставала улыбаться. На руках она почему-то держала небольшую куклу-принцессу Барби. Вторая незнакомка, на вид того же возраста, худощавая, с хмурым лицом стояла и сверлила девушку злыми глазами. «Первая» приветливо и даже ласково спросила:
– А ты будешь со мной играть? Рае некогда качать Вареньку… – она посмотрела на соседку.
– Н-не знаю… буду, наверно… – растерянно прошептала Аня.
– Итак, сестры, послушайте святое слово, – строгим голосом заглушила безобидную женщину Раиса. – Никакой Церкви нет. Она не нужна. Обращайтесь к Всевышнему, он вам дарит рай…
– Простите, – забыв, с кем общается, Аня не смогла примириться с распространенной ложной сектантской трактовкой Св. Писания, – но в Святой Библии говорится, что Иисус Христос создал Церковь и врата ада не одолеют ее, что царство Божье силою берется…
– Ты, грешница, зачем ты прервала мою проповедь?! – обиженно вскрикнула, видимо, потерявшая ум в одной из тоталитарных сект Раиса. – Вот Галя меня каждый день внимательно слушает! Она будет в раю, а ты в ад пойдешь…
И далее она обрушила на девушку целую лавину злых угроз. К воплям больной добавилось рыдание Галины, которая испуганно прижала к груди куклу. Аня, закрыв дрожащими руками уши, испуганно посмотрела на массивную непробиваемую дверь. К счастью и удивлению, она тут же открылась. Вошедший санитар, не обращая внимания на обострение психоза давней пациентки, жестом руки указал девушке на выход. Аня, спасаясь от явного кошмара, поспешила в коридор.
Вскоре ее в своем тихом кабинете встретил заведующий психбольницей Лиходеев.
– Вы такая милая девушка, – с наигранной строгостью сказал он, – а больную довели до нервного припадка с судорогами. Простите, но если такое повторится, то мы будем вынуждены закрыть Вас в одиночную палату для буйных…
Врач продолжал стращать Аню, но та его больше не слышала. «Одиночная палата, – углублялась она в раздумья. – Это – почти как келья. Я смогу там укрыться от всех невзгод и спокойно молиться…»
– Я очень хочу… прошу Вас, Альберт Денисович, определите меня в одиночную палату, – вдруг прервала девушка монотонную профессиональную речь главного психиатра.
Он поднялся на ноги и снова опустился в кресло.
– В-вы меня пугаете, милое создание… – тихо молвил заведующий. – Я здесь всякое видел, поверьте мне, но чтобы проситься в одиночную… Может, Вам все-таки Ореста Павловича набрать, – он вынул из кармана старенький мобильник.
– Не надо. Пожалуйста… – отказалась мертвецки бледная девушка.
– Тогда… – недоуменно, о чем-то напряженно думая, молвил врач, – тогда продолжайте жить по нашему расписанию. Сейчас, кстати, прогулка…
Вскоре юная невольница вышла во двор, равнодушно рассматривая скудный оазис свободы.
– Аня, Анечка, – вдруг послышался тихий знакомый голос.
Девушка вздрогнула. Она увидела стоявшего у небольшой пышной туи молодого человека, похожего, как две капли воды, на Юру. Она оторопела, казалось, что даже ее взгляд застыл.
– Аня, это я, я живой… – сказал парень.
– Как, ты же… Вы, Вы со мной так не шутите, – в глазах девушки засверкали, отражая свет знойного солнца, слезы.
Она чуть попятилась. Юра подошел ближе, взял нежно девушку за дрожащие руки и ласково добавил:
– Анечка, у меня была клиническая смерть. Я в эту первую ночь проснулся и выбрался из гроба, а туда положил книги. Ты же видишь… это я…
– Юра, Юра, Юрочка, – шептали ее губы, – я точно схожу с ума. Но этого не может быть…
– Я, это я, родная, любимая моя, Аня.
Парень и девушка припали друг к дружке, привлекая внимание необычно любопытной публики. Пациенты живым венком окружили их.
– Аня, ты почему, почему здесь? – чуть отступив от девушки и рассматривая ее, спросил Юра.
Аня вкратце поведала Юре свою драматическую историю. А молодой человек изложил ей хронологию пережитых ужасных и сверхъестественных испытаний, а также сказал о преступлениях Каменного и Жабина. Затем с надеждой добавил главное:
– Анечка, в моем доме случайно оказалась включенной камера и все, что происходило там, она записывала. Все это содержится на флешке. Она находится на верхней полке этажерки под твоей фотографией. На ней компромат на твоего отчима. Это – спасение для тебя, для нас.
Вдруг перед ними нарисовался не похожий на себя, растрепанный, неопрятный, смотрящий дикими мутными глазами Жабин.
– Покойник, покойник и она с ним! Нужно спасаться… Нельзя здесь оставаться. Бежать, бежать! – пятясь, лепетал он, а ударившись спиной в фонарный столб, повернулся и скрылся в здании.
– Меня отправлять в загробный мир не боялся, а от живого шарахается и убегает, как черт от ладана, – констатировал Юра.
– Ему, злодею, здесь самое место, – вздохнула Аня. – Скоро еще мой отчим, помешавшийся на богатстве, составит ему компанию. – И глядя в ясные глаза юноши таким же светлым взглядом, сказала: – Да ладно, не будем о них, о плохом… Юра, все еще не могу поверить в такое счастье.
Молодой человек впервые за последние жуткие дни весело улыбнулся. Аня, забыв на секунду злую действительность, тоже усмехнулась и прильнула к парню, положив голову на его крепкое плечо.
– С тобой, Юра, нигде не страшно… – прежним уверенным голосом молвила она.
Парень и девушка, беседуя о светлом и прекрасном, не видели, да и не хотели знать, что за ними через развешанные камеры зорко, уставившись в монитор, наблюдает заведующий психбольницей. Его, увлекшегося интересным зрелищем, испугала грянувшая из мобильного телефона музыка. На связи был Каменный:
– Ну что там происходит с моей падчерицей?
– О, с ней все хорошо, даже очень… В общем, во время прогулки она встретилась с неким воскресшим юношей. Ну, сами понимаете, у нас здесь и Наполеоны, и марсианцы, и…
– Ты мне про Анну говори! – выходил из себя Каменный.
– Короче, она встретилась с молодым человеком. Даже обнималась с ним… Теперь они, как голубки, держатся вместе, воркуют.
Сначала в мобильнике воцарилась тишина, которая бывает перед страшной бурей. И вот она грянула:
– Что, что там у тебя творится! Что за дурдом в твоей психушке! Ты, ты же мне обещал: через пять минут попросится обратно! А она… Срочно мне пришли запись с видеокамер. И пусть твои мордовороты берут Анну и – пулей ко мне! Я с тобой еще поговорю… – и Каменный отключил телефон.
Вскоре Анна уже находилась в своей комнате, и с ней, бегая взад-вперед, беседовал, шипя, как ядовитая змея, отчим:
– Кто этот тип?!
– Это Юра. Мой Юра. Он живой, – сказала Аня.
– Ты какой-то час провела в психушке и тебе крышу снесло. С каким-то психом обнимаешься... Ты что забыла, как мы этого голодранца похоронили? А похожий на него аферист к тебе подкатил, чтобы подобраться ко мне, и ты – ему на шею… Ничего, я позвоню кому следует, и ты его больше не увидишь. Живьем в землю зарою!!! – Каменный, как магма вулкана, закипел от злости.
– Не надо, я прошу тебя, не трогай его. Умоляю.
– А это от тебя зависит, – смягчил тон отчим. – Выбирай: или завтра с Николаем в ЗАГС, или я твоего Лжеюрия отправлю вслед за настоящим...
– Я сделаю по-твоему, только не трогай его.
– Вот это уже разумный разговор.
– Орест Павлович… – проглотив тяжелый ком, молвила Аня. – Извини, папой я тебя назвать не могу. Разреши мне сходить в дом… то есть Дом Божий, в церковь, – разволновалась Аня.
– Вот завтра распишешься с Николаем и тогда хоть сразу на небеса. А до утра ты у меня посидишь под замком. Отдыхай. Завтра трудный... и очень праздничный день…
С этими словами Каменный схватил со стола ноутбук и телефон. Было слышно, как щелкнул металлический механизм двери. Аня осталась одна со своими страшными и тяжелыми думами, понимая, что флешку с судьбоносной записью из дома Юры ей не взять. Она искала выход из жизненного тупика, но найти не могла. Тогда она упала на колени перед небольшим иконостасом, состоящим из образов Спасителя, Божией Матери, благоверных князей Петра и Февронии, и начала слезно молиться.

8

К ЗАГСу, удивляя прохожих и случайных встречных своей не присущей простым смертным роскошными пышностью и нарядностью, подъехал свадебный кортеж. Из белоснежного лимузина вышли в черном шикарном костюме светящийся лицом, как июльское солнце, Николай и темнее грозовой тучи на фоне фаты и подвенечного платья Аня. Внезапно у распахнутых дверей ЗАГСа появился священник Феодор. Он остановил жениха и невесту.
– Мы батюшку не заказывали!.. – сказал гневно и настороженно Николай.
– Да кто же его когда заказывал из «рода неверного и развращенного»… – пробасил батюшка, который был на голову выше жениха, и закрыл ему обзор своими широкими богатырскими плечами. – А вот Анна, ангельское создание, очень нуждается в разговоре со мной.
Пока нечестивый жених приходил в себя, отец Феодор пообщался с Аней, лицо которой вдруг просияло.
– Что за дела?!. – вдруг воскликнул недовольно Каменный.
В этот момент к ЗАГСу подошел, а точнее, подбежал сияющий, как солнце над городом, Юра.
– Аня! – сказал, а точнее, провозгласил он.
Девушка не могла вымолвить ни слова. Она, расплакавшись от радости, шагнула навстречу юноше. Влюбленные обнялись.
– Анечка, Господь услышал наши молитвы, – сказал Юра. – Вчера пришел ко мне отец Феодор, и он все устроил. У него, оказывается, еще и брат работает в полиции.
– Ты что, ты – не ты, он – не он, Анна!!! – пришел в бешенство отчим девушки.
Но его лаеподобный крик заглушил вой сирены.
– Это за ним едет наряд полиции, – не оглядываясь, предположил Юра.
Но он ошибся. Мимо на всех парах пронесся пожарный автомобиль в сторону виллы Каменного, над которой клубился дым. Все бросились к особняку, наблюдая, как его со всех сторон охватывают зловещие языки пламени. Рядом с виллой прыгал с пустой канистрой в руке радостный Жабин, сбежавший каким-то образом из психбольницы, и ликующе орал:
– Гори, гори ясно, чтобы не погасло! Теперь у тебя, Каменный, не осталось ничего! Ура!..
– Порча! Порча! Нет!!! – закричал, будто обожженный пожаром, Каменный. Он бросился во внутрь здания сквозь огонь.
Но обратно отчим Ани уже не вернулся. Тут подъехал полицейский автомобиль. Только арестовывать было некого. Стражи порядка лишь задержали Жабина, вызвав для него неотложку из психиатрической больницы.

9

Радостные Юра и Аня вышли, взявшись за руки, из юридической фирмы, где получили консультацию по созданию фонда помощи тяжелобольным детям «Надежда». Они свернули на знакомую улицу, радуясь вернувшемуся к ним счастью. У набережной их остановили две старушки и начали разговор:
– Молодежь, вы не слышали… говорят Ленина из могилы вынули на нашем кладбище, – сообщила первая.
– Так его, глупая, еще не хоронили… да и в Москве он… Объясните ей, ребята, – сказала вторая горожанка.
– Нет, нет, не хоронили, его земля пока не принимает, – ответил Юра.
И парень с девушкой, еле сдерживая смех, поспешили на набережную, точнее туда, куда Юра вел настойчиво Аню.
– Как давно мы здесь не были, – молвила радостно девушка. – Неужели все позади?
Юные люди прошли немного и остановились. Там, где еще недавно были развалины, возвышалась удивительная небольшая храм-часовня, над входом в которую красовалась икона святых благоверных князей Петра и Февронии.
– Вот мой сюрприз, любимая. Я осуществил нашу мечту. Отец Федор пригласил целую бригаду прекрасных мастеров, которые буквально на глазах соорудили из лучших пород дерева эту святую красавицу. Ее построили для всех влюбленных, чтобы все они, как и мы с тобой, были счастливы.
– Да это, это же… – не могла поверить в действительность Аня.
– Да, любимая, не зря говорят, что любовь творит чудеса… Здесь нас отец Феодор обвенчает и благословит на счастливое будущее.
– И тогда мы заживем, как в раю, – сказала девушка. – А давай отсюда уедем к тебе в деревню и построим там огромную оранжерею для цветов...
– С тобой, Аня, хоть на край света, – засмеялся юноша и обнял хрупкие девичьи плечи, зная, что теперь ее у него никто не отнимет.
2017 г.