Тоха рад до одного места, когда прошу его забрать меня сегодня из аэропорта и разрешаю взять для этих нужд Примаверу. Из офиса мне забронировали билет на «после обеда», так что к вечеру буду уже дома. Сам не знаю, радоваться мне этому или нет. Сейчас, когда нам вручают могильные камушки-тумстоуны с названием проекта в плексиглазе, чувствую явное облегчение и споласкиваю мозги шампанским, которого сроду не мог терпеть, а тут после него чувствую себя вполне посвежевшим.
Мой номер на том же этаже, что и конференц-центр, тут недалеко совсем. После клоузинга кто-то из наших видит меня в коридоре с чемоданом и принимается уговаривать не лететь сейчас, а перебить рейс на вечер, мол, мне необязательно до утра тусить, но поужинать вместе да побухать за ужином – это ж, мол, святое.
А он прав, думаю, заваливаюсь обратно, переодеваюсь, Тоху перебиваю на «попозже» («Андрей, ты че там мутишь? Все о‘кей?») и не иду на ресепшн сдавать номер, а вместо этого иду в банкетный зал. Там уже издалека видно расставленные на столиках в высоких вазах гигантские шары, каждый состоящий из уймы розочек – таких, как у меня в номере, розовых и других цветов.
Вижу ее там, среди этих розочных шаров, вижу с ходу, как только вхожу. Она пришла в том самом платье. Она в том гребаном темно-синем кружевном платье. В моем платье. А на шее, в ушах и на запястье у нее тот жемчуг, что я ей подарил. Мой жемчуг.
Зачем она так со мной, думаю. Она не может так со мной. Она не должна так со мной. Но ее цветущий вид, то, как она с бокалом шампанского в одной руке и фингерфудом в другой пьет, лопает и наслаждается вниманием окружившей ее компашки, как иногда улыбается, даже смеется чему-то, что толкает кто-нибудь из них – все это ясно говорит, что может. И будет.
Не знаю, заметила ли она меня вообще. Хотя какого черта – заметила, конечно. Она ведь специально все это подстроила – и с платьем, и вообще то, что послали ее сюда, думаю уже в в каком-то приступе паранойи. Она на самом деле знала, что я приеду, и прилетела специально, чтобы подоставать меня, точняк.
Я рад, что приехал Вольфинг, а значит, как минимум, ближайшие полчаса моего эфирного времени расписаны. А когда нас сажают, я благодарен за то, что на этом клоузинг диннере мне есть о чем поговорить и с моим соседом справа, и с тем, что слева, то есть, о клоузинге, о проектах, о работе, о работе, о работе. Со мной и поговорить-то больше не о чем, о спорте, разве что. Хотя, чего о нем говорить – им заниматься надо.
Правда, обсуждаем еще, что мне край как пора в отпуск. «Айке тебя отпускает?» Отпускает, блин, куда денется. Мысли о Новой Зеландии навели меня на то, чтобы сказать «Айке», что я после Лондона передохну несколько дней где-нибудь, где не ловит наша связь. То есть, про последнее я деликатно молчу, но сам твердо решаю найти именно такую точку на Земле.
За разговором вижу, что она ест как-то много и быстро. Это у нее прикол такой новый? Или все-таки стресс у нее из-за моего присутствия, думаю с надеждой. А что, только мне одному страдать?
Пьют за ужином все столько, сколько обычно пьют в подобных случаях, то есть, некоторые накидываются красным вином задолго до дижестивов, приглушения освещения и начала музыкальной программы, а значит, того самого момента, на который я планировал свое исчезновение.
Но вот уже настал этот момент, а что-то не дает мне уйти, и я даже знаю, что. Она... танцует. С кем только не танцует, но не со мной, понятно. Цивильные, скучные, старомодные танцы и музыка такая же, а я смотрю во все глаза. Одну из песен я даже узнаю – это та мелодия, которую она вчера наигрывала на рояле. Не включай мне свой рок-н-ролл, ноет под нее плаксивый, хриплый голос. А мне пофигу, что это банально, пошло, глупо и старо, как мир. Мне сейчас каждое ее движение, каждый ее взгляд кажутся жестокими, жестокой кажется и эта песня, которую слышу в первый раз, по-моему.
А время все идет и кажется, теперь и на вечерний рейс я опоздал. Она как раз выходит освежиться на террасу – надо же, одна. У меня хватает соображения отбить Тохе, что я не успел в аэропорт, приеду завтра утром, а сам я, не дожидаясь его матерков, топлю за ней и – клянусь, на этот раз я трезв, как стеклышко – хватаю ее за локоть:
- Почему это платье? Че, надеть больше нечего?
- Нечего, - она – мне с широко распахнутыми глазами, глазищами, глазюками. Несмотря на ее стервозное, как мне весь вечер казалось, поведение голос ее звучит искренне удивленно, испуганно даже.
Но ее исчезновение заметили. Она ж нарасхват. Кто-то нарисовывается на террасе, и я отпускаю ее. Мне хреново от того, что вот уже и грабли распускаю – совсем не контролирую себя. И что вообще дошел до всего этого. А ведь надо еще поблагодарить ее.
Прежде чем успеваю это сделать, она вдруг говорит:
- Поздравляю с «принсипалом».
- Спасибо. И за проджект «Молл» - тоже, - выдавливаю из себя.
Нет, мне не в западло признать, что я накосячил, а она исправила. Просто мне вообще трудно сейчас с ней разговаривать, а сказать это было надо. Теперь ведь неизвестно, когда увидимся. Хотя мне почему-то кажется, что это не последний раз, и что даже в Новой Зеландии не спастись мне от нее.
Она опускает глаза. Что, стыдно, что дала тогда слабину? А я еще пнул ее тогда под зад, правда, по незнанию. Или она, может, ждала большего? Чего это про «принсипала» мне напомнила? Попрекает меня, мол, если б не она...
- Оксана, так не пойдет, - утыкается в мою спину чей-то шутливый наезд, а я даже не утруждаю себя развернуться и посмотреть, чей. – У нас там застопорилось все.
Она вроде в замешательстве – а зря. Давай, вали к ним, а то у них же там... без тебя...
- Ничего, иди.
Киваю ей ободрительно, чувствуя в этот момент, как лупит что-то у меня внутри. Сейчас уйдет она. Сейчас. Лучше уйти первым.
– И – спасибо еще раз... с-с-сука.
Не глядя больше в перекосившееся вмиг лицо ее, отворачиваюсь и снимаюсь с места – с этой террасы, из банкетного зала, из конференц-центра. Свалил бы на хрен из Найтингейла, только поздно уже, куда попрусь. В аэропорту неохота ночевать.
И я бреду в темно-дубовый, сумеречный найтингейловский бар, заказываю себе там что-то и углубляюсь в шквал Тохиных наездов. Звонить в ломы, да тут и шумно слишком, а тащиться куда-то, вставать, вообще, двигаться не хочется. Поэтому отписываюсь лаконично и безапелляционно. Завтра, мол. А что он может мне ответить, рейсов на сегодня больше нет.
В бар перекочевывает и добрая половина всех наших с проекта. Ее не видно. Я хоть и «с ними», но больше для мебели, поэтому и незаметно, что дринк свой почти не трогаю.
Какого вообще там сижу? С тем же успехом мог бы сидеть в любом другом пабе. А может и лучше, что здесь, думаю. Под невольным присмотром у «молловцев», о коем те даже сами не подозревают. Напротив, бухаловка тут идет уже самая нешуточная, многие уже почти в ауте, и это скорее я за ними присматриваю. Я слыхал, что в Лондоне, где больше пьют джин, бар этот славится своим крутым выбором виски. На него мне сейчас положить, но он чрезвычайно радует «молловцев». Нет, мне не виски надо, мне б... Вот поэтому и хорошо, что я тут с ними тусуюсь. Я ж слово себе дал.
Часам к пяти крутой вискарный ассортимент ушатывает даже самых заядлых ценителей, а я, трезвехонький, бреду – куда-нибудь. У меня в башке туман, хоть я и не пил и ничем другим тоже не баловался. Это недосып все, решаю.
Есть в Найтингейле терраса с видом на Гайд-парк. В нем много тусовался этим летом, думаю, пойду взгляну на него напоследок. Теперь неизвестно, когда в следующий раз здесь буду. Мне отчего-то кажется, что не скоро.
Туда ковровым тоннелем ведет длинный полутемный коридор, а в конце его – да, свет в конце тоннеля, то есть, выход на террасу. Уже из коридора вижу там, на улице багрово-красную утреннюю зарю над кронами деревьев, а в ней – свинцово-черные обрывки туч, подернутые старым золотом. Что, днем будет дождь? А черт его тут знает, в этом городе.
Оттуда, с террасы, к которой направляюсь не спеша, посреди этих туч на меня надвигается что-то черное, вертикальное. Оно нарисовалось на багровом небосклоне, оно растет и приближается ко мне. Она.
Она идет оттуда, идет уже по коридору. На ней все то же платье и жемчуг. Ее раскрасневшееся лицо измазано расплывшейся косметикой, платье измято, походняк нетвердый, взгляд – в пол. В руке она несет бежевые туфли, держа их за каблуки, ступает босыми ногами по мягкому ковровому покрытию. Ее ссутулившаяся фигура вынырнула из террасного зарева и окунулась в полумрак.
А я хочу ее, думаю просто. Зачем еще гадать, чего мне сейчас не хватает, если я разгадал, едва только увидел ее здесь такой, какой увидел. Видать, стоит ей появиться передо мной в золоте – рассвета, заката, все равно – как во мне срабатывает некий примитивный рефлекс. И плевать, откуда она такая бредет, с кем только что была и что там делала. Я хочу ее. И мне наверняка можно, потому что я ничем не хуже остальных. Мысль о ней и об «остальных» не бьет в меня, не ранит, а странным образом заводит. Я готов. Он готов.
И вот, когда она, поравнявшись со мной, поднимает голову, то не успевает даже – что? испугаться? обрадоваться? да осознать для начала, я уже хватаю ее за локоть, пытаюсь притянуть к себе, потянуть за собой. Я даже уходить никуда с ней не хочу. Зачем, тут нету никого – прижать ее к чему-нибудь и...
- Давай, – поясняю.
Но она сопротивляется. Вытягивает, вырывает руку, отталкивает меня и уходит. Не убегает, но уходит уже, как мне кажется, более твердым шагом.
А я стою там, как дебил и до меня доходит, что, кажется, впервые в жизни мне не дали. Она мне не дала. Реально не дала. Познание сменяется обломной неудовлетворенностью, которая живо перерастает в злость и ярость, ведь теперь я достоверно знаю, что хуже. Хуже остальных.
***
Саундтрек-ретроспектива
Arctic Monkeys – Do I wanna know
London Grammar – Nightcall
Artik & Asti feat. Артем Качер – Грустный Дэнс
Smokie – Don’t play your rock’n’roll to me
Woodkid – I love you
30 seconds to Mars – Dangerous night
Hanson – Got a hold on me
***
Андрюхин словарик
клоузинг - «закрытие» коммерческой сделки, здесь: этап проекта после заключения договора, на котором сторонами согласно договору выполняются все договорные пред-клоузинговые условия, вследствие этого должник платежа осуществляет перевод договорной суммы и после поступления суммы проект по заключению и выполнению договора считается закрытым и оконченным
клоузинг байбл - сборник всей финальной проектной документации на момент закрытия проекта в виде фолианта в переплете, нередко многотомного
клоузинг-диннер – официальный ужин всех участников проекта в день клоузинга
колл – деловой звонок
консорциальный кредит – вообще-то, кредит, предоставляемый заёмщику по меньшей мере двумя кредиторами (синдикатом кредиторов), участвующими в данной сделке в определённых долях в рамках, как правило, единого кредитного соглашения.
магента – вообще-то маджента, разновидность пурпурового цвета
марк ап – здесь: черновая версия договорного документа, содержащая в себе поправки другой стороны договора
Мэйфер – район в Лондоне
Финансовый саммит – имеется в виду Лондонский саммит, вообще-то состоявшийся в апреле 2009 г. в Лондоне, вторая встреча глав государств и правительств стран Группы двадцати, посвященный мировому финансовому кризису.
хай-файв – «дай пять»
си-пи-документация – документация с пред-клоузинговыми условиями, подлежащих выполнению согласно договору
си-пи-чеклист - список пред-клоузинговых условий, подлежащих выполнению согласно договору
Сохо – район в Лондоне
тумстоун – «могильный камень», здесь: фигурка, выдаваемая участникам проекта, символизирующая завершение проекта
Эдвенчер парк – вымышленное название парка развлечений, фигурировавшего в книге 1
эйджент банк – банк, предоставляющий финансовые услуги по поручению предприятия
turkey – «cold turkey», «холодная индейка», внезапное прекращение принятия наркотических веществ без подготовки