Город охватил Татьяну со всех сторон ночными звуками, встречая огнями, не частыми прохожими и полупустым транспортом. Нужный троллейбус подошёл сразу, не заставляя себя ждать и гостеприимно распахнул двери прямо напротив девушки, приглашая войти, словно обещая прокатить с ветерком.
Пустых мест было много, но сидеть Татьяне не хотелось, и она повисла на поручне, изображая собой не то виноградную лозу, не то плакучую иву, способную упасть при первой же резкой остановке. И это не было преувеличением: вагон мотался, трясся и вообще вёл себя так же неуверенно, как Таня сегодня вечером у подруги Ирины.
-Горе-водитель! - догадалась девушка, приготавливаясь терпеть «виртуозное» вождение, поглядывая через плечо в сторону водительской кабины. - Чайник! Сколько придётся съесть ещё каши, пока он научиться плавному, спокойному вождению? И сколько мучится бедным пассажирам?
Но тут у троллейбуса отвалились «рога», и он остановился, как вкопанный, а водитель вышла через открытую переднюю дверь, чтобы водрузить их на место. Татьяна решила больше не подвергать себя испытаниям неумелого вождения и пройти оставшиеся пол квартала пешком. Не успела девушка пройти и пятнадцати шагов, как троллейбус обогнал её, сверкая всеми своими фонарями, оставляя её в темноте.
-Ну и ничего страшного!. - подумала Таня. - Прогулки перед сном полезны.
Прохожие попадались всё реже и реже, и она ускорила шаг (темнота сегодня отчего-то не казалась ей другом), чтобы скорее проскочить одно место, никогда не бывающее освещённым. И в тот момент, когда она проходила мимо зловещей подворотни, удивительно сильные руки схватили и втащили её в полную темноту.
Всё произошло так неожиданно и быстро, что Татьяна не успела даже вскрикнуть. Сила была настолько необузданной, что робкая попытка применить отработанный приём, завершился тем, что руки её были скручены назад, и высокий, громоздкий мужчина, оказавшись у ней за спиной, развернул девушку лицом к светлому пятну проёма.
Далее всё произошло, как в чёрно-белом кино: на фоне светлого квадрата, возникла тёмная фигура, стремительно приближавшаяся к ней. Татьяне бы закричать, но губы сжаты, двинуться - руки зажаты, и девушке не осталось ничего иного, как ожидать дальнейшего развития событий, лихорадочно соображая, каким образом можно избавиться от этих двоих уродов, напавших на неё.
Татьяна ждала, когда другая фигура подойдёт поближе, намереваясь пустить в ход ноги, но противник опередил её, неожиданно выбрасывая навстречу свою длинную, сильную руку, блеснувшую металлически.
Что-то холодное и колющее ударило Татьяну в левый бок, и она, задохнувшись от острой, горячей боли, начала оседать вниз. Фигура отпрянула назад, а Таня, почувствовав тёплую волну, разливающуюся вниз по животу, сползала на землю.
-Сура! - неожиданно закричал тот первый, что втащил девушку в подворотню. - Ты с ума сошёл?! Мы же собирались только попугать её!
-Ничего, - прошипел второй, - так вернее! Сматываемся!
Последние слова Татьяна слышала словно через пелену, а затем провалилась в темноту.
* * *
Очнулась Рябинина в странной комнате с белым потолком, белыми гладкими стенами, освещённой каким-то неестественно ярким светом. Кровать, на которой она лежала, была заправлена явно казённым бельм, а возле неё стоя рогатая капельница с двумя большими стеклянными сосудами наверху.
Грудная клетка ужасно болела, было трудно дышать, и вообще она чувствовала себя так, словно её переехал грузовик. Обследуя взглядом свою фигуру, Татьяна поняла, что ничто её не переехало: руки-ноги на месте, и пальцы на них, при соответствующем напряжении, движутся. Этого было достаточно.
Девушка ещё не успела до конца осознать, где находиться, как снова погрузилась в густую, тяжёлую темноту, в которой не было ничего: ни боли, ни эмоций, ни мыслей — ничего.
В следующее своё всплытие она увидела женское лицо, склонённое над ней так близко, что её глаза видели каждую его чёрточку, каждую точечку и морщинку. Затем появился далёкий голос:
-Она пришла в себя, доктор! Смотрите: она пришла в себя!
-Что в этом странного? - ответил низкий, слегка хрипловатый голос. - Все больные когда-нибудь приходят в себя: этот процесс вполне естественен для больничного покоя.
Мысль Тани работала вяло, словно выплывая из состояния нирваны:
-Больничный покой... Я в больничном покое... Почему?... Зачем?...
Додумывать мысль до конца не было ни сил, ни желания, и Рябинина закрыла глаза. Лицо, настойчиво маячившее перед ней, наконец, исчезло, но голос - молодой, полный энергии, звучал не затухая:
-Доктор, доктор, она от нас уходит?!
И твёрдый ответ:
-Не мешайте ей, сестра, она просто спит.
С этого момента Татьяна начала ощущать своё присутствие в данном времени и в данном месте. Однако, состояние у неё было довольно странное: она просыпалась, в неё вливали определённое количество какой-то жидкости и лекарств - она снова засыпала. Во время короткого бдения Тане казалось, что она витает где-то на грани: на грани двух существований, двух мироощущений, двух светов. Её тело было неподвижно, а дух, словно искал что-то и не находил. Боль была притуплена, но девушка чувствовала её каждой клеточкой своего тела — лишь это было реально: остальное казалось вымыслом, дымкой, неясным миражом.
Татьяна чувствовала, что к ней кто-то приходит, ощущала его присутствие, беспокойство, желание помочь, но кто это был — девушка не различала. Ей хотелось успокоить этого кого-то, сказать, что всё нормально, что переживать за неё не стоит, но не могла сделать ничего: не могла открыть глаза, поднять руку, не могла сказать ни слова. Она словно жила — и не жила, и это состояние Таню вовсе не волновало: ей было всё совершенно безразлично.
Безразлично даже то, что держит её на этой грани, не давая свалиться в пропасть. Безразлично, какие нити, удерживают её в этом шатком равновесии: то ли реальный мир с его связями так цепок и силён, то ли вымышленный не желает выпускать из своих щупалец потенциальную добычу.
Сколько Рябинина находилась в таком состоянии, она не знала, но однажды, словно оборвалась какая-то нить, тянувшая её с невероятной силой вниз, и она выплыла на поверхность с ясным, не затуманенным сознанием. Рядом с её кроватью стояла женщина неопределённого возраста: холёная, хорошо одетая, на лице которой было намешано столько чувств, что сразу и не разобрать. Татьяна хотела вновь закрыть глаза, приняв её за очередной свой мираж.
-Здравствуйте, Таня Рябинина, - произнесла женщина довольно приятным голосом, - Как я рада, что Вы, наконец, пришли в себя.
-Где я? - поинтересовалась Татьяна, но голос прозвучал слабо, еле слышно.
-Что-что? - переспросила незнакомая женщина, наклоняясь ближе, и девушку обдало острым запахом её духов.
-Где я?... Кто Вы? - переспросила девушка, делая попытку приподняться.
-Лежите, лежите! - забеспокоилась женщина. - Вам нельзя двигаться, вы в больнице: в реанимационной палате... Я Суровцева Елена Максимовна.
-Зачем Вы здесь?
-Мне нужно поговорить с Вами,
-О чём? - с трудом выдавила из себя Рябинина, не имея на разговор ни сил не желания.
-Вы помните, что произошло с Вами, до того как попали сюда?
Татьяна закрыла глаза, не в силах больше смотреть на эту женщину, так похожую на своего сына.
-Вы слышите меня, Татьяна Владимировна? - настаивала Суровцева.
-Да, - ответила Таня, с единственным желанием: не слышать.
-Не топите моего сына, прошу вас, Таня! Не портите ему жизнь... Ведь вам, как никому другому, известно, что тюрьма — это крушение всех надежд! И известно, что она не исправляет...
-О чём вы? - через силу удивилась девушка. - Зачем вы мне это говорите?
-Я не говорю — я прошу, я умаляю вас, Татьяна Владимировна...
-Вы не меня умаляйте, - вновь попыталась подняться Таня чуть повыше. - Умаляйте Лину Евгеньевну.
-Лиане теперь всё-равно: её нет! - рыдающим голосом объявила посетительница. - А мой мальчик жив!
-Лучше бы было наоборот! - произнесла Рябинина, собирая все свои душевные и физические силы, и не только потому, что с трудом выносила присутствия этой дамы, но и потому, что картина унижения зрелой женщины, которая не привыкла вот так унижаться, а может только унижать сама — была ещё более невыносима.
Татьяне были неприятны не только слова этой женщины, но и её взгляд, почти молящий и в то же время настороженный, готовый в случае отказа вспыхнуть и испепелить огнём своей ненависти, вызывая у девушки не сострадание, а всего лишь желание немедленно избавиться от её присутствия.
Рябинина собравшись с силой, нажала кнопку экстренного вызова сестры, но Елена неожиданно усмехнулась и заявила:
-Я попросило Веронику нам не мешать: я сама смогу помочь вам, Танечка. Водички? Таблеточку?
В лице Суровцевой возникло то же, почти хищническое выражение, как и у Суры, дающее Татьяне понять, что такая пойдёт на всё ради своего чада. И, даже появившаяся улыбка, не смягчила этого ощущения.
-Вы так беспомощны сейчас, как ребёнок, - ворковала посетительница. - Вам нельзя сейчас волноваться: сердечко может не выдержать... Вы в палате одна... Подумайте хорошо, Танечка... Ведь я могу вас озолотить! Сколько хотите: десять, пятнадцать?
-Чего? - не поняла Татьяна.
-Тысяч долларов, дорогая моя! Это для вас хорошие деньги. В нашем городишке можно на них купить машину, хоть и не новую, но вполне приличную...
Татьяне начинает казаться, что она сейчас задохнётся от этакого цинизма, и мадам Суровцева, видя это, сделала попытку успокоить девушку:
-Хорошо, хорошо! Я вас понимаю: такой интересной девушке, как вы, не пристало ездить на подержанной машине... А как насчёт двадцать тысяч?
-Вон, - почти шёпотом произнесла Таня.
-Что-что? - переспросила мадам Суровцева.
-Вон! - громко и отчётливо повторила девушка. - Вон отсюда!
-Но-но! - повысила голос маман Суры. - Потише, милая! Тебе предлагают чудесный вариант! Не ерепенься!
И тут Татьяне стало плохо: она начала хватать воздух ртом, словно ей нечем дышать.
-Рыба! Чистая рыба! - засмеялась Суровцева, вновь становясь, как две капли, похожей на своего сынка. - Одной ногой в могиле, а туда же: деньги ей подавай! Скоро они тебе не будут нужны: за казённый счёт похоронят!
Что произошло бы дальше, даже трудно представить, но дверь неожиданно открылась и на пороге появился полковник Кузьмин. Увидев состояние Татьяны, он чуть не за шиворот вытолкнул мадам Суровцеву из палаты. Ещё через минуту вокруг Татьяны уже собралось с десяток белых халатов, пичкая её уколами.
Когда Рябинина, наконец, пришла в норму и белые халаты ушли, Кузьмин сел на стул рядом с кроватью и, глядя на её тонкую, почти прозрачную руку, почти по-отечески начал выговаривать:
-Ты что это, Таня, задумала? Такая взрослая девочка, а ведёшь себя, как младшеклассница? Нехорошо, ох, нехорошо...
Татьяна слушала Сергеича и её губы сами-собой расплывались в улыбке: не привыкла она видеть таким полковника Кузьмина, всегда сурового, требовательного, почти никогда не выпускающего свои чувства из-под контроля. Заметив её улыбку, Игорь Сергеевич поинтересовался:
-А чего это я такого весёлого сказал?
-Ничего особенного, - ещё шире улыбнулась девушка.
-Значит что-то сказал, - сделал вывод полковник. - Вечно я что-нибудь ляпну не то! Вот и моя Нина так говорит... Да, кстати, она давно хочет прийти к тебе. Теперь, думаю, можно: хорошие эмоции поспособствуют скорому выздоровлению.
Танина улыбка исчезла с лица моментально.
-А тут кое-кто решил, что я уже одной ногой в могиле...
-Больше этот кто-то тут не появиться! - уверил её полковник.
-Сергеич, деньги открывают любые двери — ты же знаешь, - произнесла она тихо.
-Любые — да не все! - запротестовал Кузьмин, напоминая строгого врача. - Больше она здесь не появиться - обещаю... Что она от тебя хотела? Чтобы ты не подавала заявление на её сына?
-Да. Двадцать тысяч за это предлагала
-Деревянных?
-Что-то дёшево цените свою ученицу, полковник?! Берите выше: долларов.
-И ты отказалась? - шутливо поинтересовался Сергеич.
-Нужно было брать? - подыграла ему Таня.
-А не прогадала? - всё не унимался Кузьмин. - Могла бы и больше с этих взяткодателей потребовать: уверен, что Суровцева и на это бы пошла.
-Ну разве для того, чтобы обвинить потом её в даче взятки? - уже вполне серьёзно отреагировала Рябинина. - И жизнь Лины, и моё здоровье, я думаю, не оценить никакими деньгами...
* * *
Выздоровление Рябининой шло досадно медленно: ранение оказалось весьма серьёзным. Доктор скупо описал Татьяне её состояние, высказывая удивление, как после такого удара она осталась жива?
-Удар был нанесён мастерски, - сказал он, поглядывая на рентгеновский снимок. - Но во время него, видимо, что-то произошло: то ли вы, Татьяна Владимировна, привстали на цыпочках, то ли тот, кто держал вас сзади, приподнял над землёй, поэтому нож вспорол сердечную сумку и распорол лёгкое... Хорошо, что вас , Рябинина, быстро доставили в клинику... У вас, дорогая, замечательный Ангел-хранитель.
Доступ в отдельную палату, куда Таню перевели из реанимации был ограничен: у двери полковник Кузьмин посадил охрану, обязав не пускать к ней посторонних. Когда ей стало настолько лучше, что она могла уже общаться, Игорь Сергеевич рассказал всё, что произошло после ранения.
После удара ножом Суровцев скрылся с места преступления, выбросив нож в мусорный бак, стоящий неподалёку. Игорь Фокин, который и был тем, кто втащил Рябинину в подворотню, окончательно обезумев от случившегося стал громко кричать и звать на помощь. Потом, видя, что никто не спешит к ним, схватил Татьяну на руки и выбежал на проезжую часть дороги, чуть не попав под колёса машины.
Водитель, увидев такую жуткую картину: бугая, всего в крови и безжизненную девушку у него на его руках, ужасно испугался, но до больницы всё же довёз. А потом быстро уехал. Так его до сих пор и не нашли.
-Когда бригада реаниматологов занималась тобой, - рассказывал Кузьмин, - Игорь метался по коридору с криком: - «Это он! Это он её ударил! Я не хотел этого! Я не хотел! Он сказал, что мы просто попугаем её!». Приехала милицейская бригада и Фокина с трудом удалось увезти из больницы в отделение. Сначала думали, что он тоже ранен; столько на нём было крови... Но оказалось — это твоя...
Кое-как вытянули из него, кто он такой, и кто ты. Он бормотал что-то непонятное, вёл себя, как пьяный или обкуренный, но врач, обследовавший Фокина Игоря, опроверг все эти подозрения.
Далее полковник рассказал, что к нему все эти данные поступили спустя час, и он сначала не поверил, что пострадавшей была Татьяна, но решил на всякий случай проверить это и понёсся в больницу. Оказалось всё, о чём говорил Фокин — правда.
Врач заявил Игорю Сергеевичу, что пока ничего утешительного сообщить не может: операция, хоть и прошла успешно, но пострадавшая находиться в реанимационной палате и в сознание пока не приходила.
-Как я винил себя в этот момент! - сокрушался полковник, глядя на Татьяну. - Ведь, если бы ни моё желание любым способом найти настоящего убийцу Лины, ты бы не лежала сейчас на этой койке.
-Ну, что ты коришь себя, Игорь Сергеич? - пыталась успокоить его Татьяна. - При чём тут ты? Я и сама хотела найти этого подонка А то, что произошло со мной — это случайность: от этого никто не застрахован... С кем не бывает?
-С тобой такого быть не должно! Это жесточайшая несправедливость! Я обещал твоей бабушке помогать тебе, а выходит — подставил.
-Сергеич, - улыбнулась ему в ответ Рябинина, - наша жизнь - сплошная несправедливость. Лина тоже несправедливость... Но я жива, а Лина — нет. Ты должен довести дело до суда: этот отпрыск богатеньких родителей, должен получить своё. Так будет справедливо.
-Я непременно сделаю это! - уверил её полковник.
-Я кое-что раскопала, - призналась Татьяна, - Все данные по этому делу у меня дома в красной папке на антресоли шкафа — в самом верху.
Кузьмин почему-то замялся, и Рябинина поняла, что произошло ещё что-то, чего она не знает.
-Сергеич, не мнись, выкладывай всё: ты же знаешь, что меня нельзя волновать.
-Поэтому я и не хотел ничего тебе говорить!
-Говори, - настаивала Татьяна.
-Твоя квартира, Таня, вскрыта.
-Воры?
-Кто его знает? Хотя, возможно, и нет. Никакой папки, никаких записей мы у тебя не нашли.
-Это он! - убеждённо воскликнула Татьяна. - Он выкрал папку, а потом ударил меня ножом... Всё, гад, рассчитал: я скопычусь — и концы в воду...
-Как видишь, не всё, - улыбнулся в ответ полковник. - Ты, слава Богу жива, а записи можно восстановить.
-Хорошо, что диктофон в тот вечер я оставила у подруги.
-Какой диктофон?
-Да я в тот день беседовала со «святой троицей» и записала беседу на диктофон.
-Какая ещё святая троица? - не понял Кузьмин.
-Фокин — Дёмин — Суровцев, - пояснила Таня. - Андрей Таро назвал их «святой троицей».
-Да, уж, святая! - возмутился Игорь Сергеевич. - И как он только до такого додумался?!
-Это аллегория, полковник! Всего лишь аллегория...
-Если я завтра пришлю к тебе Олега Сидорова, ты сможешь продиктовать ему всё, что нарыла на этих «святых»?
-Конечно, Сергеич.
-Смотри: если ещё не достаточно окрепла, то я могу перенести визит Олега на пару-тройку дней?
-Зачем тянуть, шеф? Я смогу вынести вашего Олежека полчаса — час, а этого вполне достаточно.
-Как быть с диктофоном? - поинтересовался Кузьмин.
-Позвони Ирине Алексеевне Поляковой от моего имени, договорись: тебе она отдаст. Запиши номер её сотового... А теперь, прости Игорь Сергеевич, я что-то устала.
-Это ты прости меня, Танюша! Видно правильно говорит моя Ниночка, что я плохо воспитан: ты больна, а я тут тебе надоедаю своими вопросами... Выздоравливай, пожалуйста, побыстрее. Мы все желаем тебе скорейшего выздоровления.
-Постараюсь, - ответила Татьяна, подавая на прощанье руку.
Игорь Сергеевич бережно взял руку Тани, словно она была хрустальная, но жать не стал, а неожиданно наклонился и поцеловал её прозрачную ручку, пропахшую больницей и лекарствами. Потом резко повернулся и быстрым шагом вышел из палаты, а Татьяна сглотнула комок, неожиданно образовавшийся в горле и закрыла глаза. Из уголков её глаз медленно скатилась на подушку крупная слеза.
Продолжение:
http://proza.ru/2019/07/25/818