22
Я никогда не пытался раньше времени выбраться из больничной койки, рассказывая окружающим, что со мной всё в порядке. Чувствовать себя так же дерьмово – как ещё твоё тело скажет тебе: ляг и прими жидкость. Лучше внутривенно, что я и сделал.
Я был немного удивлён, что меня отвезли в UCH (University College Hospital), учебную больницу, а не в ближайшее отделение Скорой помощи, пока доктор Валид не появился в моей палате и не встал за плечом младшего врача, который лечил меня от различных порезов, синяков, царапин и прочего. Несмотря на акцент, намекавший на причастность родителей к его легкомысленной самоуверенности и частному образованию, младший врач вёл себя профессионально.
В жилистом шестифутовом шотландце однозначно было что-то пугающее. Распорядившись о приходе медсестры для наложения бинтов, он одарил меня профессиональной улыбкой и быстро ушёл.
Днём доктор Валид – всемирно известный гастроэнтеролог, ночью же надевает свой зловещий белый халат и становится ведущим экспертом Англии по криптопатологии. Всё появляющееся сверхъестественное, живое или мёртвое, включая меня и Лесли, исследуется им.
– Добрый вечер, Питер, – сказал он вкрадчиво, подходя ко мне. – Я надеялся, что ты доберёшься до Рождества целым и невредимым.
Он стал пятым человеком, посветившим мне в глаза, чтобы проверить реакцию зрачков. Возможно, он искал что-то другое.
– Значит ли это, что вы собираетесь снова засунуть меня в МРТ? – спросил я.
– О да, – сказал доктор Валид с большим удовольствием. – От вас с Лесли я, наконец, начал получать интересные данные о происходящем с вашим мозгом, когда вы начинаете практиковать.
– Необходимо ли мне что-то знать?
– Ещё рано. Но я хотел бы предоставить вам информацию как можно скорее. Вечером вот отправляюсь поездом в Глазго.
– Домой на Рождество?
Доктор присел на край кровати и сделал несколько пометок в блокноте, после чего добавил: “Я всегда возвращаюсь в Обан на каникулы”.
– Значит, остальные члены вашей семьи не мусульмане?
Он усмехнулся: “О нет. Верные сыновья и дочери Кирка (* Церковь Шотландии), каждый из них. Очень суровые, серьёзные люди, за исключением этого времени года. Они празднуют Рождество, и я с ними. Кроме того, они всегда рады меня видеть, так как я привожу птицу на праздник”.
– Индейку?
– Конечно. Я должен быть уверен, что это настоящий Халяль (* дозволенный Кораном продукт).
Меня посадили в инвалидное кресло и отвезли в отделение визуализации, где вставили голову в МРТ. Дорогостоящий комплекс со строгой очередью, которую доктор Валид обходит сверху. На мой вопрос, откуда такие исключительные привилегии, он ответил, что “Безумие” через благотворительную организацию, учрежденную в 1872 году, внесло свой вклад в финансирование больницы, а взамен – такие возможности.
Техники, управляющие МРТ, видели меня и Лесли регулярно с лета. Бог знает, что они думали про нас. Наверное, редкая форма рака мозга. Я уже привык к процедуре, или утомили последние события, но под грохот магнитных катушек заснул в середине сканирования.
Суббота
23
Уоррен-Стрит
Я проснулся в отдельной комнате, той самой, в которой скрывался Найтингейл после того, как в него стреляли. Лесли спала в кресле у моей кровати. Она не может спать в маске, поэтому была без неё, с неловко отвёрнутой от двери головой, чтобы никто не увидел её лицо. Маска зажата в руке в ожидании, когда я проснусь.
Во сне её лицо выглядело так же ужасно, но странным образом больше походило на лицо. Мне было легче смотреть на неё, зная, что её глаза закрыты, и она не оценивает мою реакцию. На улице было достаточно темно, поздний вечер или раннее утро. Не хотелось будить Лесли, но проснувшись сама, она поймёт, что я смотрел на её лицо без разрешения. Тоже ничего хорошего.
Я лёг на кровать, закрыл глаза и театрально застонал, пока Лесли не проснулась.
– Всё в порядке, – сказала она. – Я уже в ней.
Не представляю, как долго проспал, но пришлось мчаться по коридору в ванную и долго-долго писать. Приняв душ и переодевшись в новый и чистый, обычный больничный халат с открытой спиной, я с благодарностью забрался в постель и снова уснул.
Проснулся от дневного света и запаха "Макдоналдса" – живот мой урчал. Лесли вернулась с несанкционированным обедом, газетами и заверениями, что Кумар и Рейнольдс отделались лёгкими порезами и ушибами. “И мисс ФБР, – выделила она. – Что всё это значит?”
В обмен на Биг-Мак и обещание, что она принесёт мне чистую одежду, я рассказал ей о приключениях Питера Гранта под землёй. Особенно ей понравилось безумство в Холланд-парке и та часть, где я галлюцинировал в четырнадцатый век.
– Держу пари, он был в отличной форме, – её глаза блестели. – Все эти сверхъестественные типы всегда в отличной форме.
Я с опаской спросил: “Мы попали в газеты?”
Лесли подняла таблоид с заголовком внизу ТЕРРОР В МЕТРО. Я заметил, что они пропустили Рождественский ракурс, поэтому Лесли подняла другой таблоид с надписью на всю первую страницу: РОЖДЕСТВЕНСКИЙ СТРАХ В МЕТРО. Я лёг на спину и накрыл этим голову.
Комиссар категорически заявил по телевидению – терроризм не имеет отношения к этому, и был поддержан Лондонским департаментом транспорта и Министерством внутренних дел. Прозрачно намекали: утечка воды подорвала платформу и вызвала локальный коллапс. Повреждена оказалась лишь платформа, и ожидалось возобновление движения поездов к началу продаж в День подарков.
Было заметно отсутствие записей камер видеонаблюдения и даже с телефонных камер. Позже я выяснил, что неизвестно чем занимающийся маг Земли поджарил все чипы в радиусе десяти метров и уничтожил камеры и телефоны в следующих двадцати.
– Поздравляю, – сказала Лесли. – После этого никто даже не вспомнит о пожаре в Ковент-Гардене.
– Я получу именной чек? – спросил я.
– Нет, что удивительно. Пока тебя выкапывали, у беременной женщины начались схватки, и она родила в травмпункте практически перед камерами.
– Держу пари, это привлекло их внимание.
– Больше чем, – сказала Лесли. – Она родила двойню.
Конечно, это не было намеренным отвлечением внимания. Тогда как минимум требовалась команда беременных женщин в резерве, что просто не практично. Но чёрт побери, редакторы газет, должно быть, бились головами о столы, пытаясь втиснуть слова "чудо" и "малыш" в заголовки.
– Ставлю на Рождественских Чудо-Близнецов, – сказал я.
– РОЖДЕСТВЕНСКАЯ РАДОСТЬ РОЖДЕНИЯ БЛИЗНЕЦОВ, – парировала Лесли. – Страх перед кишечной палочкой вернулся на четвёртую страницу.
– Кто-нибудь ещё приходил? Сиволл и Стефанопулос, конечно, не рады.
– Найтингейл появлялся. Собирался накричать на тебя, несильно, чтобы показать свою привязанность – по-мужски грубовато, без соплей. Но ты спал, так что он немного побродил вокруг, а потом ушёл.
– Итак, – сменил я тему. – Как закончили операцию?
– В отличие от некоторых, я посвятила своё время полицейской работе.
– Кто-то должен это делать.
Лесли посмотрела на меня долгим взглядом. Иногда я могу сказать, о чём она думает, даже в маске. Иногда – нет. “Они все связаны, – сказала она. – Билы, Галлахеры и Ноланы. Хочешь знать как?”
– Небьющаяся Имперская Керамика?
– Только не Ноланы, – Лесли выхватила мандарин из миски у моей кровати. – Во всяком случае, не с начала, они пришли позже. Бизнес был начат в 1865 году Юджином Билом, Патриком Галлахером и Мэтью Кэрроллом – установленные имена.
– И это важно, потому что имена необычные – не удержался я.
Лесли проигнорировала меня.
– Я связалась с Регистрационной палатой, – сказала она. – Семейный бизнес Билов восходит к "Имперской Керамике", которая в 1950-х годах фактически разорилась и была лишь небольшим придатком к серьёзному крупному бизнесу по недвижимости, строительству и инжинирингу. Уильям, сын Мэтью Кэрролла, числится управляющим Дублинским филиалом фирмы. Я знаю, о чём ты думаешь, но угадай, кому принадлежала та печь?
– Райану Кэрроллу.
– Точно, – Лесли для убедительности помахала блокнотом. – Он использует этот склад бесплатно, так что либо у него есть прямые семейные связи, либо Билы просто сентиментальны к имени.
– Может, побеседуем с Кэрроллом?
– Думаешь?
– Ты нашла надёжную связь Джеймса Галлахера с ними? – спросил я.
– Тебе понравится.
По словам Лесли, у американских сенаторов нет блоговых страниц, зато во множестве есть огромные сайты коммерческого и развлекательного толка, рассказывающие о них всё, что вам нужно знать – с точки зрения сенатора. “Хотя у них мало чего про забавных кошечек”, – добавила Лесли.
На сайтах можно было узнать многое о семье сенатора Галлахера, в том числе историю Шона Галлахера, эмигрировавшего в Америку в 1864 году в поисках новой жизнь, свободы и яблочного пирога.
– А ещё, чтобы избежать ареста по подозрению в убийстве, – сказала Лесли. – Согласно судебным записям, пришил какого-то парня в заведении, часто посещаемом хулиганами, рабочими и прочими низменными личностями.
– Он сделал это?
– Это было старомодное заведение. Он ирландец и пьян, и жертва тоже – ирландец и пьян. Известно, что они спорили, но фактического убийства никто не видел. Все в заведении внезапно ослепли и оглохли. Может виноват джин, который они пили. Залог был внесён его братом Патриком и Юджином Билом, и они же оплатили его переезд в Штаты.
Где он и его потомки стали столпами пресловутой Нью-Йоркской политической системы. Лесли не знала, чем он знаменит, за исключением слов, какими его всегда описывали – печально известный.
На что мы наткнулись в канализации? Культура, тайное общество? Найтингейлу придётся всё рассказать, но старшему инспектору Сиволлу понадобится гораздо больше "реальных" улик, прежде чем он начнёт вызывать людей на допрос.
– Нужно проверить в общей библиотеке, – сказал я. – Посмотри, есть ли что-нибудь о туннелях, построенных до сороковых годов.
– Ты помнишь, что сегодня сочельник? – спросила Лесли.
– Действительно. Значит, хочешь подарок?
– Значит, что я завтра еду домой в Эссекс. Кроме того, я знаю, что ты странно пренебрегаешь основными процедурами, но Найтингейл является старшим офицером по делу Маленьких Крокодилов, а Сиволл – по убийству Джеймса Галлахера. И тебе нужно поговорить по крайней мере с одним из них, прежде чем что-либо делать, включая выписку.
– Хотя бы принеси мой ноутбук, – сказал я.
– Хорошо.
– И немного винограда, – добавил я. – Не могу поверить, что провёл ночь в больнице, и никто не принёс мне виноград.
После того как Лесли свалила, я заглянул в мусорную корзину и обнаружил там не один, а два хлипких пластиковых контейнера с пустыми виноградными кистями. Затем провёл счастливые полчаса, планируя серию всё более экстравагантных мстительных розыгрышей для Лесли, прежде чем Найтингейл прибыл со сменой одежды. Он улыбнул меня, вручив мой приталенный тёмно-синий костюм, зарезервированный, строго говоря, для похорон и выступлений в суде.
Я рассказал ему свои теории о Безликом и Кроссрейле, и чем дольше я говорил, тем сомнительнее они звучали. Но Найтингейл решил, что их стоит проверить. “По крайней мере, – сказал он. – Мы должны исключить такую возможность”.
Нас прервал удивительно молодой врач с короткими коричневыми пальцами и бирмингемским акцентом, который измерил моё кровяное давление и взял образец крови. От него же я узнал, что доктор Валид уехал в Шотландию накануне вечером, поскольку мне ничто не угрожает.
– На удивление без повреждений, – врач развёл руки. – Но ваш шеф хочет, чтобы вы остались на ночь для наблюдения. Вы намучились, поэтому нужно отдохнуть, восстановить водный и тепловой баланс.
Я сказал, что не собираюсь вставать с постели, и он удалился, довольный.
Найтингейл сообщил, что уезжает – мне, судя по виду, нужно выспаться.
“Мне скучно”, – пожаловался я и получил от него экземпляр "Дейли телеграф" с предложением разгадать кроссворд. Он был прав – через пятнадцать минут я расправил газету на кровати.
– Двенадцать вниз, – сказала Тайберн. Она стояла в дверях, одетая в коричневые брюки и белоснежный шерстяной свитер с высоким воротом.
– Ты не дождалась, когда я приду в себя? – удивился я.
Она вошла, решительно присела на край моей кровати и хмуро оглядела комнату. “Почему у тебя нет винограда?” – спросила она.
– Я тоже спрашивал себя об этом, – сказал я. – Ты вот без цветов.
– Думаешь, в канализации живут люди?
– А ты?
– Я думаю… – она помедлила. – Это возможно. И тогда этот вопрос должен быть тщательно рассмотрен.
– Ты думаешь как просто женщина?
– Я всегда богиня. Если не я, то кто?
Я хотел сказать, что у нас с Найтингейлом всё под контролем, но промолчал – вряд ли она поверит мне в данных обстоятельствах.
Тайберн наклонилась ко мне, с интересом заглядывая в глаза: “Как долго, по-твоему, продлится статус-кво? Если в канализации живут люди, не лучше ли вернуть их в основное общество?”
– Поставить их на социальное обеспечение, дать им муниципальные квартиры и отправить детей в школу?
– Возможно, – сказала она. – Или упорядочить их нынешнее проживание, дать доступ к здравоохранению и образованию. Дать им долю. И выбор.
– Если там есть люди.
– Всё, что я хочу, – Тайберн встала и собралась уходить. – Чтобы ВЫ немного подумали.
Я уклончиво хмыкнул, и она ушла. Подкравшийся голод уж погнал было меня на поиски еды, как заявились родители с пакетами в руках. Западноафриканский рис с курицей, горячая говядина и, главное – морозильный контейнер, полный свежеприготовленных жареных бананов.
Мама, встревоженная недавней вспышкой кишечной палочки, решила, что я не должен есть больничную еду. Послушный сын, с полным ртом я честно пообещал приехать на Рождество к тётушке Джо.
После килограмма риса и гиппопотам вырубился бы, поэтому, оставшись один, я лёг и задремал.
Открыв глаза, обнаружил Захари Палмера с рукой в одном из моих пластиковых контейнеров.
– Хей, – шепнул я.
Он перестал уплетать обжаренные во фритюре бананы и улыбнулся мне: “Твоя мама просто ужасная кухарка”.
– Это моё, воришка ты и мерзавец, – я выхватил у него контейнер. Он невозмутимо перешёл на фрукты. Его рубашка была чистой и всё ещё хранила острые складки, фирменный почерк Молли. – Что ты здесь делаешь?
– Я хотел убедиться, что с тобой всё в порядке, это же так?
– Я тронут.
– Не для меня, ты понимаешь, но он немного взволнован, – сказал Зак.
– Кто он?
Зак застыл с долькой мандарина на полпути к губам. “Я сказал “он”?”
– Да, сказал.
– Можно мне хотя бы банан?
– Нет, – сказал я и крепче сжал в контейнер.
– Тогда ладно. Позже, – и он убежал.
Всегда есть вещи, которые необходимо делать, точно зная, что результат будет грязным, болезненным, унизительным или всё вместе. Сходить к дантисту, пригласить кого-то на свидание в первый раз, устроить мальчишник возле бара Румба в субботу вечером или, как сейчас, в больничном халате преследовать подозреваемого через больницу.
Я направился прямо к лестнице, рассчитывая сбить с ног Зака, если он ждёт лифт. Либо догонять его по лестнице, если выберет её. Протиснувшись сквозь тяжёлые пожарные двери и, не обнаружив его на лестнице, я перескочил махом три ступеньки и громко заорал, расшибив палец ноги.
Как говорит Лесли, ключ к успешной погоне – знать, куда бежит подозреваемый. Не знаете, так сделайте обоснованное предположение о том, где следующая точка его интереса. В случае Зака это был больничный вестибюль – единственный общественный выход. Вернее, там были два выхода на противоположных концах друг от друга, и в связи с гриппом и недавним снегопадом вестибюль был полон ходячих раненых, больных и их близких.
Будь Зак достаточно благоразумен, чтобы идти медленно и спокойно, он бы ушёл. Но, к счастью для меня, он продолжал бежать, выскочив из северного выхода. Я лишь следовал за воплями возмущения толпы, через которую он протискивался. Люди закричали ещё громче, когда я, распаренный, полуголый устремился в погоню. Они пришли к неправильным выводам и разбегались в разные стороны.
Я сбежал по широкой лестнице перед больницей, пошатнулся, заскользив голой пяткой на кусочке тающего льда, восстановил равновесие и посмотрел вправо-влево. Зак бежал слева.
Он, очевидно, думал, что оставил свои проблемы позади и потому перешёл на быстрый шаг. Я почти догнал его, когда он оглянулся и рванул как заяц. И оказался слишком быстр, босиком я безнадёжно отставал.
В этот момент Лесли вышла из магазина "Сейнсбери" со своими покупками, увидела меня, увидела Зака и приняла молниеносное решение, так что я ставлю на то, что к тридцати она станет главным суперинтендантом в Хендоне.
Она не пыталась сделать что-то броское, просто выставила ногу, и он упал лицом вниз. Всё ещё держа в руках две сумки с покупками и мой ноутбук, она шагнула и поставила ногу ему на спину – удерживая, пока я не подоспел. Собралась небольшая толпа.
– Полиция, – крикнул я. – Проходите мимо. Здесь нечего смотреть.
– Ты в этом уверен? – спросил голос из толпы.
– Сейчас я тебя отпущу, Зак, – сказала Лесли. – Не делай глупостей.
– Не буду, не буду, – зачастил он. – Просто не делайте ничего поспешного.
– Поспешного? – я разозлился. – Ты только что заставил меня бежать голышом по Тоттенхэм-Корт-Роуд. Предпочитаешь, чтобы я об этом подумал?
Появилась пара полицейских в форме, которых ни я, ни Лесли лично не знали, и всё могло пойти наперекосяк. Я бы на их месте арестовал меня, но я упомянул в разговоре инспектора Стефанопулос. В общем, они оказались как нельзя кстати.
Назвав имя Стефанопулос, дальше приходится жить по её принципам, если не хочешь огрести неприятностей. Пришлось вызвать кого-то из Отдела убийств для ареста Зака. Его увели в допросную, я же вернулся в больницу, чтобы одеться и выписаться. Господи, как же это долго!