Достоевский

Николай Владимиров
     Его  торкнуло прикончить старуху-процентчицу, а заодно и ее товарку Анну, потом на коленях прилюдно просить прощения.
     Истовой, доходящей до идиотизма честностью и одновременно рогожински преступным отчаянием любви он довел себя до помешательства.
     По-настасьефилипповски был одномоментно невинен и порочен.
     Терзавший его вопрос, «есть ли Бог»? в одной ипостаси получал отвечал «да», в другой «нет».
     Он то возвышался до святости богоозарения, то срывался в пропасть греховного рулеточного азарта, спуская все до исподнего срама.
     Ради бесплодной идеи он с бесовской нещадностью был готов уничтожить половину человечества, и он же исключал даже возможность такового, если при этом прольется хотя бы одна «слезинка ребенка».
     Он взошел на эшафот во имя свободы, а сошел с него ярым противником идеи борьбы за ее торжество.
     Духовно умерев в качестве защитника «бедных людей» перед бездушной общественностью, он после «Мертвого дома» стал ходатаем за «униженных и оскорбленных» перед Богом.
     Притворившись юродивым и спрятавшись в «Подполье» от суетного мира, он слал ему записки с предсказаниями грядущей участи превращения человечества в единый муравейник, где властвует закон без духа и дух без закона.
............................
     Сколь велик, прекрасен и страшен человек, утративший в себе образ Господа Бога нашего и мучительно взыскующий его, препарированный гением.