Заходящее солнце попискивает лучиками через грубую лапшу деревянного жалюзи. Солнечный зайчик от часов с Сашиной руки нет-нет, да и свернёт на стене золотистым всполохом. Статный, Саша сидит у журнального столика и выводит несколько строчек на плотно забитом рукописью листе. Почти готово, почти собрано.
Книга писалась, как всегда, ровно одну неделю. В прошлую субботу, к полуночи, пятеро собрались в уединённом домике в Переделкине, о котором мало кто помнит, а большинство и вовсе не знает. Книга почти готова, и авторы додумывают последние шовчики, последние маленькие штришки. Всем ясно - это шедевр. Так хорошо ещё никогда не выходило, и, наверное, уже не выйдет. Не успеют. За двадцать лет им удалось собраться каких-нибудь десять раз. Это, так-то, меньше раза в год. Да ещё и в одиннадцатом получилось дважды.
- Кошмар какой! - восклицает Юля. Она сжимает в кулаке клубок своих огненных кудрей. - Это как-то... Так ни то что в книгах... То есть наоборот, ни то что в жизни!
- Я тебе точно говорю, - повторяет Дима. - Я там столько лет провёл. Всё очень удачно и правильно придумалось. И это настоящий Пелевин.
- А можно вслух? - требует Саша. Он выпрямился в кресле франтом, бросив перо в сторону. Слушает, и кивает одобрительно. Саша - за куратора в спорных или едких моментах. Если надо оскорбления и филиппику - это всяко к нему, мастер признанный.
В углу, не обращая внимания на эту короткую вспышку, двое сидят склонившись над бумагой. Тот, что помоложе, выглядит старше. Потирая рукой подседоватую щетину, он произносит мягко вибрирующим голосом:
- Это очень хорошо, Володя. Это... это - настоящее, и правдивое и вот сразу же очень комично. Ведь смешно - когда правда, да? Вот раньше у тебя было вроде и глубоко, но... да? Сложно было. А это - это почти Чехов. Ты полфразы сказал, да? И всё! Ничего больше не нужно. Очень удачно.
Володя кивает, и будто бы всхлипывает. Ему бесконечно приятно. От других было бы приятно тоже, но всё равно не так. Здесь совершенно особый случай и особенная радость. Все эти десять раз он ждал похвалы, именно такой настоящей и восторженной, и истинно честной похвалы, и именно от Вити. Это величина! Как медаль.
Сдавленно, он произносит:
- Спасибо. - очень тихо, шёпотом. Так, чтобы слушал только его собеседник. - Жаль, конечно, что...
Замолкает резко, будто гром грянул, а за ним - оглушительная тишина. Расчувствовался, и чуть не болтнул лишнего. Это он-то, молчаливый и загадочный, непонятный всему миру. Его слова толкуют все, от мала до велика, а тут - такая почти оплошность. Этот единственный нерушимый договор, заключённый больше двадцати лет назад в какой-то дрянной питерской забегаловке, с самыми удивительно неподходящими людьми - его единственная настоящая тайна. Нет, все прочие - тоже тайны, но мелочные, продиктованные исключительно стечением обстоятельств. Его бы воля, и вовсе бы их не хранил, и другим не наказывал. А это - удовольствие. Витя смотрит с сочувствием. Моментально всё понял. Даже не сейчас, а раньше. Собственно, он, кажется, всегда всё понимал и лучше прочих. Там, за стенами дачи, он тоже понимает всё лучше прочих, потому что вместо песен поношения, он тихо и спокойно говорит, почти шепчет, таким голосом, что хочется всех заткнуть немедленно и потребовать - внемлите, это звучат остатки вашей совести.
Здесь он безукоризненно вежлив и добр. Советует, поддерживает, направляет. Здесь, где прочего мира нет.
Темнеет. Листы собраны в толстую стопку, перевязаны и упакованы. Все сидят. В полночь их договор требует разойтись, и так, чтобы ни слова ни теперь, ни снаружи. Тайна. Масонское ложе.
Первым встаёт Дима. Его овальное улыбчивое лицо с острыми маленькими глазками напрягается. Уходить первым - то ещё удовольствие, для этого нужна смелость. Дима снимает с лацкана советских времён значок со спутником и кладёт на журнальный столик. Это его метка, и наружу он должен выйти без неё. Никто не смотрит на него, но все улыбаются, каждый - своим мыслям. Дима тоже улыбается, пожимает плечами и выходит из гостиной, вдоль по тёмному коридору, к двери. Снаружи ждёт машина с водителем - высоченным бугаём опрятного вида.
- Куда вас? - Спрашивает детина. Его голос уважителен и даже, кажется, робок.
-
- Куда. - Дима смотрит сквозь стекло на деревянный дом. - В ресторан, блять. Куда? Ужинать.
Дима грубо бьёт по спинке переднего сиденья, и откидывается назад, натянув на пузе пуговицы пиджака.
Володя и Саша выходят почти одновременно. От одного на столе остаётся дорогущая золотая ручка, от другого - металлическая пепельница в форме блюдца, украшенного черепами.
Каждый садится в свою машину. Володя не командует, водитель проинструктирован. Давно и хорошо. Саша тоже не командует, водитель знает, что требуется, без слов. Он только, лихо задрав картуз и почесав лоб, говорит своим хриплым и грубоватым голосом пропойцы:
- Как?
- Отвратительно сентиментально. - Отвечает Саша, растягивая слова.
Витя поднимается из кресла и кладёт на журнальный столик фотокарточку. На ней изображён молодой человек в очках, с острым пронзительным взглядом и тонкими, но немного хищными чертами лица. На обратной стороне надпись:
“Безграмотные вынуждены диктовать.”
Это никому конкретно, это просто удачная фраза, и, немножко, самоирония. Витя выйдет и поплетется пешком к заправке, примерно сорок пять минут. Оттуда можно будет вызвать такси и подождать водителя, попивая кофеёк за стеклом.
Юля остаётся одна. Её маленькая вещица - журналистский пропуск. Тогда, много лет назад, ничего другого под рукой не нашлось, а это вот было. Там нет лица, и даже фамилии, только слово - “Пресса” и штамп организации, которой давно не существует. Она оглядывается по сторонам и выбирает ракурс. В конце концов, друг, который вызвался её подвезти, прибудет часа через полтора, не раньше, а значит она всё успеет. В доме никого нет, её забота - только собрать вещицы, запереть дверь и уложить всё в мешочек. Его нужно отправить по адресу, который записан в телефоне. Дел - на пять минут. Поэтому она спокойно раскладывает ноутбук, подключает, поругиваясь, камеру и микрофон, и устанавливает всё так, чтобы нельзя было опознать по видео, что это за комната. Белые стены - везде одинаково белые.
Юля садится напротив своей импровизированной студии, перелистывает очерки, и, наконец, включает запись.
- Добрый вечер, сегодня суббота и, как всегда, в эфире “Код доступа”.