Эта история не нова. Я не думаю, что подобный сюжет пересказывается в разных интерпретациях. Вероятно, что подобные события случались неоднократно, и тому много свидетелей. Вот со слов одной свидетельницы эта история и записана.
1.
В это лето Лелька отдыхала с папой на его родине, в казачьей станице на Ставрополье. Лето тянулось жаркой бесконечной нитью, и это тепло согревало Лельке душу. Хорошо, когда тепло. Потому что приехала она отдыхать сюда из далекого сибирского города, где зима казалось вечностью, а от мороза порой перехватывало дыхание. Поэтому все местные привыкли говорить на улице, да и дома потом, почти не раскрывая рта. Иначе можно было сжечь морозом бронхи и посадить голос. Отсюда повелась знаменитая сибирская скороговорка – говорили быстро, приоткрыв рот в узкую щелочку. Эта манера разговора хорошо узнаваема теперь, когда многие сотрудницы телевидения, приехавшие на завоевание столица, особенно ведущие прогнозов погоды, демонстрирующие в профиль свои плоские животы и осиные талии, сразу выделяются своей скороговоркой, как бы не рядились в платья и костюмы от ведущих мировых кутюрье. И эта скороговорка останется у них до конца жизни. Как неправильно поставленная рука у начинающего скрипача. Если она поставлена неправильно, то переучить такого музыканта уже никто не возьмется.
Но к Лельке эта скороговорка не прилипла. Папа у нее был со Ставропольщины, из казаков. И его выговор был мягким, южным. Хотя крови в их семье было намешано много. Даже, говорят, в роду был пленный австрияк, которые после первой мировой войны осел в станице. Он настолько отличался от коренных жителей, что на него приезжали посмотреть из других станиц, как на диво дивное. А еще он умел играть на скрипке! Таких моцартов здесь отродясь не было, что еще больше придавало исключительности его персоне. При всем при этом он был интеллигентнейшим человеком, мягким в обхождении, и никогда не ругался. Наверное, потому что не умел. Самым его сильным ругательством было «Доннерветтер!». Но никто его не понимал, и не считал личным оскорблением. Поэтому его считали вежливым и обходительным.
2.
Все бы ничего, но Лельке трудно было найти себе подругу-сверстницу. Почти всех девчонок в станице на лето отправили в пионерские лагеря. Поскольку все жители были в той или иной мере задействованы в летней страде. А девчонок оставлять одних без присмотра никто не решался. В то же время, ребят не отправляли. Им и в станице было хорошо. Вокруг было много прудов, речушек – казацкая вольница неописуемая! Хочешь, на лодке плавай, хочешь, рыбу лови, хочешь – сусликов в степи. Хочешь – играй в войнушку. Сама природа закаливала пацанов, оттачивала их характер. И вот, Лельке не оставалось ничего другого, как пойти в их команду. Сначала они сторонились городской девочки, хотя и из Сибири. Присматривались, не задирали. Но Лелька была не из боязливых, могла постоять за себя. И постепенно ребята перестали к ней придираться, и она влилась в их коллектив. Но только с одним условием. Они не делали ей никаких скидок. Особенно трудно было иногда ей понять их разговоры. Речь мальчишек пересыпалась таким количеством непонятных для нее словечек, что порой она совсем не понимала, о чем они говорят.
И вот, однажды, пацаны собрались на утреннюю рыбалку. Долго шептались в сторонке. Лелька только и слышала обрывки разговора: «На макуху надо брать, на макуху! Крючок в макуху – и закидуху в воду!»
Что такое «макуха», она не понимала. Что такое «закидуха» - тоже. Единственным понятным словом было «крючок».
Но любопытство взяло верх. Она не выдержала, и подошла к старшему, Петрухе.
- Скажи ка мне, Петруха, а что такое макуха? – придав как можно больше наивности своему лицу, спросила она.
- Ты не знаешь, что такое макуха? Тогда что с тебя взять?
- А возьмите меня с собой! Тогда и узнаю!
Ребята опять отошли в сторону, и зашушукались.
- Ну, хорошо! – Сказал Пашка-велосипед. Он был единственным, у которого был собственный подростковый велосипед «Орленок». Все другие ездили под рамой на старых разбитых взрослых «Украинах». – Только с одним условием! Мы подходим к твоему дому затемно. И свистим один раз. Если проснешься и быстро вылезешь в окно – тогда пойдешь с нами. А долго мы ждать не будем.
Сказано – сделано. Вечером Лелька улеглась в своей комнате в одежде. И даже в сандаликах. Чтобы не шарить в темноте, не нащупывать дырочки. И накрылась одеялом. Папа зашел проведать, поцеловал ее на ночь, так ничего и не заподозрив.
Правда, сон долго не шел к ней. Она открыла окно нараспашку. А снаружи оно было закрыто лишь ставнями. Но неплотно, так, чтобы их можно было открыть изнутри.
3.
Все-таки сон сморил ее. Во сне она увидела, как забросила закидуху с макухой. И вдруг, вода заколыхалась, леска натянулась – и из озера поднялся столб воды, а посередине его – Чудо-юдо-рыба-кит, вся в серебряной чешуе, с громадными красными плавниками, а на голове у нее, непонятно как, держалась небольшая золотая корона. И тут рыба-кит засовывает плавник себе в рот, и как засвистит! Но только очень тихо, несообразно ее размерам.
Лелька проснулась. Некоторое время она лежала и думала, приснился ей этот свист, или нет. Она вспомнила обещание пацанов свистеть лишь один раз. И тут ее как будто подбросило на кровати! Она поняла, что долго ждать ее не будут, поэтом тихо встала, открыла ставню, петли которой еще с вечера смазала подсолнечным маслом, и выпрыгнула наружу. Единственное, что ее волновало – так это их пес! Он, увидев ее, не залаял, а заскулил! Хотя и этот скулеж ей показался слишком громким. Про себя она умоляла пса, чтобы он не начал лаять! Но все обошлось. Она тихо открыла калитку, и вышла на улицу. В темноте маячили светлые рубашки пацанов. Лица их за первый летний месяц сильно обгорели, поэтому не выделялись в темноте. Лишь у Пашки-велосипеда, который от рождения был блондином, копна волос выгорела и светлым ореолом окружала темное лицо.
- Проснулась, молодец! – Сказал Пашка. – Иди за нами.
Они пошли вдоль по темной улице. Заря еще не окрасила небосвод своими лучами, и их окружала темнота. Лишь полная луна подсвечивала серебристым светом избы, пирамидальные тополя, успевшую уже выгореть придорожную траву, и белую пыль на дороге. Несколько темных фигур шли впереди, и Лелька едва поспевала за ними.
Прошли по одной улице, свернули на другую. В мире не было слышно ни звука. Лишь неумолчный стрекот сверчков в южной ночи, да далекий лай собак. Лелька освоилась, и, шагая за спинами пацанов, почти перестала чего-либо бояться. Воздух приятно ласкал голые ноги и руки. Сейчас он был не горячим, и не холодным - а каким-то нежным. Как будто она плыла в теплой ночной реке.
4.
Ребята все шли. Прошло, наверное, где-то с полчаса, хотя ночью время тянется совсем по другому. Свернули еще на одну улицу. В станицах, которые строились в свое время военными казаками, все улицы были строго параллельны, и пересекались с другими под прямым углом. И они были широкими, с полфутбольных поля, а не такими, как в подмосковных деревнях, где один забор жмется к другому, а улица становится с каждым разом все уже и уже, по мере того, как хозяева потихоньку двигают заборы, занимая все новые территории методом ползучей экспансии.
И вот, скоро уже должны были начаться пруды. Уже чувствовалось, что край станицы близок. Как вдруг, после того, как повернули на очередную улицу, они увидели странное видение. Впереди, метрах в пятидесяти, из заросшей травой придорожной канавы, которая в станице выполняла роль ливневой канализации, вышло несколько светлых фигур. В полумраке разобрать детали не представлялось возможным, но было видно, что эти фигуры держатся строем, и маршируют, как солдаты. Выбравшись их канавы, фигуры собрались в кучу, и пошли вперед по ходу движения ребят. Все бы ничего, но они стали
издавать какие-то жуткие звуки, напоминающие громкий скрип несмазанной петли у больших ворот. Эти скрипы разносились по спящей улице. Ребята, увидев их, сначала остановились, как вкопанные. Встреча с призраками совсем не входила в их планы. А затем, когда первое оцепенение ужаса прошло, они развернулись и стали улепетывать назад. В темноте только раздался звук их босых пяток. Они пронеслись мимо Лельки и скрылись за ближайшим поворотом улицы. А Лелька как стояла – так и осталась стоять. Ужась пригвоздил ее к земле, и она не могла даже пошевелиться. Она любила читать книги, и читала о призраках и привидениях. А также о вампирах, которые шалят светлыми ночами в полнолуние. А луна как раз была полной.
5.
Если бы эти существа пошли в ее направлении, то она, скорей всего, просто умерла бы от страха, не в силах сдвинуться с места. Но, к ее счастью, они пошли дальше от нее. И почти скрылись за очередным поворотом дороги. И тут она, вопреки здравому смыслу, который призывал ее как можно быстрее побежать домой, она пошла вперед за этой странной компанией. Она решила, что, наверное, это инопланетяне, которые высадились вблизи их станицы, и проводят ночной дозор, пока все живое спит. Вот так, проснуться люди поутру – а кругом чистое поле, и ничего нет! Нет ни деревьев, ни домов, ни собак, ни коров! Пришельцы забрали с собой все, что смогли найти ночью. Поэтому Лелька решила спасти всех станичников, выследив, где же остановились эти инопланетяне. И она тихо пошла за ними. Дойдя до очередного перекрестка, она увидела их. Группа светлых силуэтов маршировала по прямой улице, и, дойдя почти до ее конца, вдруг свернула, и строем зашла в один из домов. Лелька заприметила, что это был за дом. И тут ее отпустило!
Она сорвалась бежать, и бежала так, что сердце стало стучать где-то аж в затылке.
Влетев в свою калитку, она буквально перелетела через подоконник, закрыла за собой ставни, и спряталась под одеяло! Уж тут-то они ее не найдут!
Потом страх прошел, навалилась дремота, и она провалилась в сон без сновидений.
6.
Когда утром отец разбудил ее и позвал к завтраку, она сделала вид, что ничего не произошло, как будто она только и делала, что спала и видела десять снов подряд. С таким сонным выражением лица, которое не смогла смыть даже холодная dода из железного умывальника, она вышла к столу и села завтракать.
- Толь, а Толь, не слышал, что случилось ночью? – спросила отца его сестра, тетя Маня.
- Нет, Манюнь, не слыхал! А шо бачат?
- Такие дела!!! Вся станица гудит!
- Да шо, рассказывай, не томи!
- Знаешь тетку Клавдию? НА том конце станицы?
- Конечно! Мы с ней крестили Ваньку у соседа.
- Так вот, они с мужем виноград давили. Ранний виноград у них, захотелось домашнего винца побыстрей сделать. С бочку отжали, небось, не меньше! А жмых то виноградный выбросили. Лоза то у них три дня стояла, как надо, и зашмурдячилась. То есть жмых то уже забродивший был. Она поленилась пойти, закопать его в компостной яме. Так и оставила в корытах стоять. А днем, когда вся станица в поле была, гуси вышли во двор, и нашли этот жмых. Он им понравился! А кому же не понравится – чистая бормотуха! Короче, наелись они этого жмыха. Да и закосели. А Клавка пришла с поля – и обомлела. Все гуси вповалку во дворе лежат – и не дышат. Осерчала она. Стала соседке через забор обидные слова кричать – все, что она о ней думает, и о бурно проведенной молодости соседки, которая, по ее словам, не пропускала ни одних порток – все высказала! Она вдруг решила, что это ее соседка гусей-то ей потравила! Одним словом, жалко ей стало гусей так выбрасывать. И, сколько могла, она нащипала у них пуха. Прямо с тушек. Чтобы добро не совсем уж пропадало. Где смогла отщипнуть – там и отщипнула. Целый мешок нащипала. А потом, когда стемнело – сложила гусей в другие мешки, и отнесла подальше
от дома, и свалила в придорожную канаву на соседней улице. Так ходила несколько раз, пока не отнесла их всех.
А ночью гуси, которые не сдохли, а лишь почти насмерть опьянели, проснулись – им холодно, ощипанные бока болят и не греют. Выбрались они из мешков, и зашагали к своему дому – благо, что все вокруг им знакомо. И так, строем, гогоча от боли и холода, пришли они в свой двор. А утром Клавка увидела их – так чуть кондратий ее не хватил! Кинулась она их обнимать да гладить! А им больно – они ее за это так исщипали – все лицо и руки у нее в синяках!
А соседка на нее обиделась – незаслуженно она сообщила всем станичникам о ее подвигах в девичестве. Тем более, что половина из этих подвигов была уже допридумана и давно стала станичным фольклором. Вот такая история, братец!
И тут Лелька все поняла! Эти пришельцы, которые шагали по дороге – и были теми бедными полуощипанными гусями! И издавали такие нехарактерные звуки именно от боли и от обиды, что выбросили их на свалку, даже не пощупав пульс! И поэтому они так отомстили хозяйке, исщипав ее до синяков!
Когда потом, днем, она встретила мальчишек – те не могли смотреть ей в лицо от стыда! Надо же, какая-то девчонка оказалась смелее их всех, даже их вожака – Петрухи!
И с тех пор Лельку стали уважать и считать ее своей ровней.