28/03/2019.
Мирослав Авсень.
Легенда о Егере.
(роман)
Глава 6-я.
Х Х Х
Когда отъехали от Татарского выгона где-то на версту, Неждан укрыл дрожавшую Соню краем полукафтана и прижав к себе стал говорить.
- Ты Сонечка не бойся, мы тебя теперь к дяде Глебу отвезём, он уже ждёт тебя, и тётя Катя тоже, ты знаешь такую?
- Угу, дядюшка на ней пожениться хочет – шмыгнув носом, робко пролепетала девочка.
- Не обижали они тебя, Соня? – наклонившись к ней, тихо спросил Уличев.
- Нет… но я очень боялась… и плакала…
- А чего боялась?
- А чёрный дядька большой, какого Фролом звали, он напился, и говорил я слышала… что меня… надо убить… а тётя Таня мне кушать давала и говорила на него что он кобель и ирод…
- Какая тётя Таня?
- Красивая, она там дома была, и я с ней ночевала… она говорила что домой меня отпустит, вот…
- Ну ничего, сейчас приедем! – улыбнувшись посулил Неждан, и спохватившись, выудил из кармана завёрнутый в чистую тряпицу, тульский пряник.
- Накось егоза, зубки поточи!
Соня, уже видимо успокоившись, проворно сцапала угощение, и улыбаясь снизу в верх на дядю, стала подобно котёнку, кушать подаренную сладость.
- Куда везти-то, в Управу или к Садко домой? – спросил Сан Саныч оглянувшись.
- Давай сразу к приставу, чего колесить без толку? – решил Уличев. Когда они подъехали к дому Садко, стояла уже полная ночь, и усыпавшие небо звёзды, игриво перемигивались друг с другом. Однако оказалось что Глеба Сергеича дома нету, он в Управе с полицмейстером, ожидает чего-то. Горничная увидав Соню, ахнула во весь рот, и с плачем бросилась целовать да обнимать ребёнка. «Сонюшка-а, деточка-а-а, жива-а господи-и-и!»
- Ты это, запритесь тут пока Садко не придёт, мы теперь пошлём за ним, поняла? - приказал Уличев, стоя напротив рыдающей от счастья бабы.
- Ох батюшка, ды запруся, запруся! – махнула на него рукой та, и с придыханием переспросила – А кто ж вы-то будите? За кого бога молить?
- А это уже не важно, важно что дело сделано, и Соня дома! – ответил Неждан ставя ногу на порожек пролётки – Не теряйся больше, егоза! – крикнул Уличев уже усевшись. Служанка взяла жующую пряник Соню за руку, и поспешила с ней в дом. Однако экипаж не отъехал так уж далеко. Сан Саныч оставил пролётку в темноте на той стороне улицы, и от дома Садко её видно не было, тогда как дом пристава хоть и тускло, но освещался угловым масляным фонарём.
- Пал Палыч, сгоняй будь добр до Управы, и там любому городовому на улице скажи что мол Соня дома, и пусть Садко поспешит! Но сам внутрь не заходи, скажи и сразу назад, а мы тут подежурим покуда, мало ли что?
- Ага! – Пал Палыч соскочил на землю, и быстро побежал в темноту.
- Ждём-с! – спокойно изрёк Уличев.
Глеб Сергеевич Садко, одетый по всей форме, сидел у полицмейстера в кабинете, и пил с ним чай. Он вчера вернулся с задания, где с несколькими сотрудниками тихонько взял за жабры кабатчика чьё заведение стояло за рынком у дровяных складов, и стал вопрошать того, что за квартальный у него днём обедал и вообще подъедается за дарма? Кабатчик, по началу сделал было телячий вид, стоя в тёмном углу двора, куда его отвели трое, смахивающих видом на приказчиков людей, однако после пары ударов по печени, проохав и прокашлявшись, питейный хозяин выложил всё. Да, есть такой надзиратель, Федулов, Мокий Егорыч прозывается, обедал, и обедает. Бесплатно, да, оказывает честь кабаку, но за то и порядок тут держит, и ничего что не платит, ему кабатчику и не в убыток. И городовые кушают, да, нет, эти платят за себя, не богадельня ж у него там? Кабатчик, получив на последок предупреждение что коли он жизнью-то дорожит, то об этом разговоре должен молчать, был отпущен, и едва жив со страха, поплёлся к себе, тщетно стараясь сообразить, кто ж это такие были?
- Федулов Мокий Егорыч, на кого бы сроду не подумал, неплохой вроде полицейский – говорил вслух Белугин, когда вчера, уже довольно поздно, Садко докладывал ему результаты. Вадим Григорич решил два-три дня последить за квартальным, а всем после объявить что арестован он за взятку. Теперь же, отрядив пару особо надёжных агентов следить за подозреваемым, пристав Садко по приглашению полковника сидел у него в кабинете, пил чай с пряниками, и время от времени, поглядывал на часы. Белугин, приглашая его гонять чаи, намекнул Садко что нынче возможно освободят Соню, и пристав отложив все дела, сидел и ждал.
- Вадим Григорич, а наши сотрудники племяшку мою выручать будут? – слегка тревожась, справился частный пристав, когда хозяин кабинета потчевал его первой порцией чая.
- Да, они работают с полицией – кивнул Белугин, отпивая из чашки – вы не волнуйтесь Глеб Сергеич, это надёжные, толковые люди, законопослушные, не раз проверенные в деле, всё образуется!
Следователь Садко сразу уловил в голосе шефа уклончивые нотки «работают с полицией», но уточнять ничего не стал, майор отлично умел понимать с полунамёка. Да и не до того сейчас ему было, сотрудники-не сотрудники, не важно, окажется девочка дома, он за любого человека в храме свечу поставит! Да к тому же у себя дома, сидит и переживает не меньше его самого, Катерина Терентьевна, его Катенька, его ясно солнышко.
- Простите Вадим Григорич, ну вы хотя бы в общих чертах, можете мне чего-то прояснить? – не утерпел Садко.
- Глеб Сергеич, поверьте мне, всё должно кончиться благополучно, волноваться нужды нет. Скажу проще, наши люди узнали кто и где держит Сонечку, и теперь уже я думаю идёт операция по её вызволению!
Садко расстегнул ворот у мундира, ему сделалось несколько жарко. Спрашивать дальнейшие подробности он не стал, было понятно что надлежит обождать. Не прошло и часа, в течении которого они обсуждали дальнейший ход дела по предателю Федулову, как в приёмной что-то загремело, раздались взволнованные голоса, и в кабинет едва не влетел дежурный унтер.
- Осмелюсь доложить ваше высокоблагородие! – начал было унтер вытянувшись в мачту, но Белугин резким жестом руки оборвал его.
- Вываливай уже!
- Человек один, городового нашего возле Управы остановил, и сказал «Доложи братец быстрее полицмейстеру, что племянница частного пристава Садко (Глеб Сергеич напрягся) уже дома теперь, со служанкой, пускай он сам домой поспешает!». Ну сказал и сгинул в темноте, городовой понятное дело сразу сюды, ну а тут уж и я вам!
Полицмейстер и пристав разом вскочили, схватили шляпы, и бросились вон из кабинета, дежурный за ними, на ходу торопливо объясняя что служебные пролётки все на вызове, и в наличии ни одной нет!
- Пустое! – нахлобучивая шляпу бросил Белугин – Лихача изловим, за мной Глеб Сергеич! – и первым бросился вдоль по улице, пристав за ним, а растерявшийся унтер остался стоять на месте, слегка разведя руки в стороны.
Пробежав пару кварталов, полковник увидал дежурившего у небольшого трактира извозчика.
- Подавай! – гаркнул Белугин, и возница сразу тронулся с места. Домчались за десять минут, и прямо с ходу влетев в воротные двери, Садко забарабанил в окно. Блеснула свеча, мелькнуло лицо горничной в чепце, и быстро спряталось. Хлопнула дверь, на веранде загорелась подвесная масляная лампа, скрипнув ключом и крючком отворилась дверь, и полицейские быстро вошли.
- Где она? – торопливо спросил Садко, радостно дыша.
- Так кушает, чаёк с пирожками да вареньем, я уж её птичку нашу искупала, платьишко сменила, причесала, осмотрела всю – вкрадчиво добавила горничная – цела наша деточка, слава богу!
Садко и Белугин быстро прошли дальше. В небольшой но уютной гостиной, за средней величины круглым столом, покрытым домотканой скатёркой с вышитыми на ней красными петушками, в хорошеньком синем платьице, сидела свежевымытая, с распущенными светлыми волосиками Соня, и осторожно дуя в красную чашечку, пила чаёк, а румяные пирожки, горкой высились рядом на блюде, подле вазочки с густым, земляничным вареньем.
- Соня! – позвал Садко. Девочка оглянулась, поставила чашку на блюдечко, и скользнув со стула, подбежала к нему.
- Дядюшка!
- Сонечка! – Глеб Сергеич буквально подхватил девочку на руки, и крепко прижал к себе, а она обхватив его руками за шею, уткнулась носом ему в плечо, и что-то стала лопотать.
- Выпить у вас есть? – устало спросил Белугин у горничной.
- Ой, да, конечно, сейчас принесу ваше благородие, сейчас! Наливочку, я мигом! – служанка сорвалась с места, а полковник опустился на стул. От сердца отлегло сразу как только унтер сообщил что девочка дома, ну а теперь , стало просто хорошо и приятно, но душа требовала чего-то выпить, совсем немного, для равновесия. Через пять минут горничная принесла на подносе небольшой пузатый графин с красноватой жидкостью, и рюмашки.
- Вот, пожалуйте господа! – чинно склонив голову, предложила она, ставя поднос на стол. К тому времени дядя уже вдоволь на обнимался с племяшкой, и отпустил её на пол.
- Ну беги, допивай чаёк!
Сам же быстро сев за стол рядом с шефом, налил им обоим по рюмашке, и полковник подняв свою, коротко сказал.
- За слава богу, что на сей раз обошлось!
- Да! – не зная как ещё ответить, махнул рюмашку Садко, а горничная пошептав что-то девочке на ушко и взяв поднос с пирожками и варенье, увела её из гостиной.
- Повторим? – совсем раскрепостился Садко.
- Извольте! – махнул ладонью шеф. Хозяин дома налил им по второй. Белугин взял рюмашку, и выдохнув проговорил.
- Ну, за тех кто нам помогает, за тех кто не подвёл и не подведёт!
- За них!
Чокнувшись, они выпили, налили по последней, ибо Белугину по его словам ещё предстояло дома успокаивать любимую жену, но на посошок он тихо и серьёзно сказал.
- Теперь наш ход Глеб Сергеич, теперь мы их гнать будем!
… Примерно в это же самое время, в своём новом доме на Садовой №17, ждал известий об обмене на Татарском выгоне, владелец книжной лавки Платонов, Михаил Семёнович, для своих Асмодей. В этот день его ничего не терзало, ни вечно взвинченная Эмилия, ни покупатели с завышенными требованиями ( житие Клеопатры им с гравюрами подай, идиоты!) ни плохие предчувствия. Днём он сходил в пару мест по делам книжной торговли, пообедал в трактире, погулял по парку, а потом делал визиты нескольким особо проверенным членам тайного общества, где на вопросе о новой игре в «12 апостолов», он туманно отвечал.
- Пока не знаю сам, надобно обождать, но вы не расслабляйтесь!
Затем, уже ближе к вечеру, он проводил Креста с наставлением что б по окончании дела, тот минуты нигде не задерживался, а сразу гнал сюда. Крест кивнул, и быстро ушёл. Единственный кто оставался теперь с ним в доме, это горничная Нюрка, что по пропаже Верки-Лежанки, уже каждый день, да и не по одному порой разу, охотно исполняла роль любовницы. Но пока было ещё не совсем поздно, Асмодей позвонил в колокольчик, и когда служанка пришла, коротко распорядился.
- Подай свежего чаю сюда и пока свободна, понадобишься-позову!
- Слушаюсь хозяин! – улыбнувшись кивнула Нюрка, и быстро вышла. Пока Асмодей копался в книгах, писал письма эзоповым языком, пил чай да Нюрку лапал, наступила ночь. И уже где-то совсем часов в 12-ть, появился мрачный и задумчивый Крест.
- Ну, то что всё кончилось плохо, я вижу уже по тебе – ровно, но начиная гневаться, проговорил Асмодей не выходя из-за стола, и сверля глазами стоявшего перед ним как школьника подручного – и выпить не-предлагаю, ибо ты со страшного горя, уже хватил где-то пару стаканчиков, да? (Крест молча кивнул) А посему, давай сразу с главного: как вы, скоты тупые, снова дело провалили? Ведь вы его провалили?
- И да и нет хозяин! – грустно вздохнул Крест, который лишь в совсем плохих ситуациях, называл главу тайного общества «хозяином».
- Объясни толком, недоумок! – Асмодей привычно сорвал с носа фальшивые очки.
- Мы с дитём легавым, прибыли на условное место…
- Условленное – мрачно поправил Асмодей, поигрывая пальцами по крышке стола.
- Ну да, туды… А там, уже они стояли на своей бричке, только это, хозяин, не легавые это были! – потухшим голосом сообщил тут Крест, на что Асмодей ядовито изрёк.
- Н-да? А кто? Волхвы с Ерусалиму пожаловали?
- Ты погоди, я ещё главного не сказал – чуть возразил Крест и продолжил – Ну Фрол девчонку вытащил, и нож ей к горлу…
- Так, и что?
- А тот, что у тех видать за главного был, вдруг из за спины раз, и Ксюху, дочку Фрола выставил, и тоже ножик ей к горлу! Мы так и охерели все на месте, думали што полиция, а они вона как….
- Что? Как говоришь, ножик к горлу? Дочь Фрола? - Асмодей медленно поднялся оттолкнувшись руками от стола, и неторопливо выйдя, подошёл к подручному. Крест не стал ни закрываться, ни трястись, ибо служа хозяину уже много лет, он знал что тот почти никогда не пускал в ход руки в таких случаях.
- Да Асмодей, - чуть оттаяв кивнул Крест – ну ту что на хуторе была.
- Знаю что с хутора, дальше что было? – резко спросил книгочей.
- А дальше полаялись они с теми, а потом по согласию девчонками и обменялись. И вот как только малявки сели в пролётки, Фрол за ножик, и тот ихний тожа, ну сошлись. И тут, представляешь хозяин, я ить и ты, все вообще Фрола знаем, лучший боец на ножах в городе. Ловкий, юркий, ты у него пару приёмов перенял, словом думали мы, что тут сейчас будет знатная поножовщина, но- Крест развёл руками – мы дух перевести не успели, а уже всё, нету Фрола с нами болей, готов! Он, Фрол-то, навряд ли и до двух раз замахнуться успел, как противник-то его, как-то так крутанулся в един миг, как бы сквозь Фрола, а когда тот развернулся, спокойно так, нож пряча и говорит. «Всё Фрол, ты убитый!». Фрол глаза-то закатил, и грохнулся. А энтот зыркнул на нас всех нехорошо, и сказал негромко «Передай Асмодею, что я приду за ним!» сели в бричку и укатили.
- Ну-ка, ну-ка, что говоришь, он придёт за мной?- задумчиво переспросил Асмодей.
-Да, так он велел передать
- Как они выглядели, а особенно тот, что пугать меня удумал? – уточнил книгочей.
- Обыкновенно выглядели, как мы, ни фраков ни сюртуков. А тот, их главный, он росту не дюже высокого был, на пол головы где-то Фрола пониже, а лица я не разглядел, картуз дюже надвинут был, но блеск глаз недобрый…
- Труп Фрола где?
- В яру за городом, на окраине, ветками закидали и всё – ответил Крест. Асмодей сцепил руки за спиной, отошёл чуть сутулясь к столу, а затем повернулся.
- Завтра пошли туда пару человек с лопатами, пускай зароют без лишнего шума… Так, что ещё-то? Денег значит не было при них?
- Не, мешок с порезанной газетой был, а денег нет, не было ( про пять честно поделенных про меж себя червонцев, подручный тактично умолчал)
- Ну про хутор Фрола узнать это не штука, это многие знали – начал задумчиво рассуждать Асмодей – а вот догадаться напасть, взять заложника, да так же жёстко его обменять, это уже совсем иное, это не полицейская рука работала, тут крепко будем думать. Девчонка Фролова где?
- Так это, дома, мы её сразу обратно на хутор отвезли, и там рядом выпустили, она домой и побежала! – объяснил Крест.
- Говорила вам чего-нибудь?
- Да разную ерунду, мол её взяли в разбойники поиграть, и жила она в замке где много дяденек, и все не всамделишные, ну словом бред детский, я толком и не понял ни чё. Да, везли её и туда и оттуда, с завязанными глазами, вот!
- А вот мне даже из твоего сбивчивого рассказа, кое-что становиться ясно. Некие люди, сколько кстати их там было?
- В бричке трое, и в дали на конях тоже где-то трое…
- Вот, некие люди – продолжил Асмодей, садясь обратно за стол – живут где-то в городе, наверняка снимают дом. Судя по тому что ты мне рассказал, очень решительные и опасные, лучшего бойца за пол-чика на тот свет спровадили… И что бы тогда это означало?
- Что Садко кого-то нанял, если это не полиция! – предположил Крест.
- Нанял Крест, но не Садко, на что ему шестерых бойцов нанимать? Да и где он их возьмёт для начала? – сдвинув брови, проговорил Асмодей. Крест пожал плечами.
- А вот наш разлюбезный барон Штирих, тот вполне мог выписать себе бойцов из Европы… Как он по-русски говорил, не коряво?
- Не, как мы с торбой, русский он, я это прямо уверен! – поклялся Крест.
- Ну там много нашего брата-эмигранта осело – спокойно пояснил книгочей, и продолжил мысль – есть в Европе такие люди, что работают за деньги, вот наш барон таковых видимо и нанял. Другого объяснения я не вижу, не полицмейстер же из губернии, жандармов себе выписал? – криво усмехнулся Асмодей – И люди эти бывалые, и за ценой не постоят, как и за методами… Ишь ты, баш на баш пошли, без уговоров, сюсюканий и моралистических монологов. И теперь значит за мной будет охота? Ладно, это мы ещё поглядим кто тут дичь, а кто загонщик будет. Ты Крест иди пока к себе и спать ложись, а завтра с утра, побежишь в город и разнюхаешь что об этом деле говорят, за ночь-то уж небось разнесут по городу! Иди уже!
Крест ушёл, а Асмодей крепко задумался. Впервые за долгие годы, он невольно ощутил наползающую тревогу. Уходить от полиции ограниченной мерами закона он умел, относился к ней серьёзно, а потому ни во Франции, ни в Пруссии, ни в Англии, ни в Австрии, и здесь в России, он не позволял себе чреватых виселицей игр вроде «Ловкие разбойники и глупые стражники», раздуваться от спеси и петушиться, он себе не позволял. Осторожность, Внимательность и Беспощадность, вот три принципа по каким он жил и в Европе, и в России. Полиции мало знать что ты преступник, ей нужны были доказательства, улики, свидетели, соблюдение закона при аресте, всем этим, Асмодей весьма ловко пользовался. Доказательства либо улики, можно всегда было выкрасть, уничтожить, купить, как и свидетелей. А вот ежели тобой занялись люди коим вся эта юриспруденция по боку, коим достаточно просто знать что ты преступник (с их точки зрения) то вот тогда дело может принять весьма скверный оборот, прямо даже не желательный. Вот вам и барон, ну верно говорят что в тихом-то омуте… Значит Штирих рассердился всерьёз. Ясно, да и то сказать, не своих же ему слуг на такое дело посылать?
- Только нанять бойцов в Европе! – вслух решил книгочей – А с Белугиным он это согласовал или нет? Кто знает, кто знает… Хотя, это вряд ли, полицмейстер коли мог бы, давно бы меня прикончил, нет. Ему в губернию всякие отчёты писать, реляции и прочую муйню, нет. Вадиму Григоричу так рисковать не с руки, а то должности можно лишиться на незаконных-то методах, а? Штирих, вот ты как деньги-то наконец начал использовать, молодец, взялся за ум, не даром знать мои уроки для тебя прошли! – криво усмехнулся Асмодей, и откинувшись на спинку стула, принялся размышлять уже про себя. Многое теперь стало на места. Исчезновение Шнырского и Верки, это наверняка дело рук людей барона, но тогда это означает, что где-то в недрах общества, сидит агент самого барона? Чушь, Штирих чистоплюй, шпионство не для него, и брезгует и не умеет. Лишь тогда, в Прибалтике, он воспользовался услугами одного предателя, которого так и не нашли, ушёл гад… Но сам барон работать с агентурой не умеет. Разве что агент полиции делиться с ним сведениями, через того же скажем Садко?
Всё может быть всё может быть… Барон был столь благороден, что сразу дал Садко в помощь своих людей? Гм, а метод? Спасти своего ребёнка, приставив нож к горлу другого? Ну для решительных и опытных людей, этакий фокус вполне нормален, а вот для щепетильного Евгения Николаевича, это немыслимо в принципе, или уже нет? Хотя его люди могли и не волновать своего впечатлительного хозяина, столь не симпатичными подробностями, освободили ребёнка? Освободили, чего тебе ещё? Ну а если мы, по волнуем барона, да запустим в общество слушок о том, КАК освободили племянницу пристава? То-то Штирих «обрадуется!». Нет, разогнать команду это вряд ли, хотя… Чем чёрт не шутит когда у бога выходной? Щепетильность в вопросах чести штука опасная, к дурным последствиям привесть может, ну а мы сему подсобим…
Так, ну это одно, а как быть с охотниками? «Я приду за тобой, Асмодей» хм, самонадеянное заверение, господин неизвестно кто. Это я скоро за всеми за вами приду, может даже скорее чем вы этого ожидаете. Любите освобождать похищенных детей? Ладно ухари, на благородстве-то я вас и выманю как кот на рыбу. Да, всё будет гениально и просто, людишек только по больше взять, но за этим дело не станет. Не хватит уголовных, наберём революционных, с идеями! Эти на что хочешь пойдут, только на пой в уши «Свобода-равенство и братство!».
Асмодей встал, и неторопливо заходил по кабинету, в его голове зарождался не затейливый, но при удачном и точном исполнении, сулящий большую победу, план.
- Нашёл – тихо сказал он, и остановился – нашёл чёрт меня возьми! Да, так и сделаем, я буду не я, коли эти ухари не клюнут, да и как не клюнуть? Может даже сам господин барон явиться соизволит? Н-да… И наша ловкая полиция, сама того не ведая, поспособствует моему успеху! Но мы не будем спешить и торопиться, мы подготовимся как надлежит…
Он побыл в кабинете ещё немного, настроение упавшее было от провала, поднялось вновь, и Асмодей, человек с железными нервами и силой воли, потушил кроме одной все свечи, и взяв её, пошёл прямиком в опочивальню домашней своей любовнице Нюрке. Судьба сгинувшей Верки его более не волновала, игра принимала иные обороты…
Х Х Х
Но если Асмодея судьба пропавшей светской любовницы уже не волновала, то вот тонкую игру госпожи Гокке, это грозило поломать полностью. За те два дня что она не виделась с книготорговцем Платоновым, дама окончательно растерялась. Становилось абсолютно ясно, что эта негодница Верка сгинула в преисподнею, и теперь совершенно всё запуталось. Нет, Эмилия конечно хотела раньше чтобы эта куртизанка Трепакова, делась куда-нибудь, и не раздражала её своей вульгарностью. Но затем, Верка понадобилась для тонкой игры с бароном, начало которой Эмилия так гениально разыграла, явившись к нему ночью в дом и попросив помощи, заключила союз. Штирих хоть и с оговорками, но согласился. Оставалось дело за малым, Верке затащить барона в постель, а там уж и она, Эмилия, знала бы как действовать! А что теперь? Самой этого Штириха в постель тащить? Она-то не против, давно этого хочет, да вот барон чего-то оказался не таким уж сентиментальным. Да и то сказать, обрусевший немец это не шутки, это такая непредсказуемая смесь кровей из немецкой точности и русской безалаберности, что только держись! Какой-нибудь французский граф, уже давно валялся бы в ногах, а то и сам, не дожидаясь приглашения, лез уже через балкон к ней в опочивальню, сжимая в одной руке дурацкий букет, а в другой, дурацкое же шампанское! Боже, как же эти мужчины предсказуемы со своими вениками!
Нет, и ведь искренне убеждены мужланы, что любая женщина купиться на эти охапки сводевиленных с чужой клумбы цветов, вот ведь что обидно!
Да, Эмилия Андреевна Гокке, находилась в утро после драматических событий на Татарском выгоне, в совершенно отвратительном расположении духа. Зная дурной норов госпожи, прислуга сновала мимо серыми мышками, но хозяйка всё одно выбранила всех за леность и не усердие, а про завтрак вообще заявила что её хотят в этом доме отравить, но сам завтрак съела, попила кофе, и тот час же помчалась на своём экипаже в гости к своей близкой подруге, Аделаиде Кирилловне Таблеткиной, жене почтмейстера. К счастью для госпожи Гокке, та оказалась дома, да ещё в компании Маргариты Петровны Шураевой, жены городского головы, и Анны Петровной Ярлыковой, жены судьи. Едва гостья вошла в комнату, где на диване возле небольшого стола, накрытого чайными приборами, гудели три подружки, как они разом повернув к ней головы, огорошили её двумя необычайными новостями. Во-первых, позавчера в ночь, на один из уездных хуторов, напала нечистая сила, черти из болот соединились с лешими, и ударили по хутору. Бывших там восьмерых здоровенных работников с топорами и ножами, черти сразу заморочили, и лишив их силы, выпили из них всю кровь до капли, вот. А бывших на том же хуторе молодую хозяйку и ещё девятерых женщин, связали, всяко наглумились, и похитив честь, скрылись в первых лучах солнца, да! А это ещё не всё, на хуторе же были дети, коих лешие и черти утащили с собой дико хохоча на весь лес, аж сосны тряслись! Не успела Эмилия Андреевна и рта раскрыть для какого-нибудь вопроса, как услышала другую душераздирающую историю. Вчера в ночь, в самую жуткую и глухую полночь, за городом, на Татарском выгоне произошла битва. Сошлись два войска разбойников, и у каждого было по пленной девочке-ребёнку, коих они поменяли друг на друга ( это магический ритуал у них такой) а потом кинулись одни на других, и убились там до смерти восемь человек, а прочие разбежались!
- Вот душечка Эмилия что твориться то у нас, а? – ахнула Маргарита Петровна, а две другие зачарованно кивали.
- Так, я ничего не понимаю – чуть прикрыв глаза, и заметно начиная злиться про себя, вопросила благодетельница – что вы мне тут сейчас наговорили-то, а? черти-лешие кровь попили, всех обесчестили, детей украли, за городом разбойники друг друга порезали, что за винегрет-то? И откуда вы это принесли с утра по раньше?
- Я, слышала как муж, говорил со своим секретарём, а до того, у него был кто-то из полиции! - вкрадчиво пояснила Анна Петровна, и только здесь до Эмилии Андреевны стало доходить что здесь как-то замешана история с похищением чьей-то дочери, что она краем уха слышала вчера от прислуги, но в подробности не вдавалась, да и не выезжала она эти дни ни куда, а всё только и думала, что теперь делать с провалившимся вместе с Веркой, планом по Штириху? И у Асмодея она не была, хотя о его предложении быть соправительницей, тоже думала. Но тут, разрешить дело, помог сам хозяин дома. Господин судья зашёл в комнату, и посетовав что их слышно «даже оттуда», коротко и по делу разъяснил.
- Два дня назад, не знаю уж почему вы не слышали дорогие дамы, но в вечеру, у нашего Садко, негодяи похитили племянницу, и стали требовать с него те фальшивые бумажки, что он перехватил на той неделе. А вчера, на Татарском выгоне, неизвестные некие люди, выкрав на том самом хуторе дочь главаря разбойников, поменяли её на Соню Садко, и всё, никаких битв с изнасилованием, всё банально и приземлённо мои милые! – закончил он, разведя руками, а затем извинившись, удалился. Три пары глаз, разом уставились на жену судьи. Та, застенчиво замявшись ответила.
- Ну что? Ну приукрасила чуть-чуть, я ведь не только разговор мужа подслушала, а мне вчера кухарка моя с горничной, на базаре были, так оттуда про нечистую силу вести и принесли! Вот этого я уже не придумала, да погодите немного, скоро по салонам сами всё услышите!
Эмилия Андреевна поняла всё сразу, её сподвижники, чтобы заставить работать на себя Садко, захватили его племянницу, но полиции удалось всё разрушить, и теперь придётся начинать заново! Так, надо срочно видеть Асмодея, может она за чем и понадобиться!
- О господи! – притворно ахнув, вскочила Эмилия – Вот я растяпа-то! Ко мне должна с минуты на минуту модистка прийти, я платье новое заказала, а то из Парижу-то пока дождёшься! Прошу прощения, я тороплюсь! – и не дожидаясь ответных любезностей, Эмилия подхватилась и чуть не бегом понеслась к выходу. На улице, запрыгнув в коляску, она приказала кучеру гнать домой, надо было перевести дух, и переодеться. За последние два дня, она на ряду с прочими мыслями, стала думать что Асмодей, тут в городе излишне миндальничает. Её бы воля, все эти чины полицейские и их прислужники, в крови б купались, а он нет, всё осторожничает… Чего спрашивается раздумывать там, где надобно только резать, резать и резать? И она, решительная и волевая женщина, обязана подчиняться, ну где справедливость? Впрочем мадам Гокке быстро взяла себя в руки. Ей было известно что в случае её самодеятельности, да если она в добавок и не удастся, Асмодей не будет читать ей нотаций, а просто прикажет её убить, только и всего. Он так и говорил всем.
- Я, могу простить ошибку, ибо все мы люди, а людям свойственно ошибаться. Но я никому и никогда, не прощу своеволия, ибо оно, есть противоречие моим приказам!
После пары-тройки показательных ночных казней, на которых Эмилия Андреевна присутствовала в чёрной маске и шляпке, она поняла что скидки, не будет ни кому, даже ей, а потому не испытывала судьбы, играми в «сильную» женщину. Ужасное любопытство жгло её теперь так, что не насытив его, она могла бы заболеть. Но едва подъехали к дому, как на встречу попался мирно прогуливающийся господин Платонов, облачённый во всё серое, но без трости. Увидав Гокке первым, книготорговец широчайше улыбнулся, и приветливо приподнял цилиндр.
- Ба, любезная Эмилия Андреевна, а я только от вас, зашёл по делу, а вас дома нет!
- И мне, мне тоже Михаил Семёныч, надо страх как с вами поговорить! - раскрасневшись выпалила она – Лезьте сюда, сейчас во двор въедем!
Уже в доме, уединившись в одной из комнат заставленной диковинной мебелью и всякими вазами, сообщники разговорились. В начале, Асмодей рассказал всю историю от похищения Сони Садко, до её освобождения неизвестными, и печальной гибели Фрола, в ножевом поединке. В конце, рассказчик прибавил что он голову ставит в заклад, что неизвестные-люди нанятые Штирихом в Европе!
- От чего же в Европе? - переспросила Гокке – Может тут где нашёл, мало ли?
- Да брось ты, «тут!» - насмешливо передразнил Асмодей – В нашей дикости можно нанять только мужика с топором, на большую дорогу сходить, а тут пол дюжины бойцов… Такие мастера есть только в Европе, наши так не могут, им бы только оглоблями махать. Штирих видимо уже давно через свои связи там набрал, и сюда вытребовал. Правда один из них точно русский, но в Европе любой может выучиться всему, так что удивляться не приходиться!
- И что нам теперь делать с этим бароном? – надменно поинтересовалась Эмилия Андреевна.
- А всё тоже, искать пути и подходы, завлекать в паутину – стал перечислять книгочей – правда после пропажи Верки, что скорее всего в лапах у барона как и Шнырский, тебе труднее будет этого добиться Эмилия.
- А почему ты думаешь что Шнырского, похитили люди барона? – задумчиво переспросила Эмилия.
- Я предполагаю это…
- Погоди, он пропал вскоре после того, как исполнил Бурцева, то есть после игры, значит его они взяли за это, за убийство? – осторожно предположила Гокке, глядя на Асмодея.
- Допустим –кивнул он головой – но к чему ты клонишь?
- А к тому, откуда Штирих мог узнать, что Шнырский палач, а? – чуть прищурилась дама.
- Погоди-погоди – задумчиво забормотал Асмодей – ты хочешь сказать, что барон не мог знать о Шнырском?
- Именно! Ежели б Евгений Николаевич сие узнал, то гневу его благородному, не было бы предела! Он верно и меня тогда велел бы схватить и допросить! Ведь Шнырский как и другие знал что я иногда наблюдаю за игрой! Так что господин барон не оставил бы меня своим вниманием, и сидела я бы теперь как эта дура Верка, где-нибудь у него в «заточении», в комнате со всеми удобствами. Штирихи с женщинами не воюют! – ухмыльнулась дама.
- А ведь ты совсем права Эмилия, ты очень даже права моя дорогая! – подумавши где-то с минуту, изрёк Асмодей – Я всегда держал тебя за умную женщину, и рад что не ошибся в тебе! Я думал вчера об этом, но каюсь что подмеченную тобой деталь, я упустил из виду. Да, это не барон, но кто тогда?
- Полиция?
- Да нет, вздор… Полицмейстер законник, это раз, а потом, наш человек в Управе уже б знал наверняка о том, хотя бы отрывочно, такое долго скрывать невозможно. Это же уездный город с провинциальными полицейскими, а не Москва с её Секретной полицией при МВД, эти бы могли, а наши? Нет Эмилия, нет, исчезновение Шнырского это либо какое-то непонятное стечение обстоятельств, либо мы все чего-то упустили, чего-то весьма важное!
- Так, и что нам теперь со всем этим делать? – обеспокоенно спросила Эмилия, на что собеседник сразу посветлев лицом, вкрадчиво проговорил.
- А делать Эмилия мы будем вот что: мы дадим нашему барону, проявить своё благородство, правда на этом деле, бедолага лишиться своих охотников, ну тех что пригрозили прийти за мной! – нехорошо улыбнулся Асмодей.
- Ну тогда не томи, рассказывай что придумал? – в нетерпении загорелась Гокке.
- Ну изволь, только слушай внимательно, и не перебивай, ты тоже примешь посильное участие в этом! – не мигая замер Платонов…
Хотя полицмейстера и разбирало помчатся к егерям на Судейскую прямо теперь же, сразу после ухода из дома Садко, но он сдержал свой порыв, ребятам надо отдохнуть, и до завтра всё это потерпит, а пока надо спешить домой, ибо там, в нетерпении ждут с вестями, его любимые дамы.
Семейство встретило полковника весьма бурно, ему буквально пришлось прорываться сквозь щебетание жены и дочки, для чего перецеловав обеих, он громко выкрикнул.
- Де-еву-у-шки-и!! всё разрешилось, Сонечка дома, живая и здоровая!
Его тут же отпустили, дали возможность передохнуть, но более не отпускали, пока он де не скажет все подробности. Ответ отца и мужа, убил обеих наповал.
- А я их мои любимые и сам не ведаю, подробностей-то, завтра только что-то прояснится!
- Ка-ак?! – разочарованно протянули обе ( они так надеялись!!) Но она же дома ты сказал!
- Да мои хорошие, она дома, её привезли неизвестные люди, и тут же отбыли!
- Неизвестные? – подозрительно глядя на мужа, осведомилась супруга.
- Абсолютно! – честно как смог, ответил Вадим Григорич, влюблённо глядя на жену. Та неопределённо повела бровями, и ничего не возразила, но вот ребёнок оказался недоволен.
- Папенька, но чего же я завтра подружкам-то расскажу? – надула губы Лидочка, у которой разом обрушились все перспективы огорошить девочек жуткой и романтической историей про разбойников. Папа тут же поспешил успокоить любимое дитя тем, что пообещал ей первой завтра всё рассказать, и на сём, беда оказалась повержена. А на другой день после завтрака, Вадим Григорич прошёл к себе в кабинет, переоделся-загримировался как положено, цапнул трость, и потайным ходом выскользнул в сад, а там неприметной тропинкой на тихую улочку, и до первого извозчика.
В секретный дом он прибыл когда его обитатели проводили время в отдыхе. Уже стоял июль, а потому сидеть всё время в доме не хотелось, хотя иным и приходилось, Сан Саныч с Пал Палычем бились там слонами, конями и ладьями, Уличев читал чего-то лёжа в гамаке, прочие сражались в городки, стреноженные лошади мирно паслись в саду. Полковник коротко поприветствовал всех кто пребывал на улице, Неждан соскочил с гамака, и оставив в нём книгу, подошёл к садовому столику где собрались остальные.
- А эти где? – улыбнувшись справился Белугин про отсутствующих.
- Дом стерегут да в шахматы ратяться! - улыбнулся Зорких – Надо ж кому-то и дом стеречь?
- Ладно, пусть их сидят, у нас не построение – отмахнулся полковник, и приветливо поглядев на легко одетых, словно отдыхающих за городом друзей, подумал какие же они всё же молодцы – Ну во-первых братцы, позвольте сразу поблагодарить вас за отличную работу, девочка жива-здорова, и дядя её весьма вас благодарит, хоть и не знает кто вы есть такие. Ну, а теперь герои, давай подробности, а то по городу бабы уже такого нанесли, что в зубы взять нечего!
- Ну, Вадим Григорич – почесав голову начал поручик Уличев – дело значит было так…
Уже через пол часа, полковник знал всё, но про нож у горла Ксюши, всё же переспросил кашлянув.
- Хм, а с ножиком-то ты не перегнул, риск-то оценил?
- Не перегнул, и риск оценил – успокоил Уличев шефа – да и Ксюша умным ребёнком оказалась, поняла что это игра. Да страховался я, Григорич, пальцем незаметно большим лезвие придерживал, во, порезался даже малость! – Уличев показал традиционным жестом.
- Ну а коли б живорез тот, Фрол, ножичком бы того, а? – снова спросил полковник.
- Он не успел бы, я когда ножик к горлу Ксюши приставил, его рожа от удивления и страха белой стала, а рука с ножом, я внимательно глядел, на вершок всего, но опустилась. А вот коли рожа-то его из растерянной в злобную б обернулась, я бы сразу ножик-то в него и метнул, прямо от горлышка, не замахиваясь. Ну ты ж знаешь Григорич как это делается! – спокойно закончил поручик. Полицмейстер снял цилиндр.
- Ф-у-х ты, жарковато чего-то ныне. Нагнали вы теперь страху на воровских людишек-то. Фрол энтот, я уж говорил вам, лучший боец здесь на ножах был!
- Говорил – сказал Куценко хрустя ранними яблоками.
- Так, ну а мне-то чего всем рассказывать? Правду нельзя, как вы Фрола на испуг взяли могу понять только я, прочие охать да ахать начнут!
- А вы проще к делу подходите, господин полковник – усмехнувшись, намекнул Неждан, и продолжил – Вы им расскажите ну хотя бы вот это: преступники, везли девочку на обмен, но на них, в степи у Татарского выгона напали неизвестные личности, и отбили ребёнка. Для душещипательности, добавьте чего-нибудь романтического ну например опишите всё с пальбой, звоном клинков и пафосными восклицаниями «Умри презренный злодей!» ну и всё в таком же духе.
- Ну чушь же несусветная, Уличев! – скривился штабс-капитан Кубанин.
- Чушь – согласился Неждан – но светские дамы и болезные пылкие студенты, поверят сразу, ручаюсь!
- Ну а что, другого-то и нет ничего, так всем и расскажу! – согласился полковник.
- Вадим Григорич, а как там те ваши, ну два агента, Шёпот и Шорох? Давно их не видно! – спросил Чеканов, скрестив руки на груди.
- Так и замечательно коли не видно! – улыбнулся полицмейстер – работают оба , в деле ребята. Один уже совсем своим в карточной команде тайного общества стал, витийствует по салонам, идеи выдаёт, но сильно не выделяется, один из многих. А другой тоже молодец, уже к нужному человеку тропу протоптал, все на своём месте Отечеству служат! Так, орлы мои горные, вы вот что, отдыхайте тут пока, заслужили, можете к девкам сходить у кого есть, словом отдохните эти сутки, но не пьянствовать! А я теперь обратно домой, переоденусь, и в Управу. Там уже наверняка кучу сплетен по Соне Садко навалили. Пока всё там утрясётся, вы отдыхайте да сил набирайтесь!
- Да мы и не устали особо! – пожал плечами Уличев.
- Это вы так думаете поручик и ошибаетесь, а посему-отдыхать, расслабляться и по бабам, а я увы, по делам! – Белугин козырнул, и уже не оглядываясь ушёл.
- Так, господа отдыхающие, тогда сейчас по-быстрому топим баньку и вперёд, на приступ городских красавиц! – улыбнулся Кубанин.
- Идея хорошая – согласился Зорких, и повернувшись к поручику, чуть с ехидцей спросил – А ты Уличев как, грешить идёшь-нет? Такие девки смачные в городе есть, мне Сан Саныч показывал, закачаешься!
- Иду, банкуйте ребята! – сдался поручик, мысленно прося у супруги прощения. «Прости Ольга Пантелевна, но на нашей службе без женского полу нельзя никак, принудительное воздержание, херово заканчивается!». А между тем, слухи о нападении нечистой силы на некий хутор с массовыми жертвами, похищением детей а потом, чудесным явлением последних обратно, о логове благородных разбойников в городе, и кровавой драме на Татарском выгоне, уже во всю бушевали по городу, превращаясь порой в нечто несусветное.
Глеб Садко, через своих агентов очень быстро узнал истинные подробности освобождения племянницы, и по началу даже засомневался в методе этого действия, но когда историю повторили слово в слово ему трижды, понял что так и было. Садко как человек прошедший горнило большой войны, в жизни повидал всякое, но как у полицейского, у него невольно зародилось сомнение в методе спасения ребёнка. Неужели невозможно было сделать это иначе? Приставить нож к горлу одного дабы спасти другого… И до каких пределов простиралась решимость того человека что спас так Соню? И кто он? То, что не из полиции это очевидно, никто из сыска так не работает, тогда кто? Если наёмник за деньги, то кто и где его нанял? История со спасением Сони, тёмное дело… Помытарившись так немного, майор решил не заморачиваться особо этим делом: да, метода вызволения девочки спорна с точки зрения полицейского, а со стороны салонного завсегдатая так просто ужасна! Но Садко, за время проведённое на войне, взял себе за правило не торопиться оценивать да осуждать то, свидетелем чему он не был, и где не присутствовал. В жизни происходят порой такие обстоятельства, в коих действовать надлежит незамедлительно, и тем что имеется под рукой. А посему, он решил что самое лучшее, это поговорить с полицмейстером, ибо он наверняка знает об этом деле больше чем говорит, и хотя бы в общих чертах, но посвятит пристава в детали. А лишнего Глеб не спросит, он боевой офицер а не салонный романтик. Отправляясь на службу, Садко попросил соседского дворника Герасима, здоровенного бородача, присмотреть за Соней, дома сидеть девочка ни как не хотела, играть с соседскими ребятишками она храбро собиралась прямо сразу, а охающей кухарке да пожилому учителю, было сложно за ней уследить. Дворник вытянувшись с метлой по стойке «смирно», пробасил густым гласом.
- Так пригляжу ваше бродь, не сумлевайтесь! Я тута рядом теперь буду, и кроху вашу в трату не дам, жисть положу коли надо, а никакой паскуде болей Сонюшку тронуть не дозволю, пополам разорву гадину! Это я вам как бывший гренадёр говорю!
- Ну спасибо братец, успокоил, а то дома-то её егозу не удержишь, вся в брата покойного! А за труды вот тебе Герасим, возьми – пристав полез было в карман за деньгами, но дворник остановил его, мол этого не нужно, за дитё деньги брать грех, и всё такое. Садко кивнул, и уже более спокойно отправился на службу. В начале он как положено зашёл к себе в часть, проверить всё ли там нормально, и убедившись что серьёзного ничего нет, отправился в Управу. Он вошёл в здание благочиния одновременно с полицмейстером.
- Не удивляйтесь Глеб Сергеич, я отлучался по надобности, а вы очевидно ко мне? – остановившись не на долго у входа, бегло спросил Белугин.
- Да Вадим Григорич, в части у меня порядок, так я вот к вам решил – немного волнуясь, сказал Садко.
- Прошу! – полковник указал рукой на дверь. В кабинете, сняв шляпы, оба сели на диван у стены. (Белугин предварительно приказал никого к нему пока не пускать) и полковник слегка улыбнувшись, начал.
- Вы Глеб Сергеич полагаю хотите меня о чём-то спросить?
- Да Вадим Григорич, я про спасение Сони, дело в том что по городу, теперь ходит всякий вздор про эту историю, но он не заслуживает внимания, я о другом. Мои личные агенты, независимо друг от друга, принесли мне одинаковые сведения, вызвавшие у меня некоторые вопросы, а именно метод спасения Сони – осторожно пояснил пристав, и рассказав шефу всё что знает, уточнил в конце, так ли всё было, или это преувеличение?
- Ну что же Глеб Сергеич, вы правы, вам надлежит знать подробности – согласился полковник, и продолжил – да, всё верно, те люди что спасли вашу девочку, захватили в заложники дочь Фрола, но – полицмейстер поднял палец в верх – они взяли лишь негодяя на испуг, девочке ничего не угрожало, ситуация контролировалась. Осуждать тех неизвестных (полковник подчеркнул это слово) я не возьмусь, ибо этот Фрол, приставив первым нож к горлу ребёнка был опасен, и время на политесы уже не было, требовалось действовать решительно. При налёте на хутор, по моим данным, его обитатели отделались лишь синяками да испугом, и прибывают теперь в добром здравии, как и их ребёнок, очень живая и чудная девочка… Так что Глеб Сергеич вам не о чем переживать, это жизнь, и она требует от нас порой молниеносных, хотя и не всегда общепринятых решений.
- Хм, если всё так как вы сказали, то ладно, что сделано то сделано, главное Соня дома. Но что мне в обществе говорить коли спросят кто и как её спас?
- А просто всё, некие неизвестные, благородные люди, как-то узнав о злодействе, выследили негодяев в степи, напали и отбили девочку. Преступники бежали, убитых нет…
- А Фрол?
- А тела нет, и искать его уже никто не собирается – пояснил полковник.
- Я благодарю вас Вадим Григорич, и теперь абсолютно спокоен, более к этому вопросу не вернусь, и готов служить дальше!
- Кстати о службе! – вспомнил полковник вставая с дивана, пристав поднялся следом – Вы нынче же, приставьте кого-то из своих агентов, последить за Федуловым, я уже дал своему такое распоряжение, два-три дня поводим как было условлено, а потом тихо возьмём, дерзайте!
- Слушаюсь! - щёлкнул каблуками Садко, и торопливо вышел. Совсем иную реакцию, эти события вызвали у барона Штириха. В начале, когда он узнал что у пристава похитили племянницу и требуют за неё 140 тысяч фальшивых бумажек, гневу остзейского вельможи не было предела. Его возмущал цинизм и безжалостность преступников. Однако когда ему доложили о том как выручили Соню, он принялся бушевать уже по поводу и этих методов.
- Если всё это правда, то эти спасители, такие же разбойники как и похитители! Их методы ничуть не лучше, поступая так, они уподобились преступникам! – рассуждал он в небольшой компании знакомых дворян, находясь в гостях одного из них в то утро, когда Садко и полицмейстер, разговаривали приватно в кабинете последнего. Но возмущения Штириха разделяли не все. Один седоватый поручик со шрамом на щеке, спросил задумчиво.
- То есть вы против спасения ребёнка таким способом?
- Таким-да! – резко бросил барон сцепив руки на груди, и стоя возле стола, за которым другие играли в карты.
- А если б это была ваша дочь?
- Без разницы, я нашёл бы цивилизованный способ спасти её! – гневно продолжил барон.
- Например? – на вскидку спросил один из играющих.
- Отдал бы эти деньги, а уже после стал бы искать негодяев!
- А коли бы вам эти деньги не выдали чиновники? Ну это ж улика, либо времени на это уже не было, а решать следовало теперь же? – снова просил старый поручик.
- Я… я не могу так сразу ответить господа, я не находился в подобной ситуации, но это ничего не меняет. Одни преступники, против других преступников… Я никогда не примирюсь с такими дикарскими методами, никогда не позволю себе опуститься до варварства, и не соблюдения правил!
- Не зарекайтесь Штирих! – тяжко вздохнув, посоветовал поручик.
- Что вы хотите этим сказать? – насупился барон.
- Оставьте спор господа – подал голос хозяин дома – мы с вами ничего толком не знаем, одни слухи! Я вообще думаю что это пули льют.
- Не похоже – пожал плечами барон, радуясь в душе, что не пришлось развивать далее, неприятную тему – хотя, кто знает?
- Нынче состоится званый вечер у прокурора, там наверняка будут и Садко с невестой, и Белугин с семейством, вот и спросите их коли охота о всех подробностях! – заметил другой играющий, на что старый поручик, хмыкнув возразил.
- Да вот была охота, занятых людей всяким вздором отвлекать! Да и потом друзья, коли бы мою дочку или племянницу кто похитил, то я выбирал бы не методы, а время и возможность! Жизнь штука без жалостная, а с мразью один разговор, пуля в брюхо или клинок! Око за око, зуб за зуб! Они понимают только такой язык, а с вашей манерой бороться барон, вы пардон, всегда окажетесь битым!
- Вы действительно так думаете? – пристально поглядел на него Штирих.
- Убеждён в этом!
- Поясните ваши слова…
- Охотно – поручик поправив шейный крест, коротко и чётко ответил, так же глядя на собеседника – вы играете по написанным правилом барон, а они, преступники, по неписанным возможностям, всё!
- Ну что барон, парируйте! – весело попросил один из игроков, но Штирих уже явно злился, ибо так сходу, он ничего придумать не мог, а повторяться ему не хотелось, сочтут за болвана, хоть в глаза и не скажут.
- Ну так сразу ответить нельзя, вопрос деликатный, но всё равно господа, уподобляться низким людям и брать на вооружение их методы, я считаю для себя не допустимым!
- Дождёмся вечера у прокурора! – прогудел хозяин.
Х Х Х
Званый вечер в доме у прокурора, и впрямь был хорош. Сам Мукомолов и его очаровательная супруга Мария Ильинична, оказались на редкость радушными хозяевами. Когда отшумели все дежурные политесы, то мужская часть общества насела на Садко с полицмейстером, а женская во главе с Эмилией Гокке, окружила плотным кольцом Катерину Терентьевну и Анну Леонтьевну. Обе светские партии жаждали узнать истинный ход событий на Татарском выгоне, и что там за история с нечистой силой на хуторе? Ответы как полицейских, так и их женщин, не сильно отличались напряжением и романтизмом. Все начали сразу со второго вопроса, и заявили что ничего про нападение чертей на хутор и похищение чести и невинности его обитателей они не ведают, и это не что иное как андроны едут, а попросту говоря, враки. А вот что касаемо событий на Татарском выгоне, тут всё интересней. Злодеи похитившие ребёнка, требовали назад свои нажитые нечестным путём деньги. Полиция, как орган общественного благочиния, сразу стала готовить операцию по спасению девочки, и задержанию похитителей. Но, некие таинственные и неизвестные люди ( имена и звания их сейчас устанавливаются) сами напали на злодеев ехавших в пролётке, отбили ребёнка обратив разбойников в бегство. Потом привезли девочку домой, и поспешно скрылись. Злодеи же, так же пока не найдены.
- Ой, а говорят там человеческие жертвы были? – спросила одна дама, на что госпожа Белугина, бывальщецки ответила махнув веером.
- Вздор! Просто несколько морд набили да и всё! Тел-то в покойницкой у доктора нету!
То же самое, но иными словами услышали от полицейских и мужчины, и на этом, слегка разочарованная публика, занялась обычными делами: молодёжь уединившись в углу принялась музицировать да читать стихи, дамы разбившись на несколько групп стали обсуждать новые туалеты, свежие сплетни, да грядущее замужество их товарки, Катерины Журавлёвой. У мужской половины всё оказалось значительно проще. Некоторые остались пить-закусывать за накрытым столом, обсуждать то да это, другие стоя с бокалами либо трубками в руках, тоже обменивались различными впечатлениями, а шесть или семь оставшихся, уже собрались за круглым столом чтобы метнуть банчик. Присутствовавший при сём пристав Садко, остался сторонним наблюдателем. Надобно пояснить что он уже не опасался оставлять Соню одну дома со служанкой, так как с вечера и до утра, неподалёку от его квартиры теперь стоял полицейский пост, из пары городовых.
- Глеб Сергеич, уж по три рубли не желаете? – весело предложил ему некий дворянин, тасуя колоду. Полицейский развёл руками.
- Увы господа, стеснён в средствах, а в сентябре сами знаете, свадьба у меня намечается, так что вольные карты как ранее, я себе теперь позволить не могу-с, извините уж, прошу покорно!
- Ну ты брат и хват, какую красавицу-то себе нашёл, аж завидно! – улыбнулся пехотный капитан, блеснув эполетами.
- Да Садко, гость торговый, ты уж тогда не забудь нас сирых да убогих, хоть винца пришли со свадебного стола! – подмигнув левым глазом, намекнул черноусый дворянин в синем охотничьем костюме. Следователь добродушно улыбнулся, потёр руки друг о друга, и сказал.
- Да о чём речь, друзья? Я вас всех приглашу, торжество хоть и будет не великим, но для друзей место сыщется всегда!
- Вот теперь видно что наш человек! - довольно хохотнул пехотный капитан. Меж тем, Катерина Терентьевна устала уже слушать всякие бабьи басни, а в особенности стенания Эмилии, о том как ей бедной хреново живётся после ограбления, и она тихонько ускользнула от них. Найдя глазами возлюбленного, она неслышно подплыла к нему, и словно кошка лапкой, осторожно взяла его под руку.
- Глебушка, а мне тут чего-то скучно стало! – зашептала она ему в ухо, благоухая парфюмом. Садко намёк понял, и заговорщицки спросил.
- Куда убегаем, моя царевна?
- Ну можно ко мне, Мишутка теперь уже набегался, и в своей комнате в солдатиков играет, а пока то да сё, и уснёт… а там и мы припожалуем!..- сверкая большими колдовскими глазами, промурлыкала невеста.
- Жди меня любимая в прихожей, я сейчас! – прошептал Садко, и когда она упорхнула, он шагнул к игорному столику, и громко сказал.
- Прошу меня простить господа, но вынужден вас покинуть, срочные дела!
- Служебные надо полагать? – приподняв одну бровь, шутливо спросил пехотный капитан.
- Разумеется, и они никак не могут ждать, честь имею! – в тон ему отшутился Садко, и быстро ушёл.
- Счастливый человек наш Глеб, по любви жениться! – вздохнул черноусый в синем костюме, шлёпая карты об стол.
- Дай-то ему бог! – кивнул другой игрок.
Между тем, барон Штирих хотя и услышал на вечере историю о происшествии на Татарском выгоне что называется из первых уст, но ещё часа за два до того, его слуги, ходившие в народ, принесли ему несколько иные подробности, а именно рассказали со слов кабацких завсегдатаев, да платных осведомителей ( коих барону скрепя сердце всё же пришлось завести) всё как оно там было на самом деле! Барон просто не знал чего думать, и как быть… Он хотя и не имел к этому делу никакого касательства, но от чего-то считал его для себя важным. Подступать к Белугину с вопросами после того, как он всё всем рассказал, выглядело бы бестактным и не учтивым, если не бестолковым, чего доброго за недалёкого сочтут. Неожиданно, прервав его размышления, к нему подошла с бокалом в руках госпожа Гокке в дивном, вечернем платье, правда уже не так обильно украшенном бриллиантами.
- Ну господин барон, и как вам вечер? – негромко спросила она, обдав его призывным взглядом.
- Недурён, а вы уже я вижу оправились от потрясений сударыня? – ровным голосом спросил барон, оглядывая цветущую настроением собеседницу.
- Да знаете ли, решила вот не предаваться унынию, что же теперь, в склепе себя замуровать коли так сложилось? – лучезарно улыбаясь, ответила она обмахиваясь веером.
- Вы уже значит не опасаетесь более за свою жизнь? – негромко, но с намёком, поинтересовался Штирих.
- Опасаюсь! – тихо ответила Гокке опустив ресницы, и добавила – Но стараюсь не показывать этого…
- Ну а где же та, ваша как её зову-то, Вера кажется? Ну которая всё знает…- хотел было закончить барон, но Эмилия Андреевна поспешила прервать его.
- Тише Евгений, умоляю вас, у этого человека всюду уши… Как только будет что-то определённое, я вам сразу сообщу, сами ничего не предпринимайте…
- Как вам угодно сударыня, это касается исключительно только вас, и вашей жизни! – равнодушно заметил Штирих, уловив в интонации дамы, едва заметные нотки, не заводить этот разговор вообще.
- Выждем время – шепнула Эмилия Андреевна, и поинтересовалась мнением барона, о деле с племянницей Садко. Штирих благоразумно умолчал о том что принесли ему слуги, а на озвученную версию, среагировал в глазах дамы обывательски.
-
- Случай интересный, но уж больно какой-то романтический!
- Так мало? – притворно изумилась Гокке поглядев на барона полу боком – Я думала вы мне ваше видение событий скажите…
- У меня их нет сударыня, меня волнует не банальная уголовщина в степи, а моя личная война с вашим благодетелем…
- Он мне не благодетель, вы ошибаетесь..
- Не прикидывайтесь Эмилия Андреевна, то что сейчас вы у него в немилости, это эпизод, хотя могущий стать для вас и фатальным. Но в общем, вы и он, это одно целое, мужское и женское начала! – философски изрёк барон.
- Начала чего? – искренне полюбопытствовала дама.
- Зла, любезная Эмилия Андреевна, возведённого в Абсолют обывательской моралью, впавших в безверие аристократов…
- Ух как вы нас – улыбнулась Эмилия Андреевна – а вы прямо мыслитель! Научный трактат о добре и зле, писать не собираетесь ли?
- Нет, не собираюсь, их уже достаточно написано до меня! – спокойно ответил Штирих, глядя на даму. «А как же она всё же красива… Дьявольски красива… Если бы было всё по другому Эмилия, если бы было…
- Мы значит в безверие впали, а вы верите, и в кого, в Высший Разум? В Бога? Или в Архитектора Вселенной? – язвительно улыбнулась Гокке, но барона трудно было смутить речами.
- Я в бога верю, Эмилия Андреевна, и мне достаточно. А что касается вас, вернее вашего дела, то спасти вас может только чудо, либо внезапная смерть вашего благодетеля… Как он кстати поживает, не звал вас к себе в новый дом?
- Нет барон, не звал. Он мне больше уже настолько не доверяет, что бы домой звать. Так, передавал пару раз устный привет через курьеров, и всё. Думаю он чего-то ждёт…
- И чего по вашему?
- Некоего громкого события, но это только мои догадки! – улыбнулась Эмилия.
- Ну что же Эмилия Андреевна, когда у вас будет что-то конкретное для нашего с вами дела, тогда милости прошу, я всегда буду готов вас выслушать, а теперь прошу меня извинить, меня ждут друзья! – он поцеловал даме руку, и отойдя от неё, влился в небольшую группу мужчин, беседовавших о чём-то возле камина. Эмилия проводила Штириха холодным взглядом, и задумалась. Барон либо очень умён, либо ни черта не видит вокруг. На историю о девчонке почти никак не среагировал, философию о добре и зле развёл, демагог! Ладно, она завтра всё это расскажет Асмодею, к тому же его план по отрезвлению Штириха и лишения барона его охотников, уже начинает набирать силу. Щепетильность барона в вопросах чести, очень скоро приведёт его к такому крупному поражению, о котором барон даже и не подозревает. Ну что же, как говориться отрезвеет-поговорим! Размышления Гокке, прервал голос судьи Капитона Савича.
- Друзья! – хлопнув несколько раз в ладоши, возгласил он – Минуточку внимания! На днях, в своём доме, я тоже даю небольшой приём, будут музыка и танцы, и я вас всех приглашаю! У меня уже давно зрела такая мысль, но вот только решился, простите что отвлёк, просто хотел всем объявить чтоб уж не забыли!
Гости тут же довольно загудели, идея всем понравилась, а Лидочка Белугина в кругу подружек, даже высказала своё видение ситуации.
- Званые вечера, непременно должны быть с танцами, а то так, воскресная школа какая-то!
К удивлению многих, разговоры о похищении ребёнка и его чудном спасении, не завладели публикой всерьёз. Обсудив несколько сторон этого события, господа и дамы перешли на темы по проще, особенно когда оглядевшись, заметили что Глеб Садко и его красавица-невеста, отсутствуют.
- Хм, наши голубки упорхнули в своё гнёздышко, как мило! – романтически вздохнула Аделаида Кирилловна, супруга почтмейстера.
- - Да, удары судьбы легче переносить когда рядом с вами родной человек! – тихо вздохнув, согласилась с подругой прокурорша, а сидевшая рядом Эмилия, смахнув слезу умиления, трогательно проговорила.
- Глеб Сергеич и наша Катенька, просто созданы друг для друга, чудесная пара, прямо позавидуешь по-доброму!
Вечер в доме прокурора, продолжался. А несколькими часами ранее, из своего дома по улице Садовой 17, вышел книгочей Платонов Михаил Семёнович, облачённый в неброский фрак синего цвета, такие же брюки, и жёлтый цилиндр. В руках, Асмодей держал трость с железным набалдашником и клинком внутри. Главарь тайного общества, часто совершал прогулки по вечерам. Полиции он не боялся, и по внешности и по одежде, он вполне походил на среднего, добропорядочного горожанина, и патрули не обращали на него никакого внимания. Ходить же воровато оглядываясь и строя при этом таинственную рожу, он никогда себе не позволял, оттого и не попадался толком. И вот теперь, он шёл наслаждаясь прохладой вечернего июля да любуясь лучами заходящего солнца. Миновав пару кварталов, он почувствовал что за ним кто-то идёт, но оглянутся не успел. Вкрадчивый голос пожилого человека, проговорил совсем рядом.
- Не пугайтесь Михаил Семёныч, я уже и так собирался сделать вам визит, но вы вот вышли сами…
Асмодей неторопливо оглянулся. В пяти шагах, стоял опершись левой рукой на дорогую трость, среднего роста сухопарый господин лет 60-ти, с седыми бакенбардами, и чистым, аристократически бледным лицом с острым подбородком, тонкими губами, и прямым носом. Одет пожилой господин был в хороший чёрный фрак, брюки и цилиндр так же соответствовали костюму. Асмодей узнал его сразу.
- Я ждал вас Фридрих Карлыч, добрый вечер! – книгочей протянул ему руку, и они поздоровались.
- Я уже давно в Ратиславле, живу в немецкой слободе, и являюсь ревностным прихожанином пастора Мейса! – улыбнувшись, похвалился встречный, когда они уже пошли.
- И как давно господин эмиссар вы здесь? - - едва слышно спросил Асмодей. Фридрих Карлыч чуть кашлянул и ответил.
- Уже четыре месяца.
- Хм, а я о вас только слышал что вы должны быть, но пока вот не встречал – заметил книгочей.
- А я наблюдал за вами, проверял надёжность некоторых людей, налаживал нужные связи, словом был занят делами, но вас из поля зрения не выпускал!
- Давайте где-нибудь присядем, да хоть вон в том скверике, пока молодёжь скамейки не захватила! – указав рукой, предложил Платонов.
- Извольте – согласно кивнул собеседник, и пройдя порядка полусотни шагов, они сели на лавочку под развесистым каштаном.
- Судя по тому что вы появились Фридрих Карлыч, это означает одно из двух: либо вы привезли мне новое задание, либо вы чем-то недовольны? – предположил Асмодей поглядев на собеседника, но тот неопределённо повёл головой.
- И да и нет господин Платонов, кстати образ ювелира шёл вам больше чем образ хозяина книжной лавки!
- Ничего, книги умножают знания, алмазы умножают страдания! - парировал Асмодей, и вернулся к деловому разговору – Я к вашим услугам, Фридрих Карлыч!
Человек с которым беседовал теперь Асмодей, являлся эмиссаром одной из немецких, иллюминатских лож, базирующихся в Баварии. Русские коллеги знали его под именами Фридрих Карлыч Штоц, и Людвиг Крейцер, а подлинного имени, не ведал уже никто. Сей господин как и его собеседник, так же находился в розыске в ряде европейских государств. Правда в отличии от Асмодея, имевшего в копилке четыре заочно смертных приговора, господин Штоц, обзавёлся только двумя. Не смотря на такую богатую биографию, эмиссар иллюминатов довольно свободно, хотя и не нагло, колесил по странам Европы, и по дорогам России, ибо деньги, связи и знакомства, творили порой просто чудные вещи! И вот теперь Фридрих Карлыч навестил младшего друга и сподвижника, к которому у него возникло дело.
- Вы Михаил Семёныч излишне нашумели в последние месяцы – мягко начал эмиссар, опираясь обеими руками на трость – это не продуманно с вашей стороны…
- Что вы конкретно, имеете в виду? – устало спросил книгочей, хотя по интуиции догадался что речь пойдёт об игре в «Циферблат», и не ошибся.
- Я о вашей странной игре на убийства, это хорошо по первости, нервишки пощекотать, но далее, может стать опасным.
- Вы преувеличиваете Фридрих Карлыч, риск присутствует в любом деле, даже вот вы рискуете живя в нашем городе, но всё оправдано! «12 апостолов» поставляет мне средства, ибо дуреющие со скуки барчуки да великовозрастные помещики, сами несут нам свои деньги. И к тому же исполнители, а таковых в чистом виде набралось уже 11-ть человек, теперь в полной нашей власти. А будут и другие, и никакими магическими ритуалами с таинственными клятвами, вы не привяжите к себе человека так, как привяжите тяжким, уголовным преступлением. И потом, устраняются потенциально опасные или вредные люди, и заметьте, не вы платите убийце за работу, а он вам, да ещё и гордится дурак этим! Разве ж плохо придумано?
- Недурно, но уж больно шумно, ведь кто-то может испугаться, и выдать вас полиции! – заметил эмиссар, на что получил отповедь.
- Вас тоже может кто-то выдать, Фридрих Карлыч, мы все рискуем. В нашем деле без этого никак. К тому же я подозреваю что вы в курсе как проходит моя игра, и знаете мою осторожность, а посему излишние тревоги я думаю отставить. А вот некоторые непонятные мне пока события, что стали происходить в последний месяц, вот они меня немного волнуют.
- Вы говорите о пропаже ваших людей, провале с ассигнациями, гибель Глицкера с потерей его бумаг и золота, и провал с девчонкой того пристава? – сухо и задумчиво перечислил старик.
- Да, именно.
- Ну перехват ассигнаций, это положим обычное ротозейство ваших людей и не выявленный полицейский шпион – буднично начал пояснять эмиссар – Туда же я бы отнёс печальную кончину ростовщика. Его кончил кто-то из клиентов, но вот кто, боюсь выяснить уже не удастся. А вот над пропажей последнего палача и вашей дежурной любовницы, я бы задумался, они много знают?
- Ничего серьёзного, абсолютные пустышки, с девкой я только спал, она была опасна зная мой прежний адрес, и кто такой ювелир. Но теперь вопрос отпал сам собой. А Шнырский, просто помешанный на терроре психопат, но с деньгами, убеждённый исполнитель и не более того!
- Но кто-то же захватил их? – опять спросил эмиссар, и вот на это, Асмодй поведал старшему товарищу свою версию про барона Штириха , и нанятых им европейских бойцов. Выслушав коллегу, немецкий гость задумчиво кивнул, и негромко проговорил.
- В этом что-то есть, вы правы, Штирих действительно мог. И денег и связей у него на это достанет, но – Фридрих Карлыч поднял тонкий как лучина, костлявый палец – с его щепетильностью брать на службу решительных людей… Н-да, либо припекло нашего дон Кихота, либо вы ошиблись, и чего-то упустили господин Платонов…
- Я всех перебрал в уме, и логически подходит только барон! – убеждённо повторил Асмодей – Ну не местных же провинциалов, подбил на это некто? Это же нелепо, роман с паршивым водевилем…
- Да, вы правы, местными тут не пахнет, я разумеется всё это проверю по своим каналам, и вам в ближайшее время сообщу. А теперь основной вопрос, архив, как он себя чувствует?
- Архив в полном порядке и безопасности, и регулярно пополняется.
- Ну и чудесно. Вы господин Платонов продолжайте вербовать людей, в ближайшее время в губернию, прибудет большая партия оружия и боеприпасов, инкогнито! Всё это сгодиться нам в нужный момент…
- Простите, в губернский город, или в наш? – уточнил Асмодей.
- В губернский, но учитывая небольшое расстояние от нас до них, особой роли это не играет – пояснил эмиссар, и призадумавшись поинтересовался – У вас есть что-либо с Эмилией Гокке?
- Мы не спим с ней, если вы об этом – равнодушно ответил книгочей, но Фридрих Карлыч покачал головой.
- Я не об этом, это к делу не относиться, даже если и спите… Я о том, насколько вы ей доверяете?
- Ровно настолько, чтобы не остаться в дураках! – небрежно ответил Асмодей.
- Она не склонна к предательству?
- Всякая баба, по природе своей склонна к предательству, вопрос только как подвести её к этой черте – так же ответил Платонов, и поглядел на собеседника. Тот слегка задумался и заметил.
- Да вы философом становитесь господин Платонов, это похвально!
- А что, наша Эмилия у вас на подозрении? – тихо переспросил Асмодей.
- Нет, просто интересуюсь степенью вашего доверия, а госпожа Гокке у нас на хорошем счету. Она решительна, красива и хладнокровна. Её финт с ограблением самой-себя и открытием приюта для брошенных щенков мы оценили! Широких возможностей женщина, может стать звездой одного из будущих королевств, созданных нами, а? – улыбнулся эмиссар, на что собеседник непринуждённо пожав плечами, так же и ответил.
- Будущее покажет, кому корона, а кому ночной горшок с содержимым!
- А вы остряк!
- У вас ещё что-то есть ко мне? – тихо спросил книгочей, на что Фридрих Карлыч отрицательно покачал головой, и величаво поднялся, собеседник следом.
- Работу по Штириху продолжайте, его связи и деньги нам пригодятся в любом случае, здесь ли, или в эмиграции, но барон нас очень интересует. И пусть Эмилия Андреевна прибавит своих женских чар, ну не мне же её учить? Словом передайте ей, что это моя личная просьба, Штирих уже до нового года, должен быть в её постели!
- Непременно передам ей ваше пожелания! – приподняв цилиндр, усмехнулся Асмодей. Эмиссар учтиво поклонился, и спросил у собеседника не угодно ли тому, ещё немного пройтись? На это книгочей ответил что полчаса у него есть, а там пора будет ужинать идти. Сообщники не спеша вышли на улицу, прошли мимо оклеенной разлохмаченными афишами тумбы, и перейдя проезжую часть, скрылись за углом.
Последующие три дня, прошли у полицмейстера и частного пристава, за непрерывной слежкой за квартальным Федуловым. Сам подозреваемый, в приватных беседах с коллегами, живо интересовался ходом расследования по поводу тех, кто отбил Соню Садко, ну интересно же! На это ему отвечали что пока ничего нету, дело только начато. А один из товарищей, тоже квартальный, во время чаепития, грызя сахар, простецки посоветовал.
- Коли интересно, спроси сходи у полицмейстера!
Следили все три дня и люди Белугина, и люди Садко. Федулов ежедневно обедал в кабаке за рынком у дровяных складов, и один раз встречался там с человеком по кличке Турок, ибо был он черняв да горбонос, и происходил из шайки покойного Фрола Кобыльского. Это случилось на третий день. Слежка за Турком оборвалась на широкой улице, где он умело затерявшись в толпе, пропал. Пару часов посовещавшись в кабинете полковника, Садко и Белугин решили что дольше оставлять предателя на воле опасно, и в тот же день, в тихом месте, Федулов Мокий Егорыч, был арестован переодетыми сотрудниками Управы благочиния, и препровождён в одиночную камеру, куда к нему зашёл один лишь Садко, и сразу выложил арестованному за что и почему его взяли. Квартальный понятное дело состроил архи удивлённое лицо, и клятвенно стал уверять любезного Глеба Сергеича что это ошибка, на что Садко тут же, в подробностях пересказал ему весь его разговор с Крестом в условленном кабаке, где квартальному был вручён «угол» (25 рублей) за сведения о контрмерах полиции против Фрола и компании. Федулов начал бледнеть, а пристав угрюмо сказал ему, что считает его соучастником похищения девочки, и устроит квартальному муки адовы, если он не заговорит.
- Тебя и Креста опознал кабатчик, и Турка тоже он нынче признал, да и наши люди рядом были, так что гляди Федулов сюда: либо ты говоришь всё как на духу, либо я тебя прямиком из этой камеры, переселю к уголовным, и ты знаешь прекрасно, кем ты у них там станешь уже к утру. Бить я тебя не стану, нужды нет руки марать, а к ним посажу. А вот коли всё расскажешь, то и тут, и в тюрьме, будешь сидеть с чиновниками, что за взятки там отдыхают. Для всех будешь тоже сидеть за взятку, ассигнации с переписанными номерами у тя найдут и всё, ну как обычно. На размышление тебе, одна минута, думай при мне…
- Ладно – потух квартальный – раз такой расклад вышел, скажу всё!
Выяснилось следующее. Два года назад, он крупно проигрался в одном кабаке, взял в долг, и проигрался ещё больше, тут на него Фроловы люди и вышли. Что делать? Стал работать на них, ну а дальше всё как всегда. Садко не обманул, бывший квартальный, пошёл по уголовному делу как взяточник. Наши егеря, эти три дня за исключением отпускных суток, провели в загородных прогулках верхом, по изучении местности вокруг города на дальности 20-ти вёрст. Были обследованы тропинки, дорожки, овраги, речушки, рощицы, бугорки, колодцы, балки, разного рода дефиле и тому подобное. Белугин понимая что пока они в городе не нужны, велел им изучать местность, ибо это может пригодится. Егеря изучили всё самым тщательным образом. Заносили в тетради, запоминали и даже что-то зарисовывали, словом проводили время в разведке местности. Забегая вперёд скажем что потом, всё это им здорово пригодилось. Так эти дни и пролетели.
Асмодей со своей главной сообщницей тоже не сидели сложа руки, а готовили большой как они думали удар по Штириху, а точнее по его самолюбию. Правда когда книгочей передал попечительнице сиротских домов, «просьбу» эмиссара о том чтоб до Нового года барон Штирих лежал бы в её постели, она слегка взорвалась.
- Да что это за приказы такие, а? Клеопатра я что ли какая, по собственному почину баронов в постель укладывать? Мне что его, под пистолетом туда загонять, «Ложись негодяй, а то пристрелю?» Да порядочный мужчина, уже сам бы меня давно туда затянул, а этот… И вообще, что это за обращение со мной? «До Нового года он обязан лежать!». Я вам не проститутка какая-нибудь! – с вызовом закончила раскрасневшаяся дама, на что Асмодей многозначительно заметил.
- Ну какая ж ты проститутка, Эмилия? Ты вовсе на неё не похожа ( дама стала оттаивать) проститутки спят за деньги, а ты за так, прости, я хотел сказать за идею! Ладно не покрывайся пятнами, тебе не 16-ть лет, переживёшь – поспешил поправить себя книгочей, видя что Эмилия пошла пунцовыми вишнями от возмущения – Что там наш вельможный друг, не передумал надеюсь? – переходя на серьёзный тон, спросил её Асмодей ( разговор происходил в доме попечительницы, в уже известной комнате)
- Нет разумеется – шмыгнув носом и гася в себе самой обиду, неулыбчиво стала отвечать Эмилия – ему на старости лет льстит быть Троянским конём, ибо на него как он полагает, никто даже и в бреду не подумает, настолько он там, у них, свой! – успокоившись уже почти совсем, попыталась даже как-то улыбнуться хозяйка дома.
- Ну тогда дело за малым Эмилия, чтобы всё прошло хорошо непосредственно на месте, и выглядело бы достоверно – сложив руки на животе, проговорил книгочей – Людей я уже подобрал, вернее Крест постарался, взял на дело Буравчика, Кривого, Турка, Шкипера, Шайтан-бека, и Серого…
- Что, и Крест пойдёт? – уже отойдя окончательно, осторожно спросила Эмилия Андреевна, но Асмодей отрицательно покачал головой.
- Нет, он просто подобрал кого по надёжнее.
- Ты в них во всех уверен?
- Они пока не знают чего им надлежит делать, подробности от Креста, узнают за пол часа до самой операции, уже на месте! – пояснил Асмодей, положив руки с живота на подлокотники кресла.
- Ну-ну, твоими бы устами! – мстительно заметила мадам.
В тот же вечер, в доме судьи Ярлыкова Капитон Савича, грянул большой приём, или не большой бал, человек на сорок самых близких друзей. Присутствовали как правило уже завсегдатаи. Семейство Белугиных в полном составе, дочке которых, уже по слухам подыскивали жениха аж из нескольких претендентов разом, Садко с Катериной Журавлёвой, почтмейстер, прокурор, и даже недавно вставший на ноги городской голова, все с жёнами и детьми, ну словом дым стоял коромыслом. Полицмейстер как всегда выглядел весьма живым и общительным, много шутил остро и уморительно, и никто за исключением родной жены, не смог бы уловить некую тревогу и неопределённость, в глазах старого солдата. Дело всё в том, что ещё вчера, полковник получил секретное донесение от агента Ерша, в котором говорилось следующее. «На этих днях, готовится некая акция, но подробности мне не известны». На этих днях… Какое неопределённое, и чертовски запутанное понятие, содержится в этих словах! Время от двух до трёх дней… На войне за такое количество времени, мы компании выигрывали, да что там за дни, за часы! А ту «На этих днях, некая акция»… Сиди Белугин и думай где на этот раз красный петух прокукарекает, в каком районе города?
Молодец конечно Ёрш что упредил, пусть и намёком, но хоть так! Полицмейстер не был из тех, кто гудел как печная труба в осеннюю ночь, и заставлял подчинённых прыгать выше головы. Неуязвимых агентов не бывает, и сколько таковой продержится, во многом зависит и от его прямого начальника. Ты требуй, но с умом, враг тоже не дурак, вычислят умеет, так что не требуй от агента перехитрить весь свет, а то сам себя перехитрить можешь…
Полковник отлично понимал что Ёрш, сказал всё что смог узнать, впрочем как всегда. Ладно, голову ломать не нужно, легче оттого всё одно не станет, будем надеется что агент разузнает ещё что-то. После непродолжительного застолья, музыканты грянули полонез, и начался небольшой бал. Белугины-старшие прошлись друг с дружкой в паре танцев, а затем полюбовавшись на резвящуюся дочку, прошли вдвоём в гостиную, где уже предавались самому действенному средству от скуки и меланхолии-беседе!
Лидочка веселилась во всю. Хотя на вечере, молодёжи её возраста набралось человек 15-ть, а кавалеров всего-то пятеро, весело было всё равно. Правда из близких подружек на вечере присутствовали не все (званых вечеров в большом городе не мало ведь!) Лидочка всё равно не скучала. Из старых знакомых, её прямо-таки опекала Эмилия Андреевна, которая буквально не сводила с Лидочки глаз, расхваливая её платье, украшения, веер, говорила ей какая она красивая и светлая, и как она завидует волшебному возрасту девушки! Восемнадцать лет, это двери ведущие в Непознанное, где вас ожидают чудесные перспективы! Она расспросила Лидочку о планах на замужество «Уж верно у неё кто-нибудь есть на примете?» на что девушка смутившись и покраснев, ответила что родители обещали всё устроить этой осенью, но она, чтоб не сглазить, старается лишний раз о том не говорить. Эмилия Андреевна похвалила Лидочку, заметив что так и следует делать, и не раскрывать секретов, даже самым близким подругами, ибо некоторые могут воспользоваться доверчивостью, женское вероломство границ не ведает. Затем меценатка поинтересовалась у девушки все ли её подружки здесь, и не скучно ли ей? Лидочка честно ответила что конечно не все, и перечислила некоторых кого нету, на что светская львица сладчайше улыбнувшись заметила, что это не страшно, а то кавалеров тут и так не хватает, так лишним барышням здесь и делать нечего! Лидочка от души посмеялась на эту шутку, и даже захлопала в ладоши, и вообще, расстались они лучшими подругами! Минут пять спустя, Лидочка вспомнила что папа, как-то не одобрительно отзывался об Эмилии Андреевне, ну его понять можно, он же полицейский, всех подозревает! Ах как он ошибается насчёт неё, она такая замечательная и красивая, и она, Лидочка, теперь хочет быть похожей на неё!
Девушке всё время хотелось стать непременно взрослой и красивой как мама, да рассудительной и умной как папа! Однако теперь, она стала мечтать стать быть похожей на госпожу Гокке, красивой, искромётно весёлой, обворожительной, и чтоб мужчины так и замирали при виде её ( ну этого она ни кому в слух не скажет, это неприлично) Поразмыслив так ещё немного, Лидочка снова ушла с головой в водопад веселья. Где-то через час, к ней тихо подошёл элегантный лакей с подносом, на котором искрились лучами бокалы с игристым вином, и рукой в белой перчатке аккуратно подал ей маленький, голубой конверт.
- Лидия Вадимовна, вам просили передать лично в руки-с, приватно-с! – склонив голову пояснил слуга.
- Мне? а кто? – полюбопытствовала девушка, принимая послание.
- Курьер-с, только что прибыл и принёс, привратник мне передал, и наказал вас упредить что это только для вас, и чтобы вы этого никому не показывали! – пояснил лакей.
- Ну хорошо, ступай! – Лидочка зажала письмецо в кулачке, и торопливо вышла из залы, чувствуя на себе завистливые и любопытные взоры подруг. Она вышла в другую комнату где были навалены всякие коробки и корзины, волнуясь распечатала конверт, достала письмецо, и развернула его. Красивый женский почерк, сообщал следующее.
Дорогая Лидочка!
Ваша близкая подруга Лиза Медвицкая, готовит против вас коварный заговор, пользуясь тем, что вы заняты теперь на званом вечере. Если хотите разоблачить её хитрые козни и застать её с поличным, вы теперь же, ничего и никому не говоря, берите извозчика, и поезжайте на улицу Большую Стрелецкую, в дом №197, там, на втором этаже, в угловой комнате слева от подъезда, вы всё увидите своими глазами. Торопитесь, ваша личная жизнь, ваша судьба и семейное счастье, в ваших руках!
Ваш друг.
Лидочка прочитав написанное ещё раз, затрепетала! В последнее время, она часто делилась с подружками тем, что родители уже нашли ей достойную партию, и они уже были в том доме с визитом, и молодой человек (уланский поручик) ей понравился, и судя по нему, Лидочка так же приглянулась статному офицеру, и они уже целых два раза, гуляли! А на осень, ну это пока ещё не объявлено, потому как поручик ещё не сватался, вроде бы как и о свадьбе поговаривали уже… А подружки очень подробно расспрашивали её о поручике, и она всё рассказала что знала, и немножечко, ну совсем капельку, добавила от себя. Ну она ведь девушка, может же она немного пофантазировать? И Лиза Медвицкая тоже так живо всем интересовалась… А-а-а!... Неужели?! Как это чудовищно! Вот не зря её Эмилия Андреевна предупреждала, ой не зря! Так, надо действовать незамедлительно! Лидочка быстренько спрятала письмо в сумочку, и решительно вышла из дома. Уже висела ночная тьма, но фонари у подъезда горели хорошо, и собственный семейный экипаж, девушка сразу узнала среди прочих, вон и кучер носом клюёт. Она как птичка вспорхнув с места, быстро подбежала к экипажу.
- Трофим, проснись уже! - повелительно воскликнула она, и бородач вздрогнув, встряхнулся.
- У, барышня? Уже едем? А родители-то ваши иде?
- Нет не едем, вернее едем, но не домой, а в другие места! – разъяснила девушка, уже забираясь на сиденье.
- Как прикажете, а куда? – деловито осведомился Трофим, в пол оборота поглядев на молодую хозяйку.
- Большую Стрелецкую знаешь?
- Знаю, это пошти на другом конце города, а вам чего там?
- Это уж моё дело, поезжай туда, а уж там я укажу! И не обижу коли долетишь быстро! – деловито предупредила девушка.
- А родители-то ваши в курсе? – подозрительно спросил кучер, разворачивая лошадь к выезду.
- Ну разумеется, поезжай уже давай!- нетерпеливо повторила Лидочка, находясь в страшном волнении от предчувствия того, какую жуткую и душераздирающую сцену она может застать в угловой комнате, таинственного дома? Едва экипаж Белугиных отъехал от особняка судьи, следом за ним, из темноты с противоположенной стороны улицы, тронулся другой, с поднятым верхом, в котором сидело четверо мрачного вида мужчин, и двое всадников пристроились сзади, тоже довольно внушительного вида. И неизвестная коляска, и оба конных, последовали за белугинским экипажем на небольшом удалении. Примерно через полчаса, когда Трофим свернул с широкой улицы в переулок выходящий на Большую Стрелецкую, его пролётку, внезапно обогнали двое всадников на всём скоку, и перекрыли дорогу вздыбив коней.
- Сто-о-о-й борода-а!! Приеха-а-ли-и!! – закричали они разом, Трофим машинально натянул вожжи «Тр-р-р!!» лошади громко заржав шарахнулись назад, а Лидочка страшно испугавшись вжалась в угол брички, и выронила сумочку на пол. В те же секунды к их экипажу с двух сторон бросились чужие и страшные люди. Двое одним махом сбросили с козел Трофима, успевшего крикнуть «Не надо!», принявшись его бить и крутить руки да вязать. А к заледеневшей от ужаса Лидочке, кузнечиком запрыгнул какой-то носатый бородач, смахивающий видом на турка, и в шапочке какие она видела у некоторых мусульман в городе. В руке у «турка» блеснул нож.
- Мама! – едва пискнула покрываясь липким ледяным потом девушка, мысленно прощаясь с белым светом, но нападавший неожиданно заговорил с ней ровным, и даже спокойным голосом.
- Тихо девка! Не кричи! Резать не буду! Трогать не буду, ты живой нужна, ясно?
Лидочка часто-часто закивала, и тут же лишилась чувств.
- Ну чё там у вас? – громко спросил Шайтан-бек, убравши нож в сапог, обращаясь к двум сообщникам, Серому и Шкиперу, что возились с извозчиком.
- Порядок, связан и кляп во рту! – деловито сообщил Серый поднимаясь и отряхиваясь, следом охнув поднялся и Шкипер.
- В обмороке девка, сигайте в экипаж и летим отсюда быстрее! – сказал Шайтан-бек, усаживаясь поближе к беспамятной барышне. Серый устроился рядом с ним, а Шкипер сел за кучера.
- Гони! – велел ему Серый, и Шкипер хлестнул лошадей. Два экипажа и пара всадников сорвались с мест, и гремя шинами скоро пропали в темноте. На месте остались только связанный да избитый Трофим с кляпом во рту, и белеющая в темноте сумочка девушки, что небрежно пнув ногой, сбросил с пролётки Серый.
Два экипажа с негодяями и похищенной девушкой выехали на Большую Стрелецкую, но скоро свернув в переулок, выехали через него на другую, тоже широкую улицу, счастливо миновав патруль солдат внутренней стражи, что лишь мельком проводили глазами странную кавалькаду. Названия улицы не просматривалось, но поезд стал подниматься в верх по дороге, миновав какую-то аллею с крытой каменной беседкой на холмике, украшенном валунами причудливых форм. Проехав ещё шагов с 500, экипажи и всадники завернули в некий мрачный и тёмный двор. Когда бричка остановилась, Серый легонько толкнул Шайтан-бека.
- Оживляй!
Бухарец осторожно провёл грубой ладонью по нежной как персик девичьей щёчке, и от этого, Лидочка вздрогнув всем телом, очнулась. Шайтан-бек убрал руку, а Серый соскочив с этой стороны, подал девушке руку со словами.
- Слазь тихо, не верещи, и будешь живая и здоровая, поняла, мамзель?
- Да – едва слышно кивнула Лидочка, дрожа всем телом как в лихорадке, осторожно спускаясь вниз.
- Вот и молодец барышня! – растянул рот в широчайшей улыбке вихрастый парень, картинно щёлкнув каблуками своих непонятного цвета сапог. Разбойники распрягали лошадей, и уводили их в освещённую лампами конюшню, а Лидочка осталась стоять, и мучительно стараясь сообразить, что же такое, это сейчас с ней произошло? Кто и зачем устроил ей эту ловушку с запиской, которую она, дура эдакая, не показала папе? Как девушка корила теперь себя за легковерие и горячность! Лиза Медвицкая, готовила ей коварство! Боже какой вздор… Лидочка стала медленно молиться про себя. Наконец все разбойники вышли из конюшни, и Серый с Шайтан-беком разом кивнули девушке.
- Пошли в дом!
Гурьбой полезли в дверь, и едва живая пленница на несколько мгновений оказалась в тёмном и нехорошо пахнувшем помещении, бывшим пристройкой к дому, или сенцами, где гогочущие и громко топающие страшные мужики, казалось ей сейчас набросятся, и случиться то, что хуже смерти. Но случилось иное. Не успела она толком и пол дюжины шагов пройти, как среди гогота, над ухом, чей-то приятный голос (!) прошептал едва слышно по-французски.
- Через полчаса просись на улицу…
Девушка вздрогнула от неожиданности, но в сутолоке разумеется ничего не ответила, да и кому?! Вошли в просторную горницу с печью, и образами с горящей лампадкой в углу. Лидочка машинально остановилась возле стола, и не зная чего делать, стала поправлять причёску, и только тут поняла что она без шляпки, она забыла её надеть, какой ужас! Вот до чего могут довести девушку излишнее волнение, и не разумная поспешность. Папочка, миленький, ну почему я тебя не слушалась?..
Похитители зажгли над столом большую масляную лампу, и сразу стало светло. Пока одни доставая из печи и ещё откуда-то всякую снедь и бутылки, накрывали на стол, Серый, Лидочка теперь успела его хорошо рассмотреть, (в глаза бросились выгоревшие и в пятнах багровые штаны) подошёл к ней, и ткнул пальцем в сторону печи.
- Вон, с торца лавка широкая с одеялом, видишь?
- Да…
- Иди туда, тама спать будешь…
Девушка повиновалась беспрекословно, возражать кому-то из них сейчас и капризничать, это верная смерть, подумалось ей, когда она тихо шла к лавке, на которую робко и села, сложив руки лодочкой. Когда разбойники начали пить да есть, пленница вдруг вспомнила о заветных словах, сказанных ей на ушко, кем-то по-французски. «Через полчаса, просись на улицу». Но кто же это мог ей прошептать? Ангел-хранитель? Или кто-то из этих душегубов свой? Она осторожно поглядела на пирующих, и тут же очень сильно усомнилась чтобы с такими зверскими рожами, кто-то мог говорить по-французски. Хотя, здраво рассуждая, рожи-то тут не причём, видела она в детстве пленных французов, такие хари попадались, что и тут не встретишь!
Преступники пили-ели много, но в меру, правда ржали как лошади, но уж этого никуда не денешь.
- А хорошая девка, смачная, я бы от такой не отказался! – облизнулся Шкипер, и хлопнул рюмашку.
- Харю в начале вытри, потом на таких девочек заглядывайси! - оскалился Кривой, неказистого вида, но крепкий, одноглазый разбойник.
- Кто бы за харю-то вякал? – деловито заметил Буравчик, и все опять заржали.
- Короче браты, Хрест велел чтоб девку пальцем не трогали, она целая во всех смыслах нужна, заложница бля, тьфу! – поковырявшись языком меж зубов, сухо сплюнул Серый, а Шайтан-бек поддержал его.
- Э, он верно говорит, затевать такую игру и всё испортить? Асмодей не простит!
- Да пусть сидить, кто её трогает-то? – вяло махнул ладошкой Турок, и изучающе поглядев на девушку, спросил а который теперь час?
- Одиннадцать скоро! – тихо ответил Буравчик, глянув на свои, карманные часы. Минут через десять, вдруг донёсся стеснительный девичий голосок.
- Извините пожалуйста, мне выйти необходимо, на улицу…
Похитители разом поглядели на неё, и Турок зевнув прогудел.
- Это мочно, все мы люди… Я даже могу сопроводить – он сделал было попытку подняться, но Серый, резво встав, махнул на товарища рукой.
- Сиди Турок, жри-закусывай, ты в крепостных не ходил, и не знаешь как с барынями надыть по приличному обращаться! Я сам схожу, сведу уж барышню до катуха-то!
Кругом мерзко заржали, а бедной Лидочке захотелось провалиться сквозь землю от стыда и страха, а щёки пылали таким жаром, что казалось могут пожара наделать. Серый взял с печи свечку, подошёл к столу, поджёг её на лампе, и подойдя к девушке, фривольно толкнул ту в плечо.
- Вставай барышня, пошли до ветру!
Лидочка закрыла лицо руками, и тихонько заплакала, тогда разбойник осторожно взял её за локоть, и повёл. В коридоре, когда дверь в горницу закрылась, Серый держа свечу чуть впереди себя, вдруг неожиданно, от чего у Лидочки разом пропали все пикантные потребности организма, заговорил абсолютно другим, ровным, нормальным голосом.
- У нас очень мало времени Лидия Вадимовна, а потому, приходите в себя живее!
- Что? – ойкнула девушка, но Серый уже открывал уличную дверь, и пропуская девушку впереди себя, передал ей свечу.
- Посветите мне!
Лидочка моментально выполнила приказание, а Серый плотно прикрыл дверь, поискал что-то глазами, и найдя у стены лопату, крепко подпёр ей дверь, а потом глянув на растерянно хлопающею глазами девушку, без обиняков продолжил.
- Сударыня, мы с вами взрослые люди, посему скажите, вы… никуда не хотите? А то вон, сарай открыт, минутное ж дело, а?
- Кхм…- смущённо засопела девушка, к которой начало возвращаться самообладание – хотела, но как усыхала ваш другой голос, то сразу… ну расхотела от удивления – не зная где стоять, пояснила барышня.
- Ну тогда быстро за мной! – Серый потушив свечу выбросил её в траву, и спешно повёл девушку к двери, но едва успели отворить да выйти на улицу, из дому донеслись удивлённые возгласы «Э, чёй-то за дела?» и удары по подпёртой лопатой двери.
- А чёрт, приспичило знать кому-то, бежим сударыня! Живее коли жить хотите!
И они побежали. Серый летел бы стремительно, но девушка всё время отставала, платье, да и туфельки…
- Снимайте их быстро и бежим так, или мы погибли! – резко приказал Серый, и девушка без единого звука повиновалась. Но едва она успела это сделать, как позади послышался отчётливый топот множества ног, и разъярённые крики. «Вон они! Стой! Серый-сука, так эт ты тварюга?! Сто-о-о-й! Печень выреж-жу-у!»
Серый и Лидочка в этот миг стояли на тротуаре, напротив аллеи с каменной беседкой, опоясанной сзади полукольцом из причудливых валунов. Рывком выхватив из внутреннего кармана небольшой двух ствольный пистолет, Серый большим пальцем взвёл курок, одновременно левой рукой отталкивая от себя девушку.
- Бегите что есть духа Лидия Вадимовна, и визжите теперь на весь город! Там вниз по улице, должны где-то быть наши патрули! Батюшке вашему поклон от Ерша, всё! – он вскинул руку, и прицелившись спустил курок. Бахнул выстрел, и один из пятерых бегущих по дороге, охнув полетел лицом в пыль, прочие брызнули в стороны, на ходу выхватывая пистолеты у кого они были, смрадно матерясь. Одна из пуль ударилась в стену рядом с Серым, он пригнувшись бросился через дорогу на аллею.
- Бегите-е-е!! Я задержу и-и-х!!
И завертелось короткое, но яростное дело. Девушка подобрав платьице как смогла, не чуя ног помчалась вниз по улице, оглашая кварталы пронзительным криком «Помогите-е-е!!! люди-и-и!!!»
- Щайтан-бек, давай за девкой! – рявкнул в темноте чей-то голос, и тот выхватив зачем-то нож, побежал по тротуару за Лидочкой, белое платье которой, отчётливо мигало в темноте. Серый, он же агент Ёрш, услышал приказ Шайтан-беку, когда перескочив валун, укрылся за ним, лёжа на боку. Когда бухарец с ножом ринулся за девушкой, он на несколько секунд стал хорошо виден на тротуаре при лунном свете. Этого агенту хватило. Он выставил руку с пистолетом ловя Шайтан-бека на мушку, пару секунд повёл его, а на третьей выстрелил. Бах-х! Захрипев и схватившись за живот, бухарец выронил нож, покачнулся, и проскрежетав что-то, боком свалился с высокой части тротуара вниз, на проезжую дорогу.
- Серый! Падаль! Хто ты есть июда?! Мы тя на ремни пластовать будем! – рычали три разъярённые глотки уже совсем близко, шагах в десяти. Серый мгновенно прыгнул к другому валуну, и чуть не угодил под пулю, она ударилась рядом, а в руках у агента, блестел уже другой пистолет, и тоже двуствольный . Он увидел как к беседке окружая его, стремительно бегут три тёмные фигуры, пальнул в крайнюю, но промахнулся!
- Промазал с-сука лягавая, ну теперь хана тебе! Разом на него, айда! – взревел голос Турка, и они бросились. Серый, отпрыгнув к беседке, чуть не в упор застрелил Шкипера с ножом, который перевалившись через камень, застыл в корявой и нелепой позе, а агент, отбросив не нужный теперь пистолет, выхватил из сапога оточенный нож, готовясь к схватке с Турком, летевшим прямо на него, с таким же оружием. Но позади, в нетерпении метался Буравчик с одноствольным, простым пистолетом, и пытался уговорить товарища отойти.
- Турок, уйди! Дай я эту тварюгу застрелю и бежим! А то солдаты скоро тут будут, пальбу-то далеко слыхать!
- Не лезь лях! – не оборачиваясь рычал Турок, сверля недавнего приятеля, взором ненависти – Пока июду этого не исшинкую, не уйду!
- Давай Турок! Давай, прыгай, ну?! – азартно подзуживал его Серый, поигрывая ножиком.
- Х-х-х-у-у!! – Турок котом прыгнул вперёд, рисуя ножом всевозможные вензеля, стараясь поразить, ненавистного теперь врага. Однако тот мастерски отбил все выпады, звякнувши нож о нож. Серый старался не выйти из тени противника, ибо Буравчик спрыгнувши вниз, находился совсем рядом, и только искал мига чтоб пальнуть, но Серый не открывался. Турок, крестя ножом воздух на британский флаг, всем корпусом прыгнул вперёд, стараясь как-то повалить врага на землю, но тот парировал ножом все «кресты» и лишь позволил противнику, чуть распороть себе кафтан. Это, вселило в Турка уверенность, и он нервно оскалившись, ударил ножом с боку, одновременно нанося ногой удар вперёд, чтобы Серый не поднырнул, но тот, и не собирался этого делать. Уйдя от бокового отпрянувши назад и в сторону, он резко бросил Турку в лицо свою шапку, на две секунды ошеломляя врага, и сделав боковой кувырок, погрузил свой нож ему в живот. Споткнувшись и захрипев, Турок выронив оружие, в агонии упал. Но и Серый, успел теперь лишь только вскочить на ноги, драгоценных двух секунд чтоб метнуть нож в последнего врага, ему уже не хватило. Буравчик пальнул с пяти шагов. Пуля поразила агента в грудь, и он взмахнув руками, ударился спиной о дерево, судорожно уцепился рукой за толстую ветку, харкнул кровью, и неловко повернулся спиной, куда грязно выругавшийся Буравчик, подхватив с земли нож Турка, метнул его из-за головы. Лезвие угодило точно меж лопаток, и Серый подогнув колени, с шумом упал лицом вниз. И уже где-то рядом послышались голоса и крики патрульных «Стой, стрелять буду! Стоять всем, сволочи!» Буравчик на ходу пряча свой пистолет, пролетел согнувшись мимо беседки, и треща ветками, скрылся в кустах…
Х Х Х
Лидочка никогда ещё не бегала столь стремительно! На несколько мгновений ей показалось что ноги, несут её сами по себе, не касаясь земли, а она вся целиком, парит над ней. Когда за спиной стали хлопать выстрелы, из глаз девушки потоком пошли жгучие слёзы, заливавшие ей лицо, и ручьями потекшие на шею и грудь. Она бежала и вопила во всё горло, глотала их и молилась про себя «Боже, помоги ему кто бы он ни был, помоги ему!» она неслась вниз, и одновременно с этими переживаниями, боялась полететь со всех ног вверх тормашками, но к счастью, этого не случилось. Девушка пробежала вниз всю улицу, и остановилась только на перекрёстке, где с замиранием сердца увидела спешащих на крики городовых.
- Помогите пожалуйста, там… у аллеи… там, убивают! – пролепетала она, и обмякла, унтер едва успел подхватить её.
- Ишь ты, да это ж Лида Белугина, дочка нашего полицмейстера! – ахнул изумлённый унтер, а его напарник поглядев внимательней, подтвердил эти опасения.
- Точно, она! В Управе её все знают… Чего она тут делала-то в эту пору, а?!
- Так, лови быстро где знаешь извозчика, её голубку в Управу надо, и отцу сообщить срочно, их высокоблагородие, на званом вечере у судьи гуляют!
- Понял! – вытянулся рядовой, и побежал искать лихача.
А в доме судьи к тому времени, Лидочку хватились так и так. Причём хватилась её мама, хотевшая ей что-то то ли поведать, то ли предложить. Однако дитя в доме не оказалось, и Анна Леонтьевна встревожившись, начала опрос присутствующих, и через четверть часа выяснилось что Лидочка куда-то укатила на семейном экипаже, после того как ей передали некое письмо, которое она и прочла.
- Да что эта негодная девчонка себе позволяет? – возмущённо воскликнула её родительница, ища мужа. Когда нашла то узнала что и он в курсе того, что их дочь, легкомысленным образом куда-то умчалась, не поставив родителей в известность. Полковник выразил своё негодование тем, что попенял супруге на то, как она « избаловала Лидочку всякими потачками», но увидав растерянный вид жены, тут же поправившись, пояснил что и он виноват тоже, старался излишне её от всего ограждать, ибо она «дитя войны», и он не хотел лишней строгости.
- Но теперь Анна, я буду вынужден Лиду строго наказать, как бы я её не любил! Оставить без последствий такое своеволие, это дождаться потом ещё чего по хуже!
- Я согласна с тобой Вадим, я сама устрою ей взбучку, будет она меня помнить! Пусть только найдётся! – с тревогой в голосе, посулилась Анна Леонтьевна. Прошло ещё какое-то время, часы уже подходили к полуночи, как в дом, гремя кованными сапогами, вошли два полицейских офицера, торопливо спросили что-то у лакея, и прошли дальше. Супруги Белугины стояли рядом с Садко и его невестой, беседуя о чём-то своём. Увидав полицейских все сразу замолчали, а встревоженные родители замерли.
- Осмелюсь доложить ваше высокоблагородие! – чётко козырнув, начал один из них – Четверть часа назад, наш патруль, поймал, э-э… встретил на улице бегущую с криками о помощи вашу дочь ( Анна Леонтьевна побледнела) и отвёз её в Управу, и теперь она там, сидит и пьёт чай. Но – голос офицера дрогнул – она рассказала нам одну неприятную и печальную историю. А патруль солдат внутренней стражи, пойдя на шум перестрелки и крики, обнаружил на аллеи по улице Губернской, целое побоище… Пять трупов собрали-с!
- Сколько? – тихо переспросил полковник.
- Пять-с, три на самой аллеи, и два на тротуаре рядом. И, Лидия Вадимовна убедительно просит вас приехать, ей говорит есть что сказать…
- Так, немедля еду, так, а трупы ещё на аллее?
- Так точно, до приезда следователя солдаты ничего не трогали, все вас ждут! – офицер кивнул головой. Белугин повернулся к частному приставу.
- Глеб Сергеич, вы давайте теперь вот с ними на аллею, а я в Управу, не нравиться мне это всё!
Обнадёжив своих любимых женщин, оба сыщика быстро удалились, а по публике уже побежал огонёк слухов, хотя пока ещё очень маленький, спичечный. Эмилия Гокке, ничего этого пока не знала, сидя в одной из комнат с подругами, и метая карты, она гадала на судьбу…
Вадим Григорич Белугин сидел с понурым видом. Убедившись в самом начале что с дочкой всё в порядке, за исключением истрёпанного и чуть порванного подола платья, потери туфель и сумочки ( впрочем сумочка вскоре нашлась, вместе с освобождённым от пут Трофимом) во всём остальном девушка не пострадала. Когда она тихо и с подробностями рассказала отцу всё до мелочей, и особенно последние слова Серого «передать поклон батюшке от Ерша», она заметила, как сразу помрачнел сдвинув брови её отец, как наполнились грустью глаза старого солдата.
- Папа, а кто это такой, ну Ёрш который? – осторожно спросила дочь, глядя на отца виноватым и растерянным взором. Тот слегка склонил голову, секунд пять помолчал, а затем глубоко вздохнув, печально ответил.
- Это, один очень верный и надёжный человек… Честный и храбрый, который, теперь это уже очевидно, ценой своей жизни, вернул нам с мамой тебя, нашу любимую дочку, нашего первенца, нашу ясную звёздочку…
Губы у Лидочки мелко задрожали, глаза набухли опять слезами, и пролились двумя горькими ключами, только теперь, рядом был большой и сильный папа, который обнявши дочку одной рукой, другой, взявши платочек утирал ей слёзы, утешая и тихо говоря что теперь можно и поплакать, немножко… Но Лидочка пока и не могла остановиться, впервые в жизни ей стало казаться что она, пусть и невольно, пусть волею рока, но стала причиной гибели человека. Разумеется что Лидочке, пока не дано было знать, что всё произошедшее с ней не плод каприза или своеволия, а хорошо подготовленная страшными и опасными людьми акция, которая должна была повлечь за собой гибель целой группы верных присяге и Отечеству людей. И лишь стечение обстоятельств, не позволило сему совершиться. К утру, полицмейстер знал уже всё точно. Тела с аллеи увезли в покойницкую, и приставили усиленную охрану, дабы исключить нежелательные случайности. Однако по городу, в разные стороны уже разбегались слухи один другого страшнее.
Но подлинные драмы разыгрывались конечно же наяву. Анна Леонтьевна когда всё узнала о похищение дочери через подложную записку ( с почерком которой сейчас работал сам полицмейстер) то хотела было отправить Лидочку в деревню, но та упёрлась, и на полном серьёзе заявила что никуда прятаться не побежит, ибо она и внучка и дочка боевых русских офицеров, и не желает давать врагам повод думать, что она их настолько боится.
Белугин-старший решение дочки одобрил, да к тому же не мудрствуя лукаво, он поставил возле своего дома круглосуточный пост внутренней стражи из двух солдат и унтера, от чего жильцам как-то сразу стало поспокойнее. Садко уже вёл следствие по факту побоища на аллее, и опознав все трупы лично, теперь доискивался кто и что, спровоцировало такой инцидент? Ну разумеется что первые часы не могли пока дать ничего определённого. Угнанный экипаж Белугиных обнаружен пока не был, но не это теперь занимало умы следствия. Едва побывав утром дома и позавтракав с женой (дочка ещё спала) Вадим Григорич собирался переодевшись, навестить дом на Судейской, и посвятить своих егерей в подробности дела. Но сразу он уйти не смог, супруга задержала его вопросом.
- Вадим, а ты ничего не забыл?
- Прости, ты о чём? – переспросил муж.
- Ну, просто Лида, не единственный наш с тобой ребёнок…
- Ах ты о мальчишках? Не волнуйся любимая, я уже отправил в губернское полицейское управление курьера с письмом, за ними там приглядят, не переживай душа моя!
- Благодарю! – смахнув слезу, искренне посветлела лицом Анна Леонтьевна, ибо по мимо любимой дочки, у них росло ещё двое 14-ти летних сыновей-двойняшек, Иван и Слава. Они оба учились в губернской гимназии, а сейчас просто гостили там на каникулах у друзей.
- Ты больше не тревожишься, Аня? – тихо спросил её супруг, подойдя в плотную.
- Нет, теперь не тревожусь – улыбнувшись, ответила она. Полковник нежно поцеловал жену, и направился в кабинет, визит к однополчанам был необходим. На Судейскую он прибыл примерно к 10-ти утра, когда вся команда прибывала на улице, проводя время в учебных поединках на шестах, ножах и тесаках.
- Что держите форму это похвально господа! – бросил им на ходу полковник – По нынешним временам это может пригодится в любую минуту, прошу всех к столу! – Белугин указал рукой на деревянный стол под грушей, на котором красовался здоровенный пузатый «генерал», самовар в медалях, чашки и варенье.
- Сбегайте кто-нибудь в дом за вином, понадобиться! – попросил полицмейстер, когда все столпились подле. Пал Палыч в две минуты исполнил просьбу, да ещё и восемь рюмок в пустой коробке из-под торта принёс, расставили всё, сели.
- Случилось что? – тихо спросил штабс-капитан Кубанин.
- Да ребята, случилось – кивнул шеф – вы большой стрельбы ночью не слышали?
- Слышали, палили где-то в двенадцатом часу уже, я как раз ещё не спал, и на звёзды глядел, люблю иногда – ответил Уличев и добавил – Но я подумал что это ваши кого-то ловят, либо пьяные господа шумят. Тут соседи вон есть, днём через день палят у себя по мишеням, ну мне и подумалось…
- Мы тоже слышали – сказали и другие.
- Вчера, они предприняли попытку похищения моей дочери, моей Лидочки, которую многие из вас, на руках ещё младенцем держали…
Далее полковник поведал всё что удалось ему выяснить, вплоть до того, где и как, погиб Серый, он же агент Ёрш. Егеря немного удивились самому факту похищения, вернее наглости преступников, и лишь один Уличев с толикой недоверия, переспросил.
- Вадим Григорич, погодите, вы сказали что этот Ёрш, тот самый вихрастый парень в сером полукафтане, что на обмене на Татарском выгоне был, и у Фролова кабака всё время отирался, тыквенные семечки грыз? И в иных местах я эту личность вроде видел?
- Да Уличев, это он, мой лучший агент в воровской среде, был…
- Ну никогда бы не подумал! – искренне изумился Неждан – А как же вы его такого завербовать-то смогли, на чём подловили?
Лицо полковника не надолго озарилось иронией.
- Завербовал? – грустно хмыкнул шеф, и глядя в одну точку, проговорил – Тарусов, Александр Андреевич, капитан жандармской команды, из драгун, с юных лет на службе. Дворянин, из потомственных князей рязанских, тех ещё – полковник поднял палец вверх – что в 13-ом веке, Батыя первыми встретили, да-а…Четыре языка, и прочее…
Услышав такое, Уличев остолбенел. За годы войны, он как ему казалось уже научился разбираться в людях, в лицах, в типажах. И готов был принять того паренька уголовного вида, за кого угодно, но только не за князя древнего рода!
- Удивлён, Уличев? – спросил полковник, вновь оживившись взглядом.
- Да уж удивил Вадим Григорич так удивил! - выдохнув сознался поручик – У меня и тени сомнений не возникло что он не настоящий, тени!
- Вот, а у тебя глаз особый, за что тебя и ценили – заметил полицмейстер – И теперь ты представляешь какого я офицера потерял, какую цену заплатил за жизнь дочери, тяжелейшую…
- Ну да, коли от вас бы не услышал, ни по чём бы не поверил что тот Серый, из князей! – всё ещё находясь под впечатлением, признался поручик.
- Да, поверить трудно, но это так. Князь Тарусов, Александр Андреич, 34-ре года, в полку с 16-ти лет, на секретной службе с 24-х, и ни одного провала либо замечания…
- Тридцать четыре? А на вид четвертак я ему давал, не больше! – тихо проговорил Неждан, собирая мысли в кучу, вот это он сел в лужу так сел! Даже не ёкнуло нигде, эх, не ужель стареем, разведка?
- Да, он молодо выглядел, хотя у него жена и трое детей, живут в Ростове. Давно их не видел, заскучал говорил он мне с месяц назад, я ему к зиме отпуск обещал, на праздники, да уж!.. Какая биография, и какая неожиданная гибель. Думаю друзья, он до последней минуты не знал куда и зачем, их шайку пошлют. Успел лишь сообщить намедни, что что-то затевается, и всё! А там, вчера, действовал уже по ситуации. Четверти часа или даже меньше, не хватило чтоб от погони оторваться, четверти часа! Да-с, такая она, государева служба, сам погибай, а ближнего выручай. Помянем его ребятки, разливай Сан Саныч! – попросил полковник. Когда вино разлили, все подняли рюмки, и встали.
- Скажу я, вы его не знали, а нести всякий вздор протокольный не нужно… Три года назад, внедрили мы его под видом беглого крепостного в шайку Фрола, удачно прошло, и все три года он работал отменно, перечислять ту пользу что он принёс, нужды нет, устану. Скажу короче, если бы не князь Александр, трупов в этом городе было бы много больше, земля тебе пухом, капитан Тарусов! - егеря выпили, посидели немного, и тут Уличев тоже попросил слова.
- Думаю господин полковник что я тоже могу кое-что своё сказать о нём, пересекались всё же!
- Ну изволь! – кивнул Белугин, прочие наполнили рюмки, и Неждан проговорил задумчиво.
- Поверить во всё услышанное трудно, а потому говорю: я, с таким товарищем, в разведку бы пошёл, и спину бы прикрывать ему доверил. Земля тебе пухом, русский офицер!
Все выпили, сели, и через небольшой промежуток времени, полковник приняв свой обычный вид, проговорил.
- Нуте-с братцы, а теперь обсудим что и как, станем мы с вами делать далее!
… Асмодей, когда узнал от вернувшегося из города Креста об оглушительном провале с дочкой полицмейстера, и что из всей шайки чудом уцелел только Буравчик, а Серый оказался полицейским шпионом, вначале не поверил. Впервые в жизни, выдержка изменила королю преступников. Он в это время сидел в гостиной у столика с вином, и вальяжно развалясь в кресле, читал «Греческие трагедии», прихлёбывая чтиво вином . Рядом кружилась и верная Нюрка, к тому времени окончательно вытеснившая из жизни хозяина, пропавшую пропадом Верку.
Едва ввалившийся в дом Крест начал говорить, Асмодей медленно отложил книгу на столик, и взял в руки пузатый бокал вина. Когда подручный закончил, побледневший главарь чуть не залпом допил вино, и нехорошо оскалившись, внезапно запустил бокалом в Креста, тот едва успел уклониться, и посуда вдребезги разлетелась о стену, а книгочей вскочил с места пылая глазами.
- Что-о?! Что ты скотина сказал мне?! Всё провалилось?! Все убиты?! Серый, легавый агент? Буравчик единственный кто выжил?
- Да, все трактиры только и говорят что о вчерашней бойне на Губернской где аллея.. Я вначале сам не поверил, да к Михею Бурому в его кабак, но тама такой же содом с гоморой, все только и говорят как Серый-гадюка, ребят наших на аллее-то покрошил…
- Так, Буравчика как нашёл? – резко выкрикнул Асмодей, глубоко дыша, и держа руки за спиной ( горничная уже торопливо сметала на совок осколки бокала)
- Так Бурый шепнул что он вчерась, под полночь, прибёг к нему весь белый, встревоженный, гнались за ним патрули, да ушёл. Ну Михей его водкой угостил, он и рассказал всё от и до, как похитили, и как этот сука их в доме запер! Я моментально домой к Буравчику, тот не сразу дурак, но открыл мне. Сказал мне что на дно ляжет, легашей очень боится теперь!
- И ты поверил ему, этому поляку? – прищурившись переспросил Асмодей, уже приходя в себя, хотя глаза ещё и пылали.
- А почему нет? Он с нами давно, уже три года, и в делах бывал, и на налётах, и по мокрому один раз – слегка растерянно начал Крест, но хозяин его перебил, подойдя чуть ближе.
- А Серый тоже четвёртый год с нами, из беглых, и спина у него исполосована была натурально, по-барски! И работал он на совесть, и в налётах и в драках себя показал, и жизни товарищам не раз спасал, и от патрулей бегал. И это у него Крест, у Серого в руках, самые упёртые купчики да ювелиры, пели ако дьяки на клиросе! Его рожа на заборах рядом с моей висела с подписью «Разыскивается преступник» а?
- Да как не верить-то? Он единственный кто уцелел! - упорствовал Крест. Асмодей втянул ноздрями воздух, и выпустил через рот. Затем подойдя к столику налил вина в уже заботливо поставленный горничной новый бокал, отпил половину, и уже почти совсем спокойно, держа его в руке, снова вернулся к подручному.
- Именно Крест, он единственный кто выжил, и что там было, мы с тобой знаем только с его слов. Так что кто-кого пошинковал, знают теперь только мертвецы…
- Ну а чё ж он не сбёг тогда, Буравчик-то? – бросил последний аргумент Крест, преданно глядя на хозяина. Тот отпил ещё, и пожав плечами ответил.
- А я не знаю Крест, я уже совсем теперь ничего не знаю! Столько провалов за последнее время, что просто ум за разум заходит. Может дурак тот Буравчик, или напротив, хитёр изрядно, кто знает? И кто тут нам поможет, а?
- Я- подала вдруг голос горничная, и шагнула ближе – я помогу Михал Семёныч – улыбнулась она, выпячивая свою красивую грудь. Но Асмодею пока было не до грудей.
- Ты Нюрка помочь можешь? И чем это? - недоверчиво спросил хозяин. Горничная неторопливо пояснила что она, часто по надобностям выходит в город, ну и знакомства среди прислуги у неё не малые. Вот она теперь пойдёт на ту улицу где дом полицмейстера стоит, и там по лавкам да просто так среди народа потолкается. Ведь наверняка энта спасённая дочка, всем уже разболтала кто и как её отбил-то? Вот она, Нюрка, всё и разузнает без всяких там Буравчиков, ножей да пистолетов, и всяких таких, мужских жестокостев. Асмодей внимательно выслушал, и внезапно улыбнувшись, показал на служанку, рукой с бокалом.
- Вот всё таки иногда, даже у баб в нашем деле, начинают мозги просыпаться! Переодевайся давай, корзинку для виду возьми, и лети, до вечера ходи коли надо, а сведения мне принеси, «синицу» за труды получишь! – и служанка кивнув, быстро побежала переодеваться.
- А мне чего теперь? – устало спросил Крест.
- Ты отдохни малость, сходи потрескай вон на кухню, а потом сделаешь вот что. Какие бы Нюрка сведения не принесла, ты приставь к Буравчику надёжного человечка, пусть походит за ним незаметно несколько дней, последит, так, на всякий случай… Верить скоро похоже вообще некому станет Крест, иди уже с глаз, мне подумать надо!
Крест, не дожидаясь повторного приглашения, тихо скользнул на кухню, а книгочей пойдя к столу сел в кресло, и погрузился в глубокие и напряжённые размышления.
Эмилия Гокке, ещё со вчерашнего вечера у судьи, а точнее с ночи, пребывала в большом душевном волнении. Ближе к полуночи, когда она сидя в отдельной комнате с несколькими подругами гадала на картах, до них долетели слухи что с дочкой полицмейстера случилось несчастье, а где-то на какой-то аллее, застрелили 20-ть человек. Женщины тут же позабыли про карты, и вышли к обществу, но ничего конкретного не узнала. И Белугин и Садко уже отбыли, да и их женщины вскоре, так же поспешили оставить дом судьи. Но одно, Эмилия Андреевна для себя предположила: что-то пошло не по плану, и с похищением девушки какие-то накладки, если речи уже зашли о стрельбе с массой жертв, а тут все знают что с девушкой «что-то случилось».
- Ну ни на кого толком нельзя положиться, кругом одна сволочь, ни одного порядочного лица нет! Упустили хамы девчонку, пари держу, либо на патруль напоролись, раз пальба несусветная была! – бормотала Эмилия Андреевна, будучи уже у себя в комнате, расхаживая по ковру и волнуясь. Но все эти её переживания, оказались сущими пустяками по сравнению с тем, что она узнала на следующий день, когда одна из служанок ходившая в лавку за свежим чаем, вернулась невероятно возбуждённая, и вывалила своей госпоже драматическую историю. Вчера в ночь, едва пробила полночь, неизвестные выманили письмом дочь полицмейстера, напали по дороге, уволокли в тёмный лес, и заперли в страшном логове. Но во время пиршества, она уговорила одного молодого разбойника, бежать с ней, и они побежали на двух белых конях! Но другие вскоре хватившись их, бросились в погоню целой дюжиной, и настигли влюблённых на Губернской улице где аллея с беседкой. Молодой разбойник велел девушке спасаться, а сам стал драться как лев, и погиб на месте, но при этом уложил всех остальных, а там и солдаты подоспели.
- От ведь что делается-то барыня! – ахнула в конце горничная, но Эмилия Андреевна отослала её в людскую, а сама сев в кресло, принялась лихорадочно разбирать услышанное. Если выкинуть вон весь вздор из этого пошлого водевиля что она теперь услышала, становится очевидно что так тонко и изящно задуманное дело, с треском лопнуло, девчонка спаслась, а исполнителей кто-то уничтожил. Ой как всё плохо-то, как не хорошо-то! Эмилию Андреевну, от горя, возмущения и досады, начала бить нервная дрожь. Первым желанием её было сорвавшись с места лететь к Асмодею, но в последний момент, женщина себя остановила, ничего этот визит кроме сумбура не даст, он и сам небось сидит в замешательстве, шутка ли сказать, такое дело провалилось! Вообще-то, у светской львицы среди воров была парочка на подкормке, но их услугами она пользовалась очень редко, не рискнула и теперь, всё равно вскоре и так всё выяснится.
Однако сидеть просто так дома, тоже был не резон, и она спешно собравшись, помчалась в гости к прокурорше, чтоб уж там-то наговорится во всю, и заодно выяснить все подробности ночных событий на аллее.
Барон Штирих, когда узнал всё утром, оказался настолько поражён случившимся, что даже не стал завтракать, ограничившись лишь чаем, и парой бутербродов. Вообще, барон хотя и происходил от древнего германского рода, некоторые отпрыски которого стали позже тевтонскими, а затем и ливонскими рыцарями, в еде оказывался не прихотлив, и чёткого, немецкого порядка у него дома, на этот счёт не водилось. Он мог спокойно есть и русские щи с кашей, и немецкие сосиски с капустой, и прочее, его поварам не особенно приходилось ломать себе голову, чем кормить сановного хозяина.
Так вот, заморив червячка, барон тот час же поехал с визитом к Белугиным, но главы семьи дома не застал, он как ему пояснили отсутствует по делу. Тогда, гость стал выражать обеим хозяйкам свои самые горячие сочувствия, возмущаясь неслыханному цинизму преступников, посмевших поднять руку на женщину. Одновременно с этим, Штирих поразился тому, что среди негодяев нашёлся вдруг тайный агент полиции, что спас девушке жизнь, заплатив за это своей.
- Я конечно же не приемлю всех этих шпионских методов – заметил барон сидя с женщинами в гостиной на мягких стульях – но тут готов снять шляпу и признать что иногда, они необходимы, хотя лучше всё же действовать иными методами!
- Я не знаю как звали того человека, папа не сказал мне – печально заговорила Лидочка держа руку со сложенным веером на коленях – и какого он звания я тоже не ведаю, но – девушка сглотнув ком в горле, перевела дух- я лучше доверю свою жизнь и честь такому, неприемлемому для некоторых человеку, чем дюжине благовоспитанных аристократов, не знающих как им лучше поступить, господин барон! – закончила Лидочка, и пристально поглядела ему в глаза. Тот понял, что сморозил глупость.
- Лидия Вадимовна, и вы, Анна Леонтьевна, я прошу меня всецело извинить, я опять сказал то, чего не следовало, моя щепетильность, это мой крест, я сам порой себя не перевариваю, но что делать, так воспитан, увы! Я никого не хотел обидеть, поверьте мне!
- Да полноте вам господин барон! – успокаивающе махнула веером старшая хозяйка – Лидочка не на вас намекала, просто вся эта история её сильно потрясла, и она ещё не совсем пришла в себя, да переживает вот гибель того человека что спас её!
- Да – тихо подтвердила Лидочка – лицо его теперь очевидно долго будет стоять у меня перед глазами. Наверное это очень страшно, взять, и погибнуть вот так, вдруг, не запланировано?
- А погибают Лидия Вадимовна всегда вдруг, и не запланировано, даже в атаках никто не планирует погибать, и каждый думает что уцелеет! – вздохнув заметил барон. Они побеседовали ещё с полчаса, а затем барон поглядев на часы встал со стула, и ещё раз извинившись за неуместное замечание, вежливо раскланялся.
В секретном доме на Судейской, в течении двух часов что шло совещания, ни полковник, ни его подчинённые, ни к какому решению пока не пришли. Было и так понятно что это дело рук Асмодея, а значит и госпожи Гокке вкупе с ним. Но знать это одно, а вот что делать в ответ, было не ясно. Место пребывания Асмодея неизвестно, и на этом стопорился весь процесс. Трогать Эмилию тоже пока нельзя, спугнёшь дракона. Непосредственные исполнители тоже мертвы, их уже не накажешь. Того что упустили солдаты внутренней стражи, ни по кличке ни по приметам пока не опознали, но это выясниться, это пустяки. Главный вопрос что делать дальше и чем отвечать? Слежка за Гокке пока ничего не даёт: подруги, рауты, вечера, магазины, какие-то дома и прочая дребедень. У неё тоже бывает масса народа всех и не упомнишь, и дамы, и господа, и мещане, и лавочники, и даже простолюдины иногда навещают дом этой кровожадной горгоны. Решили обождать дня два-три, и поглядеть как станут развиваться события, да и полицмейстеру кое с чем надо было посидеть поработать. К тому же агенты Шорох и Шёпот должны были в ближайшее время что-то принести, и вот тогда уже, будет ясно куда полки двигать. На том и порешили. Обитателям дома было разрешено пока выходить в город на променаж, но не всем, двое обязаны оставаться и стеречь квартиру, это приказ. Порешав всё таким образом, полковник отбыл из егерского жилища в начале первого часа дня, а когда чуть погодя бойцы начав греметь посудой на кухне стали готовить себе обед, поручик Уличев как-то полутаинственно, а точнее задумчиво, обратился к товарищам.
- У меня, ребята, родилась в голове одна идейка, дикая, сумасшедшая и абсолютно противузаконная, но вам должна понравится…
- Мне уже нравится, излагай! – улыбнулся Скан Саныч, пластуя колбасу.
- Изложу, но одна просьба друзья, командир ничего не должен знать, пока. Незачем занятого человека лишний раз волновать, вот выгорит, тогда и обрадуем Григорича, лады?
- Хм, судя по этому, градус противузаконности дела повышается, раз Гргоричу пока сего знать не нужно, а посему, мне всё это начинает нравится даже больше чем Сан Санычу, так что я за, излагай! – высказался штабс-капитан Кубанин, да и прочие нетерпеливо загудели.
- Решать будем простым большинством, я только предложу! – начал опять было Уличев.
- Да говори уже, изверг! – смеясь взмолился Зорких, растопляя печь.
- Ну, тогда слушайте…
Госпожа Гокке засиделась у прокурорши дольше обычного, до самого обеда и собралась домой только тогда, когда настала пора обедать. Эмилия Андреевна вежливо отклонила предложение остаться, и извинившись, отбыла в родные пенаты. Ничего нового вопреки ожиданиям, светская львица не узнала. Тот же пафосный ералаш про благородного разбойника и похищенную девицу. Поэтому она и помчалась домой, имея намерение всё же навестить логово своего сообщника, и уж там-то выяснить всё определённо, и решить что делать дальше? Одна опасная и решительная задумка уже шевелилась у неё в голове, ожидая своего часа. К приятному удивлению Эмилии Андреевны, её в собственной гостиной, уже с полчаса ожидал господин Платонов, одетый в элегантный, светло-синий фрак. При появлении хозяйки он чинно встал и вежливо склонил голову. Бывши тут же один из лакеев, повинуясь жесту госпожи поспешил удалиться, а она нетерпеливо села рядом.
- Боже, вы Михал Семёныч верно мои мысли читаете, я уже сама прямо собиралась к вам, ибо я в растерянности, и совершенно не знаю что делать! – всплеснув руками пожаловалась она.
- Гм, а тут удобно говорить? – хмуро спросил гость.
- Да, вполне, они не подслушивают, к тому же ведь мы не собираемся орать на весь дом? – деликатно заметила дама, но книгочей очевидно не был до конца в этом убеждён, а потому попросил.
- И всё же нам лучше побеседовать в другой комнате…
- Ну извольте, мы можем подняться в библиотеку…
- Сделайте одолжение…
Они торопливо поднялись на второй этаж, присели к столу у окна, и первой начала хозяйка.
- Вы верно уже слышали что произошло с нашими людьми этой ночью? – холодно поинтересовалась она.
- Я за этим и пришёл – мрачно пояснил гость, и поведал даме всё, что знал на данный момент, пояснив что к вечеру, будет знать больше. Когда он умолк, Эмилия пошла от злости красными пятнами.
- Шпиона значит заслал Белугин? Какая низость! Какая подлость! Впрочем от прислужника тирана, я иного и не жду, опричники проклятые!
- Ну от чего же низость сразу, Эмилия Андреевна? Просто обмен любезностями – равнодушно возразил Асмодей и добавил – у них в полиции тоже один наш человек был, и мы кое-что знали. На днях правда арестовали его дурака за взятку. Так что это обычный обмен ударам в борьбе, просто их оказался зубодробительным, мы потеряли четверых, и упустили возможность выманить и уничтожить наёмников барона, всё псу под хвост!
- Раз так Асмодей, то теперь ход за нами – совсем ледяным голосом прогудела Гокке, в глазах которой уже вальсировали демоны - спускать такого, этим сатрапам нельзя!
- Ну, и что ты предлагаешь, моя дорогая Эмилия? – хмуро спросил Асмодей, внимательно глядя на сообщницу, на что та, вскинув голову ответила.
- Есть одна идея, давно, вернее недавно только в голову пришла, но я берегла её на крайний случай, ты же запретил их убивать по собственному почину?
- Ну излагай, только по короче, без вздохов…
- Погоди, прежде хочу спросить, есть у тебя человек для грязной работы, которого не жалко потом списать в павшие за свободу и равенство?
- Тебе убийца нужен? – уточнил книгочей.
- Именно..
- Ну есть разумеется и такой, это добро непереводимо как блохи! – хмыкнул Асмодей.
- Только он должен быть не из дна, не из городской грязи, а хотя бы из мещан, так чтобы на вид мог прилично выглядеть, не со зверской рожей, ему тонко работать придётся, и чтобы грамотный был обязательно! – особо указала дама. Асмодей сделал рукой жест, и на пару минут задумался, затем утвердительно кивнул.
- Есть такой, в губернском розыске два года, на вид обыкновенный приказный, горожанин средней руки, четыре убийства за спиной. Склочный и неуживчивый, среди воровского люда не особо уважаем, в долг много берёт без отдачи, а там этого не любят. В общем плакать по нему по мимо гулящих девок да кредиторов будет некому, говори что придумала?
- Одну минуту, я ещё не всё сказала – возразила дама – операция на вид простая, но очень тонкая, ты когда того человека найдёшь, ты сведи меня с ним, ну скажем где-нибудь в парке на прогулке, мы там погуляем, и я ему всё обскажу. Дело вот такое, что требует моего прямого участия, и потому-то лишний свидетель и не нужен…
- Хорошо-хорошо сударыня, всё будет исполнено как вы желаете, ибо чувствую что вам надо дать жертву как Минотавру – согласился Асмодей, и повернул к женщине своё лицо – Я тебя слушаю Эмилия, говори уже наконец!
Х Х Х
Полицмейстер мирно почивал в объятиях своей прелестной супруги, и уже видел бог знает какой по счёту сон, когда в дверь их спальни, кто-то громко забузовал. Белугин проснулся сразу, разомкнул руки жены, которая тоже проснувшись, недовольно и озабоченно мурчала.
- Вадим… у-у-у… чего там опять в эту пору?..
- Сейчас Аня узнаю, спи родная, спи! – торопливо бормотал полицмейстер набрасывая халат – Ну кого там среди ночи опять? Степан, ты чего бузишь мерзавец? – рыкнул полковник, мельком глядя в окно, за которым уже светало.
- Вадим Григорич, тама опять ваши до вас припёрлись, бяда у их, во! – басовито промычал голос дворового.
- Чего там у них снова-то? – недовольно буркнул полковник отпирая дверь. На пороге точно стоял Степан, босиком, во всём исподнем, со всклоченной и заспанной мордой, и горящем канделябром в руке. Едва барин открыл дверь, Степан машинально хотел было шагнуть внутрь, но полковник состроив возмущённую гримасу, оттолкнул его в грудь.
- Ну вот куда ты опять лезешь-то, образина?
- Извиняюсь барин – забормотал Степан жмурясь поминутно, и неловко указывая куда-то рукой – там до вас, опять из Управы прибегли, и господин Садко уже с ними, вот…
- Садко? Тут? А что стряслось они не сказали? – проснувшись уже окончательно, тревожно переспросил Белугин. Степан утвердительно кивнул.
- Сказали! Обокраденье! Энту, с басурманской фамилией… как её ой.. Гу… Гухе… щас барин, запамятовал я эти фамилии ня наши…
- Гокке? – удивлённо подсказал полковник, полубоком поглядев на дворового. Тот хлопнув себя по лбу кивнул.
- Ага, она! Ие уж в тот раз грабили, как я вас будил, када восемь налётов стряслося, и сичас господин Садко с городовыми ввалились, и говорять чтоб я вас будил, мол на дом энтой Хоке, десять человек напали, о! –поднял палец Степан.
- Что, опять?! - изумился полковник, и тут же велел Степану идти вниз, и сказать чтоб ожидали, а сам быстро юркнул обратно. Супруга не спала, а тревожно крутила растрёпанной головой, сидя в постели, а на ночном столике, уже горела зажжённая ей свеча.
- Что там у вас опять, Вадим? - испуганно спросила жена, ожидая по привычке чего-то ужасного. Однако муж, одеваясь по-военному быстро и чётко, поспешил успокоить любимую женщину.
- На этот раз душа моя ничего страшного, жертв нету вроде, обошлось. Будешь верно смеяться, но нашу попечительницу госпожу Гокке, опять того-с, обокрали в общем, напали ночью на дом, н-да, забавно, не правда ли? - полковник застегнув последнюю пуговицу, повернул голову к жене. Та вытаращила глаза, раскрыла рот, и тут же прикрыла его рукой.
- З-забавно – кивнув, тихо пролепетала она, неотрывно глядя на мужа. Тот улыбнулся, подошёл к ней, поцеловал в губы, и прошептав «Спи любимая, рано ещё!» быстро вышел. Внизу, в передней, он коротко поздоровавшись с Садко и двумя унтерами, спросил.
- Да не ужель правда, Глеб Сергеич?
- Да Вадим Григорич, сам удивлён и рассержен не меньше вашего! – недовольно ответил пристав, которого тоже оторвали от любимой женщины, что в этот раз, ночевала у него, а перед тем был сказочный вечер, переросший в не менее сказочную ночь. Глеб Сергеевич сегодня подарил своей Катеньке золотой медальон с крышечкой, где на двух сторонах были вырезаны имена «Глеб» и «Катя». И вот когда только что называется уснули утомлённые на рассвете, тут на тебе, Гокке опять обчистили! Одного раза мало было похоже. Уже сидя в экипаже, Белугин спросил о подробностях, но пристав ответил что сам ещё не в курсе, кроме того что убитых на сей раз нет.
- Не знаю Глеб Сергеич что там у неё опять за мистификация, но у меня предчувствие что это какая-то петрушка с хреном, попомните моё слово! - предупредил полковник.
- У меня такое же убеждение Вадим Григорич, ибо что-то уж больно резво нашу благодетельницу обворовывают, зачастили-с!
- Если это опять спектакль, то бенефис явно не удался – сухо заметил Белугин – и будет освистан!
Печальное, комичное, и драматичное зрелище, представляла в глазах явившихся в дом полицейских, спальня хозяйки и она сама! В помещении им открылась такая обстановка, словно тут сутки не переставая шёл обыск, и одновременно бушевал тайфун. Вся постель оказалась перевёрнутой и всклоченной, мебель выглядела так, словно её вывернули на изнанку. Ящики столов валялись на полу, а их содержимое мерзко хрустело пол ногами. Коробки, сундучки, всё было отворено, и буквально выпотрошено. Туалетный столик лежал нам боку вместе с треснувшим зеркалом, а вся парфюмерия в следствии этого, пришла в совершенную негодность. Вспоротые подушки напоминали забитых браконьерами тюленей, а пух и перья кружились в воздухе при малейшем движении. На стене, напротив кровати, сбоку от варварски поваленного книжного шкафчика, чернело окно, это показывал свои недра потайной сейф, а картина что прикрывала его, вообще валялась неизвестно где. Канцелярские принадлежности также были сброшены со стола, а сам стол опрокинут, и из него выброшено всё содержимое. Бумаги, перья, пустые чернильницы, всё это теперь покоилось в груде вещей, книг, каких-то шляпных коробок, резинок и подвязок, но самое поразительное, что подобно праздничным рождественским ленточкам, трепыхались всюду, порезанные на лоскутья платья жертвы. А из-под единственного не опрокинутого стула, что затаившись стоял в дальнем углу, дико таращился на весь этот бедлам, сверкая глазами-блюдцами, гладкошерстный и полосатый, серый котище.
Полицейских поразило не только само помещение пережившее похоже набег степняков, но и сама его обитательница. Едва Садко, Белугин и двое унтеров вошли в спальню, их встретила зарёванная, растрёпанная Эмилия Андреевна, вся в перьях, с диким выражением страха и непонимания на лице, да ещё и завёрнутая в какое-то то ли покрывал, то ли скатерть, и обутая в домашние туфли на разные ноги.
- Ну, сударыня, что на этот раз? – хмуро спросил Белугин, оглядывая величественную картину, гибели Помпеи.
- А вы… сами не видите? – нервозно бросила дама, придерживая руками свою импровизированную тунику.
- Ба, да вас опять обчистили, Эмилия Андреевна, вы становитесь популярны у воровских людей, не находите? - с плохо скрываемым сарказмом, заметил невоспитанный сыщик. Гокке плеснув на него гневным взором, внезапно опять ударилась в рыдания.
- Вы… вы… не смеете издеваться-а-а… Я-а пострадала-а-а.. Деньги-и-и… драгоценности-и-и…
- Драгоценности? – резко переспросил Белугин, шагнувши к ней от опорожненного ловкачами сейфа, чья дверка лишь печально поскрипывала. Дама как-то вдруг перестала рыдать, но глотать слёзы продолжила.
- Да… мои… они…
- Да разве ж их прошлый раз не поттибрили? Или у вас дубликаты были? - уже не скрывая иронии, переспросил полковник, глядя на «пострадавшую», чуть склонив голову на бок.
- Какие дубликаты?! Чего вы, издеваетесь что ли?! Это другие бриллианты, другие! Меня ограбили, поймите вы наконец, ог-ра-би-ли!!! – истерично выкрикнула женщина потрясая одной рукой, а другой придерживая спадающее одеяние - Лишили денег и драгоценностей, сделали нищей! Всё вывернули-и-и!...
- А прошлый раз что тогда было, а? – уже сухим, подозрительным тоном осведомился Белугин, от чего дама моментально осеклась, а её глаза растерянно забегали.
- Как вы… сказали? – всхлипнула она, стараясь поправить на голове то, что когда-то было причёской.
- Я сказал что вы бьётесь тут в истерике и голосите так, как не голосили в ту страшную ночь, когда тут, убили двух человек у вас, и одного даже как бы и на ваших глазах, а? Согласитесь голубушка, что это несколько… удивляет! – заменил слово полковник, но смысл его до Гокке, конечно же дошёл.
- В тот раз, я проплакалась до вас, я была в шоке и ужасе, но взяла себя в руки! А теперь я не стерпела пыток и угроз, и дала волю чувствам! Что тут непонятного? Я женщина, а не фельдфебель! – нервно выпалила дама.
- Да всё здесь не понятно сударыня! – встрял тут Садко – отчего вы в прошлый раз про потайной сейф ничего не сказали?
- А нужды не было, он же потайной? – пытаясь собраться с мыслями, огрызнулась сударыня.
- И сколько добра было в сейфе? – чуть нахмурясь, опять спросил полицмейстер. Дама явно стушевалась, но поморщившись ответила.
- Деньгами тысяч десять, и драгоценностей в ларце… ну… там… не помню уже, много господа, я не оценивала. О-о-о-х-х.. ну всё, всё что от родителей завещано было… всё вынесли-и-и!...
- Бриллиантов, меньше или больше чем в тот раз было? - ничуть не изъявив сочувствия, опять с намёком спросил бессердечный полковник.
- Наверно… столько же… не помню я уже, не помню я! Оставьте меня-а! Я чуть жива тут стою перед вами! Меня били, пытали, угрожали, я чудом уцелела, чудом!
- Так, Глеб Сергеич, пошлите кого за прислугой, пусть соберёт их пока в коридоре! – попросил полицмейстер, и пристав жестом позвав к себе одного из подчинённых, что-то ему сказал, и тот быстро ушёл, а Садко вернулся на место.
- Рассказывайте всё по порядку! – сухо приказал Белугин. Но всё оказалось прозаично как всегда. Уже где-то в третьем часу ночи, она проснулась от того, что в спальне кто-то был. Вскочила в постели, а вокруг несколько чёрных теней, и страшных! Крикнуть не успела, ей зажали рот, связали, а потом начался весь этот ужас, грабёж, бесчинство и погром. Ей стали угрожать ножами, бить по лицу ( следов «бития» на зарёванных щеках не проступало) угрожать надругаться над ней как над женщиной…
- Опять? – подняв одну бровь, переспросил Белугин.
- Что «опять»? – не поняла дама.
- Ну надругаться-то опять хотели, или как?
- Ну… угрожали… слушайте, что вы хотите этим вообще сказать? – возмущённо заметила пострадавшая.
- Ничего сударыня, просто странно это. В тот раз вы боялись, что изнасилуют, в этот, тоже ничего не вышло, в том смысле что грозили-грозили, да ничего и не сделали. Может скопцы напали?
- Вам весело, я понимаю – глотая слёзы, дрожащим голосом говорила дама – но мне вот было не до смеха, когда пол дюжины страшных мужланов, хватают вас везде, и требуют ключи от сейфа!
- Сейф они сами нашли?
- Да… видно знали уже… картину оторвали и всё. А потом, они начали всё валять, ломать и бить, ну вы же сами всё видите, чего я рассказываю?
- То есть грохот стоял жуткий, а прислуга что?
- Ну не было особого грохота, они так, тихо валяли, но грубо! – всхлипнула женщина размазывая слёзы – А потом, наступило самое страшное мгновение моей жизни господа… - лицо Эмилии Андреевны приобрело такое выражение, которое бывает у людей, на глазах которых убивают их близких.
- Они вы тащили ножи… и.. и… принялись кромсать всё вокруг, мои лебяжьи подушки, и … мои платья господа… они как янычары младенцев, располосовали ножами на моих глазах… И покидали их тут, и теперь мне абсолютно нечего надеть… Я уничтожена, окончательно… я ограблена до нитки, я обесчещена духовно, я раздета до гола… Я унижена и оскорблена, я не могу поверить что такой ужас, случился со мной наяву!
- Но в первый-то раз поверили, или как? – чуть не на прямую уже, спросил полковник, и именно этот вопрос, от части отрезвил Эмилию.
- Не смейте ловить меня на слове, господин Белугин, я вызвала вас не за тем чтобы вы тут глумились над беззащитной женщиной, а что-нибудь бы сделали уже со всем этим! – отчаянно выкрикнула она в конце взмахнув руками, и от этого, перья небольшой метелицей закружились по комнате, оседая на и без того уже выглядевшую комично даму, и полицейских, кои лениво стряхивали их с себя.
- А я сделаю сударыня, не волнуйтесь, мы обязательно с Глебом Сергеичем, что-нибудь сделаем с этим, да и не только с этим! – сухо пообещал Белугин. Последующий осмотр дома и опрос прислуги показал то, что воры влезли в дом через окно кухни, которое они сумели отворить, чуть разжав створки, а прислуга спала мертвецки и ничего не слышала. Значит воры оказались весьма опытными и ловкими бестиями. Всё записали-запротоколировали, пообещали начать следствие, а напоследок, Белугин шепнул приватно, обирающейся от перьев даме.
- Вы сторожей любезная наймите, и псов сторожевых заведите, а то может статься что третий-то раз и того-с, изнасилуют, не утерпят… Честь имею!
Эмилия Андреевна хотела было выдать в ответ «этому солдафону» какую-нибудь колкость, но от возмущения, стыда, обиды, злости и дикой, нечеловеческой растерянности вызванной произошедшим с ней, все колкости в голове совершенно перемешались, и превратились в скомканную кучу ржавых иголок. Госпожа Гокке отряхиваясь от мерзких перьев, опять заревела в голос. Она искренне не знала как быть, и что делать? Ибо милостивые государи и государыни, коли женщину с идеями всемирного равенства и братства грабят уже по-настоящему, она… вся в перьях, просто ревёт в голос!
* * * *
Почти весь 17-й егерский полк, был переведён на службу в Мигри, стеречь её от персов, кои вопреки прогнозам некоторых людей, и по данным разведки, собирались вновь попытаться отбить крепость обратно, тем более что полковник Котляревский, одно имя которого повергало теперь персов и их союзников в мистический трепет, отсутствовал в цитадели.
Теперь, комендантом этой заковыристой крепости, был назначен майор Дьячков, неоднократно показавший себя в битвах храбрым и деятельным командиром. Осень выдалась прохладная, но вполне себе терпимая, хотя в горах, это весьма порой неприятное время. Егеря несли службу как положено, дежурили не только на батареях и в засеках, но и выходили за пределы укреплений, в пикеты и конные разъезды. В один из дней, в крепость наконец приехала почта, и все кто ожидал весточки, гуртом ринулись к повозке почтаря, что был всего при двух солдатах охраны.
- Безопасно проскочил братцы – пояснил почтарь раздавая письма – зима близко, а персиянин зимой воевать не горазд, и всё же не спокойно на дорогах, всякое бывает!
Уличев ничего себе не ждал, да и домой уже чуть год не писал, всё как-то не до того было. Другие его товарищи, и даже унтер Лягушкин, несколько раз в год, получали драгоценные конверты. Однако большинство писем на этот раз, пришли с очень большим опозданием. Капитан Белугин получив свой конверт отошёл в сторону, и сев на камень, осторожно распечатав, принялся читать. Уже с первых строк, лицо его осветилось радостью, а уже через пять минут, вложив послание в конверт, он убрал его во внутренний карман.
- Господа, а у меня в августе, второго числа, двойня родилась, сыновья, представляете? Я снова отец! Снова! Иван и Станислав, представляете? – сияя счастьем, возгласил Белугин, подходя к группе офицеров, что тоже гудели после прочтения своих посланий.
- Ну? Не терял ты Вадим значит времени даром-то, когда жена-красавица у тебя в Шуше гостила, а? – негромко подметил капитан Кабардинцев.
- Ну так в нашем положении господа, время терять нельзя, а то без наследников остаться можно, служба-то у нас, эвон какая нервная! – отшутился Белугин, а прочие офицеры, на все лады принялись поздравлять товарища, намекать тому что с него теперь «причитается», на что виновник торжества положительно всех уверил, что нынче же вечером, те кто свободен от дежурств да пикетов, останутся довольны. Прапорщик Уличев, как-то сам не зная почему, смущённо кашлянул, и протянув руку, тихо сказал.
- Ну Вадим Григорич, это, кхм, поздравляю!
- Чего-то ты прапорщик, застенчивый такой стал? – пожав протянутую руку, спросил капитан, когда они отошли в сторонку.
- Да как-то непривычно товарищей с отцовством поздравлять, с повышением либо наградами это одно, а тут не знаю что и говорить, сам-то не испытал!
- Ещё узнаешь, успеешь, наделаешь ребятишек после войны-то! – улыбнулся капитан, и спросил товарища, свободен ли он к вечеру?
- Да нет Вадим Григорич, мне нынче в секрет идти, с солдатами, увы! - развёл руками Уличев.
- Ну ничего, мы с тобой и другими кто сегодня не сможет, завтра тогда посидим да отметим мою радость, копытца обмоем! – добавил капитан.
- Есть обмыть копытца! - вытянулся прапорщик. Так вот время и шло, шли и события, отголоски которых подобно известию о рождении у капитана Белугина двойни, долетали до гарнизона Мигри с опозданием весьма значительным, хотя иные случались почти одновременно, но тонкие их подробности, становились известны всё же позже…
В августе 1810 года, Эриванский сардар с войском и беглым царевичем Александром, обошёл Карс, пришёл в Ахалцых, где соединился с турками, и уже в числе 10 тысяч, двинулся на Грузию. Генерал Тормасов зная по донесениям разведки что союзники простоят под Ахалкалакской крепостью несколько дней, приказал генерал-квартирмейстеру маркизу Паулуччи, с сильным отрядом егерей и казаков, пройти через заснеженные горы, в обход неприятельского лагеря. Генерал взял с собой два батальона егерей из 9-го и 15-го полков, отряд казаков, да за три перехода по диким, заснеженным и неприступным горам, в глухую ночь с 4-го на 5-е сентября, в полной тишине подошёл к неприятельскому лагерю.
Там, он разделил отряд на двое, Лисаневич с права, а полковник Печерский с лева, под шум разразившейся бури, пошли в атаку. Вражеские часовые заметили русских, когда до тех оставалось не более ста шагов, подняли запоздалую тревогу, и тут же пали изрешечённые пулями, а вслед за тем, егеря и казаки с криками «Ура!» ринулись на лагерь, и ворвавшись туда, принялись истреблять всех подряд. Турки и персы в ужасе просыпались среди ада избиения, не понимая спросонья что происходит, и откуда тут русские? А многим так и не было суждено проснуться, в ту страшную для союзников ночь…
Иные, в надежде спастись, кинулись было в крепость, но её комендант, едва началась стрельба, быстро запер ворота, и напрасно обезумевшая толпа садила в них, изрыгая мольбы и проклятия, всё было тщетно, персы и турки прижатые к крепостной стене, были переколоты все, и завалили своими телами крепостной ров. Дольше других сражался персидский караул у палаток военачальников, и только благодаря стойкости этих солдат, Эриванский сардар, царевич Александр, и ахалцыхский паша, спаслись полуодетые, среди неописуемого смятения своих полчищ. Бой продолжался более двух часов, пока канонада со стен, не заставила Паулуччи отступить. Было взято четыре знамени, оружие, лошади и драгоценности. В самом лагере насчитали до 700 тел убитых союзников, но ещё больше их валялось в окрестностях. Остальные кто в чём, а иные и вовсе без одежды, толпами бежали в Ахалцых и Эривань. Этот разгром прокатился по Кавказу новым большим эхом, и это эхо, заставило большую орду лезгин, уже готовившихся к нападению, убираться домой. Но, 17-го сентября, эта орда была настигнута, и вдрызг разбита кабардинской ротой штабс-капитана Юдина. Чтобы хоть как-то спасти остатки своих войск, Аббас-мирза сам вторгся в Грузию, но в Шамшадальской провинции был встречен преданными России конными «татарами», под началом капитана Ладинского. Аббасу-мирзе эта конница оказалась не по зубам, и он ограничился грабежами и угоном скота. Однако «татары», поддержанные генералом Небольсиным, преследовали принца 18 вёрст, нагнали на засаду, и изрубив у него более 400 человек, отобрали назад всю добычу.
За это дело, по указу царя, всем участникам были вручены награды. Маркиз Паулуччи получил генерал-лейтенанта, Лисаневич-генерал-майора, Печерский-орден Св. Георгия 4-й степени, а Тормасов, алмазные знаки ордена Св. кн. Александра Невского. Победа при Ахалкалаке, перессорила меж собой и союзников, валивших теперь вину друг на друга, за причины такого страшного разгрома. Сардар жаловался на «малое число» войск присланных из Ахалцыха, а паша упрекал сардара в оплошности. Слушая все эти новости, егеря в Мигри, только посмеивались сидя у костров.
- Мало войск эриванцу прислали турки? Ну и дела братцы! Сколь ж им, ети иху маму, тех войск надо, чтоб они бля, не разбивались у них, как горшки у худой бабы?
К концу года, пришли последние вести угасающей компании. Тормасов обложил крепость Ахалцыхе 16 ноября, а на другой день уже, с боем взял мечеть, загородный дом паши, и высоты над крепостью. Вылазка турок на высоты была отбита, причём ожесточённо и яростно бились обе стороны. Становилось ясно что крепость обречена, но вмешалась судьба. На 10-й день осады, в русском лагере обнаружилась чума, занесённая из крепости. Не дожидаясь эпидемии Тормасов снял осаду, и установил жёсткий карантин по всей границе, благодаря чему чума не проникла в пределы Грузии, за что и получил орден Св. Владимира 1-й степени.
Зима в Мигри походила спокойно, но егеря не расслаблялись ни на день, майор Дьячков установил распорядок дня таким образом, чтоб все оказались чем-либо заняты: или на позиции в дозоре либо пикете, либо на воинских учениях. Однако уже в феврале, не по зимнему запахло грозой. В один из дней, казаки вернулись из дозора, и притащили за собой на аркане пленного перса в хорошей одежде, глядевшего дерзко и недобро.
- Вот ваше благородие, на разъезд ихний наскочили, часа два назад – докладывал бородатый урядник – ну восьмерых порубали, двое утекли, а этого, казак Данилов заарканил, ершистый перс попался, лаялся, грозил!
Дьячков посмотрел на исподлобья глядевшего пленника, и спросил по персидски.
- Кто вы такие, и что делаете тут зимой? Говори лучше честно, а то хуже будет!
Перс резко плюнул под ноги, и не произнёс ни звука. Дьячков опять поглядел на него, и задумчиво проговорил.
- Смелый значит? Ну лады, вот что казачки, берите-ка этого голубя, да потолкуйте с ним хорошенько, как вы это умеете, пусть он всё вспомнит!
- Этот можно ваше благородие, зараз сделаем, запоёть как дьяк на заутрене! – улыбнулся казак, и схватив пленного за воротник, толкнул того к выходу – Иди давай чёрт, сейчас ты нам всё расскажешь!
Через сорок минут, комендант узнал следующее: персы, решив пойти на хитрость, уже теперь начали делать набеги на Карабах, когда их не ждут, и некоторые отряды доходили аж до Шуши, но были отбиты.
- Ясно, значит и к нам скоро пожалуют надо полагать, не хочет его высочество с потерей Мигри смириться, ну ни как! – заключил после майор Дьячков, и в тот же день приказал усилить бдительность, хотя она и без того была отменной. Впрочем, пока кроме небольших неприятельских разъездов,ничего вблизи крепости не появлялось.
Чуть вернувшись назад, необходимо упомянуть, что наступивший, Новый 1811 год, отметился у прапорщика Уличева дурными предчувствиями, и тревожными снами. В частности, снова привиделась его бывшая помещица, Ольга Андреевна, опять какая-то суетливая, печальная и грустная, но что она говорила там, Неждан не разобрал.
- Ох Ольга Андреевна, от вас одни неприятности – бормотал прапорщик, поднимаясь с лежанки, и растирая пятернёй себе лицо – раз ваша милость удостоила меня своим ночным визитом, значит вскорости жди от жизни, каких-либо пакостев, кхм! – Уличев встал, накинул шинель, и подойдя к ведру с водой, зачерпнул медной, чуть помятой, иссечённой шрамами кружкой, и жадно выпил – Лучше б вы в живом виде ко мне являлись, по крайней мере, хоть какой-то с вас прок был! – пошутил сам с собой Неждан, и призадумался. Гарнизонная жизнь не была уж очень тягостной, в смысле отсутствия женщин. Внизу, в селении жило не мало одиноких, и просто вдовых молодок, бесхозных наложниц, и бывших жён павших персидских начальников. Все эти красавицы, были рады-радёшеньки тайно принимать у себя солдат, а уж про офицеров и говорить нечего. В условиях бушевавшей кругом войны, блюстители чужой нравственности, как правило не разевали широко очень своих ртов, ибо многим женщинам так или иначе, было что рассказать друг о друге, а посему, все делали вид, что это их не касается, дал бы Всевышний войну пережить! Прапорщик тоже наведывался к одной зрелой, но очень красивой вдове, что умела гадать, и предрекла русскому офицеру, длинную жизнь. Но за эту жизнь, предстояло ещё долго и упорно драться…
Снова повеяло мятежами да возмущениями. Волновался Дагестан угрожая Кубинской провинции, в «татарских» уделах Грузии шло сильное брожение и заговоры. Эриванский хан, очухавшись после Ахалцехинского поражения, собрал новые войска и держал их наготове, турки также собирались большими силами в городе Корее. Когда до Мигринского гарнизона дошли эти известия, всем стало понятно почему персы так осмелели, что стали нападать на Карабах аж с февраля, чего раньше не бывало. Вскоре узнали что генерал Тормасов отозван в Россию, ибо война с Наполеоном уже стояла на пороге, и талантливый полководец требовался там. Его приемником ожидаемо стал маркиз Паулуччи, тоже весьма деятельный, талантливый и требовательный генерал. Однако, очень скоро до Дьячкова и прочих офицеров, дошли не подтверждённые пока слухи, что Тормасову, перед его отбытием, был прислан секретный циркуляр, в котором предписывалось снять с Кавказской линии три полка, а из Грузии один, и секретно отправить их в Россию для войны с Наполеоном! Сказать что это ошеломило офицеров гарнизона, это не сказать ничего. Столичное начальство либо там помешалось, в полной уверенности что на Кавказе дела менее важны чем в европейской России, либо всё гораздо хуже…
Снимать четыре полка с Кавказа, в то время, когда тот же Тормасов писал в Петербург письма о присылке сюда свежей дивизии, это было равносильно оголить фронт, и отдать неприятелю всё и вся! Скудные русские силы, держались исключительно на храбрости солдат и офицеров, да на необычайной для европейского пехотинца, выучке и тактике малых отрядов и партий, что раз за разом били несметные вражьи полчища. Театр войны растянулся на добрых 1500 вёрст вдоль горной цепи, меж двух морей. Растянутые войска срочно нуждались в подкреплении, ибо персы, побуждаемые английским золотом, опять спешно собирали силы. Тормасов просил дивизию чтобы занять ей линию и гарнизоны, а потом переместить войну в глубь Персии, выгнать иностранных советников и принудить шаха к миру. Мало того, он предлагал в Талышинском ханстве, близ Ленкорани выстроить крепость, что стала бы ключом от персидской провинции Гилян, и тем держала бы персов под контролем. Но из за двойственной политики Мир-Мустафы-хана, вопрос этот так и повис в воздухе.
Зная всё это, офицеры Мигринского гарнизона решили не говорить о том солдатам, дабы не поселить в них уныние и падение духа. Однако, слухи всё же просочились. Капитаны Белугин и Кабардинцев, сообщили эти известия прапорщику Уличеву под большим секретом, чем страшно того огорчили.
- Если это не колокол льют, то либо в министерии слепцы сидят, не понимающие что такое для России Кавказское направление, либо эта просто измена, третьего тут быть не может! – поразившись услышанному, заметил Неждан, когда они стояли одни в стороне.
- Я такого же мнения прапорщик – кивнул хмурый Кабардинцев – они там в Петербурге, вовсе от своих балов да статеек газетных, помешались, сволочи! Четыре полка от нас отнимать, это значит обречь нас тут всех на верную гибель, пусть и геройскую…
- И похерить плоды почти семи лет тяжёлой войны, семи лет подвига наших солдат, примеров которым, современная история не знает! – добавил так же мрачно Белугин.
- Я всё же надеюсь что это слухи, ну не может государь такой непродуманный приказ отдать, не верю я в это! - покачал головой Уличев, на что капитан Кабардинцев, жёстко усмехнулся.
- А это и не он, а какая-нибудь очкастая крыса в министерии! Глянет такая на карту, на списки, на сводки боевых действий, и решит, что нас тут и так много, справятся мол, Наполеон важнее, а Кавказ так, задворки! А то, что если эти задворки не удержать, через них не только персы и турки хлынут в Грузию и дальше в южнорусские земли, но и десятки иных азиатских народов, и повторится для нашего юга, Батывево нашествие, которое уже нечем будет остановить! Этого в министерии либо не видят, либо напротив – голос капитана стал глуше, а взор жёще – знают что делают…
- Ладно друзья, обсуждением тут не поможешь, будем готовится к худшему! – вздохнул Белугин.
- Продадут Россию суки, мразь гугнивая, на куски растащат, да в крови утопят, тьфу! – зло сплюнул капитан Кабардинцев и тяжело вздохнул – эх Иван Василич, царь наш Грозный, где же ты? Как же ты нужен сейчас, как нужен! – поморщившись как от зубной боли, прошептал Александр Иваныч, и пошёл к себе, а прапорщик Уличев остался стоять на месте и думать, чем всё это, в конечном итоге кончится?
Беда не приходит одна. По Кавказской линии, в границах боевых действий, стала медленно но верно, распространятся чума, дошедшая даже до города Гори, где в то время, стоял Котляревский со своим новым полком, Грузинским гренадерским. По всюду царила беда. В Имеретии, по мимо мятежа, царил ещё и голод. Турки и персы, оправившись после поражения, опять заключили союз, и собирались вместе ударить на ослабленные болезнями и внутренними возмущениями русские силы, но тут, в кои-то веки, роковой случай, сыграл русским на руку. По заключении союза, Эриванский сардар, и Эрзерумский сераскер, устроили по обычаю большие скачки и джигитовку, во время которой, один курдский всадник, подскочив к сераскеру, застелил того из пистолета и умчался прочь. Собранные войска оставшись без предводителя разбежались, и угроза для Грузии с этой стороны, миновала. Начатое расследование дела показало, что убийца, мог быть подкуплен Мазагберским пашой, давним врагом сардара.
До самого конца весны, серьёзных стычек с персами под Мигри не было, но в крепость проник другой враг, лихорадка. Как не береглись бойцы, но эпидемия набирала силы, появились первые жертвы.
- Не от пули бойцов теряем, а от заразы! – зло плевались офицеры, и делали что могли. Было отведено место отдельно под лазарет, и отдельно под карантин, где содержали тех, кто только подозревался в болезни. Лекаря ежедневно осматривали людей, но число больных неделя за неделей, месяц за месяцем, увеличивалось.
- Ох Ольга Андреевна, ну надо ж вам было присниться мне, лихорадка вы эдакая! – мрачно шутил каждый раз прапорщик Уличев, навещая товарищей. Забегая вперёд, достаточно было сказать, что 17-й егерский, за время эпидемии, сменил трёх шефов, полковников Асеева, Снаксарёва, и Живковича. Но настоящие дела, начались с приходом лета. Персы, мстя за Мигри, стали всё чаще нападать на Карабахские посты и укрепления. Со дня на день, гостей ожидали и под Мигри.
Капитан Белугин с первым взводом своей роты, в составе 28 человек среди которых были и его старые разведчики, находился в пикете в полуверсте от Мигри, выдвинувшись за засеки, и сторожа дорогу на Аракс. Егеря сложили себе из камней небольшое укрепление из-за которого было удобно стрелять, и вполне сносно, можно было обороняться. Стрелки, парами оседлали также удобные высоты с боку от пикета, хорошо замаскированные, и далеко просматривали всю местность. Впереди, шагах в 300-х, высилась большая скала с зарослями у подножия, а с лева тянулась почти плоская вереница небольших скал, подход к которым, так же неплохо просматривался. Второй взвод, с капитаном Кабардинцевым, стерёг в таком же пикете, другую сторону. Казаки что были не больны, несли конный дозор на одной из горных дорог. Ещё один взвод егерей, держал днём позиции в Мигринских садах, а на ночь, уходил целиком. Пикеты же, сменяли друг друга и ночью. Белугин и Уличев, говорили о многом, о доме, о перспективах грядущей компании, о том где-то теперь их Пётр Степаныч, и что он готовит туркам да персам, и что это будет верно первое жаркое дело, которое он проведёт без своих верных егерей.
- Да, будь он тут с нами, не сунулись бы сюда персияне – кусая соломинку, кивнул головой Уличев – побоялись бы, вона, говорят что после Аракса да Мигри, за колдуна его почитать стали!
- Так и есть – кивнул Белугин, лёжа за камнем. Прочие солдаты пока предавались обычным делам: чинили обувь, точили штыки или ножи с тесаками, кто-то проверял ручные гранаты. Уличев тоже проверил две своих в подсумке, порядок, фитили целы значит порядок.
- Персы-то хрен с ними, ладно – сухо сплюнул прапорщик - лихорадка-сучка людей косит, и остановить неё не получается, вона, вмесях с больными да умершими, болей трети полка из строю выбыло, Лягушкин наш, мать его за лодыжку, опять заболел, ходил давеча к нему, ничего, бодрячком наш унтер!
- Выживет Голиаф, хотя болячки его и любят – усмехнулся Белугин, и добавил – Мне Уличев теперь погибать никак нельзя, сыновей надо увидеть обязательно, да Анне Леонтьевне своей обещался живым быть, так что не хотелось бы огорчать любимую супругу!..
- А вы и не огорчайте, пускай персы да турки своих огорчают! - буднично бросил Уличев.
- Что Уличев, думаешь узнали персы с турками про четыре наших полка, нет? – спросил от чего-то капитан.
- Ну коли мы с вами знаем, то и они в курсе – слегка свесив голову, ответил прапорщик, а затем поднял её – Вопрос господин капитан весь в том, правда ли это, или брехня? Министры-то потребуют, но иной командующий всем рискнёт а не даст, объяснив что в этом случае, неприятель наверняка одолеет наши скудные силы!
- Почти каждый день о том думаю! – сознался капитан, и тут голос дозорного с правого утёса, громко крикнул.
- Персы! Конные и пешие с повозками, сотни две а то и больше, через четверть часа на нас выйдут, ваше благородие!
- По-о места-а-м! – зычно крикнул капитан, и взвод молниеносно занял позиции. Уличев положил с собой пару пистолетов, и ружьё с примкнутым штыком, гранаты остались пока в подсумке. Вскоре, персы видимо зная что у егерей тут пикет, выслали вперёд сотню сарбазов с ружьями, которые блестя штыками, чуть пригнувшись, медленно пошли вперёд. Егеря подпустили противника на сто шагов, и разом открыли беглый, прицельный огонь. Персы шедшие густой колонной, ответили в разнобой и беспорядочно, частью замешкавшись, а частью стали отступать. Сверху, с утёсов, стрелки повыбивали у противника всех офицеров, и сарбазы уже по собственному почину, принялись группами и по одному, отходить, и вскоре все бежали за высокую скалу, бой временно затих.
- Примерно сорок тел лежит, ваше благородие! – донёсся голос сверху.
- У вас там все целы? – быстро спросил Белугин.
- Все!
А внизу погибло от шальных пуль только двое егерей.
- Ну давай сарбазы, кидайся, нас ить мало тут! – нетерпеливо проговорил прапорщик, взводя курок у ружья, пистолеты лежали пока не тронуты.
- Конница ваше благородие, с полста сабель! – донеслось сверху.
- Добро! – ответил Белугин, приготовляя шпагу и пистолет. С боевым кличем «Али!» конница персов выскочила широкой дугой из-за скалы, и сверкая саблями да грозя длинноствольными пистолетами, ринулась на русский пикет. И с утёсов, и с флангов, по кавалерии прицельно ударили ружья, и порядка десятка передовых всадников вместе с лошадьми, как подрезанные серпом, рухнули на каменистую твердь и покатились из сёдел, под жалобное ржание коней, а по ним, топча и расшибая их в кровь, уже неслись другие, а за конницей вновь показались густые цепи пехоты. В персов полетели гранаты, прямо под ноги коням с укреплений и сверху с утёсов, и ещё около двух десятков всадников покатились и по вылетали из сёдел, ломая спины и шеи, а кого задавили и собственные лошади. Прочие, заметавшись и закрутившись перед завалом, принялись яростно что-то крича, палить из пистолетов по утёсам и вперёд, а шедшая за ними пехота по началу было залегла, а потом и вовсе бежала за скалу. И всё же всадники потерявшие стольких товарищей на подходе, прорвались к пикетным укреплениям. Почти никто из егерей, не успел перезарядить ружья, пошло дело развесёлое, на сабли, штыки да шпаги. Уличев только успел не глядя разрядить последний пистолет, и уже подхватив ружьё, привычно встать в боевую стойку. Силы сражающихся оказались примерно равными, а потому бой оказался хоть и упорным, но не долгим. Первого всадника прапорщик сразил уже привычно сунув штыком в лошадиную морду, и бедное животное одурев от боли взвилось на дыбы, но перс удержался, однако когда лошадь выпуская из ноздри кровавую пену ударила передними копытами оземь, Неждан шагнувши в бок, чётко принял всадника на штык прямо под ребро, и ссадил его с седла мёртвой грудой. В пять секунд, уже рядом был другой, очень ловкий, вооружённый саблей и пистолетом. Пистолет егерь приметил сразу, а потому когда перс вскинул руку, пригнулся, но пуля сразила выросшего откуда-то за спиной Неждана молодого унтера, который повалился на бок. В тот же миг, Уличев уже бился со всадником. Перс рубанул сверху, егерь парировал ружьём, враг ударил наискось сбоку, прапорщик отразил это прикладом, всадник нанёс колющий удар, Неждан успев отпрыгнуть отвёл его штыком, и тут же сам ранил противника в ногу. Всадник взвыл от боли, вздыбил коня не выпустив сабли, и здесь прапорщик изловчившись, поразил в брюхо уже само животное, которое на сей раз встав в свечку, хозяина таки сбросило, и он расшибся о камни, но егерь уже машинально добил его штыком. Всё, атака конницы захлебнулась, лишь около десятка кавалеристов ускакали обратно. У егерей на пикете погибло четверо, и один был убит пулей на верху, и того в строю вместе с тремя ранеными, оставался только 21 человек.
- Чего ж нам из Мигри подмоги-то не шлют, слышат ведь! – сам у себя спросил капитан, заряжая своё оружие. Уличев молча пожал плечами, его мысли витали теперь далеко, он лихорадочно перезаряжал ружьё и пистолеты.
- А у Кабардинцева тихо, видать на нас пока силу пробуют – прислушавшись заметил Белугин.
- Ага! – согласно кивнул Уличев. Персы не показывались, а к егерям на радостях, прибыло подкрепление из 15-ти бойцов. Белугин отправил шестерых тремя парами на утёс, а остальных рассредоточил по укреплению.
- Во, теперь и воевать можно! – деловито заметил Сан Саныч, прикладываясь рядом с приятелем. Во время боя, остальные разведчики находились левее, а вот теперь Егоров прибежал сменить погибшего напарника. Было хорошо ещё то, что бойцы из резерва, приволокли с собой дополнительный запас гранат, , кои тут же распределили равномерно про меж всех, и даже Уличеву досталась одна, и того у него их теперь имелось аж целых три.
- Наши там как? – коротко спросил Неждан.
- Пал Палычу плечо малость поцарапало и всё! Конного перса давеча сколоть успел, а прочие целы все, чего нам сапожникам будет? - усмехнулся Сан Саныч, и вдруг навострив уши прислушался.
- Слышишь?
- Чего? – переспросил Неждан, и тоже прислушался.
- Топоры работают, ладят чего-то басурмане! – ответил Сан Саныч, снова ловя ухом звуки. Все замерли, и точно, стук работающих топоров стал слышан уже чётче, персы чего-то тесали или рубили.
- Чего-то затевают – пробормотал Белугин – интересно чего?- через час, русские всё узнали сами.
- Ваше благородие, тама хяровина какая-то ползёть! – деловито донеслось с утёса.
- Чего? Какая ещё херовина там где ползёт? – недовольно переспросил капитан, глянув на утёс.
- Да вона, персы две повозки четырёх колёсные дровами нагрузили, а сами толкают и колонной за ней хоронятся, а стрелки кучно с одного боку идуть!
- Ну всё ясно, что-то вроде нашего «Гуляй-города» - крикнул капитан, и точно. Через некоторое время из-под скалы показались две повозки, нагруженные свежесрубленными стволами деревьев, а за ними, укрепившись и держась за оглобли, катили их по неровной и каменистой дороге, укрывающиеся за ними персы, а с левого бока, прикрываясь от стрелков с утёса, шло человек тридцать стрелков, а всего как крикнул один из егерей с утёса, неприятеля наступало свыше сотни штыков. Посыпались выстрелы с утёса, персы стали отвечать, хотя среди них и начали уже сразу же, падать сражённые сарбазы. Но те что шли за повозками, оказались почти не доступны, и неумолимо приближались. Сверху упали две гранаты убившие с пол дюжины сарбазов, но прочие засев за камнями или чуть отбежав, продолжили осыпать утёс пулями.
- Гранаты беречь! – громко прокричал Белугин, и его услышали, с утёса их пока более не бросали.
- Я скоро приду! – бросил Белугин, и пригнувшись, зачем-то побежал на левый фланг. Вернулся он минут через пять, и обнаружил на месте лишь Сан Саныча, целившегося в кого-то из штуцера, ружьё Уличева, его пистолеты, отстёгнутую шпагу, и одну гранату из трёх, заботливо положенную за камушек. В первые пять секунд, капитан ничего не понял.
- Так, а где Уличев есть? – растерянно справился командир, под весёлое повизгивание пуль, глядя на его вещи.
- Ползёть! – деловито ответил Сан Саныч, что любил иногда переходить на простонародный слог, спустил курок, и тут же принялся перезаряжать штуцер.
- Кто ползёт? – не понял Белугин, глядя на приближающиеся черепашьей скоростью повозки.
- Так Уличев и ползёть – невозмутимо повторил унтер, заканчивая заряжение, и вновь нацеливаясь на противника.
- Куда он твою мать ползёт-то, говори толком! – рыкнул капитан, на что Сан Саныч чуть мотнув головой, ответил так же спокойно.
- А вон, те тарабры гранатами хочет подзорвать, взял две и пополз, вон он, уже до половины дополз!
Белугин выругавшись глянул. Меж человечьих и лошадиных тел, меж валунов, прикрываясь ими, полз, перекатывался и переползал, прапорщик Неждан Вадимыч Уличев, собственной персоной. Ни персы за повозками, ни сарбазы из прикрытия, пока к счастью его не заметили, а он, уже был близко к ползущим как броненосцы повозкам. Уже традиционно в таких случаях, командир сорвался на крик.
- Уличев! Под арест пойдёшь мерзавец! Я тебе покажу негодяй! Куда тебя опять понесло?! Убьют мерзавец! Пригинайся хоть по лучше да выжди, прапорщик!
Но в грохоте перестрелки, Уличев не мог его слышать, однако действовал обдуманно и верно. И тут, прикрытие персов пошло вперёд, от них до прапорщика оставалось шагов 20-ть, а потому капитан исступлённо заорал.
- Отсекай прикрытие ребята! Выручай мерзав… п-прапорщика! – и первым пальнул из ружья. Весь наличный состав пикета, перенёс огонь на персидское прикрытие, и не дольше как в две минуты, начисто ополовинил его, а прочие сарбазы как залегли, так более и не вставали. Неждан на боку подполз к валуну, помогая себе ногой и локтем. До первой повозки, отсюда оставалось шагов 15-ть, не больше, и медлить уже было нельзя. Прапорщик поджёг фитиль у одной гранаты, и широко размахнувшись, метнул её точно и далеко, как учили. Граната разорвалась прямо под передними колёсами, кои подломившись на оси, с хрустом развалились, повозка ткнулась носом в землю, и замерла. Не давая загомонившим врагам опомниться, Уличев пользуясь пылью и дымом, в два прыжка подскочил на десять шагов к другой повозке, и метнув гранату словно мяч при игре в кегли, уже лежал за валуном. Ахнул второй взрыв, повозка завалилась на угол, все дрова с грохотом высыпались. Рисковое дело заняло не более минуты от первого до второго броска, а уже капитан Белугин яростно матерясь, поднимал своих бойцов в штыковую, и около трёх десятков егерей с криками «Ура!» ринулись вперёд. Их тут же поддержали стрелки с утёса, откуда кроме пуль, в персов полетели ещё и гранаты. Ошеломлённые неожиданным ходом, а точнее выходкой русских, половина сарбазов сразу же обратилась в бегство, а прочие не выдержав штыкового удара, в большинстве своём полегли у раздолбанных повозок. До своих добежали не многие. Уличев тоже поучаствовал в лихой контратаке, схватив валявшуюся рядом персидскую саблю, и подождав своих, ринулся вместе с ними в рукопашную, закипевшую среди двух возов, свежезаготовленных дров…
* * * *
Получив такой отпор, персы быстро собрались и отступили. Белугин послал в крепость вестового чтобы прислали два десятка бойцов, помочь покидать трупы в реку, а пока он ходил, подсчитал свои потери. Убито оказалось 12-ть бойцов и ранено восемь.
- Прапорщик Уличев, подойдите сюда! – голосом сулящим головомойку, позвал капитан. Неждан как был с саблей которой успел уложить двоих, так и подошёл к командиру.
- Я!
- Ты, ты вообще когда-нибудь будешь головой думать? – сурово начал было командир – Что это опять за выходки? Отличиться хотелось?
- Ну так отличился же! – не моргнув глазом, ответил прапорщик, стоя на вытяжку.
- Э… - только и смог сказать Белугин, слова стали поперёк горла. Ну что вот тут скажешь? Нарушение дисциплины на лицо, но и геройство отменное! Кто-то же должен в такие минуты, совершать не предусмотренные уложением поступки? Капитан невольно улыбнулся уголками рта.
- А вообще молодец Неждан, спасибо! –проговорил капитан, дружески хлопнув прапорщика по плечу – В рапорте обязательно отмечу, ну а за самовольство, нарекание тебе!
- Рад стараться! – чётко ответил «виноватый», на сём дело и кончилось. В тот день, враг более не появлялся, но на следующий, силами до роты пехоты и полсотни всадников, персы попытались напасть на пикет капитана Кабардинцева. Александр Иваныч уже догадываясь о готовящемся нападении, устроил неприятелю засаду. Треть взвода, он скрытно, ещё на рассвете, разместил на склонах покрытых кустарником, усилив их гранатами, и снабдив определённым приказом. Едва сарбазы как обычно нестройной массой пошли вперёд, с пикета их отбили огнём, они частью залегли, а частью попятились, и тут им на помощь ринулась их конница. Едва всадники поравнялись с засадой на склонах, Кабардинцев взмахнул красным платком на длинном шесте, и на головы всадников посыпались гранаты, посыпались как яблоки. От разрывав 20-ти гранат, до 40-ка всадников оказались убиты или ранены, прочие кто-как смог, обратились в бегство, а Кабардинцев ударив со своими в штыки, опрокинул и рассеял запаниковавших сарбазов, и гнал их более версты, совершенно практически уничтожив. Потери убитыми в его взводе оказались не значительными, всего шесть бойцов, а сам он получил лёгкую контузию в грудь. Становилось понятно что теперь, противник только усилит натиск, а это, лишь проба сил. Не смотря на все трудности, гарнизон в Мигри не ограничивался одной лишь обороной, и стычками на постах. Время от времени, он ещё совершал боевые вылазки и поиски, силами от взвода до роты, в зависимости от того, какую задачу предстояло решать. Персидские отряды после череды чувствительных ударов, нападали лишь на небольшие посты, но и там без особого успеха. Не более удачно выходило у них и в самом Карабахе, и всё же ветераны ждали большого дела на протяжении всего лета, тем более что силы гарнизона таяли. Лихорадка косила бойцов больше, чем пули персов.
В середине августа, 14-го числа, рота егерей штабс-капитана Сурова, выдвинулась в деревню Горюсах, на разведку местности, ибо разведка доносила что там видели персидские разъезды. Вообще с начала августа, нападения неприятеля стали чаще, как бы предвещая чего основательное. Рота разделившись на взводы вошла в деревню со всей осторожностью, и не растягиваясь стала осматриваться. В этот момент и показались огромные массы персов, до двух батальонов сарбазов, и конное скопище порядка трёх тысяч всадников. Суров не растерялся, и егеря моментально заняли оборону на хорошей позиции среди стен, домов и садов. Неприятельские атаки на деревню продолжались до трёх часов дня, но были отражены, и персы понеся незначительные потери в 50 человек, почему-то отошли. Суров с бойцами подозревая ловушку, пробыл в деревне до ночи, но разведав местность и убедившись что враг действительно ушёл, вернулся в крепость. На исходе месяца персы обложили Мигри огромными силами, и видимо всерьёз готовились к штурму, тем более что в крепости, уже было 600 человек больных в различной степени солдат, и только около 200 здоровых. Но, как писал позже один из современников тех событий, «Это были те железные люди, закалённые в походах Корягина и Котляревского, кои привыкли с малым числом, побеждать сильного противника».
В перерывах между стычками, егеря успевали укреплять свои пикеты дополнительной защитой, и в каждом находилось порядка полусотни егерей, до сорока в укреплении, прочие дежурили стрелками на скалах. Ходившие в разведку Сан Саныч с Пал Палычем, доложили что персы перегруппировываются, и готовятся выступать. Майор Дьячков напутствовал капитанов Кабардинцева и Белугина перед их отправкой в пикеты.
- Надо выдержать господа офицеры, выдержать и выстоять, отдавать Мигри нельзя! Теперь это не просто крепость, за вашими спинами 600 больных товарищей, коих эти изверги не помилуют ежели ворвутся, вот так. Надо устоять ребята, надо! Я соберу все резервы какие только смогу, и в случае чего, приду на выручку, с богом Вадим, и ты Сашка, продержись ребята!
- Устоим! – чётко ответил капитан Кабардинцев.
- Точно так! – вторил ему Белугин.
Дьячков не располагал сколько-нибудь внушительными силами, надеясь прежде всего на храбрость, стойкость и выучку русского солдата, храбрость и выучка, против дерзости и количества. Для того чтобы усилить пикеты, майор временно ослабил оборону Мигринских садов, где днём дежурило около сорока бойцов, прочие сидели в крепости в качестве резерва. Хотя в случае необходимости, и отряд из садов, мог быть брошен в дело.
Персы бросились на все пикеты и посты разом, и на Белугина и на Кабардинцева. На этот раз, прапорщик Уличев стоял в обороне, рядом почти со всеми своими приятелями: и Сан Саныч с Пал Палычем были тут, и поручик Кубанин, и Стёпа Зорких, все стояли, либо лежали за укреплениями, ведя огонь и метая гранаты. Персы в этот раз лезли особенно яростно, видимо точно зная что русских в строю немного, и надеялись ворваться. Крепостные артиллеристы, те кто могли хоть как-то двигаться, уже стояли в готовности у заряженных орудий, понимая что кроме них, этого сделать некому. И вот что удивительно, но то ли от осознания долга, то ли от самовнушения, но в такие моменты, болезнь временно отступала.
Бой на пикетах грохотал уже целый час, егеря отразили три атаки, но чувствовалось что без штыковой уже не обойтись, враг напирал нешуточно. Когда сарбазы в очередной раз пошли в наступление, Белугин выхватив шпагу скомандовал.
- На вылазку! В штыки сомкнутым строем за мной!
Егеря разом выскочили из укрытий и став в две шеренги, ощетинились штыками. Сарбазы казалось просто задавят горсть русских своей массой, но солдаты подпустив врага на дистанцию залпа, разом ахнули из ружей, и десятки передовых сарбазов на всём ходу повалились на камни, а напиравшие сзади стали натыкаться на них и падать. В несколько секунд тренированные годами руки егерей перезарядили ружья, и снова залп, другой, третий! Персы уже смешались окончательно, и тут русские перейдя на бег, ударили в штыки сомкнутым строем. Уличев позабыв о шпаге, привычно работал штыком. Персы попытались обойти и отсечь русских от укреплений, но тут из крепости подоспел на выручку майор Дьячков, бросивши в бой кого только мог. У Кабардинцуева так же было жарко, туда, ему на подмогу, подошли солдаты из Мигринских садов. Персы увидев подкрепление попятились. Неждан заколов четвёртого, схватился с пятым, здоровяком-сарбазом, бывшем чуть ли не на голову выше прапорщика, но штыковым ударом, владевшим плохо. Уличев легко парировал два его выпада, и «коротким-коли», с хрустом вонзил штык в грудь сарбаза. Тот взревев выронил своё ружьё, и судорожно вцепился в егерское. Прапорщик не теряя ни секунды выпустил его, и уже орудовал с двух рук, шпагой и тесаком. Уворачиваясь, пригибаясь, уходя в стороны, прапорщик как заведённая ключиком механическая игрушка, работал руками резко и чётко: искры от клинков, брызги крови, всё уже слилось в какой-то жжёный, горько-солёный запах и гул, впрочем уже давно привычный для бойцов 17-го егерского!
Рядом с Уличевым, прикрывая друг друга, дрались и его отчаянные «сапожники». Сан Саныч насадив на штык очередного врага, с рычанием приподняв его над землёй, стряхнул словно сноп, вперёд, в толпу его же товарищей, и тут же успел приколоть ещё одного, пока наконец его самого не ранили в плечо. Бывший рядом Пал Палыч прикрыл друга, и прикладом своротив на бок челюсть тому сарбазу, ногой в пах поразил второго, а пока тот падал, успел заколоть третьего!
В какой-то момент всё и решилось, персы, не выдержав больше штыкового боя, пошатнулись. Причём бегство началось с задних рядов, что в свалку не попали, но прекрасно видели, как достаётся их соплеменникам от «зелёных шайтанов». После этого, бегство персидской пехоты стало всеобщим, егеря гнали их несколько сот саженей, бой закончился. Был ранен майор Дьячков дравшийся в гуще свалки, но боя не покинувший, и к счастью рана оказалась хоть и болезненной, но не опасной. Уличев, матерясь искал своё ружьё, пока наконец не нашёл его среди груды тел, торчащим из груди здоровенного сарбаза, что так и умер, намертво сжав его своими пальцами. Неждан не без труда вырвал своё оружие из рук мертвеца.
- Вцепился мать твою! – сплюнул прапорщик, неся ружьё в руке. Позже, стали известны обстоятельства дела у капитана Кабардинцева. На этот раз, Александр Иваныч не стал повторять трюк с засадой, хотя персы всячески стереглись, и отвлекались на скалы. Кабардинцев отбив три атаки и не дожидаясь подмоги раскурил трубочку ( что было весьма редким явлением) и матеря персов последними словами, бросил своих бойцов в контратаку в тот момент, когда персы разрядив свои ружья беспорядочным залпом, стали торопливо их перезаряжать. Убийственной меткости русский огонь, а затем истребляющий штыковой удар, сразу же смешал ряды сарбазов а когда на помощь бесшабашному капитану примчался пусть и не большой, но резерв, сарбазы обратились в совершенное бегство, и уже больше не рисковали нападать. Конницу в тот день, неприятель в дело не бросал.
Прошло лето, прошли первые тёплые осенние дни, и мало-по малу, наступало дождливое время, хотя и не холодало. Персы на время затихарились, но все понимали что они чего-то замышляют. В одну из ненастных ночей, большие силы персов переправились через Аракс, и скрытно заняли никем не охраняемые Мигринские сады, оставшись дожидаться утра. Когда уже рассвело, капитан Баратов с отрядом в 40 егерей, пошёл занимать дневной пост на Араксе. Шли по привычке с оглядкой, держа оружие на изготовку. Подходя к садам, капитан шедший впереди, неожиданно резко поднял в верх левую руку.
- Тихо! Всем стоять, в садах персы, вон две рожи мелькнули. Засада братцы, рассредоточиться!
Егеря моментально выполнили команду, залегли и засели с ружьями на изготовку. В крепость прибежал запыхавшийся егерь Егор Метлицкий, и на одном дыхании сообщил о засаде. Дьячков приказал капитанам Черневскому и Белугину, с двумя командами общей численностью 90 бойцов, идти к садам, дабы отрезать персам отход, так как полагал что их там не так много. Предполагалось перестрелкой вытравить сарбазов из садов, и ударив в штыки, уничтожить. Пока шли, Уличев успел спросить у командира.
- Вадим Григорич, вам не кажется что здесь что-то не так? Чего персы в этих садах сидят? Чего дожидаются, если поняли что их заметили?
- Кабы знать Уличев, кабы знать! – хмуро ответил капитан. Отряд Чернявского пошёл вправо, а Белугин влево.
- Занять боевые порядки и огонь по садам, пли ребята! – громко приказал Белугин и перестрелка началась. Егеря жарили по садам, а персы палили в ответ, и судя по интенсивности стрельбы, врагов в садах сидело не мало.
- Ух ты ребята – обратился к своим прапорщик Уличев, перезаряжая верную подругу – а персов-то по ходу, до шайтана в этих садочках будет!
- Похоже попадём мы нынче в переделку! – выдохнул прапорщик Зорких, тоже лежавший с ружьём, взятым только что, у убитого товарища.
- Ах у ели, ах у ели, мы водили хоровод, ах у ели, ах у ели, только задом наперёд! – с мрачным сарказмом пропел Сан Саныч, и тут персы густыми массами с криками «Али!» разом повалили из садов, и было их столь много, что никто и не ждал столько! Егеря встретив их выстрелами, а затем сорвавшись со своих мест, вступили в чертовски не равный, рукопашный бой!
- Эх братцы-егеря, умирать так с честью! За мной! За государя и Отечество, у-у-р-р-р-а-а-а!!! – первым поднялся капитан Белугин со шпагой, а за ним и бойцы его роты. На этот раз, положение егерей становилось тяжёлым прямо на глазах, враг напирал со страшной силой, увеличиваясь в числе. Прикрывая капитана, Уличев бежал рядом с ним, и схлестнувшись с персами, бился уже не отходя от него. Будь егеря менее опытные или хуже обучены, враг раздавил их с ходу, но бойцы 17-го полка не даром слыли лучшими в своём роде! Понимая что в таком положении дрогнуть это верная смерть, егеря Корягинско-Котляревской школы, стали насмерть, и сразу приняв а штыки первые две волны, схлестнулись с другими, уже в тесной драке.
Белугин отбив шпагой штык сарбаза, ударом ноги разбил тому колено, и доконав той же шпагой, схватился сразу с двумя, что впрочем не очень рьяно лезли на офицера, ожидая подвига один от другого. Неждан вновь как в былые годы, бешено рисовал штыком такие вензеля да «восьмёрки», что сам потом поражался, откуда он знал такие приёмы? Чередуя укол штыка с ударом приклада, он надёжно прикрывал командира. Вот отбив саблю бородатого даг-баши или десятника, прапорщик сунув его штыком в шею, уже отбивал прикладом летящий ему прямо в лицо штык тучного сарбаза, а когда отбил, то опять же прикладом, свалил противника ударом в висок. Персы хотя и лезли вперёд мешая друг другу, и неся от того не нужные потери, но в какой-то момент стали одолевать, и теснить русских своей массой, хотя егеря отходили в полном порядке, и сражаясь. Некоторых, сбив с ног, персы уже волокли в плен, но основная масса, в изорванных мундирах, раненые, окровавленные, продолжали драться, за дорого продавая свои жизни. Уличев даже по началу и не понял, что его пусть и не тяжело, но уже дважды ранило, в ногу и руку, но он продолжал отбиваться, и медленно, тяжело, полу боком, шаг за шагом, отходить. Белугин уже сломав шпагу, дрался персидским ружьём, а вернее английским подарком шаху. Казалось ещё пять минут, и персы победят. Из 130 егерей, начавших этот тяжелейший бой, сорок уже погибли, или попали в плен, а персы торжествуя победу, шли уже прямо на крепость, раненного капитана Чернявского, едва успели вынести из боя его солдаты. И здесь, внезапно пришла помощь из самой Мигри. Когда там поняли что дело совсем плохо, капитаны Терешкевыич и Кабардинцев, подняли из лазарета 105 полуздоровых солдат, и коротко обрисовав в чём дело, лично повели их в штыковую, причём Кабардинцев бежал в неё с ружьём на перевес, поблёскивая штыком. Егеря из лазарета поняв что теперь они единственные от кого зависит судьба сражения, собрали в кулак все силы, и в который уж раз, совершили невозможное, переломили исход сражения!
Удар «свежей», кое как одетой, но вооружённой русской сотни прямо во фронт уже торжествовавшей победу неприятельской массы, сбил её напор совершенно, и сарбазы попавшие под очередной штыковой удар, уже не выдержав этого, стали отступать. Одновременно с этим команды Черневского, Белугина и Баратова прекратили отход, воспряли, окатили сарбазов огнём из ружей, и перешли в контратаку. Скоро общими усилиями персов загнали в сады, и бой закипел уже там. При этом, егерям удалось отбить назад почти всех пленных, почти…
У дерева, остановившиеся чтобы перевести дух Белугин и Неждан, нашли двух бойцов своей роты, разутых и с перерезанными горлами. Лицо ротного на миг приняло задумчивый вид.
- Скольких их мы взяли Уличев?
- Шестерых, вон стоят как волки озираются! – плюнул себе под ноги прапорщик.
- Вот за это прапорщик – капитан указал пальцем на убитых – прощать нельзя никогда, а посему тех шестерых, в расход немедля, это приказ!
- Слушаюсь! – прапорщик кивнул своим, и через три минуты, суровый, но необходимый приказ был выполнен. А бой набирал обороты, персы отходили, а точнее бежали к Араксу, сопротивляясь уже кое как, бросая всё и вся. Егеря гнали неприятеля до самой реки, который на сей раз благополучно сбежал на тот берег, всё, сражение было окончено. Увидав среди устало бредущих лазаретных товарищей, унтера Лягушкина в распахнутом мундире, с ружьём и без кивера, Уличев радостно крикнул.
- Здоров брат-Лягушкин! Да ты никак отживел уже, инвалидная команда?
Лягушкин, увидавши приятеля широко улыбнулся, и подойдя ближе, деловито воскликнул.
- Да рази ж вы дадите Неждан Вадимыч, спокойно поболеть нашему брату? У меня со страху господин прапорщик, когда нам сказали что у вас там совсем худо, все болячки разом выскочили, как возгри из носу!
- Ну спасибо тебе Федька, выручили вы нас так выручили в этих садах! – прапорщик пожал сослуживцу руку, и они пошли к месту общего сбора, необходимо было подсчитать потери и трофеи, прежде чем возвращаться в Мигри. Уже там, Неждан обнаружил что штык его сильно повреждён у казённой части, и его с большим трудом удалось отомкнуть. Однако унтер Лягушкин, тут же принёс товарищу другой, старого образца, плоский.
- Вот, возьми Вадимыч, хранил на всякий случай, вот и пригодился! – улыбаясь бледным лицом, пояснил унтер.
- Благодарствую брат-Лягушкин, уважил! – искренне восхитился Уличев принимая подарок, и примыкая его к ружью – Хороший тоже штык, и колоть и резать можно! сухаря солёного будешь, Федя?
- Ага! – шмыгнул носом унтер, и тут же получил от прапорщика здоровенный сухарь, аппетитно пахнущий чесночком…
Когда известие о грандиозной баталии достигло штаба, главнокомандующий маркиз Паулуччи, неожиданно для всех объявил выговоры Чернявскому и Баратову за отход, а Дьячкова, Кабардинцева и Терешкевича, поблагодарил за стойкость. Такое решение наместника, вызвало здоровое недоумение, и всяческие разговоры.
Вечером, в покоях Дьячкова, состоялся небольшой товарищеский ужин, на котором присутствовали почти все участники дела, за исключением виновников торжества. Чернявский пребывал в своей комнате будучи ещё очень слабым после ранения, а Баратов стоял со своими в пикете на Араксе.
- За благодарность командующему конечно спасибо – мрачно начал майор Дьячков после того как все выпили по первой – но только у меня такое чувство, что я присутствовал при поединке, по шее получил другой, а мне прислали три рубли ассигнациями, в благодарность, бля!
- Аналогично! – согласились Терешкевич и Кабардинцев, причём последний хмуро заметил.
- Если бы я не знал, что Паулуччи достойный офицер и храбрый воин, я бы высказал своё отношение к его выговору в иных выражениях, не дозволенных высочайшей цензурой! А так господа, скажу проще: Баратов и Чернявский отступили при подавляющем перевесе врага, и не бежали, а отошли сохранив порядок и строй! А затем вовремя перешли в контратаку, чёрт возьми совсем! Ну как можно этого не видеть, а?!
- Даже на раны Чернявского не поглядели, хотя это чудо что его солдаты смогли отбить и вынести!- добавил прапорщик Уличев, работая столовыми приборами.
- Вот-вот – согласился капитан Кабардинцев наливая себе вина – я вообще с этой чёртовой благодарностью, чувствую себя как придворный шаркун какой, додумались бля! Дрались все одинаково жестоко, только одним по мордам, а другим награда, тьфу!
- Да, неприятно – согласился Дьячков, и шевельнув бровью добавил – а с другой стороны, с Главной квартиры трудно объективно судить о течении дел на местах, вот начальство порой и заносит!
- Ладно, это господа хоть и неприятно всё, но переживаемо, а вот как у нас тут дела дальше обстоять будут? – задумчиво спросил, молчавший до того поручик Кубанин.
- Новых больных за последние два дня не наблюдалось, может на спад пошло? – предположил Уличев, наливая себе вина.
- Будем надеяться! – широко перекрестился Дьячков, и добавил, что указал в рапорте на бедственное положение гарнизона, и необходимости его замены, а посему надеется, что в скором времени так и случится, а потом перейдя уже на более весёлый тон, вдруг обратился к Уличеву – Кстати, прапорщик, а я про вас тоже в рапорте указал!
Неждан слегка напрягся.
- Я чего я сделал-то? Я вроде ничего…
- Да не тушуйся ты, Уличев, я про то, как ты повозки вражьи гранатами подорвал отписал командующему, со слов твоего командира! – майор указал вилкой на Белугина, тот согласно кивнул.
- Да уж, заставил сей герой меня понервничать, и уж не в первый раз друзья мои. Да там вся команда такие, как одна мама их родила, но разведчики толковые, слов нет господа! – ободряюще закончил мысль Белугин. Кабардинцев положил приборы, и чуть задумчиво поглядев на смутившегося прапорщика, переспросил.
- Как же ты Уличев решился на этакое дело-то, а?
- Ну кто-то ж должен был чего-то решить? Отчего ж не я? – пожал плесами Неждан – Вышло ведь, чего ж теперь?
- Уважаю! – кивнул Кабардинцев – храбрость, решительность и беспощадность, вот залог победы в азятской войне, а не слюнявые политесы!
- Да, согласен, носимся много и не по делу! – согласился Терешкевич – Особливо с Соломоном этим, Имеретинсктим, какой он раз-то, третий уж почитай бунтует? А ведь присягу сукин сын давал нам, а теперь носится как маркитантка, не знает бедный кому себя запродать по дороже, шаху, иль султану?
- Цицианова нет, царствие ему небесное! – перекрестился Кабардинцев – Вот кто эту публику хорошо знал, и в узде держал крепко! А тут прислали современника Адама ( все заулыбались) Вот он Гудович-то и распустил всех этих царьков да князей, уговоры да договоры бесконечные… Про Эриванский поход я уж молчу вовсе!
- Котляревского бы в наместники, да кто ж поставит молодого-то? – высказал мнение Уличев, а Кабардинцев тут же подхватил мысль.
- Вот это брат ты верно сейчас сказал, такого не поставят, он очень многим там, в больших кабинетах не угоден. И вообще порой создаётся впечатление, что к нам, относятся по принципу «Нате, только отвяжитесь!»
- Ага, заладили там «Бонапарт, Бонапарт!» - сказал Кубанин – а тут султан с шахом нависли как две громады над головами, а ты сиди, гадай, обрушатся или нет?
- Ладно друзья, унывать нечего, побили мы Аббаску опять, побьём и после, выхода у нас другого нет, за победу! – выдохнул Белугин, и поднял бокал.
- За победу! – поддержали присутствующие, и выпили. Далее, от дел насущных, перешли к делам более приятным, пошли толки да разговоры о женщинах…
После разгрома в Мигринских садах, персы пока более не покушались на крепость, ограничивая свои вылазки мелкими наскоками в Карабахе, но и там как правило, они терпели поражение за поражением. В Главной квартире наконец-то поняли сложное положение Мигринского гарнизона, и через какое-то время, большим транспортом, опять перевели в Шушу, а его заменили другим, более менее полнокровным полком, с хорошим запасом провианта и медикаментов. Теперь даже самые иллюзорные мечты Аббас-мирзы по возвращению твердыни, разбились в дребезги, как выскользнувшая из рук драгоценная, фарфоровая ваза…
Уже в Шуше, выздоровление бойцов 17-го егерского пошло чуть лучше, но люди к сожалению, пока ещё умирали, а пополнение прибывало медленно и не регулярно. Иногда правда, в егеря переводили какой-то отдельный мушкетёрский батальон, и ветеранам, приходилось долго и упорно переучивать линейные части в егерей, что впрочем было много легче, нежели учить новобранцев. И Уличев, и другие младшие офицеры, кто был когда свободен, целыми днями проводили время в учениях, провидчески говоря к новым егерям, да изнывающим от тяжёлой солдатчины рекрутам.
- Учитесь ребята дюжее, вернётся наш Пал Степаныч, будет дело!
Снова пошли затяжные марши, штыковые и прочие упражнения, конно-верховая джигитовка, рукопашный бой подручными средствами, и многое другое. Особо тяжело, давались штурмовые лестницы. Уличев, помня как нелегко приходилось ему самому, гонял новичков много и долго, но без злобы и перебора, тренировал что б доходило, чтобы руки и ноги слушались бойца сами, как говорилось, механически.
Уже во всю кутила зима, не такая суровая конечно как в горах, но всё же зима. К середине декабря, пришло ошеломляющее известие, что Котляревский, с двумя батальонами своих гренадер и сотней казаков, одним коротким но решительным ударом взял Ахалкалаки, которую в 1807 году, не смог взять Гудович с несколькими тысячами солдат. Чуть погодя, стали известны все подробности секретнейшей операции, что разрабатывалась в такой тайне, что о ней знали лишь единицы, ибо на кону стояло всё. Паулуччи, сменивший в сентябре 1811 года Тормасова, загорелся идеей овладения турецкой твердыней. Помня о неудаче самонадеянного Гудовича, командующий скрупулёзно искал офицера, которому сие сложнейшее дело, можно было бы поручить.
После оглушительной победы у Мигри и на Араксе, выбор маркиза пал на Котляревского. Паулуччи, послал в Гори полковника Степанкова с секретными инструкциями и надёжным проводником, поручиком Элиас-агой, хорошо знавшего все тропы в Ахалцехинском пашалыке. Котляревский ознакомившись со всеми предписаниями понял, что предстоял поход подобный Мигринскому.
Минуя известную всем дорогу вверх Куры по Боржомскому ущелью, он должен был пройти вершинами Триалетских гор до самой крепости, расположенной на плоской возвышенности. А с учётом того что уже начинался декабрь и в горах стояли сильнейшие морозы, выполнение такого задания отдавало чем-то совсем уж нереальным. Получив приказ, Котляревский выступил немедленно, не теряя ни часа. С собой был только вьюченный обоз и складные лестницы, а пушки и телеги остались дома. Из Гори, он вышел лишь с одним батальоном Грузинского гренадерского полка, и сотней казаков. Переправившись через Куру, он взял второй батальон гренадер ожидавший его уже там, и с этим отрядом, двинулся по непроходимым горам.
Говорят что человеческие силы имеют предел, бойцы Котляревского таких пределов видать ещё не достигли. Трое суток, 4-го, 5-го, 6-го декабря, отряд шёл, порой проваливаясь в снег по пояс, карабкаясь по обледенелым скалам, страдая от мороза и холода, но сжав зубы шёл и прорывался через природные препятствия. Плюс ко всем вышеописанным прелестям, в горах все три дня бушевали сильные метели, и только выучка и природная стойкость, не позволили русским бойцам пасть духом и сдаться. Лишь на рассвете 7-го декабря, отряд перешёл границу Ахалцехинского пашалыка, и будучи в 25-ти верстах от крепости, затаился в ущелье, не обнаруживая своего присутствия. Ближе подходить было нельзя, крепость окружала волнообразная безлесная местность, и днём подступить к ней не представлялось возможным. Сами укрепления в виде неправильного четырёх угольника с бойницами и двух ярусной цитаделью, закрывал глубокий овраг. Ночью, Котляревский разделил отряд на три колонны по 200 гренадер и 20 стрелков в каждой. Одну повёл сам, две другие поручил подполковникам Степанову и Ушакову. Более того, для занятия двух деревень близ крепости, и для проведения фальшивой атаки, была отделена особая рота из пяти частей по 20 человек в каждой. В полной темноте начался поход. Не доходя до крепости двух вёрст, полковник дал своим бойцам час отдыха.
Из дали, уже доносились оклики турецких часовых на стенах. Османы заметили русских когда те, уже преодолев каменистый ров, приставляли лестницы к стенам. Турки оказались настолько не готовы к появлению тут вражеских войск, что это не поддаётся описанию. Никто из турок, даже самые опытные и мудрые их военачальники, не ждали здесь русских в эту пору, справедливо полагаясь на непроходимость этих гор зимой. Под стенами если верить рассказам, солдаты в одном месте даже заспорили кому первым лезть на верх, но в три часа ночи, штурм начался по всем направлениям! Капитан Пультен, бросившись по лестницам со своими гренадерами на одну батарею из двух орудий, с ходу овладел ею, и кинувшись на две другие из пяти пушек, так же стремительно их захватил. Те турки что смогли прийти в себя от шока, защищались здесь отчаянно, но рассвирепевшие гренадеры перекололи без пощады всех. Через полтора часа боя, всё было кончено, большая часть турецкого гарнизона бежала, крепость и цитадель пали. На батареях русским досталось разной величины орудий 16 штук, 40 пудов пороху и многое другое. Гренадеры отбили два знамени, из коих одно сильно изодрали при захвате, а другое отослали в Тифлис. Общие потери русских составили 30-ть человек. Объяснялось это тем что турки, из-за шока и полнейшей, какой-то дичайшей неожиданности, не смогли оказать сколько-нибудь значительного и массового сопротивления, а попросту обратились в бегство. Те же что сопротивлялись, уже ничего не смогли сделать, и были попросту перебиты.
Стремительный бросок, храбрость и выучка, снова взяли верх над количеством. Имя легендарного военачальника вновь прогремело по всей линии, и внушало многим врагам уже не просто страх и ужас, а какое-то теперь мистическое отношение, из разряда «Русского полководца Котляревского, невозможно победить уже никакими силами, сколько войск против не пошли, он всё разобьёт, какие крепости не ставь, он всё возьмёт, какие горы не воздвигай, он везде пройдёт!». За эту блистательную победу, Котляревский получил чин генерал-лейтенанта, но сим не удовлетворился, и к 20 декабря, покорил уже весь Ахалцыхский пашалык. Бесчинства персов в Карабахе, вынудили русское командование вернуть туда Петра Степановича. Наступал решающий во всех отношениях 1812 год…
(КОНЕЦ 6-й ГЛАВЫ) 7/04/ 2019.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ.
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-
-