Родина моя-Дивья

               
               
                Поселок стоит в низине. Нет здесь реки, зато  весной он  похож на сплошное  болото, окруженное лесами.   Носит  романтическое древнее имя - Дивья. Не то девичья краса, не то что-то чудное, удивительное. В начале пятидесятых годов прошлого столетия возник этот поселок лесозаготовителей. Он  был временным жильем для тех, кто участвовал в восстановлении хозяйства после войны. Никто не заботился об  удобстве выбранного места. Поселок приютился в болотистой  низине. Улицы   представляют собой сеть  параллельно и перпендикулярно расположенных  дорог с серыми финскими однообразными домами на четыре семьи по обеим сторонам каждой. Пройти по улице можно было только в кирзовых или резиновых сапогах, а в туфельках  – в сухую погоду по деревянному тротуару.  Удобство одно- рядом железная дорога и до Перми всего чуть больше часа на электричке.
                Самой известной и старой  в поселке была улица  Коммунистическая. На этой улице жила и наша семья. Она,  наша Коммунистическая, всегда выглядела неприглядно из-за образовавшихся по ее обочинам глубоких   длинных канав от колес  лесовозок, заполненных глинистой жижицей. Для лучшей проходимости по ней транспорта и  маломальского  благоустройства на дорогу скидывали мусор от   деревопроизводства: валежник, ветки, опилки. Все это добро поглощалось из года в год под влажной земляной прорвой, нисколько не сушило дорогу, но выглядело тоскливо.  Уже  будучи взрослой и живя вдалеке от родных мест, я услышала воспоминание о родной мне  улице из уст  случайно побывавшего однажды в Дивье  человека, Василия Суворова, хозяина турбазы на Койве,  который в далекой юности провожал однажды туда   из Перми   девушку, работавшую  медсестричкой  на заводе.  Улица запомнилась ему  долгой, широкой и грязной. Даже на электричку  тогда он опоздал, не рассчитав  времени  прогулки   по ней, как в песне нашей юности  про электричку.
                По этой же  улице каждый день  возвращались домой после трудового дня рабочие леспромхоза. Это были такие родные, усталые лица. Дядю  Ваню Сабанова  всегда поджидала  у калитки моя младшая сестренка Наташка, которую этот мужчина - трудяга и друг нашей семьи  высоко  поднимал над головой, и радости девчонки не было предела. По этой улице    прошествовала как-то  сбежавшая из нашего  дома путешественница – черепаха, направляясь прямо к электричке. Кто-то из знакомых принес ее обратно. Хорошо, что сделано это было вовремя, иначе моря  детских  слез  невозможно было бы избежать.
 Несмотря на неприглядность этого поселка, я с особой теплотой и нежностью   вспоминаю его и тех людей, которых с гордостью могу назвать земляками.  Нет уже  печек, что стояли между домами, где чья- то мама, к примеру,  тетя Ира Кирьянова, свободная от работы, стряпала блины на чугунной сковороде и угощала не только своих, но и соседских  ребятишек. Как были вкусны эти блины с растопленным маслом или со сметаной! Мой старший братишка Витя пытался урвать  самый первый и горячий блин, был шустрее и проворнее многих, поэтому соседи звали его  Блинохватем.  До сих пор помню вкус камбалы, жаренной тетей Надей Дэр.  Даже по малину ходили в Васькин лог  веселой компанией с тетей Ритой Булыгиной   и учились у взрослых брать ягоду в две руки.
 О нашей малине знали все пермяки и приезжали по ягоды с ведрами. Она богато росла на вырубках и в логах. На солнцепеке  была слаще, а в логах темная и крупная, как слива. Выбирай, какую хочешь. К нам запросто заезжали пособирать ягод папины знакомые - дети Людмилы Ивановны Марковой, что работала в управлении лесным хозяйством Перми: Вадим  и Мишель, а с ними и невеста одного из братьев по прозвищу, которым мы ее одарили сразу,- Сонька Золотая Ручка.  Мы очень любили, когда они приезжали к нам. С ними было интересно и весело.
                Ребятишки были причастны ко всем событиям, происходившим в поселке. Помнится, как мы сбегались к широкому полю, на которое приземлялся вертолет. В ушах шумело, ветер развевал волосы, а мы с восхищением смотрели на диковинное и непривычное для нас летательное сооружение. Кажется, с этого памятного времени  и начал строиться поселок нефтяников.
 Зимой по нашей улице детства лихо  мчался на санях дядя Ваня Свистунов, если мне не изменяет  память,  не расставаясь с лошадкой никогда, и  привозил воду в бочке  в наш детский сад. Сын его будет потом служить на острове  Даманском  в период обострения российско-китайских  отношений,  и мы, школьники,  будем гордиться  своим молодым  земляком-солдатом и писать о нем в своих выпускных  сочинениях.
                Неинтересных людей не было. У каждого жителя была какая-то своя изюминка, каждый жил открыто и в то же время независимо. Помню скромную пару, мужа и жену с  Украины, работавших  в леспромхозе и живших недалеко от нашего дома. Успокаивающе лилась  мягкая украинская речь  из уст всегда нарядной хозяйки,  похожая на звуки мягко журчащего ручейка, а про аппетит ее мужа ходили легенды. Силач от природы, он за один обед мог съесть ведерную кастрюлю борща.
 Напротив нас, в четвертушке, жила молодая пара цыган, у которых была пятилетняя красавица дочка  Рузанка.  Однажды проходившие мимо поселка кочевые  цыгане увели ее отца с собой. Заговорила цыганская кровь, видно, и забыл он об оседлой жизни и жене с  ребенком. Так тоже бывает, оказывается.
Много выпало на  долю жителей испытаний, редко они надевали праздничную одежду, чаще ходили в  кирзачах  и фуфайках, но какие у них были мудрые, добрые глаза! Как они радовались праздникам!  Никто не сидел дома во время выборов,  и голосовать ходили рано утром, принося детям     из праздничного буфета сдобные булочки, конфеты, лимонад  и другие вкусности.
Жили все на виду друг у друга, открыто и делились  обыкновенно тем, чем были богаты сами. В нашем доме часто произносились с особым уважением  фамилии семей   Бурмистровых, Могилевых, Малашковых и многих других.
 В поселке по  железной дороге появлялась водянка  и привозила детское счастье - разноцветные шары, которые обменивали нам  на принесенную  из дома  ветошь: старые ватники и фуфайки наших родителей.  Там же  можно было  купить  и продукты питания:  сливочное масло, маргарин, маргусалин  с какими-то неоднородными вкраплениями жира, шоколадное масло, кофе и какао  в  брикетиках с сухим молоком и сахаром,  вафли с цитрусовой начинкой, свежемороженую  и соленую треску, камбалу, которые не считались дефицитным товаром.
. Много было в поселке ветеранов войны, например, жившие на нашей улице тетя Сима Арсеньева  или отец Шуры Воробьева. На доске Почета  управления леспромхоза можно было прочесть и  другие имена ветеранов, а в праздник Девятое мая они собирались у самого общественного  тогда места - леспромхозовского магазина. Они выглядели нарядными, радостными, счастливыми.
Поселок рос, становился многолюднее, было время, когда население поселка  доходило  до пяти-семи  тысяч человек. Появились красивые белые  оштукатуренные  домики в поселке нефтяников с теплом и водой. Школа  представляла   из  себя сначала одноэтажное  деревянное здание барачного типа с туалетом на улице. Постройки вокруг школы тоже были серыми и однообразными. Но там мы получали свои первые открытия, первые   шаги в знании жизни и бесконечно  благодарны ей за это. Говорят, что в нашей  школе учился и Юрий Трутнев,  который поздравил школу с шестидесятилетним юбилеем, но это уже  совсем другая история.
 Проблемой в леспромхозовском поселке всегда была вода. Ее постоянно не хватало. Воду носили из колодцев, до дна которых трудно было добраться.  Зимой  стояли за водой в очередях, по краям сруб колодца обмерзал, и надо было чистить его  ото льда с   помощью так называемой металлической  кошки. Не всегда такое действо  было под силу взрослому, а детишкам и подавно. Больше всего я боялась, что ведро сорвется и утонет, что не раз и происходило. Иногда ведро без металлических креплений не тонуло,  и надо было  его приподнять и резко опустить, чтобы оно наполнилось водой. А как страшно было смотреть в темную бездну этого колодца! По воду приходилось ходить по семь-восемь  раз в день, причем не близко, неся по два ведра на коромысле, чтобы постирать, приготовить пищу и напоить скотину. Однажды, возвращаясь с полными ведрами домой, братишка Витя запнулся, упал в дорожную колею, а ведра с колодезной водой опрокинулись на него. Вот тогда он впервые  почувствовал на себе не недостаток, а излишек воды.
 У колодца мы   часто встречались с   учительницей моего старшего брата Валеры - Ивановой Анной Егоровной, которой я гордилась. Всю жизнь я жалела, что она меня не учила русскому языку и литературе. Она знала так много, что была для меня  символом  знаний и культуры. После поездки по путевке за границу  она приходила к нам в класс и рассказывала о концентрационных лагерях Германии.  Она любила   природу, и часто ее можно было встретить в лесу. Своей семьи у нее не было, но родители восхищались ее заботой о братьях и племянниках.
Праздник Пасхи не отмечался в поселке, но у детей был обычай одаривать друг друга крашеными яйцами и походами друг к другу в гости. Троица праздновалась нашими родителями,  несмотря ни на какие запреты. Дружно ходили все на кладбище к родным, чтоб помянуть их добрым словом. Моя мамочка завещала нам приходить к ней на могилку  именно в Троицу. Очень хотелось ей, чтоб мы были мудрыми  и не оставляли друг друга в беде. Вот и встречаемся мы здесь  не только  семьей, но и как одноклассники, и жители одного поселка, у которых  одни беды и одна история.
 Рассказывать о родном поселке можно много и долго, но он для меня остался самым дорогим местом на земле, ведь с него начиналась жизнь и первые опыты, первые впечатления.  Думаю, что мои земляки вспомнят наши  общие беды и радости и вместе со мной отдадут дань памяти тем, кто стоял у основания  нашего  поселка, дань памяти нашим родителям, дань памяти нашей юности, дань памяти нашим общим истокам. Пусть эта память хранит Вас, дорогие мои земляки!