Глава 14

Ааабэлла
Процесс Павла

  Когда Павел согласился на публичную демонстрацию верности Торе в Храме, он понадеялся, что это будет концом оппозиции ему этой части назарян Иерусалима, верных Торе, как и их лидер, Иаков. Однако, как свидетельствуют «Деяния», он столкнулся с серьёзными проблемами с другой стороны: от «евреев из Азии». Они узнали Павла в Храме и разбушевались, отчего он едва спасся.
Вот как описан этот инцидент:
  «Когда же семь дней оканчивались, тогда асийские иудеи, увидевши его в храме, возмутили весь народ и наложили на него руки, крича: мужи израильские, помогите! Этот человек всех повсюду учит против народа и закона и места сего. Притом и эллинов ввёл в храм и осквернил святое место сие.
Ибо перед тем они видели с ним в городе Трофима Эфесянина и думали, что Павел его ввёл в храм.
Весь город пришёл в движение, и сделалось стечение народа, и, схвативши Павла, повлекли его вон из храма, и тотчас были заперты двери.
Когда же они хотели убить его, до тысяченачальника полка дошла весть, что весь Иерусалим возмутился».
(«Деяния» 21: 27-31 синодальный перевод)

  Кем были эти «евреи из Азии»? Почему они так грубо ополчились на Павла? Ведь если то, что говорит сам Павел о своих проповедях в миссионерских странствиях, верно, то у них не было бы причин считать его отступником от иудаизма. Павел сообщает о своём вещании евреям так: «Для иудеев я был как иудей, чтобы приобрести иудеев; для тех, кто чтил закон Моисея, я был подзаконным, дабы приобрести их, хотя и сам я не принадлежу к этому» (1 Коринфянам 9: 20).

  Только своим обращённым язычникам Павел открывал, что считает Тору отменённой. Однако он мог открыть это также обращённым в христианство из евреев, полагая, что те достигли уровня, при котором способны воспринять анти-торовское учение.   
Новости о его отступлении от Торы были ограничены кругом движения Иисуса, где возникло беспокойство  в связи с известиями от еврейских христианских эмиссаров, посланных противостоять его учению. Павел поэтому вызывался дважды в Иерусалим ответить на обвинения до высшего трибунала назарян.

  Поскольку назаряне были евреями, то в главном движение Иисуса было религиозным движением сопротивления римлянам. Другие иудеи не были особенно осведомлены о политике этого движения, его внутреннем устройстве, отличии Павла от других фигур лидеров. Каждый раз, сталкиваясь с Павлом в его миссионерских странствиях,  им представлялось, что он проповедует правоверный иудаизм, смешанный с верой в Иисуса, как мессианской фигуры. Неприятие, которое Павел встречал от евреев в своих путешествиях, было не на почве ереси или отступничества, а на политической почве, ибо Павел, подобно назарянам, вызывал беспокойство, выступая против римской империи, и, таким образом, нарушал комфортное состояние еврейской диаспоры. Это недвусмысленно можно утверждать в отношении евреев из Фессалоники, которые осудили Павла в местном магистрате таким словами: «… эти всесветные возмутители теперь пришли сюда, и Ясон укрывал их. Они все поступают против имперских законов, считая царём иного, Иисуса» («Деяния» 17: 6-7). Здесь мы видим тогдашнюю политическую реальность.
В других отрывках оппозиция еврейской диаспоры проповедям Павла успешно деполитизирована автором «Деяний» и уже выражена в доктринальных расхождениях, но этот случай в Фессалониках упущен.

  Главным интересом Павла было не обращение евреев, а язычников в соответствии с его самоназванием как «апостола для язычников». В своих посланиях к обращённым язычникам, сохранённых в Новом Завете, где он выражает свои истинные мысли и взгляды, сказано, что спасение не придёт из соблюдения Торы. Это и стало известно еврейским приверженцам Иисуса, но евреи в целом об этом не ведали.

  Очень может быть, что «евреи из Азии», которые вытащили Павла из Храма и объявили его противником Торы, Израиля и Храма, являлись еврейскими христианами, бывшими с Павлом в конфликте со времени его миссионерской деятельности у галатов, к примеру. (Азия означало: Малая Азия.) Против возможной жестокости этих еврейских христиан и предостерёг Павла Иаков, говоря:
  «Видишь, брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они – ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтоб они не обрезывали детей и не поступали по обычаям. Итак что же? Верно соберётся народ, ибо услышат, что ты прибыл».
  («Деяния» 21: 20-22)

  В некоторых ранних рукописях Нового Завета концовка этого отрывка читается: «… множество (их) соберётся, ибо услышат, что ты пришёл». Вероятно, это правильное прочтение, проясняющее последовавшее дальше. Иаков, предупреждающий Павла, что возможно насилие толпы, и толпа, о которой он говорит, состоит из еврейских христиан Иерусалима («тысячи», хотя греческое слово здесь «мириады», то есть, десятки тысяч). Похоже, ведомых Иаковом назарян стало множество. Это были люди, которых следовало опасаться Павлу, ибо у них были контакты с евреями диаспоры, а потому знакомыми с личностью Павла и его враждебным учением.
Часть их принадлежала к экстремистскому крылу, которое, как показано ранее, некогда возглавлял Стефан, среди них были и те, кто участвовали в сопротивлении римской оккупации. Такие зелоты нередко прибегали к насилию в отношении подобных Павлу, а известие о его появлении могло вызвать всплеск еврейского патриотизма в защиту Торы.
Когда Иаков сказал Павлу, что про того известно, будто он учит «всех евреев языческого мира» отпадению от Торы, имел ли Иаков при этом в виду только евреев-христиан или слухи распространились более широко в Иерусалиме? Ибо, как мы видим, Павел был осторожен, беседуя с необращёнными евреями, он не высказывался против Торы: «Для евреев я становился подобным им». 

  Почему же тогда автор «Деяний» маскирует это, представляя людей, напавших на Павла и вытащивших его из храма, бивших его при этом, «евреями», а не евреями-христианами?
Очевидный ответ: автор желает минимизировать оппозицию Павлу в иерусалимском движении, которое всегда пытался представить разделяющим павлово учение. Однако ясно видно несоответствие между данной картиной и словами Иакова Павлу, в которых тот предостерегает от опасности, боясь за Павла физически, поскольку слишком много враждебно настроенных к нему («десятки тысяч») членов назарейской общины.

  Будучи атакован еврейскими христианами, Павел был спасён римской полицией, арестовавшей его до выяснения. Римский комендант спросил Павла: не является ли тот «Египтянином, что устроил возмущение некоторое время назад». Такой вопрос явно невероятен человеку, столь непопулярному среди еврейских масс, что его готовы были растерзать. Мессианский лидер вроде «Египтянина» (о котором детально пишет Иосиф Флавий) скорее бы обрадовал иерусалимскую толпу, хотя и вызвал бы негативную реакцию и первосвященника и его сторонников. Вероятно, Лука, автор «Деяний», просто вставил сюда «Египтянина», прочитав об этом персонаже у Флавия, и пожелал добавить дополнительный штрих в эту драму: Павла не только ненавидят враждебные евреи, но и подозревают в восстании римляне.

  Теперь посмотрим, почему Павел, проницательный человек, совершил столь очевидную глупую ошибку, отправившись в Иерусалим в этот момент своей жизни. Иерусалим был для него осиным гнездом: опасности грозили в нём со всех сторон: от евреев-христиан, от партии первосвященника – с его бывшими соратниками.
Но что Павел мог приобрести от этого вояжа? Попробовать повторить успех предыдущего компромисса с иерусалимским советом, избежав болезненного разрыва, которого боялся.
В результате он оказался окружён врагами, но сыграл со своей козырной карты – римского гражданства, о которой не знали его противники. Он мог просить о защите римские власти, так избежав расправы в Иерусалиме.

  Кажется весьма вероятным, что римская полиция прибыла туда не потому, что возникли волнения, как это описано в «Деяниях», а потому, что была предупреждена, ибо Павел был не один в Иерусалиме. Называется его помощник из язычников Трофим, у него имелся племянник в этом городе, который активно помогал ему выпутаться из трудностей («Деяния» 23:16 -). Таким образом, в план его безопасности входило оповещение полиции. Поддержка, возможно, исходила от письма, посланного Клавдием Лисием, сообщившего о делах правителю, Феликсу, где было сказано: «Сего человека иудеи схватили и готовы были убить. Я, пришед с воинами, отнял его, узнав, что он – римский гражданин» («Деяния» 23:27). Из этого сообщения следует, что он был информирован о римском гражданстве до вмешательства. В противном случае, он не вмешался бы вовсе, не особо озаботившись тем, что несколько евреев могли быть убиты или избиты в ходе религиозного спора.
Автор «Деяний», однако, не желая создать впечатление сознательного планирования Павлом своей подстраховки, откладывает признание Павла о своём римском гражданстве до момента бичевания (но тогда забывает изменить в соответствии с этим письмо начальника полиции).

  Согласно «Деяниям», Павел лишь однажды до этого признал своё римское гражданство, попав в беду. Это было во время второго миссионерского путешествия, когда он оказался в Филиппии, в Греции, где Павел и его товарищ Сила навлекли на себя гнев местных язычников, которые заклеймили их перед магистратом, куда притащили их, чтобы избить («Деяния» 16 :19 - ). В этом случае, оба: Павел и Сила провозгласили себя римскими гражданами, но странным образом, лишь после битья. Возникает некоторое сомнение в историчности этого эпизода, ещё и потому, что маловероятно, чтобы не только Павел, но и Сила оказался римским гражданином.
Представляется поэтому, что автор «Деяний» вставил объявление о римском гражданстве в историю позже – для эффекта речи Павла, после освобождения из тюрьмы, для пущего устрашения магистрата.

  Также удивительно, что Павел никогда не заявлял о своём римском гражданстве в других случаях, когда его бичевали. По его же утверждению во 2 Коринфянам 11: 25, он был бит прутьями (т.е. римскими ликторами) три раза, и, очевидно, не протестовал в этих случаях, что наказание является незаконным. Нигде в своих письмах Павел не упоминает о своём римском гражданстве, чего, казалось бы, следует ожидать.

  Эти рассуждения наводят на мысль, что Павел приобрёл римское гражданство незадолго до похода в Иерусалим. Это было время в его жизни, когда он имел большую сумму денег в своём распоряжении, ибо он предпринял специально усилия собрать крупную сумму, чтобы доставить её в Иерусалим (см. 1 Коринфянам 16 :1-4).  Это делалось во исполнение его обещания иерусалимскому совету принести существенный вклад от обращённых язычников на траты центральной организации движения Иисуса в Иерусалиме. Иаков нуждался не в милосердии (как описано в «Деяниях»), а в жесте признания его авторитета как главы назарян.  Потому Павел, в преддверии своего рокового визита в Иерусалим, когда верность Иакову и Торе не следовало ставить под вопрос, почёл это главным залогом успеха.
Странно было бы, обладая столь внушительной суммой, не подумать о подстраховке, включая бегство, если б дело в Иерусалиме обернулось печально. Отличным выходом в таком случае было приобретение римского гражданства, с целью обратиться за помощью к римлянам в случае опасности.

  Павел не предполагал бесчестно использовать собранное для «Иерусалимской церкви»  для покупки римского гражданства. Для него это не было вопросом личной привилегии, но частью политики, затрагивающей будущее христианства. Если бы переговоры в Иерусалиме провалились, тем более важно, чтобы его собственное служение продолжилось, как и учение, от которого, как он верил, зависело спасение человечества.
Более того, эти средства доставались Иерусалиму только в случае, если обстоятельства делали возможным продолжение его лояльности и подчинения иерусалимским лидерам как официальному центру движения Иисуса. Если же дело приходило к расколу, тогда Павел сам, вместо иерусалимских лидеров, становился главным авторитетом для языческой христианской церкви, средствами которой он и распоряжается. Так что он явно должен был отложить деньги на случай непредвиденных обстоятельств, да и раскола, уже для нужд своей собственной церкви.

  Некоторое подтверждение этого обнаруживаем в детали, о которой автор «Деяний» проговаривается. Феликс, римский правитель,  «имел надежду на мзду с Павла; и по этой причине посылал за ним и очень часто беседовал с ним» («Деяния» 24:26). Это случилось в то время, как Павел был узником Феликса, ожидая урегулирования своей ситуации. Римский правитель не рассчитывал на мелкую сумму в виде взятки, он должен был полагать, что в распоряжении Павла имеется значительная сумма.
Действительно, в стихе 17 той же главы сам Павел признал перед Феликсом, что явился с немалыми средствами. Это – намёк на то, что он не отдал всё собранное с языческих церквей Малой Азии и Греции Иакову; у него оставалась финансовая основа, которую можно было использовать для переговорных целей. 
  Выше на данные соображения бросает пикантный свет уже цитированная беседа между Павлом и Клавдием Лисием. Последний спросил задержанного о том, как тот приобрёл гражданство, упомянув, что сам сделал это за большие деньги. Павел ответил, что родился римским гражданином («Деяния» 22 : 25-29).
  Эта беседа выдумана, как доказано ранее, ибо, если Павел знал о своём гражданстве до того, как был вызволен римским комендантом, то он не рисковал вовсе.
С какой же целью вставлена эта беседа? Как будто автор собирается поведать нам, что Павел не покупал своё гражданство, и иначе произойти для нас не могло. Сделано это очень искусственно и неуклюже. Якобы утверждение Павла, что он – римский гражданин по рождению, является лишь свидетельством наличия (этого гражданства), что представляется крайне маловероятным.

  Когда Павел объявил себя римским гражданином, это было концом его нелёгкого сотрудничества с «иерусалимской церковью». Его заявление, дойдя до Иакова и других иерусалимских лидеров, произвело шок. Движение Иисуса, в сущности, было антиримским движением. Его основной целью было освобождение еврейского народа от зависимости от Рима. Поэтому никто из его членов не искал гражданства врага.
Но Павел своим толкованием жизни и смерти Иисуса отрезал себя от приверженности к еврейскому патриотизму или политике в целом. Он больше не думал об Иисусе как Мессии в еврейском смысле, как восстанавливающем дом Давида и еврейскую независимость, но лишь как о космической фигуре, которая явилась повести по пути спасения человечество через свою смерть на кресте. Это «спасение» – не вопрос политического освобождения; это был личностный, индивидуальный вопрос трансцендентный всем политикам, действительно делающий их неуместными.
По Павлу, физическое освобождение невозможно без духовного спасения. Таким образом, он призывал своих учеников повиноваться Риму, чья власть была «поставлена Богом», и также учил рабов довольствоваться своей участью, не пытаясь освободиться.
 
  Это пренебрежение к политике было фактически политической позицией – молчаливым согласием на политический статус-кво. Поэтому христианская доктрина Павла с самого начала была наиболее приспособленной, чтобы стать официальной религией римской империи. Ничто так не приветствуется в военной империи, как религиозное учение, которое предлагает повиноваться и соглашаться. Симптоматично, что Павел, создатель доктрины, ставшей официальной римской религией, приобрёл себе римское гражданство.

  В то же время, лидеры назарейской общины в Иерусалиме, зная, что Павел купил римское гражданство за немалую сумму, должны были сразу понять,  как он стал обладателем столь серьёзных средств – сбором пожертвований для «иерусалимской церкви». Это снова сделало его чуждым в их глазах, бесчестным растратчиком, хотя, как мы видим, Павел использовал эти деньги для сохранения на то, что он считал истинным христианством, полагая это более справедливым.
 
  Спасшегося от еврейско-христианской толпы, и находящегося в относительной безопасности в руках римлян, Павла, по иронии судьбы, теперь ожидала опасность совсем с другой стороны. Последней персоной, с которой бы Павел желал контактировать, был Верховный жрец. А римский комендант Клавдий Лисий решил поставить Павла перед синедрионом, где председательствовал как раз первосвященник, чтобы выяснить почему Павел подвергся нападению иерусалимской толпы: была ли это совершенно внутренняя еврейская религиозная распря (и в этом случае он терял к ней дальнейший интерес), или там существовала опасность для римской оккупации.

  Это была крайне затруднительная ситуация для Павла, не столько потому, что следовало предстать перед синедрионом, сколько потому, что приходилось появиться перед первосвященником лично. Ибо у того имелась серьёзная причина думать о Павле очень плохо. Ведь Павел являлся некогда опорой режима, но внезапно и необъяснимо дезертировал во время важной миссии и переметнулся на враждебную сторону. 
И для первосвященника Павел был действительно тем, кто представлял опасность для римской оккупации и его собственной власти, с тех пор как он стал членом революционной организации назарян. И хотя это движение было политически инертно несколько лет, ожидая возвращения Иисуса, в нём имелось более активное крыло, желавшее достичь целей Иисуса даже в его отсутствие. Павел, как было известно первосвященнику, принадлежал к этому крылу; но и независимо от этого у жреца имелись серьёзные основания возмутиться за измену Павла в решающий момент официальной операции.

  Драма конфронтации Павла с первосвященником в это время совершенно упущена комментаторами, забывшими о предыдущих его отношениях с жречеством. Да, ныне был другой жрец, не тот, которому служил Саул; но бюрократическая память не столь коротка и должна была помнить о Павле – высокопоставленном офицере их полиции, нарушителе, который сорвал дамасскую операцию, перебежав на сторону диссидентов.
 
  Первосвященник, таким образом, был личным врагом Павла, и последующие события сделали его ещё большим, ибо Павел учёл расклад в синедрионе, где большинство составляли фарисеи, что помогло в случае Петра. И, безо всяких угрызений совести, Павел решил использовать эту ситуацию, дабы избежать приговора. Это – тактика запутывания оппонентов первосвященника, однако, нельзя было использовать альтернативный курс с заявлением о лояльности Риму, ибо жрец помнил о его измене про римскому режиму.
  Поэтому Павел выбрал изобразить перед всеми некое наподобие Иакова или Петра, зная, что фарисейское большинство им симпатизирует. Вот как это судебное разбирательство описано в «Деяниях»:
  «Павел, глядя на синедрион, сказал: «Братья мои, я жил всю мою жизнь до сего дня с чистой совестью перед Богом».
Тут первосвященник Анания приказал слугам бить его по рту.
Павел ответил: «Бог будет бить тебя, стена ты белёная! Ты сидишь здесь, чтобы судить меня по закону; а бить меня велишь в противоречии с законом!»
Те (кого Анания призвал бить Павла) сказали: «Ты поносишь первосвященника?»
- Братья мои, - сказал Павел, - у меня и мысли не было, что он – первосвященник. Писание, я знаю, говорит: «Не брани правящего твоим народом».
После Павел, осведомлённый, что одна часть присутствующих была саддукеями, а другая – фарисеи, выкрикнул:
- Братья мои, я – фарисей, фарисей по рождению и воспитанию. Истинная причина (того, что я пред вами) на суде – это наша надежда на воскресение после смерти».
На этих его словах фарисеи и саддукеи рассорились и собрание разделилось.
/Саддукеи отрицают воскресение, ангела и духа, которые фарисеи принимают/
И сделалось великое волнение, и некоторые из мастеров закона фарисеев открыто заявили: «Мы не находим вины на этом человеке. Возможно, ангел или дух говорил с ним».
Разлад возрос, и комендант, убоявшись, что Павла разорвут на куски, приказал воинам спуститься, вытащить его из толпы и отвести в казармы».
(«Деяния» 23: 1-10)

  Многие детали этого описания явно не историчны. Синедрион был серьёзным и величественным учреждением, а не случайным сборищем черни. И вёл свои дела, обставляя их с внешним приличием, в согласии с установлениями закона. Это крайне странно, что в Новом Завете, хотя и показаны иудеи и, особенно, фарисеи чрезмерно усердными в законе, но при случае не прочь изобразить их возмутительно дикими.
  Однако, в этом описании определённые вещи можем выделить, как исторически верные:
что первосвященник выказал свою враждебность Павлу;
что Павел апеллировал к фарисеям, объявляя себя одним из них, верящим в учение о воскресении (в версии о воскрешении Иисуса);
и что, когда вопрос подошёл к голосованию, фарисеи, как и в случае с Петром, голосовали за оправдательный вердикт,
доказывая тем самым, что быть назарянином не является преступлением против закона
(что утверждал и Гамалиил)
и что назаряне вполне могут быть получившими откровение от Бога.

  В случае Петра и Гамалиила автор «Деяний» сохранил нечто из атмосферы дебатов в синедрионе, но в данном отрывке, вынужденно допуская, что Павел был спасён фарисеями, он пытается лишить их какого-либо доверия, приписывая их мнение фракционности, выродившейся в смехотворную скандальность.

  Несмотря на это, сей инцидент поддерживает изображение фарисеев, представленное в настоящей книге. Фарисеи не были в оппозиции к движению Иисуса, которое действительно являлось фарисейским. Именно павловское христианское движение очернило имя фарисеев, исказив их облик в Новом Завете. Из четырёх судебных разбирательств, описанных в Новом Завете – Иисуса, Стефана, Петра и Павла – все представшие перед синедрионом, только два суда, над Петром и Павлом, могут рассматриваться как подлинно суды синедриона, и в обоих фарисеи находились на стороне терпимости и человечности.
 
  К тому же, суд над Павлом неопровержимо доказывает невозможность идеи, предлагаемой ранее в Деяниях, что Павел являлся объектом ненависти правоверных евреев в целом.
Это происходило чисто внутри назарейского движения, как реакция на учение Павла о Иисусе. Вне его Павел был известен лишь как член назарейского движения, предполагаемо поддерживающий взгляды Иакова и Петра.
Поэтому для Павла было нетрудно принять перед синедрионом вид благочестивого фарисея и назарянина, заручившись поддержкой фарисеев.

  Большинство комментаторов стушевались перед этим двуличием и ложью Павла в данном случае. Его заявление, что он продолжал быть фарисеем, было просто враньём, и если бы его истинные взгляды стали известны, фарисеи определённо не поддержали бы его. Его тактика « быть таким же для всех» имела некое оправдание в целях приобретения сторонников иисусову мессианству, но здесь вопрос стоял просто о спасении своей шкуры. В вымышленной истории Стефана многое сделано для показа игнорирования значимости собственной жизни перед ценностью веры; почему же тогда отказ Павла испытать свою веру, или вернее его преднамеренное введение в заблуждение относительно его верований не должно вызывать вопросов? (Павел стоит вне критики как боговдохновлённый?)
Тут, как бы то ни было, мы должны признать, что он не был мучеником и не отличался правдивостью; Павел был первым и прежде всего оставшимся в живых.

  Несмотря на его несомненную веру в подлинность видения на пути в Дамаск и последующие видения, в некоторых отношениях он был неразборчив в средствах, главным образом, когда полагал, что божьи интересы требуют политики обмана.
В свете поведения Павла на этом процессе нам не следует слишком удивляться тому, что он лжёт и в не столь значимых обстоятельствах тоже; к примеру, когда провозглашает себя родом из колена Вениамина, или когда утверждает, что рождён фарисеем и сын фарисея, или что родился римским гражданином (хотя никогда не упоминал об этом в письмах, и, возможно, приписано ему Лукой, автором Деяний). 

  Его уловка в этом процессе оказалась крайне успешной, и он был оправдан и отпущен. Описание Деяний, что его от расправы спасли римские воины, поскольку взбунтовавшиеся (против этого решения) участники синедриона угрожали жизни Павла – не исторично.
Письмо Клавдия Лисия Феликсу, правителю, не упоминается ни о каких возмущениях в синедрионе, а просто говорится, что в результате расследования синедриона он: «…нашёл, что (Павла) обвиняют в спорных мнениях, касающихся закона их, но что нет на нём никакой вины, достойной смерти или заключения» (Деяния 23: 29).
Автор Деяний, несомненно, нашёл это письмо в архивах и слепо скопировал его, не подумав, что оно опровергает несколько его собственных положений.

  Насколько Клавдий Лисий был заинтересован, настолько Павел был теперь волен идти.
Синедрион отказался осудить его, а с той поры, как Павел доказал, что являлся римским гражданином (по-видимому, имея на то документы), коменданту не могло придти  в голову, что Павел мог быть виновен в бунте против Рима – заключение, которое иначе напрашивалось из-за его  связи с назарянами. Хотя квиетистское крыло назарян могло не представлять политической угрозы для Рима.
  Но опасность для Павла ещё не миновала, ибо затем последовала попытка покушения на него. В Деяниях, конечно, в этом обвиняются «евреи». Не объясняется, кто были эти «евреи», поскольку для Нового Завета «евреи» являются противниками Света и всегда страстно желают убить любого из партии Иисуса. Таким образом, это были те «евреи», которые атаковали Павла до римского спасения и после, хотя мы видим, что резон совершать эти нападения был у еврейских христиан. Ведь трудно иначе объяснить с чего вдруг Павел, оправданный синедрионом, стал объектом ненависти обычных благочестивых евреев, приверженцев фарисеев, чьи голоса избавили Павла от наказания.
Кто же тогда были те «евреи», кто пожелали убить Павла?

  Еврейские христиане (в массе своей) не являлись убийцами или линчевателями, а достаточно законопослушными иудеями, для которых нормой цивилизованного поведения было рассмотрение дела в суде по закону. Этот инцидент, однако, походил на обычный заговор:
  «Когда настал день, иудеи собрались вместе и поклялись: не есть и не пить, пока не убьют Павла. Их было более сорока. Они, придя к жрецам и старейшинам, сказали: «Мы поклялись не есть ничего, пока не убьём Павла. Обратитесь от имени синедриона, походатайствуйте перед комендантом вывести его к нам, как будто для более точного исследования его дела. Мы же организуем его «отбытие» по его прибытии» (Деяния 23: 12-15) 

  Эти заговорщики не могли быть еврейскими христианами, не только потому, что были убийцами, но также из-за их близости к «жрецам», то есть, к первосвященнику и его приближённым. Ключом к этому случаю в целом является вовлечённость в него первосвященника.
Павел успешно избежал опасности от евреев-христиан, синедриона и римлян. Но у него был ещё один противник, с которым нельзя было не считаться, самый смертельно опасный из всех, первосвященник, который, как Павлу было хорошо известно по личному знакомству, имел группу головорезов и исполнителей приговоров под своим командованием, чтобы поддерживать свою позицию «гауляйтера» для римлян.
Первосвященник не желал позволить Павлу избежать кары после его измены около двадцати лет назад; Павла должны были ликвидировать.

  Автор Деяний, конечно, в своей обычной манере, затемняет вопрос, используя вместо первосвященника в своём сюжете слова: «старейшины» и «совет (синедрион)». Видимо, что-то мешало ему назвать всё своими именами или существовала иная причина; впрочем, последовательность и логика не были его сильными чертами.
  Павел, однако, вновь оказался не по зубам первосвященнику. Он разгадал замысел и смог избежать его. Известие он получил от племянника, но ожидая удара со стороны Верховного Жреца и зная его методы, проинструктировал своих друзей разведать обстановку и сообщить ему любые угрожающие слухи. Павел восторжествовал над этим, прибегнув вновь к помощи римского коменданта, без сомнения опять воспользовавшись статусом римского гражданина. В итоге его отконвоировали от опасности, переведя из Иерусалима в Кесарею.
  Но даже там Павлу не удалось полностью отделаться от первосвященника, который взялся за дело серьёзно, найдя его и здесь для предъявления обвинений:
  «Через пять дней пришёл первосвященник Анания со старейшинами и неким ритором Тертуллом, которые жаловались правителю на Павла.
  Когда же он был призван, то Тертулл начал обвинять его, говоря:
- Всегда и везде со всякою благодарностью признаём мы, что тебе, достопочтенный Феликс, обязаны мы многим миром, и твоему попечению благоустроением сего народа.
Но, чтобы много не утруждать тебя, прошу тебя выслушать нас кратко, со свойственным тебе снисхождением:
Нашедши сего человека язвою общества, возбудителем мятежа между иудеями, живущими во вселенной, и представителем назорейской ереси,
который отважился даже осквернить храм, мы взяли его и хотели осудить по нашему закону;
но тысяченачальник Лисий, пришед, с великим насилием взял его из рук наших и послал к тебе,
повелев и нам, обвинителям его, идти к тебе; ты можешь сам , разобрав, узнать от него о всём том, в чём мы обвиняем его.
И иудеи подтвердили, сказавши, что это так».
(Использован синодальный перевод, отличный лишь деталями, от приведённого в книге,  и стилем. Деяния 24: 1-9)

  Довольно ясно, что обвинение первосвященника против Павла было политическим, а не религиозным, состоящим из заявления, что тот был опасен римской власти, выгоды которой описаны представителем жреца угоднически-льстиво.
Всё же, автор Деяний не в состоянии противиться участию «старейшин» (хотя он оказал милость, сказав, что это «некоторые» из старейшин), и в конце ещё раз «евреи» («иудеи»).
Использование очерняющего «евреи» в Деяниях (в этом отношении превышенное только евангелием от Иоанна) является главным вкладом в общий антисемитский эффект книги, несмотря на факт, что многие детали, если внимательно изучать, противоречат авторскому намерению. Не было причины для «старейшин» синедриона на этой стадии принимать здесь участие, поскольку синедрион снял с Павла все религиозные обвинения. Кто эти «евреи» тут даже менее ясно, чем обычно (евреи Кесарии?), очевидно, они добавлены для большего антисемитского обвинения.

  Хотя первосвященник явился с политическим обвинением (представленным римским адвокатом в этом деле), он также добавил в конце вину религиозную, что Павел «сделал попытку осквернить храм». Эта вина была упомянута впервые, словно запоздало и «евреями из Азии», первыми обличивших его в пределах храма (Деяния 21: 27,28). Примечательно, что эта вина не названа во время процедуры синедриона. Поэтому более вероятно, что данное обвинение было впервые озвучено первосвященником в Кесарее, и было задним числом добавлено автором Деяний в порицания «евреев из Азии» (с неуклюжим объяснением, что они видели Павла, гуляющим по Иерусалиму с язычником по имени Трофим и неверно подумали, что Павел привёл его в Храме в место для язычников не предназначенное). 

  Первосвященник, в обвинении Павла возмутителем добавил, что тот не только соблазнял против римской власти, но и (некоторым образом) против его авторитета в храме. Это тоже, как следовало понимать римскому правителю, было, скорее, неким возмущением, а не религиозным расхождением. Это может быть здесь отголоском вины. Предъявленное Иисусу, а позднее Стефану, что они агитировали против Храма, прорекая, что он будет разрушен и восстановлен – в духе типичного пророчества мессианского движения.
Первосвященник добавил эти свои подробности, дабы завершить картину изображения Павла в качестве выдающейся фигуры в опасном мессианском движении раскольников и бунтовщиков.

  Таким образом, обвинение первосвященника подтверждает, что он преследовал цель личной мести Павлу за отступничество от римского лагеря. Не остановило и то, что Павел являлся фактически про римским, с тех пор как своеобразно истолковал веру в Иисуса, как не имеющую отношения к любой политике, включая политику независимости Иудеи.
Первосвященник считал всех назарян политической помехой, а эта их особенность стала для него тем более противна, поскольку их лидер дезертировал от коллаборационистов к сопротивлению. Этим особенно ценна речь жреца, что подчёркивает позицию иерусалимского назарейского движения Иисуса, которое, как и доказывается в нашей книге, имело свои строго определённые политические цели.

  Правитель, однако, решил оставить Павла под надзором, не передав его в руки первосвященника, отчасти из-за римского гражданства, отчасти потому, что надеялся получить отступные с сумм, собранных Павлом. Это могло быть и потому, что Павел дал ему взятку и получил разрешение жить в безопасности в Кесарее до того, пока не истекли последние два года службы Феликса.

  Когда же прибыл новый правитель, Фестус, первосвященник возобновил свои ходатайства против Павла, и так настаивал, что Павлу пришлось просить, основываясь на своём праве римского гражданина, о рассмотрении его дела в Риме перед цезарем.
  Далее в Деяниях следует фрагмент, в котором Павел произносит речь о своей жизни и убеждениях перед еврейским царём Иродом Агриппой Вторым, и столь красноречиво, что царь приходит в восхищение и, кажется, вот-вот станет христианином.
Весь этот эпизод вымышлен и полон не исторических черт. Этот царь, чей отец, Ирод Агриппа Первый, казнил назарейского лидера, Иакова Заведея, не мог не знать о политических аспектах назарейского движения, которое угрожало его собственному режиму (с тех пор как назаряне не признали династию иродиан законной).
Тем не менее, царь не возражает на павлово неполитическое описание целей движения Иисуса, согласно которому его цели всего лишь призвать народ Израиля к покаянию, в соответствии с желанием Иисуса, изображённого не мессианской фигурой.

  Лука, автор Деяний, был чем-то вроде романиста и не мог противиться желанию расцветить повествование, введя в него столь колоритные фигуры, как Ирод и его сестра Береника, предоставив своему герою Павлу возможность выступить перед ними, завоевав их уважительное внимание.

  Таким образом, Павел был послан в Рим, как и испрашивал, дабы ответить на обвинение первосвященника о неверности Риму. Обвинение было определённо не проступком против иудаизма, с тех пор как римский император перестал рассматривать это в качестве вины.
Вдобавок, автор Деяний, несмотря на своё ясное изложение обвинений первосвященника как политических – в главе 24, возвращается к описанию их как религиозных в главе 25: 18 и главе 28:20. В противном случае, не получилось бы задействовать «старейшин» и «иудеев», которые несли ответственность за проблемы Павла, подобно тому, как они были проклинаемы за беды Иисуса.

  Что произошло в Риме с Павлом, мы не знаем. Возможно, ему удалось убедить римских авторитетных лиц, что он порвал все связи с мятежным назарейским движением в Иерусалиме. Однако, столь серьёзное преступление отказа от своих обязанностей в Дамаске могло ему стоить жизни. Его римское гражданство помогло ему продолжить свои контакты в Риме. Согласно церковной легенде, Павел принял мученическую смерть в Риме, но эта версия не вызывает доверия. Не исключено, что он дожил до преклонных лет, строя языческую христианскую церковь, чьей создателем являлся и ради которой нёс ношу столь изобретательно и отдавая все силы.


                http://www.proza.ru/2019/07/25/874