Автор: Николай, 55 лет.
Дорогой читатель, хочу тебе поведать, а вернее, дословно передать одну историю, которая произошла с моим отцом. Он умер пару лет назад, от сердечного приступа, но то, что произошло с ним, я считаю своим долгом раскрыть. Мой отец родился в 1939 году под тогдашним Куйбышевым (Самарой). Войну пережил там же. Отца на фронте потерял, по слухам - подо Ржевом. Мать растила его одного. Когда отучился в школе, задумался - кем же он хочет быть. Решил твердо стать военным или кем-то близким к этому. Пошел в военное училище, где учился очень хорошо, даже самые строгие учителя хвалили его. Сдержанно, но хвалили. После этого он был рекомендован на работу в КГБ. Да-да, он переехал из Самары в Москву, где и стал работать, вернее, как он сам говорил: "Служить Отчизне за столом". Тогда ему было 23 года. Головокружительную карьеру мой отец, конечно, не построил, но свою работу он любил, хотя за ней приходилось сидеть довольно долго. Однако, небольшую справку о моем отце я дал, теперь пора и перейти к рассказу, который, кстати, будет в дальнейшем вестись от имени отца.
Это произошло 19 января 1963 года. Был обыкновенный зимний день: ледянисто-голубое небо, при взгляде на которое становилось холодно, сугробы под окнами, слепящие блеском тонкой настовой корки, веселая детвора, разодетая во все теплое, и дороги, посыпанные песком. Мне тогда 24 года было: был молоденьким еще совсем, даже зеленым, как меня любили называть. Серьезную работу мне мало кто доверял, но я был доволен и этим. Самое главное, что я мог послужить своей Отчизне путем того, что я следил за порядком в ней. В основном, я проводил свои будни за тем, что просматривал дела да подписывал документы. Нередко я участвовал и в облавах, обысках, арестах, бывало, проводил допросы. Без пристрастий, правда, но тем не менее. Хотя, на самом деле, я стал свидетелем одного допроса с пытками. Это был до поры до времени самый жуткий допрос, из всех тех, где я участвовал: мужика, который, как я понял, что-то ценное украл или ляпнул, не подумав, что-то, следователь бил ножкой от табурета по горбу, все злобно приговаривая: "Будешь воровать, падла? Будешь?!" Эти крики следователя и мольбы мужика прекратить пытку звенели еще несколько дней в моих ушах и не давали спокойно спать ночью. Но это был единичный случай.
В тот самый день (я имею ввиду 19 января 1963), я подписывал ряд кое-каких бумаг. Думал, освобожусь к часам семи или восьми вечера, но на меня вывалили еще стопку бумаг, которые я должен был прочесть и перебрать. Это заняло у меня еще три часа. В итоге, ото всех дел я освободился только к половине одиннадцатого. Устал как собака, ведь я даже на перекуры не ходил - хотел поскорее закончить работу. Я разложил все папки по ящикам и полкам шкафа, надел полушубок, шапку и вышел из кабинета, предварительно выключив настольную лампу и заперев дверь на ключ, который я положил в карман. За окном валил хлопьями снег, было тихо и пустынно. Я вышел из здания и огляделся: никого. Только пустая заснеженная Лубянка, фонари и редкий свет в окнах домов, слившихся с сумраком январского вечера. Непривычная тишина давила мне на плечи и, признаюсь откровенно, напрягала меня. В Москве, даже в такое время суток, никогда не бывало так тихо. Но потом я одернул себя, предполагая, что это мне все кажется из-за усталости. И я пошел к своему дому прямо через площадь. Метель становилась все злее и злее: суровый январский ветер то и дело давал мне пощечины, засыпал мне глаза липким снегом или просто жутко выл. Но иногда метель стихала, и белые хлопья просто летели, подхватываемые ветерком. Пройдя метров 50, я услышал, как кто-то слева спросил меня хриплым голосом.
-- Закурить не найдется?
-- Найдется, - произнес я, заползая рукой в карман и поворачиваясь.
Когда я посмотрел на того, кто попросил меня закурить...Меня с головы до ног окатило ледяной волной дрожи, волосы зашевелились на голове под шапкой, а на губах застыл не родившийся крик. И снова эта гробовая тишина. Казалось, что даже ветер замолк. Все кругом замерло. Да и я сам встал как вкопанный, не в силах пошевелиться от страха. Передо мной стоял бледноватый полупрозрачный силуэт, одетый в шинель, хромовые сапоги и фуражку с красной звездой. Снег, что было довольно жутко, не оседал на рукавах или на голове - он просто пролетал, будто не встречая преграды. Шинель призрака не была застегнута, а просто накинута на широкие мужские плечи, поэтому было видно, что под нею была гимнастерка с маршальскими петлицами и солдатские брюки. На гимнастерке, на груди, кое-как оторвав взгляд от страшного бледного лица, где вместо глаз были пустые красные глазницы, я заметил три пятна, из которых сочилась кровь. Призрак вперил в меня взгляд пустых глазниц, нахмурив тяжелые брови, отчего над переносицей появилась вертикальная складка.
Тут во мне что-то дернулось, вырвав мозг из шокового состояния. Сердце забилось в груди, как ошалелое, а мое сознание завопило: "Беги!" Я бегом бросился сквозь снова усилившуюся метель к своему дому. Я путался в ногах, падал на колени, но бежал как мог. Я махом открыл дверь подъезда, взвился вверх по лестнице, быстро засунул ключ в скважину, отпер дверь, вынимая ключ, забежал внутрь и тут же захлопнул ее. Я повернул затвор два раза, снова заперев квартиру. Сердце стало стучать в три раза чаще, у меня началась дикая одышка и дрожь в коленях, ведь так я не бегал никогда в своей жизни. Чувствуя, как сила медленно покидает меня, я сполз по двери и сел перед нею на колени, проводя по деревянной поверхности ладонями. И вдруг - звук, который едва ли не заставил меня вскрикнуть - кто-то зашел в подъезд, хлопнул зло дверью и стал подниматься вверх: первый этаж, второй... Тяжелые шаги уже хорошо слышались: этот кто-то был на третьем этаже. Шаги стихли перед моей дверью, будто кто-то перед нею остановился. У моей двери был глазок, но мне было настолько дико страшно, что я не осмеливался не то, чтобы в глазок посмотреть, а просто глотнуть воздуха лишний раз. Лишь бы не услышали. Снова нависла гробовая тишина, и вдруг властный, прокуренный, до боли знакомый голос потребовал.
-- Открой!
У меня сердце ухнуло куда-то вниз. И именно в тот момент я понял, что в квартире, особенно около двери стоял адский холод. Казалось, дерево сейчас затрещит от холода и... Лопнет. И этот призрак зайдет сюда.
-- Открой!
Я про себя зашептал "Отче наш". Хоть в нашей стране, а тем более гэбистам, не пристало говорить о религиозном культе, но единственное, что пришло мне на ум - не материться, не кричать, а тихо молиться про себя. Так продолжалось около пары минут, которые тянулись невыносимо долго. И , о чудо! Мужчина удалился от квартиры, а затем пошел вниз. Я пришел в чувства только тогда, когда услышал звук захлопнувшейся двери подъезда. Холод отступил, а я смог выдохнуть полной грудью, высвободив всю тревогу и страх. Я аж чуть не заревел от счастья, но вовремя себя одернул.
Доползти до кровати я так и не смог в эту ночь - я задремал, полностью обессиленный, у двери, непереодетый, в полной темноте. Я просто боялся включить свет, подумав, что, увидев это, призрак вернется и снова предпримет попытку ворваться в квартиру. Товарищам по работе я об этом не рассказывал - постыдился. Скажут еще, мол "Это тебе почудилось." Да не почудилось мне это, я точно знаю! Потому и рассказываю тебе, Николка, чтобы в себе это не держать больше. А тебя я попрошу: не ходи ночью на Лубянку, а то, черт знает, что еще ты там увидишь…