Было далеко за полночь, но сна у Любови не было. Ей хотелось узнать о судьбе этой девушке, которая оставила страшные воспоминания на пожелтевших листах бумаги. Написанное было трудно собрать воедино, некоторые строчки были стёрты временем.
"Через два месяца этап прибыл в глубинки Колымского края. Остался последний переход до лагерного поселения Штурмовой. Колона заключённых была из пятидесяти человек, это были мужчины и женщины. Все они были осуждены по 58 статье на большие срока с клеймом- враг народа.
Степан смотрел безразличный взглядом в заснеженную даль горизонта, где холодными осколками светило неоновым светом солнце.
— "Всего лишь шаг и моя измученная душа найдёт здесь покой, среди елей и болот на Колымской земле, — он оттолкнул от себя эту мысль. — Надо жить и выжить любой ценой. "
Выстрел плетью разорвал морозный воздух, который эхом покатился к вершинам сопок.
— Упали мордой в снег, — заорал на заключенных конвоир и передернул затвор карабина. Тридцать человек сбившись в кучу, лежали один возле другого. Никто не поднимал головы, зная, что это может быть последнее движение в их жизни.
— Григорий, зачем? — спросил у него другой охранник, который сопровождал колонну заключённых.
— Идти дальше отказался зек, упал и не поднимается. Сил у него больше нет, отощал бедолага на казённых харчах. От хлеба с селёдкой морды воротят. Перестрелял бы всех этих сук лагерных.
— Ты, наверное, забыл приказ начальника конвоя, доставить в целости и сохранности всех заключенных к месту расположения лагеря?
— Фёдор, ты же подтвердишь, что при попытке к бегству были применены крайние меры? — и Григорий заглянул ему в глаза.
— Ладно, сочтёмся. По приходу в лагерь с тебя спирт и тушёнка. Но, больше так не балуй, а то можем все пострадать по доносу из-за отбросов нашего общества. Времена меняются, надо нос по ветру держать, а я всегда знаю, когда жареным пахнет.
— Ну, чего разлеглись? Мы что, за Вас могилу для "жмура" копать должны? Взяли из первой подводы лопаты с кирками, — распорядился Григорий.
—Чего стоишь как пень? Давай бегом, — и конвоир ударил зека прикладом. Поднявшись с земли, Степан утёр кровь на разбитом лице, которая текла из рассеченной брови и пошёл к первой подводе, где лежал инструмент. Впереди колонны были женщины, они сбились стайкой, дрожа от холода и страха. Степан взглянул на них и встретился взглядом с Любой, которая смотрела на него и у неё катились по щекам слёзы. Он отвернулся, сжав зубы до боли, понимая, что не может защитить себя и этих измученных женщин. Боевой офицер, которого обвинили в предательстве вынужден смирится с тем, что его лишили прав - быть человеком. За что? За то, что взял командование на себе и с боем вывел полроты, которая была в окружении несколько дней в тылу врага. Оперативник твердил одно, что все предатели, раз пришли со стороны линии фронта. Завербованы фашистскими спецслужбами. Нервы у Степана не выдержали, и он набросился на особиста с кулаками. Приговор: двадцать пять лет каторжных работ по 58 статье.
Несколько заключённых стали долбить кирками промерзший грунт. Через час работы была вырыта могила в полтора метра. Исхудавшее тело убитого зека бросили на дно могилы и стали засыпать кусками земли.
— Помяните, — Григорий бросил на землю пачку махорки и свернутую газету. Сам снял шапку, и чтобы никто не видел мысленно перекрестился. Губы его шептали: "Господи, прости мою душу грешную. Не по злому умыслу застрелил предателя Родины, а по закону военного времени, за отказ выполнить требование конвойного. Служба у меня такая, быть конвоиром, надзирателем, судьёй, палачом — всё в одном лице. С блатными проще, мы к ним уважение хотя бы имеем, а к заключённым по 58 статье, какая может быть снисходительность? Так что, всё правильно сделал, что приговорил врага народа к высшей мере справедливости. Другим будет неповадно, должны и обязаны знать своё место. Зачем дал согласие оперативникам, что готов работать в Главном управление исправительно-трудовых лагерей? " — он оглянулся с опаской, чтобы никто не подслушал его мысли. Теперь Григорий знал изнутри, что такое" ГУЛАГ", и неизвестно, как сложится моя дальнейшая судьба? Но это потом, а сейчас надо взять себя в руки. Нервы шалят последнее время, заключённого застрелил и "баню" всех прикладом без разбору. Да и сна по ночам нет, всё покойники снятся. Скорее дойти до лагеря, после этапа сутки положены для отдыха. Надо здоровье спиртом поправить, да и о себе позаботится. Из двадцати женщин этап в лагерь заезжает. Присмотрел одну, красоту под тряпьём не спрячешь. Надо будет подсуетится и застолбить за собой фестивальную. Это лучшее средство от всех душевных переживаний," — закурив папиросу он громко крикнул:
— Давай, пошли!
Между заснеженных сопок, в распадке раскинулось поселение Штурмовое. Двенадцать бараков для заключённых и несколько добротных срубов из лиственниц для охраны и руководства лагеря.
Новый барак и баня были построены для женщин, эти помещения находились от основных бараков в метрах пятистах и огорожены колючей проволокой во избежание контактов с мужчинами. И дополнительно установлены две вышки для часовых, которым даны чёткие инструкции, стрелять на поражение, если кто из заключённых вздумает приблизится к заграждению.
Нас завели в барак, который был разделен на две половины. В большой комнате было тепло, которое исходило от металлической печки. Это был склад с одеждой. За длинным столом, сбитым из грубых досок, сидел мужчина в форме. На вид ему было лет пятьдесят, может больше. Он посмотрел на женщин внимательным взглядом, достал папиросу из пачки закуривая.
— Подходите ко мне по одной, говорите фамилию, статью, срок. Получаете одежду: это мужские кальсоны, роба, ватные штаны, стёганка фуфайка, валенки, шапка, ватные рукавицы, дегтярное мыло, полотенце. Снимаете своё тряпьё и бросаете его на пол. Берёте мыло, полотенце и идёте мыться в баню, она находится во второй половине барака. Всем, всё понятно? — первой к столу подошла Зоя. Служивый аккуратно записал в журнал её данные. Она выбрала из сложенных в штабель одежду по списку, сложила всё в мешок. Отошла в сторону, оглянулась, и решительно сбросив с себя грязное, рваное тряпье, прикрывая грудь рукой открыла дверь в баню. Пар клубами ворвался в помещение, и она скрылась в дверном проёме.
Невозможно описать то блаженство, которое испытывает человек, смывая с себя грязь двухмесячного этапа. После бани, женщин отвели в барак, где они будут проживать. Деревянные нары расположены в два ряда, металлическая печь у входа. Несколько небольших окон, через которое пробивались лучи света. В помещении был полумрак. Матрацы и наволочки для подушек набиты соломой, сеном, стружкой. Люба укрылась грубым одеялом, свернувшись калачиком. Сердце взволнованно стучало, она понимала, что впереди её ждёт тяжёлый, каторжный труд и жестокие испытания судьбы."
Продолжение. Часть 7.