Шмон

(глава из шванк-романа "Швырк в Гейропу").
--------------------

Дорогу от татарского мотеля через Москву до Бреста Бим помнит. Но помнит смутно. Звуками. Как путешествие ёжика в тумане, как путешествие ёжика, как путешествие… В тумане тумане тумане...
Он преимущественно молчал и, странное дело, после Москвы даже не требовал пива.
Преданный огласке его босой поход по Москве развеселил одного только Малёху, до самого возвращения Кирьян Егорыча с Порфирием Сергеичем сидевшого на порожке открытой дверцы Рено, и считавшего выпущенных  метеоров – по причине метеорообразующей  казанской пищи. А также московских ворон с воробьями, облюбовавших полозки под  чемоданом Монблан.
Кирьян Егорович дулся вовнутрь себя невесть с какой целью.
Ксан Иваныч считал, что с Москвой им вообще повезло: милиция легко могла повязать Бима, не разобравшись в бимовском лопушковом перформансе, и, соответственно,  обвинив его в неуважении столицы.
– Надо же, даёт! Сверчок, блин! Сибири!

***

Всё, начиная с Казани, шло по маршрутному графику, прописанному генералом, единственно только, что с приличным отставанием по времени.
Своё необычно вялое и по-депрессивному непивное, обобщающе говоря – довольно-таки фаллосное  настроение… Бим не мог объяснить толком даже себе.
Попрощавщись с «Весёлыми подружками» и забравшись в автомобиль, принялся ковыряться в ухе и чесать нос, издевался над лямблиями.
Через час пути завёл речь о вреде курения.
Во Владимире вспомнил колумбийскую мафию.
Перед Москвой вдруг активно заинтересовался  любимыми сортами Кирьяновского табака.
Пару раз полюбопытничал: «А не подсыпал ли, мол, дедушка Кирюня в трубчонку (ну, случайно, ошибочно как-нибудь, ну так он разумеет) ну чего-нибудь лишнего? Простите, если что не так, ну такой уж он прямой человек». И т.д., и т.п.
Конечно же, Кирьян Егорович ничего не подсыпал.
Прочие двое заговорщиков  с рыльцами в ещё большем пушку (на правах заказчиков), само собой тоже ничего не подсыпали. Более того, слышать подобных наговоров на честных мэнов они не желали.
Вообще, «сидят, где положено сидеть в таких случаях», чаще всего не заказчики, а исполнители замыслов. То есть, в случае чего – со старичком Бимом, наверняка «сел» бы Кирьян Егорыч. А Ксан Иваныч с сыночкой проходили бы как нечаянные соучастники, и отделались бы «пятком лет условно».
Минск промахнули транзитом. Неплохо заорганизовались на ночёвку в Бресте.

***

Итак, тайна веселящей трубки для Бима до поры оставалась скрытой – семью печатями.
На границе Бим вёл себя предельно послушно и даже преувеличено любезно.
Ни белоруссы, ни позже поляки, не расчухали в Биме не только следов малёхиного лекарства от буйности, но даже и последствий распития славных брестских напитков.
Такой уж тип человека наш сибирский Бим.
И не важно, что этот тип сибирского человека «без зубов».
Почему?
А потому, что вставную челюсть, которая в общем случае и возвращала Бима к «зубатому типу» сибиряка, сибиряк Бим в суматохе  оставил на родине в гэ Угадайке.
Но он до сих пор сомневался в этом. Без беломраморных челюстей шансы ловли европейских девчонок в ловчие сибирские сети уменьшились «поиштишто» до нуля. Ну разве что самые последние шалавы голландские клюнули бы на щербатого старичка из глубинки Руси. При наличии у него евр, конечно.
Последние водились у Бима, но в некотором, так сказать, дефиците.
Дефицит же увеличивался с каждой иностранной кружкой пива.

Бывалычи, Бим по ночам рылся в  баулах.
А днём шарил по днищу салона и в багажнике Рено – в надежде эти самые «челюсти счастья» обнаружить.

***

Поиски таможни ни к чему полезному (для них) не привели.
– «Если вам при шмоне, равно обыске, случайно попадутся чьи-нибудь челюсти, то непременно скажите», – такая вертелось на устах у Бима фраза.
Но смолчал, так как слова и «обыск», и «шмон»  в их нелитературном, а прозаическом, рабочем случае не являлись корректными. А вежливой замены этим словам Бим в тот момент не сумел подобрать.
Вчерашняя трава наглухо отбила основную память Порфирия. Бимовский софт вторые сутки работал на мумийного типа оперативке с древнеегипетским интерфейсом

***

Надо честно отметить, что набитый всякой ненужной в европутешествии всячиной автомобиль Рено взору лукашенковских таможенников понравился больше остальных.
Ровно так, как объявлял на планёрках Бим.
«Нас непременно арестуют и прорентгенят», – говорил он.
На вопрос «почему», отвечал: «потому, что мы особенные. Мы сибирские интеллигенты – кому это понравится. И автомобиль наш на изумление нов. А чемодан на крыше слишком блестящ. А это подозрительно.»

***

Все роли в набитой интеллигентами космической капсуле, называемой «Рено», были распределены между членами команды.
 В частности, Бим взялся работать агентом Гринписа.
…Стоп-стоп-стоп! Мне немножко жаль прерывать предыдущего соавтора, но было немного не так: не чистильщиком с метёлочкой: скорее он хотел быть как бы главной фигурой частного Рено-Гринписа.

То есть:
1. быть контроллером или датчиком-измерителем чистоты по гринписовским ГОСТам;
2. инициировать начало очистки;
3. наблюдать и руководить процессом;
4. экспертировать и принимать работу подчинённых гринпис-команды.

Задумка у Бима, прямо скажем, была просто отличной!
Всё чётко, как в приличной армии, где ничего не делается вне или против устава.
Кто служил, тот знает, что вся деятельность в армии расписана этим самым Уставом с большой буквы: никакой самодеятельности!
Даже виды дозволенной инициативы прописаны и проклассифицированы Уставом.
Соответственно минимизируются ошибки.

Но Бим при всём своём желании не мог служить обещанным шеф-менеджером Гринписа.
С Бимом всегда так. Что бы он не обещал, всё, всегда проваливалось, и именно в час икс.
А в данном таможенном случае ещё и товарищи конкретно подмогли.
Вот и понаблюдаем процесс в стенографическом стиле.

***

Словом, машину подняли в значимости беларусские пограничники, ловко выдернув её из общего потока.
Велели вырулить на махонькую спецавтостоянку, устроенную в укромном уголке задворок.
Четверо чинов, не считая пятой подошедшей женщины с поводком, но без положенной нюхательной собачки, – чему угрюмый Малёха несказанно обрадовался, – начали досмотр. По варианту «А» – максимальному.
Полный досмотр по «А»-варианту походил на милицейский шмон в напрочь засвеченном наркопритоне.
Фэйсконтроль остановленных лиц не дал таможне ничего, кроме убеждённости в наличии не раскрытых до поры преступных замыслов задержанных лиц.
Испытанному в пьянствах и потому наиболее адекватному Кирьяну Егоровичу за всеми действиями служивых чохом не усмотреть.
И он сосредоточился на главном: за передвижением денежных масс. Особенно, разумеется, за возвратом  личных накоплений.
Деньги у общества путешественников были отняты таможенниками под странным предлогом.
Этот предлог никто из путешественников позже не смог сформулировать. Это было настоящим цыганским искусством зомбирования личностей. Или эффектом кроликов перед удавом.
Далее бабло считали и  пересчитывали, передавая из рук в руки.
Порой они – в виде крохотных кошельков, огромных портмоне и набитых целлофанов – порой исчезали из виду – как уже другие, уже цирковые кролики в цилиндре. Потом появлялись снова, но уже у другого официального лица, в другой конфигурации предметов и в другой очерёдности листажа купюр.
– Напёрсточники! – очарован Кирьян Егорыч ловкостью таможенных рук с первых же секунд.
– Наибсти желают, – решил он через минут пять. – Для этого и выдернули. Нашли же лохов! А мы им вот! – И показывал Ксан Иванычу исподтишка русский кукиш. Мол, хрена они нас подловят.
Действительно, батьковские таможенники с пограничниками на нормальных служивых не тянули. Они напоминали весёлый цыганский шалман, увлечённый делёжкой только что и «по добру» подаренных им денег.
Содержимое набитого ерундой багажника интриговало таможню больше всего. Показалось, что даже лучше бабла. С таким азартом иной раз поисковики кладов шарятся в трухлявых погребах, перебирая ящики, коробки и банки-склянки. И показывают процесс на своих грёбаных блог-каналах.
– Трёхнутые служаки! – думает Кирьян Егорыч.
– Гады противные, – думает Ксан Иваныч.
– Хоть бы не нашли, хоть бы не нашли, – трясётся Малёха.
Бим ничего такого не думает: он по-прежнему под дальним остаточным кайфом: «Кирюха проследит», – решает он автоматически.
Мир Биму представляется в болотистом колере. Люди в формёнках для него – лягушки противные, а он – огромный мух, который так просто в пасть им не полезет.

***

К плохо скрываемому сожалению представителей таможни, «ничего этакого» в автомобиле не найдено.
Даже шины, бамперы и днище в порядке. Ничего лишнего не содержат.
Попросить засучить русские рукава, чтобы проверить целостность вен, постеснялись. Да и  в правилах досмотра такого пунктика не содержится.

***

Лёгкое недоумение (как и планировалось путешественниками-разгильдяями) вызвало сосновое полено (пень, бревно).
Отношение к нему у всех разное. Бим-Гринпис молчал в тряпку, поджав хвост. Железная аргументация его, выученная наизусть, выветрилась под Казанью.

***

– Это что?
– Полено.
– Больше похоже на пень.
– Пусть будет Пень, – и Бим заулыбался. Добавил искренне: «Он мой товарищ».
Дама служивая, незаметно для Бима, предназначенно для своих покрутила пальцем у виска. Улыбается:
– Куда везём «товарища»?
Путешественники, хором: 
– Никуда. – Это всё для растопки. Мы туристы.
Печалька предпрощания с «товарищем»  у одних. Недоверие у других. А в основном усмешка.
Путешественниками расшифровывается: «Май на дворе. В России в мае холодно».
Подозрение во лжи:
– А почему до сих пор не использовали?
– Холодно ещё ночевать в палатках.
– Что, и палатки есть?
– А как же.
– Где?
– Вот.
Царапаясь о Пень, щупают палатку, прямо в багажнике.
– Можем развернуть, если что, – предлагает Ксан Иваныч.
Не желают. Лень ждать.
– Ладно, не надо. Верим.
– А зря: ВДРУГ там завёрнут динамит или БОНБА.
– ???
– Шутка!
– На десять суток хотите?
– Нет.
– Значит, палатками, говорите, пользоваться будете на обратном пути?
– Вроде того.
Потеплело.
– Что в этом железном ящике?
– В алюминиевом. Самое ценное и желанное для сказки жизни (есть ещё силы шутить) – еда и питьё.
– Откройте. Мы посмотрим.
Открыли. Покопались. Вкусно. Много.
– Деньги, маршрутная карта есть?
– Деньги есть. У Вас на руках. Маршрута нет. Мы свободно путешествуем.
– Куда?
– По Европе.
– Какие страны?
– Как придётся.
– Очень любопытно. Вас где-то ждут?
– Нас везде подождут.
– Денег хватит?
– Хватает пока.
– С нами не шутят.
– Вы же деньги считали.
– Считали. А ещё есть?
Замешательство. – Нам хватит этого.
Придумали: «Как будете полено колоть? Топор есть?»
– Разумеется.
– Не положен топор.
– А что так?
– Ничего. Не положено и всё тут!
Сверкнуло с обеих сторон. Клацнуло затворами с обеих сторон. Выпучились зрачки у обеих сторон.
– Ну, забирайте тогда.
Вытащили. Забрали. Переглянулись: как же топор-то сразу не вычислили.
– Может, пила есть?
– А вот пилы, к сожалению, нет.
– Денег сколько, говорите?
– Четыре тыщи. Вы же считали.
– Каких?
– Евро.
– На всех?
– На каждого, естественно. Вы же видели.
– Вау! Ого!
Стражи пограничного порядка удивляются. По прикиду «этих» (намёк на видосы Порфирия и Кирьяна Егоровича) и не подумаешь.
Бим на ушко решил напомнить Кирьяну Егоровичу, что он абсолютно трезв, адекватен  и помнит всё хорошее: «Кирюха, у нас общак ещё есть».
Кирьян Егорович будто вскрыл шампанское: «Ч-ш-ш. Бля!»
Общак у него спрятан от сглазу и для надлежайшей сохранности в поясной сумке. Но поздно. Он ненароком дёрнулся и автоматически прикрыл рукой живот.
Ушастые просекли:
– Что у вас тут под курткой? Покажите-ка.
– Зачем?
– Вопросы тут задаём мы.
– Понятно.
Кирьян Егорович, мешкая с застёжкой, отцепил бардачок. Показал.
Отобрали. Присовокупили к награбленному.
– Хотели скрыть? С нами не пройдёт.
– Зачем скрыть! Это рубли на обратную дорогу.
Пересчитали и это. – Ого! Не рубли, а тыщи тыщ! Не бедные Буратины!
Продолжают допрос: «Какой у вашего рубля курс?»
– Как у всех.
Держат в руках. Перемножают на свой заячий   курс, пытаясь подловить.
Размер мзды, что ли вычисляют (исходя из количества наличности)?
Кирьян Егорович следит за мелькающими пограничными руками: им спереть – как в рожу соседа по площадке плюнуть.
– Не попутайте с другими деньгами, – сурово сказал Кирьян Егорыч. Он перенапряг зрение. Очко нервически задрыгалось. – Понимаете, я – бухгалтер. Менеджер компании. Я отвечаю за экспедицию. Финансово.
– У вас что ли экспедиция? Археологическая?
– Мы так шутим.
– С нами нельзя шутить. Вы на государственной границе.
(Плевать!)
– Валюту декларировали?
– Зачем?
– Мы задаём вопросы. Вы отвечаете. Без вариантов. Да, или нет. Понятно?
(Мы не бандиты, чтобы так вот!)
– Нет.
– Что нет?
– Вы сами просили: да, нет.
– Объясните нормально.
– Нет, не декларировали.
– Почему?
– Сумма не та, чтобы декларировать.
– Сильно грамотные?
– Читали условия. Верните нам деньги. Пожалуйста. Сейчас. Попутаете ненароком.
– Вы своих денег не знаете?
– Знаем. Отдайте. Пожалуйста.
(Конечно! они же меченые, инициалами. Чего их, право, теребить).
– После отдадим, если...
– После чего, извините, если?
– Проверим до конца машину и тогда посмотрим.
– Проверяйте. Смотрите. Мы не против.
– Не грубите.
Молчание. Проверяют с начала до конца. И в обратном порядке. Обшарили называется.
Ещё раз попинали шины.
– Воздух щас спускать начнут, – подумал молодой.
Не стали. Заглянули ещё раз – под днище. Залезли ещё раз на крышу и ещё на раз пошукали в чемодане. На этот раз в самой глубине одеял.
(Слава богу, не заставили скручивать винты. Это хлопотно и в условиях цейтнота совсем не интересно.)
Пораспахивали и простучали дверцы ещё раз.
(Мы похожи на жуликов?)
Ничего нет подозрительного. Наркотой (к их сожалению) даже не пахнет.
– А сами будто замороженные, – думает главный наркоспец. Нынче это баба в формёшке.
Формёшка припёрлась без натасканной на это дело Жучки,  и ей без натасканной на это дело Жучки тяжко. Нюх у неё не тот, что у натасканной Жучки. Вдобавок ещё и баба.
Товарищи по службе молча и скорбно выражали коллеге комплект презрения: что? Заболела твоя Жучка? Менс напал? Вот так вот у баб всегда.
За собаку больше наркоспеца-бабы переживает чел Малёха. Ему меньше всех здесь нужна собака.
(И кое-кто из всевидящих соавторов начинает подозревать, что этот молодой баламут что-то утаил. А хоть бы и в кепке. Или в кроссовке. «На после пересечки границы» типа. Ибо следующий канал образуется лишь в Праге – всё остальное транзитом.)
– Где же, блЪ, собака? Померла или сидит в сортире и скоро примчится? Чтоб ей там сдохнуть! – мечтает Малёха и щупает козырёк.
– Рыльце-то, похоже, у парня в пушку, – закрадывается подозрение у Бима. – Поди, не всё выложил, сучончик. Припрятал, как пить дать!

***

– Наркотики, запрещённые предметы, оружие, золото, драгоценности, спиртное вывозим? – сыплются стандартные вопросы.
– Вывозим.
Вот те и на! Пограничники переглянулись. Вот она где – русская простота!
– Что из перечисленного?
– Белорусское пиво, бутылку вашего hереса...
Херес был произнесён с особой интонацией.
– Просто хереса! – рявкнула оскорблённая фуражка.
– Нашу водку... просто водку (осталось совсем чуть-чуть), колбасы в ассортименте, мясо копчёное и...
– Хорошо, хватит перечислять. Говорите по сути. Сколько?
– Чего сколько?
– Сколько выпили и съели? И что вывозите?
– Всё, что не съели вчера... из вашего магазина.
– Просто из магазина. И как, понравилось?
– Очень вкусно.
– Хорошо. Что в бутылке?
– Я честно сказал: беларусьводка.
Понюхали. Поправили: «Просто водка. Выливайте».
– Зачем?
– Бутылка открыта. (ага, коктейль Молотова, ща взорвётся) На границе не положено. Вдруг подожжёте.
Ну дела! Вылил в газон.
– Сюда нельзя.
– Поздно сказали. А стекло куда?
– Стекло туда, куда вы вылили... Так поступать некультурно даже. А вы находитесь на границе не своего государства. А вы у себя дома куда выливаете?
Хмыкнула Кирьяна Егоровича носоглотка. Ксан Иваныч посмурнел всем телом и не стал чесать пузо, хотя желалось. Малёха превратился в ком страха, хотя лучше бы в горсть смеха.
– Я и говорю: куда пустую бутылку деть?
– А! Понятней выражайтесь. Бутылку... поозирались...  вон в тот контейнер.
– Малёха, отнеси!
– Я же не пил.
(Ну и что же, смотрел как мы пили! – Соучастник).
Отнёс самый старший, хотя тоже (якобы) не пил. А если и пил, то понарошечную капельку. Выбросил.
– Так?
– Что так?
– Всё в порядке?
– Нет. Сигареты?
– Есть.
– Сколько?
– Каждому по блоку.
На самом деле в два раза больше. И по три-четыре пачки по карманам, и в клапанах дверец, и в багажнике, и россыпью: путешественники готовились со знанием дела.
– Запрещено. Читали правила?
– Читали. Всё как положено в международных правилах согласно подписанному договору.
– Со вчерашнего дня в Шенгене новые нормы. (Предусмотрительный Ксан Иваныч был прав. Неожиданности возникают буквально из ниоткуда).
– Как это? На что?
– На сигареты,  на табак, на спиртное.
(Гроза! Гром середь ясного...)
– Забирайте лишнее, – пригорюнившись.  – Хотя бы надо предупреждать... за месяц.
Простили мальчиков. Лишнего не забрали.
– Тут можно курить? – осмелел Бим.
Курнула вся толпа. Пограничники тоже. Временно постояли в кураже кружка. Не будучи друзьями, изучали устройство асфальта.
– Ремонт нужен, – сказал Бим. – Дерьмецовый асфальтик.
– У себя ремонтируйте.
– Мы волосатые.
– Нам без разницы. Сами не лысые.
Накурились. 
Следующий этап: «А ну-ка дыхните».
(Да вы не гаишники ли по совокупности?)
– Ну ладно. Куда?
– Сюда. Теперь Вы, Вы и Вы.
– Пили?
– Естественно. Мы же не в самолёте. Выпили понемножку. Все, кроме водителя.
– Я не пил, – обособился Малёха.
Ксан Иваныч с вечера выпил изрядно, но всю ночь в карауле рта дежурила жвачка. И зажевал Ксан Иваныч с утра чем-то  эффективным. Дополнительно прыснул  одеколону в лацканы. А пиджак помят. Хоть и красив, и плюшев неимоверно.
Пограничникам видимо снова вспомнилось бревно.
– Время, что ли, тянут? – подумалось Кирьяну Егоровичу. – Ну и зачем, интересно? На измор хотят взять? Не выйдет. У нас билетов нету.
Точно. Начинается:  «Так, и зачем вам теперь бревно без топора?»
– Забирайте бревно, – излишне торопясь, ответствовал  Ксан Иваныч. Ему без этих ста с лишним килограмм даже лучше.
Бим сопротивляется: «Это мой Пень. Частная собственность. Не отдам».
– Так, тогда ещё раз и подробнее: зачем Вам бревно?
– Везу Пенёк в Париж.
– Зачем в Париже бревно? (На Пень не реагируют. Не чувствуют большой буквы в торжественном этом слове).
– Я ещё валенки хотел взять.
– Сувенирные? На продажу, для подарка? А где валенки? Можно полюбопытствовать?
– Дома в спешке забыл.
ИЗДЕВАЮТСЯ! – враги подумали враз.
– Уточните ещё: «Зачем вам бревно в Париже?»
– У Эйфеля на нём посидеть. В валенках.
– Шутите?
– Истинная правда. Сфотаться на нём хотел.
– Зачем?
– Я фотохудожник, – сказал Бим.
– Вы шутник!
– Ещё я русский архитектор, «волосатый» по-нашему, - сказал Бим.
– Видим, что русский шутник…. Ещё архитектор. Что в бревне... волосатый шутник?
– В пне древесина и сердцевина. Немного корней. Распилите, если хотите.
– Назад захотели?
– Нет, я вперёд хочу. В Париж еду.
– Езжайте без бревна.
– Без Пня не могу. У меня цель, – сказал Бим, и поправился, – две цели.
– Вытаскивайте бревно. Мы посмотрим.
– Вы поможете?
– Ещё чего!
– Вызывайте подъёмный кран.
– Зачем?
– Мы грузили его впятером. А нас четверо.
– Что на вашем (бля) пне-бревне за надрезы?
– Я его пилил, потом склеивал, - сказал Бим.
Складки удивления во лбах.
– Зачем пилили?
– Чтобы в дверь пролезло.
СДАЛИСЬ: «Ну же идиоты! Хрен с вами. Пусть лежит».
Ксан Иваныч: «Вещи можно назад? складировать?»
Бим: «Взад».
Ксан Иваныч: «Назад!»
(Ну полные идиоты. Может врача вызвать? Но хлопотно звать врача).
Таможня: «Да. Можно. И, пожалуйста, побыстрее. Вы нас задерживаете».
(– А вы нас нет?)
– Спасибо. Вы нас выручили, – сказал дипломат и финансист Кирьян Егорыч.
– Отдайте им топорик в виде исключения, - сказала таможня.
– Спасибо.
(Действительно, кому нужен этот расчудесный пень-бревно без топорика.)
– Мы вас на обратном пути проверим.
– Очень приятно! Мы с вами тоже готовы встретиться.
(Обратный путь в Россию планировался через Хельсинки. Билеты на паром оплачены заранее. Так что идите в жопу).
– Билеты на обратную дорогу? Есть?
– Мы на машине.
– В отелях бронь есть?
– По месту решим. Мы свободные путешественники.
– Мотели, кемпинги, хостелы, так?
– Разумеется.
– Дорожная карта Европы?
– Бумажная и в Гугле.
– Компьютер везёте?
– Ноутбук.
– Декларировали?
– Зачем?
– Хорошо. Справка о...
– Есть.
– Гринкарта?
– Есть.
– Джипиэс?
– В машине.
– Возвращаемся через?
– ...Белоруссию.
Это слаженным хором.
О Финляндии договорились молчать, как пярнусские рыбаки в российских водах. Как гринписовцы молчат за решёткой.
– Приятного пути.
– Честь имеем.
Ксан Иваныч зелёный от макушки.