Ксюша

               
       Роскошная кошечка Ксюша досталась нам с мужем в качестве подарка от наших детей: мы поняли: терпение их кончилось – достала! Ксюша лёгким голубым облачком независимо проносилась по комнатам, за нею шлейфом следовал её роскошный хвост. По наивности мы лелеяла надежду, что персиянка будет убаюкивать нас сладким урчанием, станет нашим домашним лекарем, но надежды не оправдались: вскоре мы обнаружил, что обладательница голубой шубки уж прибрала нас к своим мягким, но цепким лапкам.
     На неё можно было только любоваться, не забывая, что на её тарелочке всегда должна быть свежая пища.  Вызывали умиление её носик со «стопом» и круглые жёлтые глазищи с чёрными чёрточками, которые в минуты гнева растекались смоляными лужицами, сверкая,  а "говорящий" хвост выражал все её чувства.
     По утрам Ксюша долго прихорашивалась: умывалась, тщательно вычёсывала шелковистый мех язычком, приглаживала шейное жабо. С большим миром кошечка знакомилась через оконную форточку.  Скользнув с подоконника на козырёк магазина, гуляла как по Невскому проспекту и возвращалась домой тем же путём.
      Зимой она подолгу сидела в проёме открытой форточки, взирая на мир. Иногда её что-то настораживало: она напрягалась, коготки её впивались в перекладину, глаза вспыхивали, хвост распускался и начинал вкрадчиво двигаться, перекидываясь справа налево. Кончик его то закручивался бубликом, то резко стегал по стеклу - это означало, что на соседнем дереве появилась дичь…
     В такие минуты в моём муже тоже просыпался азарт охотника: он подкрадывался к недотроге и дёргал за волосинку хвоста. Ксюха резко оборачивалась к нему, грозно сверкая очами,  - и он отскакивал от неё к двери посрамлённый и спешил смазать йодом свежую царапину.
      Увлёкшись созерцанием, кошка частенько простужалась на сквозняке. Вот тогда-то покорно шла ко мне, прыгала на колени,  ловя мой взгляд.
     - Мьяу-а-у-а-я! – жаловалась Ксюша и тёрла лапкой больное ушко.
Вижу - вижу: и глазик сузился, заслезился, и ушко болит. Закапываю ей в глазки и ушки суфрадекс -  в такие минуты она послушна и доверчива: жмётся ко мне, урчит ласково.
Она давно уже расставила нас на свои места: я стою после неё, а капитан второго ранга  довольствуется ролью второстепенного лица, которого можно не замечать, казнить или миловать, в зависимости от настроения.
    Ксюша была сытой и щедрой кошкой и в знак благодарности иногда делала нам подарки. Однажды вечером, возвращаясь с охоты на козырьке магазина, радостно возбуждённая Ксюха шумно влетела в форточку и бросила  к моим ногам трофей. Пленённая ею летучая мышь чёрной тряпкой распласталась под лапой победительницы. Однако почуяв свет и тепло, ночная тварь очухалась и раскрылилась. Мы в ужасе вышвырнули «подарок» в ночную темь. Ксюша со свистом вылетела за  добычей.
     «Не оценили! выкинули! Вот она, людская неблагодарность», - читали мы в её злом взгляде, когда она вернулась домой ни с чем. 
     По весне, когда начались «кошачьи свадьбы», наша Ксюша потеряла покой и форму: каталась по полу, извиваясь змеёй, стонала, измученная, помятая, похудевшая.
     - Меау-о-а-я-уа! – плаксиво подвывала она, страдальчески глядя на меня, когда я проходила мимо. Пришлось отнести её к одному породистому прохвосту - чёрному персу, который жил в хозяйском доме на земле и гулял где хотел. Матёрый, мордастый, гривастый, израненный в боевых сражениях, он был абсолютно независимым и наглым котом, похожим на старого пирата. Пренебрежительно прохромав мимо нежной, скользящей, как облачко, Ксюши, сделал вид, что не заметил это чудное видение…
    Через два месяца Ксюша стала заботливой мамой. Не зря говорится: старый конь борозды не испортит. Вскармливая четыре пушистых чёрных комочка, убаюкивала их мягким урчанием. Щуря от удовольствия глаза, нежно попискивала, разговаривая с ними на своём кошачьем языке, сосредоточенно чистила горячим язычком их глазки, ушки, попки, шёрстку. А когда расчудесные детки-чернобурки подросли и стали не в меру шалить, мешая ей отдыхать, строгая Ксюха отвешивала им пощёчины крепкой материнской лапкой.
     Следующей весной измученный и помятый вид полусумасшедшей Ксюши красноречиво говорил, что она снова готова «осчастливить» нас своими проблемами. Катаясь по полу, постанывая  и подвывая, она вынудила меня заказать для неё жениха на дом. Принесли молодого роскошного голубовато-дымчатого перса, под стать нашей Ксюхе. На ночь «молодые»  были заперты в отдельной комнате. Начался шум, беготня, злобное шипение, прысканье, ворчание. «Милые бранятся - только тешатся», - решили мы. Каково же было моё удивление утром, когда я открыли дверь… О, ужас! вся комната была устлана по колено голубовато-дымчатым пухом. Зло сверкнув раскалёнными очами, Ксюша выскользнула из комнаты цела и невредима. А где же жених? Где он? Едва отыскала его на окне, за шторой: сидел ни жив ни мёртв, абсолютно голый, беззащитно розовый, обречённо зажав поредевший хвост между задними ногами… Я изумлённо глядела на него, он - на меня. За что эта стерва ободрала или раздела голубого красавца?
  - Не повезло бедолаге,  - посочувствовал муж.
Такой развязки я не ожидала и была крайне расстроена: мне предстояло вернуть обезображенного красавца перса его хозяйке. Да и жениху было не до еды: он явно стыдился своей наготы. Завернула я его в махровое полотенце, уложила в пакет и, сгорая со стыда, понесла хозяевам. Удар попыталась смягчить обещанием принести самого красивого котёнка, даже двух. Но Ксюша от него не понесла…
     Я знала, что у кошек персидской породы слабый нюх и плохая ориентация, поэтому на улицу мы Ксюшу не выпускали: дорогу домой она всё равно не найдёт. Для неё окно в мир - это форточка. Однажды вечером, гуляя по карнизу магазина, она запрыгнула в чужую форточку и была выпущена через дверь на улицу. И как сквозь землю провалилась.
     Через неделю на мои объявления с обещанным вознаграждением откликнулись жильцы дома: мол, выдели голубую зверушку в зарослях травы: она огромным голубовато-дымчатым шаром взлетала над высокой травой, когда её пытались поймать, грозно шипела, но в руки не далась.
     Вечером мы с мужем взяли еду и питьё и отправились к густым зарослям лебеды и лопуха на поиски беглянки. Присели, я кличу:
     - Кис-кис-кис-кис!
     - Ксюша- ксюш- ксюш- ксюш!
Кличу минуту, другую, третью, язык уже заплетается. Тишина. Но ждём и надеемся. 
Наконец в траве вспыхнули фары. Она! Кинулись к ней –  фары погасли. Снова стала настойчиво и терпеливо кликать свою Ксюшу. Наконец из травы робко и недоверчиво выкатился бесформенный  клубок. Кто это? Неужели она? Каракатица припала к воде, трепеща бестелесным тельцем. Похоже, всю неделю не пила, не ела.  Ах ты, несчастное, не приспособленное к жизни создание! Как говориться: ни украсть, ни покараулить. Одного не пойму: отчего её так перекосило? Ощупав кошку, поняла: убегая от людей, она влетела в репейник. О, этот коварный разбойник! Он жестоко обошёлся с нашей красавицей: прицепил намертво колючками-липучками хвост к боку, а голову - к задней ноге - вот и пришлось ей корячиться задом наперёд.
     Принесла я Ксюху домой и стала осторожно разбирать свалявшийся в колтун шелковистый длинный мех и извлекать из него, расправляя и подрезая, колючие, цепкие репьи, словно пули, – 30 штук достала! Ксюша спрятала подальше острые коготки и терпеливо ожидала конца нелёгкой процедуры, зажмурив глаза от яркого света. Я искупала её, обсушила, причесала, накормила и напоила молоком. Эту ночь моя беглянка спала спокойно дома, разметавшись на диване. Но это было только начало: вкусив воздуха свободы, Ксюша стала сбегать всё чаще, прыгая с крыши магазина в цветочную клумбу...
     Были огорчения и радости, случались курьёзные и забавные истории. Мы пытались воспитывать кошку, а она воспитывала нас, делая добрее, терпимее и  снисходительнее к её кошачьим слабостям.