Смотри, как перевозят снег
В небесной лодке.
Какой короткий выпал век,
Какой короткий.
Чего искала, кем была,
О чём мечтала?..
А снег осыплется с весла -
И нас не стало.
Елена Касьян.
Пролог.
г. Воронеж; Россия;
2019 год.
______________
В прозекторской невыносимо воняло формалином, в комнате пять на десять метров витал запах смерти, который ни с каким запахом перепутать просто невозможно. Прокопец, тридцати пяти летний патологоанатом, не снимая перчатки взял пинцетом сигарету, прикурил от дешёвой китайской зажигалки. В коридоре раздались шаги, потом тяжёлая дверь открылась. В помещение зашли двое человек с одинаковым, безразличным ко всем и ко всему, выражением лиц, глаз. Оба с короткой стрижкой, темноволосые. О таких говорят: мимо пройдёшь и через несколько секунд не сможешь вспомнить. Серые люди, серые тени, серые однобортные костюмы и белоснежные рубашки, начищенные до зеркального блеска чёрные туфли.
— Где она, док? – спросил серый человек, который был чуть выше своего напарника.
— На столе, где же ещё? – усмехнулся Прокопец. – У нас тут особо не разгуляешься.
— Хорошая шутка, – скривился серый человек. – Покажите.
Патологоанатом с сожалением затушил о край пепельницы сигарету, подошёл к столу, сдёрнул с трупа серую простынь.
— Любуйтесь, господа.
— Матерь божья! – воскликнул серый человек, который до этого молчал. – Кто же такую красоту…
— Заткнись, Семён. Кто, где и как – не нашего ума дело.
— Я понял, Никита, просто.. Ладно, это всё сантименты.
Красивый человек красивый даже после смерти. Лежащая на столе женщина была прекрасна во всём: утончённые черты лица, белоснежные волосы, стройная фигура. Женщина, казалось, просто спала. Никита поморщился, потом спросил:
— Время смерти?
— Четыре утра. Плюс минус, естественно.
— Причина смерти?
— Знаешь, я бы тебе сказал, что с ней произошло, если бы хоть в чём-то был уверен, – ответил Прокопец.
— Это как, док? – спросил Семён. – Ты же сделал вскрытие.
— Да, это так, мой друг. Но я не знаю причину произошедшего. Ты любишь грецкие орехи?
— Фу.. Ни слова о еде, док.
— Вот представь: ты купил на рынке орехи и в одном, вместо питательного ядра, обнаруживаешь высохшее. Тёмно-коричневого цвета. Попадались такие орехи, Семён?
— Попадались, – вместо Семёна произнёс Никита. – И?
— Вот такой вид имеет головной мозг убиенной Милены Станиславовны, двадцати семилетней уроженки города Воронеж. Ладно, мне работать надо, ребята. Забирайте труп и валите отсюда. Тележка слева за дверью. Документы на столе.
— Нет, сегодня без этого обойдёмся, док, – произнёс Никита. Он достал из внутреннего кармана пиджака компактную рацию: – Всё готово, господин профессор. Что? Да, он здесь.. Хорошо, господин профессор. Сделаем. Извини, док, ничего личного..
— Что ты сказал? – спросил обернувшийся Прокопец. – Нет!
Прозвучал еле слышный звук выстрела из пистолета с глушителем, патологоанатома отбросило назад с стене, он у на пол.
— Вот нахрена ты это сделал, дебил? – вызверился Семён. – Ты бы знал, как долго я к нему мосты наводил! Нет, Никита, остановись! Что ты делаешь?
— И ты извини. Ничего личного, – произнёс Никита, перешагивая через труп Семёна. – Работа есть работа.
В прозекторскую вошёл пожилой пожилой мужчина, опирающийся на трость. Высокий, с седой копной волос, с глубоко посаженными глазами. За ним, как тень, следовала невысокого роста темноволосая женщина с восточным типом внешности: оливковый оттенок кожи, пухлые чётко очерченные губы, большие чуть раскосые глаза с поволокой. Профессор Круглов посмотрел по сторонам, покачал головой:
— Много смертей. Очень много и ради чего!? Что же ты наделала, Милена?
Профессор снял очки, достал из кармана накрахмаленный платок. Протирая стёкла, Круглов смотрел на лежащую на столе женщину, что-то тихо про себя проговаривая.
— Что вы сказали, господин профессор? – спросил Никита. – Кто такие харды?
— Не твоего ума дело. Ты свою работу сделал, выйди в коридор, болван.
Проходя мимо охранника профессора, Никита встретился с женщиной взглядом и непроизвольно вздрогнул: глаза профессионального убийцы, вот то, что пришло Никите на ум. Круглов подошёл к прозекторскому столу, осмотрел тело Милены.
— Зара, помоги перевернуть.. ммм.. никак не могу произнести слово труп. Да, помоги перевернуть труп. Вот так, хорошо. Хм.. странно-странно. Такое впечатление, что это не..
— Кто её убил, Станислав Сергеевич? – спросила Зара.
— Что? Нет, никто её не убивал. Моя дочь сама себя убила. Она выжгла себе мозг. А ведь я Милену предупреждал.. Досадно, очень. Но, как говорится, ладно. Было и прошло. Теперь остаётся найти Тимофея, Киру и можно будет в деле поставить жирную точку. Зара, здесь нужно прибраться. И позаботься о том болване за дверью, но только не у меня на глазах. Старый я стал и нервный, сентиментальничаю и, как результат, – плохой сон.
Профессор вышел из прозекторской. Сидевший на стуле Никита встал, посмотрел на Круглова.
— Прибери. О Заре не забудь. Сделай так, чтобы она умерла не мучаясь.
— Хорошо, шеф, – ответил Никита. – Это мы делать умеем.
Зара посмотрела на приоткрытую дверь, потом на Милену. Сделав шаг в сторону трупа, девушка закрыла глаза, протянула вперёд руки. Ладони и кисти рук начали излучать бледно-голубое сияние, тело Милены занялось огнём. Тоже самое произошло с телом охранника профессора и патологоанатома. Увидев на пороге Никиту с пистолетом в руках, Зара немного наклонила голову набок. Раздался хруст позвонков и одновременно с ним прозвучал звук выстрела. Никита, с неестественно вывернутой шеей, упал на пол, Зара посмотрела на свою грудь, на кровь.
— Сука старая, – выдохнула она, прижимая руку к груди и медленно оседая на пол. – Гореть тебе в аду, маразматик.. Решил и от меня избавиться?
— Точно так, девочка моя, – произнёс Круглов, стоявший в проёме двери. – Слишком уж дело секретное. Сама понимаешь. Но-но, без своих штучек.
Лицо Зары покраснело, она начала задыхаться. Круглов успел выйти за дверь: раздался взрыв, в прозекторской начало гореть то, что в принципе гореть не должно и не могло. Профессор закрыл дверь, сел на стул, посмотрел на лампу дневного освещения. Единственную на весь длинный коридор. На какое-то мгновение профессору показалось, что тени зашевелились, протянули к нему руки-щупальцы.
— Ну вот, теперь всё, – произнёс Круглов, доставая из кармана пиджака плоскую фляжку. Сделав небольшой глоток виски, профессор тихо сказал: – Этих просто было найти, но где искать Тимофея и Киру – вот это вопрос. Чёрт бы побрал Россию с её огромной территорией. Надеюсь, что Глеб сгинул на войне. Фу.. Ну и запах, пора на свежий воздух.
Возле входа в старый и редко используемый морг Первой городской больницы, профессора дожидалась машина скорой помощи. Круглов сел на пассажирское сиденье, бросил:
— Самолёт через три часа, Арни. Включай мигалки, сирену и гони, гони, гони.
— Поехали, – ответил водитель. Он завёл двигатель, машина плавно тронулась с места. – Там всё чисто?
— Чище не бывает, – самодовольно произнёс Круглов. – Жалко дочь, но такова её судьба.
— Мавр сделал своё дело? – спросил Арни, немолодой мужчина в солнцезащитных очках. – Так, господин профессор?
— Да. Они все заслужили спокойную смерть. Но что-то мне подсказывает, что… Смотри куда едешь, болван! Арни, ты что творишь?
Водитель, открыв дверь, вывалился из машины. Скорая проехала метров двадцать, потом её взрывом подбросил вверх, раздался оглушительный взрыв, в небо взметнулись языки пламени.
— Мавр сделал своё дело, – усмехнулся Арни, встав на ноги и отряхивая джинсы. – Хорошо горит, задорно. Пусть профессор узнает, что такое настоящий ад. Чёрт, очки жалко!
Рядом с мужчиной остановилась серебристая Ауди, открылось окно. За рулём автомобиля сидела очаровательная женщина лет двадцати семи-тридцати. Волосы цвета льна, чувственные губы, небольшой аккуратный нос, светло-голубые глаза. Арни, припадая на правую ногу, подошёл к машине.
— Милена, тебя совсем недавно стёрли. С чем тебя и поздравляю.
— И я тебя поздравляю, – ответила женщина. – С началом новой жизни, милый.
Арни посмотрел на пистолет с глушителем и сделал шаг назад. Через несколько секунд серебристая Ауди, с пробуксовкой, сорвалась с места. На тротуаре, в двухстах метрах от больницы, лежал Арни. Он, широко открытыми глазами, смотрел на хмурое небо. В районе переносицы мужчины расцвела красная роза.
Глава 1.
Город Воронеж; Россия;
2000 год.
__________________
— Это что за явление Христа народу? Сержант, где ты его нашёл?– Майор Лисицкий, дежурный по РОВД номер шесть города Воронеж, посмотрел на светловолосого, чумазого мальчишку лет семи-восьми, на его одежду, покачал головой: – Худой какой!
— В Центральном парке, товарищ майор, – ответил сержант Бояркин. – Аккурат возле фонтана на скамейке спал. Нас увидел и не стал убегать, вот что странно. И ещё, товарищ майор: он смотрит на людей как-то странно.
— Не понял! Как это?
— В глаза смотришь мальцу и голова начинает кружиться. Хочется куда-то бежать без остановки. До утра пусть у нас побудет, может начнёт разговаривать.
— Ну да. Только не стоит его в клетке держать, сержант. С виду хороший мальчуган, вдруг с родителями что-то случилось, или другое что. Пусть в комнате отдыха на диване поспит. Утром решим, что с ним делать.
При слове «родители» мальчишка напрягся, сильно сжал руку Бояркина. Потом он посмотрел в глаза Лисицкому. У майора самопроизвольно закрылись глаза, появились картинка ехавшего по дороге автомобиля, появившийся словно из ниоткуда тентованный грузовик. Мир в глазах Лисицкого перевернулся с ног на голову. Майор понял, что видит происходящее глазами мальчишки, страшную аварию. Мёртвые родители, потом какие-то люди, машина, опять дорога. Бревенчатый дом, комната без окон. Лес, бьющие по лицу ветки деревьев, какой-то обрыв, поляна.. Майор тряхнул головой, пытаясь отогнать наваждение. Потом Лисицкий вытер с щеки слезу, сказал:
— Я кажется понял, что с ним произошло, сержант. Беда произошла. Родители погибли в автокатастрофе, потом его забрали какие-то люди, держали взаперти. Мальчишка от них сбежал и теперь, похоже, не знает что ему делать. Ладно, отведи мальца в комнату отдыха. Хотя, подожди. Его нужно покормить.
Лисицкий достал из выдвижного ящика стола завёрнутый в кальку бутерброд с колбасой, через окошко в стекле протянул свёрток сержанту:
— Вот теперь всё. Сейчас час ночи, ближе к утру я позвоню своей жене. Она как раз занимается такими вопросами. Впрочем, ты сам всё знаешь, Бояркин.
— Так точно, знаю, – кивнул сержант. – Ну что, пойдём?
Мальчишка выхватил из рук сержанта бутерброд, прижал к груди и неожиданно для майора и сержанта заплакал. Так горько, что Лисицкий отвернулся. Сколько их таких, оставшихся по разным причинам без родителей, мальчишек и девчонок? Майор посмотрел в голубые, наполненные слезами, глаза мальчишки и услышал, как в голове прозвучал голос: «Спасибо, дядя милиционер. Меня зовут Глеб». Лисицкий вздрогнул и неожиданно для себя ответил:
— Не за что. Будь сильным, Глеб!
— Какой Глеб, товарищ майор? – удивился сержант.
— Тебе послышалось, Бояркин, – махнул рукой майор. – Иди, корми человека.
___
Мария долго не могла понять, что её разбудило посреди ночи. Потом женщина поняла, что звонит телефон. Набросив халат, Мария вышла в прихожую, подняла трубку.
— Какой мальчик, Лисицкий? Ты о чём вообще говоришь? А, вот оно что! Рассказывай..
Мария долго слушала рассказ мужа, потом на несколько минут задумалась.
— Да здесь я, здесь. Давай вот что сделаем, Семён: я сейчас позвоню Круглову. Да-да, тому самому, и мы решим, что с потреяшкой делать. Хорошо?
Ждать долго не пришлось: РОВД, где служил муж, находилось от дома Лисицких в двух кварталах. Услышав звук работающего лифта, Мария вышла из квартиры, оперлась плечом о стену. Створки лифта разошлись в сторону, Лисицкая, увидев мальчика, воскликнула:
— Боже правый! Да он еле на ногах стоит, Игорь!
— Да нет, бодренький такой, – ответил Бояркин, державший мальчишку за руку. – Главное, не плачет. Мужчина! Ну, иди к тёте Маше и пусть у тебя всё будет хорошо, малыш.
Мария утонула в бездонных глазах мальчика: в них она прочитала растерянность и боль, надежду и одновременно с этим испуг. Мальчишка сделал шаг к Лисицкой, остановился, посмотрел на Бояркина. И так же, как в РОВД, он расплакался, размазывая по щекам слёзы.
— Ну-ну, милый мой, всё страшное позади, – Мария взяла мальчика за руку, открыла дверь квартиры. – Игорь, тебе ничего Лисицкий не говорил?
— Никому, ничего и никогда, – ответил сержант, заходя в лифт. – Я всё прекрасно понимаю, Мария Павловна.