На белом снегу терпеливой зимы
Два следа глубоких оставили мы,
Но время не стало хранить их для нас,
И что-то уходит из мыслей и фраз.
Растаяла нежность до первой весны,
Растаяли грезы, растаяли сны,
И первую нашу любовь-акварель
Косыми дождями смывает апрель.
Мы сами в ответе за каждый наш вздох,
И если услышит стенания Бог,
Мы станем другими зимою иной,
Но, жаль, не с тобой я, а ты не со мной.
(В. Терехов. «Мы станем другими»)
С раннего детства я была слишком худощавой, слишком бледной, слишком стеснительной. Кто-то из друзей семьи сказал ещё в моём младенчестве:
-У Царевны-Лебедя родился гадкий утёнок.
В школе меня называли «мышь белая» или «моль бледная», не подозревая, какой болью отзывались их слова в моём сердце. Даже несмотря на то, что в последних классах я, как сказал папа, «выровнялась», отношение со стороны одноклассников ко мне не поменялось — для них я всё ещё была белой мышью.
Моя мама - Елена Никифоровна, невероятно красивая женщина: высокая, статная, моложавая, с гордо посаженой головой, обрамлённой невероятной красоты волосами, оттеняющими её нежную, белую кожу, никак не могла смириться с тем, что я её дочь, поэтому её материнские чувства развивались очень медленно и очень слабо.
Отец, сколько себя помню, боготворил её, гордился, прощая маленькие слабости: чрезмерную горделивость своим благородным происхождением, желанием окружить себя красивыми людьми, красивыми вещами, высокими чувствами и отношениями. Поэтому наш дом, как выразился Виктор Бахнин, напоминал музей времён Серебряного века.
Папа, по меркам мамы был далеко не красавец, к тому же в последнее время начал заплывать жирком, что утончённой маме совершенно «не импонировало».
-Что поделать, дочь? - утешал папа, видя как я переживаю, что не похожа на маму. - Мы с тобой не скакуны благородных кровей, а скорее рабоче-крестьянские лошадки.
Вот отцу, по моему мнению, действительно, было чем гордиться: ума и доброты он был необыкновенных, в отличие от горделивой маман. Это она меня поощряла называть её маман, стараясь подчеркнуть своё происхождение.
Она и Бахнина иначе, как ВиктОр не называла, даже вида не показывая, что он первый молодой человек, обративший внимание на её дочь. В меня же его внимание вселяло надежду на то, что я могу нравится.
Поначалу мама встретила Виктора в штыки, в полной уверенности, что он низкого происхождения, но когда выяснилось, что он «отпрыск рода князей Бартеневых», сама стала поощрять наше знакомство. Однако, сразу дала понять, чтобы он не особенно обольщался по отношению ко мне: даже дальний, кровный родственник не может претендовать на руку и сердце её дочери. Этим она положила начало отдаления от меня Виктора.
Я боялась потерять внимание и дружбу Виктора, решив, что кроме него больше на меня никто не обратит внимание. Папа смеялся над моими страхами. Он подводил меня к зеркалу и говорил:
-Ну, скажи дочь, чем ты хуже своих сокурсниц? Высокая, стройная, нежная... Одни глаза чего стоят...
-У меня волосы - пакля! - протестовала я. - Руки - крюки! Да к тому же ещё и худые... У всех моих однокурсниц грудь колесом, а у меня...
-Глупости говоришь, дочь! - сердился отец. - Если бы я был моложе и не был твоим отцом... Я бы такую девушку никогда не упустил.
-Папочка, ты просто предвзято ко мне относишься! - протестовала я.
-У меня просто есть глаза, дочь! - парировал он. - Вспомни сказку о гадком утёнке, который превратился в прекрасного лебедя.
После окончания второго курса Бахнин куда-то исчез, словно растворился в пространстве и времени: ни на курсе, ни в общежитии, ни у нас он больше не появлялся, и я упала духом. Моя подушка не просыхала от слёз, а личико ещё больше осунулось. Только волосы пушились с прежней силой, ореолом окружая мою несчастную физиономию.
И я совершила первую глупость. Стыд невероятный - до сих пор пылают щёки и горят уши: я ездила «выяснять отношения» к Варваре Фёдоров на её родину, потому что в Москве уже не застала - она уехала на каникулы. Если бы мама узнала об этом - перестала со мной разговаривать. С детства она учила меня, что у каждой девушки должна быть гордость, которую ронять нельзя ни при каких обстоятельствах.
Хорошо родные Варвары встретили меня очень доброжелательно и ни словом, ни взглядом не выказали своего осуждения. Напротив, они, как мне показалось, даже сочувствовали. В противном случае я бы, наверное, провалилась сквозь землю.
Все издержки и волнения компенсировали сведения о том, что между Варей и Виктором никогда не было романтических отношений. Как призналась бабушка Вари - Прасковья Дмитриевна, эти отношения были, как у кошки с собакой. И ещё я узнала, что у Вари есть жених, который сейчас служит в Армии, а когда вернётся, они поженятся.
Это известие словно груз с плеч сняло: даже, если Виктор и питает какие-то чувства к девушки, она его не любит. А значит у меня есть надежда. Как я не старалась, но так и не смогла скрыть радости по этому поводу.
Но после того, как я познакомилась с братом Вари, всё уже было неважно.
Ах, какими глазами он смотрел на меня! Я просто нежилась в лучах его взгляда, и мне было так хорошо, так спокойно и радостно.
Александр, провожая меня назад в Москву, признался, что никогда раньше таких красивых девушек не видел.
-Ну, разве на картинке... Вы очень напоминаете жену Александра Первого — Елизавету Алексеевну. В вас, Любушка, столько нежности, столько воздушности, что... Даже страшно дышать громко, - сказал он.
-Почему страшно? - не поняла я.
-Боязно, что вы улетите.
Поезд отходил от станции, он стоял на перроне, и только тогда я осознала, какой это интересный мужчина. Виктор проигрывал ему по всем параметрам: рост, выправка, воспитание, отношение к девушкам. Даже взгляд у Александра был другой - уверенный, тёплый, временами слегка ироничный.
Невольно подумала:
-Маме бы Александр непременно понравился... Тем более теперь, когда она перестала мерить достоинства человека его происхождением.
Александр взял у меня телефон, но сказал, что позвонит не ранее чем через две недели. И слово своё не нарушил. Звонил уже из Москвы. Сказал, что приехал по делам и хотел бы встретиться со мной.
Два дня мы гуляли с ним по городу: я рассказывала о Москве всё, что знала — он внимательно слушал, восхищался и удивлялся глубине моих познаний.
С этого дня мы стали встречаться каждые выходные. Брат Вари совершенно вытеснил из моего сознания Виктора, о котором совсем недавно так рыдало моё сердце.
Я пока до конца не осознала кем стал для меня этот мужчина, но что он дорог, и я бы не хотела потерять его - это очевидно. Через два месяца Александр признался, что влюбился в меня с первого взгляда.
-Разве так бывает? - попробовала я охладить его пыл.
-По-моему иначе и не бывает! - ответил он..
Виктора я видела всего пару раз, и то издали: он перевёлся на вечерний факультет и ушёл из общежития. До меня дошли слухи, что он перевёз в Москву мать, и они сняли комнату где-то в районе Чистых прудов. Говорили, что Виктор устроился на работу - не то дворником, ни то сантехником. Слабо верилось в то, что Бахнин способен на такие пожертвования. И главное: ради чего?... Или ради кого? Впрочем, меня это уже не касалось.
Мама пару раз спрашивала почему Виктор у нас не бывает.
-У него, мама, сейчас иные планы на жизнь.
Впервые видела её настолько расстроенное лицо.
-Это потому, что мы не имеем никакого отношения к Бартеневым? - спросила она, вытирая надушенным платочком набежавшую слезу.
-Это потому, что у него сейчас более насущные проблемы, чем выражение соболезнования нашим несостоявшимся амбициям, - ответила я.
Дочь, ты слишком жестока! - всхлипнула мама. - Не ожидала от тебя такого.
Мама, видимо, решила, что я мщу ей за то, что она не сразу приняла Виктора, посчитав его недостойным своего высокого положения. Она так до сих пор и не поняла, что ни для меня, ни для отца это самое положение не стоит ничего. И в «высшем обществе» встречаются такие уродцы, которым не хочется подать руки.
Однако после фиаско со своим происхождением Елена Никифоровна стала менее категоричной и почти перестала задирать вверх свой очаровательный носик.
Отец шутил по этому поводу:
-Ну, наконец-то моя супруга спустилась с Олимпа и увидела, что внизу тоже живут нормальные люди.
Мама начинала краснеть, что случалось с ней только в минуты сильного волнения, но переборов себя, как можно миролюбивее, отвечала:
-Дорогой, ты неправ: не настолько уж я и слепа, чтобы этого не видеть.
Я выбирала подходящий момент, чтобы познакомить с моей семьёй Александра.
Что отец отнесётся к этому мужчине искренне и без предубеждения, была уверена, но в маме всё ещё сомневалась: всё-таки ниточки из того мира, где она витала всю свою жизнь, ещё держали, не отпускали её. А значит реакция на Александра могла у неё быть не совсем адекватной.
Продолжение:
http://proza.ru/2019/07/23/304