Когда вдали я сердце остужу,
Переступлю себя, переиначу,
Я никогда, нигде не расскажу,
Как я во снах
зову тебя и плачу.
И при тебе, болтая и смеясь,
Я назову веселым увлеченьем
Весну и дождь,
и музыку,
и страсть,
И глаз твоих
полночное свеченье.
(Игорь Андреевич Чернухин)
Три года службы - очень большой срок, и мне казалось, что такой срок без родных людей, без глаз любимой девушки, без её неповторимой интонации, без её улыбки, вынести невозможно.
Я рвался душой домой, где меня ждала сестрёнка Таечка, тётя Катя, баба Паня, посылающая тёплые вязанные носки и варежки в полной уверенности, что в Мурманске ужасные холода и я, вероятно, очень мёрзну.
Из дома мне всегда приходили большие письма, в которых были строки написанные и рукой тёти Кати, и рукой Таечки, и рукой бабы Пани. А я жадно пробегал их глазами, в надежде, что увижу, наконец, строчки, написанные летящим почерком Вари. Каждый раз ловил себя на мысли, что она просто забыла меня — потому и не пишет.
Москва большой город - в нём столько соблазнов, столько интересных молодых парней. И они рядом - даже руку протягивать не нужно. Особенно меня мучила мысль, что и Виктор Бахнин где-то там, рядом с Варей. Он может видеть её каждый день, может общаться - пусть даже ссориться, как делал обычно. А я лишён всего этого. Лишён надолго. - на целых три года.
Я проклинал себя за то, что перед уходом в Армию так и не помирился с Варей, проявляя «мужской характер», как сказала баба Паня.
Вспоминал её слова:
-«Варюша ещё девчонка - у неё в голове столько высоких идеалов... Она не знает жизни, не знает цену дружбы, цену настоящей любви... Да и характер у неё Катин. Внучка может много натворить в пылу борьбы за свою свободу, не думая о том, что свобода в жизни не так важна, как родной человек рядом... Будь к ней снисходительней, Серёжа, но никогда не унижайся и никогда не давай понять, что именно она главное в твоей жизни... Не оценит. Пока не оценит. Но она всё поймёт, уверяю тебя! Ведь душа у неё добрая... Ты только подожди немного... Ты подожди, Серёжа».
И я ждал.
Только после полугода моей службы, наконец, получил первое письмо от любимой. Как же я был счастлив! Друзья смеялись надо мной, покручивая пальцем у виска и советовали проверить голову.
-С чего тебе башню снесло, Серёга? - поинтересовался Лёшка Петров, сосед по койке. - Девушка поклялась в вечной любви?
-Нет, - с улыбкой ответил я.
-Может стишки любовные прислала? - продолжала допытываться Лёшка.
-Нет, - отнекивался я.
-Ну, значит сообщила, что летит к тебе на встречу на крыльях любви! - решил мой армейский друг.
-И снова нет, - огорчил его я.
-Ну, тогда я тебя не понимаю, - разочаровался Лёха.. - Ты какой-то чокнутый, Серёга. Уж прости меня за откровенность...
-Может быть, - ответил я, невольно расплываясь в улыбке.
Алексей к какой-то мере был прав: ничего такого в письме Вари не было, чтобы вести себя так, словно я употребил спиртное. Но нужно знать Варю, чтобы понять моё поведение.
-Эх, Варя-Варя! - думал я. - Как я ждал письма от тебя! Как мучился от твоего молчания... И вот, когда я уже почти отчаялся - оно пришло. Вполне понятно, что радость была, по мнению моих армейских друзей, чрезмерная и непонятная. Но ведь они не знают тебя, моя гордая, немного своенравная, но для меня — самая прекрасная моя любовь.
Написал сразу же ответ. Сейчас уже и не помню, что писал, но, видимо, моё послание было более, чем просто вежливый ответ, потому что ответное письмо пришло очень быстро. И началась наша переписка. Я писал каждую неделю. В армии время идёт не так, как на гражданке. Мы живём от письма — до письма. По крайней мере - я уж точно. И раньше я был добросовестным солдатом, а теперь просто «лез из кожи», чтобы заслужить досрочный отпуск.
Три года - большой срок, и мне казалось, что такой большой срок без родных людей, без глаз любимой, без её неповторимой интонации, вынести немыслимо. Только работа до седьмого пота спасала от жгучего желания «уйти в самоволку», за которой последуют весьма суровые последствия. Был у нас уже такой случай: ушёл в такую «самоволку» солдат - недалеко ушёл, в соседнюю область. В результате - дисбат. Не посмотрели даже на то, что его отец был в тяжёлом состоянии.
Комбат сказал ему тогда:
-Если бы ты объяснил всё, может я тебя бы и отпустил — дал отпуск на несколько дней... А так, Иван, ничего сделать уже для тебя не могу...
Поэтому, как я не рвался душой домой, самоволку позволить себе не мог - она ещё больше отложила бы встречу с любимыми и родными.
Своим «хорошим поведением» и успехами в армейской службе я получил отпуск, отслужив почти полтора года.
Лёшка Петров смеялся:
-Стоило так упираться, когда отбываешь вместе с троечниками и разгильдяями Крутиковым Петькой и Бакиным Борисом?
Понимал, что он «хохмит» не со зла, а по привычке зубоскалить по поводу и без, но выдал ему всё же перед отъездом:
-Ты тоже не в последних рядах, Лёха, а отпуск только на горизонте маячит.
Лёха чуть зубами не заскрипел: вопрос-то болезненный, его тоже девушка ждёт — Надежда. Или уже не ждёт?
-Ничего, - сердито ответил друг, - я тоже через неделю домой поеду. Илья Иванович обещал, а он — слова на ветер не бросает.
Домой прибыл на три дня раньше Вари — она сдавала последние экзамены и должна была приехать на каникулы. Не сообщал специально, чтобы явиться, так сказать, сюрпризом. Не знаю, как для неё, а для тёти Кати, бабы Пани и Маечки это, действительно, был сюрприз. Баба Паня даже всплакнула, обнимая меня, словно я её родной внук.
Катерина Михайловна сдержалась, хотя и её глаза подозрительно «заблестели». А уж Мая радовалась в открытую, повисая у меня на шее. Я ещё тогда подумал с улыбкой: - «Почему женщины в минуты радости виснут у нас на шее?... Интересно, а к Варе это тоже относится или нет?... Если она повиснет на моей шее, я наверное, «умру» от счастья!»
Все три дня «приходил встречать» её на вокзал в надежде, что она сдаст экзамен досрочно и приедет раньше, но она приехала только на четвёртый день.
В нашем распоряжении оставалось меньше недели...
Завидев меня, Варя чуть не выронила из рук сумку. Да и я так волновался, словно это было наше первое свидание.
На шею мне Варя не бросилась, только поцеловала в щёку, а мне так хотелось схватить её в охапку и зацеловать до потери сознания. Своего ли, её ли — было для меня не важно. И я не выдержал: крепко обнял девушку и поцеловал, вкладывая в этот поцелуй всю свою душу. Почувствовал, что у неё подкосились ноги и понял: она любит меня. Любит!
Бережно опустил любимую на землю, ожидая приговора: щедрой оплеухи, или признания. Даже сам не знаю чего. Не получил ни того, ни другого.
-Разве так можно? - наконец, нашлась Варенька. - Чуть меня не задушил, медведь! Ну и откормили же тебя в Армии...
Улыбнулся ей в ответ:
-В этом не Армия виновата - это тётя Катя и баба Паня подкармливает, присылая посылочки...
-Придётся их отругать, - улыбнулась Варя. - Силушки у вас Сергей Николаевич немерено...
-Это плохо? - поинтересовался я.
-Наверное нет, - вполне серьёзно ответила Варя. - Только применять её нужно не со слабыми девушками, а на службе.
Сделал вид, что обиделся:
-Понятно... Есть, товарищ командир, применять силушку только на службе, а не для того, чтобы обнимать любимую девушку!
Даже козырнул, как при исполнении. Варя засмеялась в ответ:
-А вот обида вам не идёт, рядовой Федотов!
И неожиданно, приподнявшись на цыпочках, сама поцеловала меня.. Поцелуй был настолько лёгким, настолько невесомым, словно моих губ коснулось крыло бабочки, а голова почему-то отчаянно закружилась.
Продолжение:
http://proza.ru/2019/07/23/271