Раскол
Мы пришли к пониманию, что христианство, как новая религия отличная от иудаизма, с учением о спасении благодаря священной жертве Иисуса Христа и с новыми таинствами крещения и евхаристии, не возникает в «иерусалимской церкви», которая действительно не церковь вовсе, но монархическое движение внутри иудаизма, с верой в чудесное воскрешение человека Иисуса. Основателем христианства как отдельной религии был Павел, который первым обожествил Иисуса и объявил откровения этого нового божества в качестве основы учений своей новой религии.
Напрашивается теперь поинтересоваться шагами, вследствие которых произошёл раскол между Павлом и иерусалимскими назарянами, к которым он некоторый период как будто принадлежал.
Как мы увидели, цели книги «Деяний» – минимизация конфликта между Павлом и лидерами «иерусалимской церкви», Иаковом и Петром. Пётр и Павел, в поздней христианской традиции, стали двумя святыми, братьями по вере, и мысль, что они исторически были ярыми противниками, стоявшими на непримиримых позициях, отвергается с ужасом. Труд автором «Деяний» был проделан хорошо; он спас христианство от обвинения в том, что оно – чисто плод личного творения Павла, дав ему вместо этого респектабельное происхождение, учение с авторитетом так называемой «иерусалимской церкви», кого по духу как бы продолжила паулинистская языческая церковь Рима.
Несмотря на все эти попытки, правду нетрудно установить, если взглянуть на свидетельства Нового Завета, находя в них нестыковки и противоречия, попытки приукрашивания и гармонизации всех сложностей в интересах ортодоксальной интерпретации.
Первый намёк на разногласия в «Деяниях» встречаем в начале 15 главы:
«Некоторые, пришедшие из Иудеи, принялись учить братьев, что если те не обрежутся, согласно завету Моисея, то не смогут спастись. Это привело к ожесточённым разногласиям и противостоянию с Павлом и Варнавой. И было решено, что этим двоим и некоторым другим из Антиохии следует отправиться в Иерусалим встретиться с апостолами и старшими по этому вопросу».
Павел с Варнавой добрались до Иерусалима, где были приняты «церковью – апостолами и старшими». Но вновь началась критика: «Некоторые из фарисейской партии, ставшие верующими, вышли вперёд и сказали: «Они /обращённые из язычников/ должны быть обрезаны по закону моисееву».
Далее следует описание встречи с обсуждением: должны ли язычники из движения Иисуса проходить полное обращение в иудаизм. Имели место долгие дебаты, но в конце Пётр произнёс речь, основываясь на своём опыте (с Корнелиусом), и доказывая, что обращение в иудаизм не обязательно: «Он /Бог/ не сделал различия между ними и нами: очистив их сердца верой. Зачем нам Бога гневить, возлагая на плечи этих обращённых гнёт, который не смогли нести наши отцы? Нет, мы верим, что милостью Господа Иисуса спасёмся как мы, так и они».
Последнее слово было дано Иакову, как лидеру назарейского движения:
«Моё суждение, что нам не следует налагать раздражающих ограничений на тех язычников, что обратились к Богу, но наставить их письмом о воздержании от вещей, осквернённых отношением к идолам, от прелюбодеяния, от удавленины, и от крови. Моисея же /закон/ никогда не испытывал недостатка в тех, кто в каждом городе, на протяжении поколений, читаем в синагогах – суббота за субботой».
Не взирая на немалое количество путаницы в описании, и приукрашивании поздней интерпретацией паулинистского христианства, но вполне можно заключить, что же произошло на этом важном собрании.
Ключевым является список заповедей, приведённых Иаковом, как основы для принятия язычников в движение Иисуса. Этот список схож с предписаниями Закона для Сыновей Ноя, выведенными фарисейскими рабби в качестве необходимых для язычников, желающих принадлежать к иудаизму без полного обращения.
При небольшом сравнении этих двух списков нетрудно показать, что они даже более близки, чем представляется на первый взгляд.
Воздерживаться от вещей осквернённых идолами.
Это не отсылка к ритуальной чистоте, так как она никогда не считалась непременной для не евреев. Слово «осквернение» здесь использовано поэтому не в буквальном смысле, а в метафорическом, как призывающее не принимать участие в языческих праздниках.
Сказано это потому, что языческие службы были сопряжены с поеданием идоложертвенного (например, мяса животных, принесённых в жертву во время обряда). Но это не обязательно означает пищу, принесённую в качестве подношения в языческие храмы, как указывалось ранее, для возлияний и жертвоприношений богам годились и простые блюда (дома), со значением воздаяния богам, заменяя участие в храмовой службе.
Таким образом, это требование препятствовало языческим обрядам и подобным способом, являясь более жёстким. В результате этой заповеди для «богобоязненных» оказывалось запрещено то же, что и для полных иудеев.
Воздерживаться от любодеяний.
Это отсылает к серьёзным сексуальным проступкам: супружеской измене, инцесту, содомии и скотоложеству. Союз не обручённых партнёров не рассматривался, как преступление против библейского закона, хотя и считался несовместимым с серьёзными отношениями.
Воздерживаться от удавленины.
Это означает, что мясо животного должно быть умервщлено предписанным у евреев способом (shehitah) когда отдельно сливается кровь. То есть, мясо должно быть, по возможности, бескровным. Это требование явно связано с заповедью, данной Ною (и потому всем язычникам) («… вы не должны есть плоть живую, пока кровь есть в ней» Бытие 9:4). Это не означало, что и другие пищевые запреты иудеев распространялись на «богобоязненных язычников». Они могли питаться мясом любых животных, с тех пор как это было разрешено потомкам Ноя («… всё живущее и ползающее даю вам в пищу» Бытие 9:3), но следовало воздерживаться от крови животных.
Воздерживаться от крови.
Это кажется повторением третьей заповеди, но взглянув на заповеди, данные Ною, понимаем истинное значение. Вслед за запретом на кровь животного идёт запрет о пролитии крови другого человека: «Кто прольёт человеческую кровь, кровь того прольётся человеком» (Бытие 9:6). Это – запрет на кровопролитие или убийство.
Эти четыре заповеди, данные «богобоязненным», образуют моральный императив.
Многие комментаторы по-разному объясняли их, как чисто пищевые законы, предназначенные облегчить социальное общение и участие в трапезах между евреями и язычниками – приверженцами христианства. Такое толкование не способно совсем объяснить вторую заповедь, сколь бы изобретательно ни пыталось превратить её в пищевой запрет, и это также распространяется на остальные три заповеди.
В любом случае, эти заповеди не облегчают совместные трапезы христиан-евреев и христиан-язычников, поскольку они позволяют есть свинину и другое «нечистое» мясо язычникам, что было запрещено евреям.
Мы должны поэтому заключить, что иерусалимский совет здесь устанавливает моральный кодекс для язычников, и должны рассмотреть что это означает в плане намерений совета.
Важно пояснить, что составление базового морального кодекса для язычников было одним из занятий фарисейских рабби, и иерусалимский совет не являлся пионером в этом вопросе. Составление такого кодекса не бросало тень сомнения в ценности Торы как кодекса для евреев. Фарисейскому движению была близка концепция, что Тора создавалась для меньшинства человечества:
тех, кто были евреями по рождению,
и тех язычников, что выбрали для себя стать настоящими иудеями, дабы присоединиться к «царству жрецов».
Большинство человечества, т.е., «сыны Ноя» обязаны были соблюдать лишь заповеди, данные Ною Богом после Потопа.
Среди рабби существовали расхождения во мнениях (как и по другим вопросам) по деталям законов Ноя, и о том, как извлечь их толкованием из соответствующих стихов в книге Бытия; но среди них существовало согласие в количестве этих законов и в том, что соблюдение их язычниками сделает их достойными иметь «долю в Грядущем Мире».
Список семи законов сыновьям Ноя, взятый из раввинистических источников, включал в себя следующие запреты:
запрет
идолопоклонничества,
богохульства,
прелюбодеяния,
убийства,
воровства
и отрезания конечностей у живого животного,
и последнее,
запрет на создание судов для отправления правосудия.
Первые три идентичны законам, включённым в список иерусалимского совета, однако, совет запретил удавленину, в то время как рабби заменили этот запрет – на запрет «отрезания конечностей у живого животного».
Это отличие возникает из разного толкования данного стиха: «Ты не должен есть живую плоть, которая с кровью в ней» (Бытие 9:4). Различие в толковании находится чисто в пределах расхождений рабби, причём, интерпретации, данной стиху Иаковом и иерусалимским советом, придерживалось меньшинство рабби.
Встречаются в раввинистических рукописях и добавления: «…и воздерживаться делать другим того, что они не хотели бы сделать сами себе» (отрицательная версия Золотого Правила, использованная Хиллелем, в отличие от положительной формы, приписываемой евангелиями Иисусу).
В главе 15 «Деяний», однако, мы обнаруживаем сильное нежелание толковать заповеди, составленные Иаковом, в качестве Ноевых, ибо тогда следовало признать, что когда Иаков использовал эти заповеди – он оставался вполне в рамках иудаизма.
Таким образом, речь, приписываемая Петру, при обсуждении в Иерусалиме, выходит далеко за пределы вопроса: должен ли принять обращенный язычник Тору в целом. В ней проскальзывает утверждение, что Тора не нужна иудеям: «Он не сделал различия между ними и нами, ибо он очистил их сердца верой. Тогда почему мы гневим теперь Бога, возлагая на плечи обращённых ношу, которую ни мы сами, ни отцы наши не смогли нести? Но мы верим, что как мы спасёмся милостью Господа Иисуса, так и они».
Эта речь построена на представлениях Павла, совершенно чуждых иерусалимской общине последователей Иисуса (о чём в «Деяниях» говорится в другом месте), которые не считали Тору слишком тяжким бременем, но напротив, даром Бога, которому были благодарны. Петру здесь уготована его обычная роль в «Деяниях», в соответствии с его мечтой: он представлен ступенью между старым и новым.
Иаков, с другой стороны, воспротивился обращению. Нигде в «Деяниях» он не представлен иначе, чем верный последователь Торы. В этом отрывке об обсуждении, он не отвечает на соображения Петра, что Тору следует рассматривать как отменённую для всех, и даже для евреев. Конечное суждение Иакова говорит прямо об обратном; что Тора по-прежнему ценна, но обращённым язычникам для присоединения к общности Иисуса не следует обращаться полностью, а достаточно исполнять законы Ноя.
Его последняя фраза: «Моисея же /закон/ никогда не испытывал недостатка в тех, кто в каждом городе, на протяжении поколений, читаем в синагогах – суббота за субботой». Это казалось всегда удивительным для христианских комментаторов, хотя значение этих слов совершенно ясно. Иаков говорит: «Для нас нет нужды беспокоиться о выживании иудаизма. Для еврейского народа, верного законам Моисея, будущее гарантировано. Поэтому не стоит интересоваться рекрутами в иудаизм, или настояниями на полное обращение в него части язычников. Пусть они просто заявят о своей приверженности единобожию своим соблюдением кодекса Ноя». Его заявление, таким образом, без сомнения подтверждает его собственную приверженность к иудаизму, и его убеждённость, что иудаизм будет продолжаться.
Поэтому имеется напряжение в нашем отрывке между двумя противоположными толкованиями дебатов в Иерусалиме.
Одно толкование (очевидно, что автора «Деяний»), что этот спор свидетельствует о крушении всех различий между евреями и язычниками в христианском движении.
Другое толкование (которое можно опознать как почва для дискуссии, и отсюда – аутентичное и первоначальное значение этого случая), что было решено: движению Иисуса следует состоять из двух категорий людей: евреев, практикующих Тору, и язычников, практикующих только законы Ноя. Это решение было вполне отвечающим нормальному иудаизму; но одновременно, оно было беспрецедентным. Оно было в согласии с иудаизмом в том, что проводило различие между двумя родами верующих в единобожие, блюдущих Тору и заповеди Ноя. Но беспрецедентно в том, что те и другие объединялись в одно мессианское движение.
Эти две интерпретации данных дебатов, которые обнаруживаем столь запутанно переплетёнными в «Деяниях», отражают два толкования, которые существовали в то время в виде споров, и неявно присутствуют здесь.
Для Павла, пришедшего в Иерусалим присутствовать на дебатах, визит оказался успешным для его целей. Как он понял, собрание дало ему карт бланш работать среди язычников без возложения бремени Торы на его обращённых. Это было великое достижение для Павла, хотя он и понимал, что мотивы Иакова, согласившегося на это, совершенно отличались от его собственных. В глазах Павла, различие между евреями и язычниками исчезло, откровение под Дамаском убедило его, что духовная дилемма человечества не может быть решена Торой или иным моральным кодексом, но лишь через «веру», т.е., через уподобление себя космической жертве Иисуса, понятого как божество.
Павел как будто не имел право голоса на этом собрании. Он ограничился описанием своего успеха в отношении включения язычников в движение Иисуса. Это было куда почётнее, чем статус «богобоязненных» с дозволением пребывать на периферии синагог.
Павел тогда выбрал осторожную тактику в столь важном собрании. Он знал, что раскрытие его позиции вызовет активное противление Иакова (и Петра, чьи взгляды, исторически говоря, были схожи с мнением Иакова), и потому двигался в рамках основной линии дискуссии. Он вернулся с разрешением, которого хотел, для обращённых язычников – без полного обращения, держа своё понимание этого разрешение при себе.
Ибо в реальности Павел не принял точку зрения Иакова, но воспользовался авторитетом иерусалимского сообщества под его руководством. Павел, конечно, считал свой авторитет выше, с тех пор как получил указание от самого воскресшего Христа, в то время как апостолы знали лишь раннего Иисуса. Хотя прибыл он в Иерусалим смиренно, будучи туда вызван, покорился решению Иакова, ибо не считал, что пришло время полного разрыва с еврейским христианством.
Что произошло потом, можно увидеть из любопытного описания, данного Павлом во второй главе послания Галатам. Он представляет свою версию иерусалимского совета, упомянутого выше, и описывает инцидент, которого вовсе нет в «Деяниях», когда Пётр, спустя какое-то время после иерусалимского совета, посетил Антиохию, и между ним и Павлом случились серьёзные трения.
По версии Павла (пишущего обращённым язычникам, принявшим его главенство как апостола более одуховлённого, нежели иерусалимские лидеры), иерусалимский совет дал ему куда более величественную роль, чем это названо в «Деяниях».
Вместо вызова в Иерусалим для ответа за его вину, Павел представляет себя путешествующим туда «потому что избран был откровением Божием, и что он сделал по нему».
Вместо утаивания своих новых доктрин и ограничения себя в вопросе: следует ли обращённым верящим в Иисуса становиться полными иудеями или оставаться в статусе «богобоязненных», Павел заявляет, что полностью открыл своё новое учение иерусалимским старейшинам, хотя и приватно.
Вместо суда, в котором последнее слово было предоставлено Иакову в качестве главы движения Иисуса, Павел создаёт впечатление беседы между лидерами, в которой он участвует как равный по положению Иакову. Заключение этой беседы выражено следующим образом (синодальная версия перевода):
«И в знаменитых чем-либо, какими бы ни были они когда-либо, для меня нет ничего особенного: Бог не взирает на лице человека. И знаменитые не возложили на меня ничего более; напротив того, увидевши, что мне вверено благовестие для необрезанных, как Петру для обрезанных, – ибо Содействовавший Петру в апостольстве у обрезанных содействовал и мне у язычников, – и узнавши о благодати, данной мне, Иаков и Кифа и Иоанн, почитаемые столпами, подали мне и Варнаве руку общения, чтобы нам идти к язычникам, а им к обрезанным, только чтобы мы помнили нищих, что и старался я исполнять в точности». (Галатам 2:6-10)
Это заключение столь удивительно отличается от написанного в «Деяниях», что ряд учёных усомнился к тому ли совету отсылает этот отрывок, в то время как другие приняли объяснение, что описание Павла сообщает о личной встрече, имевшей место за кулисами того собрания иерусалимского совета, тогда как «Деяния» повествуют только о публичном обсуждении. В таком объяснении, однако, нет необходимости.
Письмо Павла Галатам было написано во время, когда его разрыв с иерусалимскими лидерами был почти полностью завершён. Он упоминает об этих лидерах с едва скрываемым презрением. Он пока ещё нуждается в их одобрении его роли, «Апостола среди язычников», хотя, фактически, как следует из описания в «Деяниях» и других источниках, иерусалимские лидеры не разрешали ему прозелитической активности среди язычников, и не считали себя исключительно «апостолами среди евреев». Иерусалимский совет не благословлял Павла на миссионерскую деятельность среди язычников. Не существовало и запрета на полное обращение их в иудаизм. Просто было решено, что в этом нет необходимости.
Теперь перейдём к описанию Павлом последующих событий:
«Когда же Пётр пришёл в Антиохию, то я лично противостал ему, потому что он подвергался нареканию. Ибо, до прибытия некоторых от Иакова, ел вместе с язычниками; а когда те пришли, стал таиться и устраняться, опасаясь обрезанных. Вместе с ним лицемерили и прочие иудеи, так что даже Варнава был увлечён их лицемерием. Но когда я увидел, что они не прямо поступают по истине евангельской, то сказал Петру при всех: если ты, будучи иудеем, живёшь по-язычески, а не по-иудейски, то для чего язычников принуждаешь жить по-иудейски?» (Галатам 2:11-14)
Этот отрывок, несмотря на определённую непоследовательность, очень откровенен. Он показывает, что имел место гораздо более сильный конфликт между Павлом и еврейскими последователями Иисуса, чем это позволяют описать «Деяния». В последних нет критики Петра и какого-либо непонимания между Петром и Павлом по всем вопросам. Там Пётр представлен связующей нитью между Павлом и иерусалимской общиной, боровшимся за донесение туда света идей Павла. Пётр, правда, представлен в «Деяниях» имеющим некие психологические трудности в совершении своей посреднической роли: как будто синдром тупости, приписываемый двенадцати, им ещё не изжит.
Но открытая критика Петра Павлом, обнаруживаемая в этом отрывке «К галатам», совершенно чужда изображению Петра в «Деяниях». «К галатам» следует рассматривать как исторически более реалистичное, не только потому, что написано ранее, но и потому, что показывает положение дел, которое поздняя церковь пожелала скрыть. То есть, этот отрывок сохранил частицу первичного. (С другой стороны, предыдущий пассаж из главы «К галатам», где Павел даёт собственное описание иерусалимского совета, является менее историчным, чем описание в «Деяниях», поскольку у Павла имелся серьёзный мотив преувеличить свою роль).
Не факт, что этот серьёзный конфликт между Павлом и Петром имел место, и что в него был вовлечён также Иаков (ибо эмиссары, которых убоялся Пётр, недвусмысленно описаны как «от Иакова», в отличие от предыдущей критики Павла, чей критицизм привёл к иерусалимскому совету, «Деяния» 15:1).
Это представляется потому, что в вопросе: следует ли еврейским последователям Иисуса питаться вместе с такими же последователями, но язычниками – последнее замечание Павла смещает вопрос на иное – нужно ли этим язычникам соблюдать иудейские пищевые запреты.
Чтобы прояснить это, необходимо держать в голове следующие пункты:
Решением иерусалимского совета язычники – последователи Иисуса были обязаны воздерживаться лишь от удавленины. Это означает, что позволено есть мясо животных, запрещённых для евреев (свиней и кроликов), но убивать животных еврейским способом, сливая кровь.
Следовательно, евреи последователям Иисуса не могли есть с собратьями-язычниками запрещённое для них мясо.
С другой стороны, это не означало, что еврейским последователям Иисуса было запрещено питаться совместно с язычниками из того же движения.
«Идоложертвенная пища» была под запретом и тем, и другим, что не составляло трудности поставить на стол иные блюда, включая овощи и рыбу.
Даже если еда, запрещённая для иудеев, была выставлена для трапезы, то для евреев там могло быть сервировано иными, позволенными блюдами, хотя благочестивые иудеи могли косо посмотреть на это, опасаясь получить запрещённое под видом дозволенного.
Взглянув на эти пункты, можно спросить: что именно Пётр делал, деля стол с язычниками последователями Иисуса? Комментаторы измышляют, мол, он ел с ними запрещённые блюда, к примеру, свинину. Это должно означать, что к этому времени он принял взгляды Павла на Тору, как обесцененную, заменив прежние убеждения верой в учение о спасении жертвоприношением Иисуса и его воскрешением. Согласно этому, Пётр радикально изменился, превратившись из правоверного фарисея в поедающего свинину христианина, но жутко испугавшись, когда прибыли эмиссары от Иакова малодушно бежал из-за стола с обращёнными язычниками и принялся вести себя как благочестивый иудей.
Между тем, Павел упрекал его не за это, не за его нерешительное поведение, но за «настаивание на том, что язычники должны быть подобны евреям».
Это настаивание было отвергнуто иерусалимским советом, хотя и не было никогда частью учения иудаизма, почему крайне удивительно, что оно вдруг стало некой проблемой.
Этим объяснением комментаторы силятся доказать, что старшие иерусалимской общины, ведомые Иаковом, изменили свои представления и (после этого) обратились к язычникам через своих эмиссаров с вестью о том, что им теперь не нужно полное обращение в иудаизм.
В целом такое толкование странно и неправдоподобно. Если Пётр перешёл от следования Торе в религию спасения, то ему было бы не вернуться назад к соблюдению обрядов с такой лёгкостью. В любом случае, очевидно, что Пётр никогда не отказывался от приверженности Торе. Возможное объяснение этого случая иное. Пётр прибыл в Антиохию, считая, что Павел верен решению иерусалимского совета, по которому обращённые язычники должны были воздерживаться от идоложертвенного и от мяса с кровью. В связи с этим Пётр, не колеблясь, разделил пищу с язычниками, в которой, он был уверен, не было ничего запрещённого для еврея. Когда ж, однако, прибыли эмиссары от Иакова, то проинформировали Петра, что его доверие неуместно. До Иакова дошли вести, что Павел вовсе не придерживается иерусалимского решения, позволяя обращённым язычникам есть всё, без ограничений, включая идоложертвенное (см. 1 Коринфянам гл. 8, где Павел декларирует, что этот запрет относится только к «немощным» людям, которые не в состоянии отделить (внутри себя) еду от её идоложертвенного использования). Павла больше не волновало отличие Торы от законов Ноя, потому что он считал все законы устаревшими и не отвечающими спасению.
Получив известие от Иакова, Пётр отказался от совместных трапез с обращёнными язычниками Павла, поскольку больше не был уверен в поддержании пищевых законов Ноя или уважении его ограничений Торой в этой части – перед ним могли поставить еду, о которой знали, что она запрещена благочестивому еврею.
Этот отказ Петра от братства за столом был кульминационным моментом отхода от самого Павла и решающим для отношений между движением Павла и иерусалимской общиной. Это отображает реакцию Петра на новые учения Павла, разрушавшие единство между евреями и язычниками внутри движения; или это отмечает понимание Петром, что Павел принял такое учение, которое выведет его за пределы иудаизма и сделает невозможным какое-либо совместное следование в дальнейшем.
Таким образом, упрёк Павла был адресован не Петру лично, а вставлен им позже, после разрыва. Это более позднее понимание суммировано так: «Пётр, когда ты соглашался делить стол с моими обращёнными язычниками, ты принимал отмену разницы между язычниками и иудеями. Теперь, однако, ты настаиваешь на старых установлениях, по которым язычники должны держаться своих законов, а если желают достичь единства с народом Бога, то должны полностью исполнить Тору». Здесь обвинение Павла неверно, ибо Пётр, разделяя пищу с язычниками, придерживался иудаизма, поскольку думал, что те исполняют иерусалимское решение.
Пока это был разрыв между Павлом и Петром. Позднее произошёл решающий, окончательный слом отношений с иерусалимскими лидерами, которые официально отвергли Павла от имени своего движения.
Достаточно свидетельств в посланиях Павла к Галатам и в двух Коринфянам, что в годы, последовавшие за ссорой с Петром, ему пришлось столкнуться с постоянной оппозицией эмиссаров «иерусалимской церкви», которых посылали Иаков и Пётр противодействовать учению Павла об отмене Торы. Более того, представляется, что Павлу пришлось постоянно защищаться от обвинения в отсутствии авторитета его учения, поскольку он не имел личной связи с историческим Иисусом, а ссылался лишь на видения, что являлось сомнительно ценным. Однако, эта непростая ситуация не привела к полной схизме.
С одной стороны, иерусалимским лидерам Павел был сильно подозрителен, но не было уверенности, что он действительно проповедует против Торы. Миссионерская деятельность Павла почти полностью протекала среди язычников, которым было не обязательно блюсти Тору. Поэтому его учение всегда могло быть представлено Павлом допустимым, когда являлась проверка из Иерусалима, и как не противоречащим любой еврейской доктрине. Он кажется вполне способным использовать обман в своих отношениях с Иерусалимом, уверив в своей верности иудаизму, в то время как в своих посланиях ясно учит своих новообращённых, что Тора теперь не имеет никакой ценности.
Павел сам провозглашает свою политику изменения своей речи в зависимости от аудитории, и утаивания его анти-торианских убеждений от тех, кто верен Торе:
«… дабы больше приобресть: для иудеев я был как иудей, чтобы приобресть иудеев; для подзаконных – как подзаконный, чтобы приобресть подзаконных; для чуждых закона – как чуждый закона – не будучи чужд закона перед Богом, но подзаконен Христу, – чтобы приобресть чуждых закона; для немощных был как немощный, чтобы приобресть немощных. Для всех я сделался всем, чтобы спасти по крайней мере некоторых».
(1 Коринфянам 9:19-22, синодальный перевод)
Этот отрывок очевидно описывает его политику в приобретении обращённых в веру в Иисуса, евреев ли, или язычников. Но если Павел претендовал на приверженность Торе, обращаясь к будущим адептам из иудеев, он легко мог использовать обман, сообщая о своих деяниях главам движения Иисуса в Иерусалиме. Фактически, мы имеем, в «Деяниях», в эпизоде рассмотренном кратко, яркое описание попытки Павла убедить иерусалимских лидеров в своей ортодоксальности путём тщательно продуманного ритуального действия. Этот эпизод показывает как далеко зашёл Павел в своей маскировке истинных воззрений относительно Торы для иерусалимских лидеров.
Можно задаться вопросом, с другой стороны, почему Павел так долго тянул с разрывом с иерусалимской верхушкой? Почему он просто не основал собственную церковь, так как его взгляды радикально отличались от воззрений Иакова и Петра?
Павел в своих трёх великих миссионерских вояжах основал много языческих христианских общин, и если бы он порвал связи с Иерусалимом полностью, то имел бы языческую христианскую церковь под своим руководством; что и случилось позднее, после смерти Павла. Очевидно, и Павел не смог бы избежать столь кардинального шага.
Однако авторитет Иерусалима оставался для него важнейшим, подобно тому, как авторитет Ветхого Завета никогда не терял для него своей ценности, вынуждая нередко перетолковывать сверхъестественным образом, непредсказуемыми способами, но никогда Павел не позволял оторвать себя от этой основы. Хотя именно этим путём, как более логичным, попробовал трансформировать паулинизм в следующем столетии Маркион.
Через иерусалимских апостолов Павел видел себя связанным с целой историей Израиля, от Авраама и далее. Отделить себя и вновь вернуться в положение язычника, без прошлого или будущего, он не мог.
Его целью было трансформировать иудаизм, но не разрушить его. Мастера фарисеев должны были придти к нему за наставлением; и это могло произойти только если они были на том же поприще.
Между тем, он был готов использовать хитрости для того чтобы сохранить связи с иерусалимскими апостолами. Первый кризис был успешно преодолён решением иерусалимского совета, который дал Павлу свободу действий, что помогло ему сохранить свои новые доктрины. Однако наступил второй кризис.
Павел был вызван в Иерусалим для объяснений. На этот раз вина была более серьёзной и шансы на некий компромисс были маловероятны. Можно было отказаться ехать и тем ускорить полный разрыв. Несмотря ни на что Павел принял вызов. Он надеялся на время успокоить подозрения против него иерусалимских лидеров. Он также полагал, что важную роль может сыграть существенная сумма денег, собранная им для поддержки иерусалимской общины.
Эта кульминационная сцена отношений Павла с назарянами описана приглушённо в 21 главе «Деяний». Как в случае с иерусалимским советом (за пять лет до того), автор текста больше обеспокоен тем, чтобы приуменьшить конфликт, так чтобы не проявилось, что Павел был настоящим основателем христианства скорее, чем Иисус с его непосредственными учениками. Однако даже автору «Деяний» плохо удаётся скрыть ожесточённый характер этой сцены:
«По прибытии нашем в Иерусалим, братья радушно приняли нас. На другой день Павел пришёл с нами к Иакову; пришли и все пресвитеры. Приветствовав их, Павел рассказал подробно, что сотворил Бог у язычников служением его. Они же, выслушавши, прославили Бога и сказали ему: видишь, брат, сколько тысяч уверовавших иудеев, и все они – ревнители закона. А о тебе наслышались они, что ты всех иудеев, живущих между язычниками, учишь отступлению от Моисея, говоря, чтоб они не обрезывали детей и не поступали по обычаям. Итак что же? Верно соберётся народ, ибо услышат, что ты пришёл. Сделай же, что мы скажем тебе: есть у нас четыре человека, имеющие на себе обет. Взяв их, очистись с ними и возьми на себя издержки за жертву для них, чтоб остригли себе голову, – и узнают все, что слышанное ими о тебе несправедливо, но что и сам ты продолжаешь соблюдать закон. А об уверовавших язычниках мы писали, положивши, чтобы они ничего такого не наблюдали, а только хранили себя от идоложертвенного, от крови, от удавленины и от блуда. Тогда Павел, взяв тех мужей и очистившись с ними, в следующий день вошёл в храм и объявил окончание дней очищения, когда должно быть принесено за каждого из них приношение».
(«Деяния» 21: 17-26 синодальный перевод)
Ясно, что автор сильно смягчил тон данного обсуждения в своей записи, начав с тёплого приёма по прибытии и поздравлений в связи с успехами Павла среди язычников. Затем старшие замечают, как бы между прочим, что хотя сами они доверяют ему в том, что он вполне благочестивый иудей, но тысячи последователей усомнились в этом и необходимо убедить их в обратном, продемонстрировав верность Торе. В противном случае, возникнет беспокойство неясного рода («Они, конечно, услышали, что ты прибыл»).
Совершенно невероятный тон старших при приёме. Если известия об отказе Павла от Торы дошли (а эти вести действительно соответствовали истине) до старших, бОльших «ревнителей закона», чем их паства, то им следовало встревожиться, подобно Петру ( даже не упомянутому при этой встрече), который, разумеется, рассказал им о своём конфликте с Павлом и причинах его.
Куда более вероятно, что этот случай был официально расследован или даже рассмотрен в неком суде, вследствие чего Павел был официально вызван для дачи показаний, один и за всё, причём, обвинения теперь были против него – хуже не придумать.
Если бы он не явился или не смог удовлетворительно ответить старшим, то был бы признан формально неподходящим назарейскому движению.
По-видимому, в ходе этого опроса Павел отказался признать, что учил об отмене Торы. В итоге, Иаков и другие братья решили испытать его или подвергнуть публичной процедуре отречения от любого учения, которое он мог проповедовать, о прекращении ценности Торы. Новость о его публичном отречении от подобных взглядов должна была быстро дойти до его обращённых и, таким образом, усилить позиции эмиссаров из Иерусалима, которые посылались исправить ошибки его учения. Старшие были, возможно, убеждены, что Павел таки распространял некое анти-Торовское учение, но надеялись нейтрализовать вред этого выставлением напоказ его раскаяния.
Таким образом, Павлу не удалось найти компромисс, дабы спасти лицо, как это получилось на прошлом иерусалимском совете. Он был вынужден капитулировать и согласиться на публичное унижение и отречение.
Комментаторы странно воздерживаются от реплик на данный вид поведения Павла. Ведь он провозгласил в своих посланиях, что Тора мертва, что обрезание не более, чем увечье, и соблюдение Торы не помогает спасению, которое можно обрести лишь благодаря жертве Иисуса. Следует полагать, что это был прекрасный случай засвидетельствовать свои взгляды, которые для него были столь важны.
Вместо чего, он покорно согласился на действия, которые устанавливает Тора, и, соответственно, низвёл статус Иисуса до фигуры еврейского Мессии – без цели спасения, но лишь освобождения – освобождения народа Бога от иностранного владычества, вследствие чего было ещё больше оснований изучать и практиковать Тору.
Павел, должно быть, спасовал перед Иаковом в этом случае. Возможно (хотя это не указано в описании «Деяний»), Пётр тоже принял участие в этой встрече, и третий лидер, Иоанн (который упоминается в «Деяниях» пунктиром), что создало угнетающую обстановку. Хотя Павел смог убедить себя (не в их присутствии), что он – им равный или даже превосходит, он оказался не в состоянии сказать это им в лицо. Некоторое величие, которое должно было окружать Иакова, можно ощутить даже в передаче «Деяний», однако, Пётр превращён в них в почти комическую фигуру в результате потребности, которую испытывал их автор, обнаружить корни паулинизма в так называемой «иерусалимской церкви». В силу этого Пётр стал переходной фигурой, стоявшей одной ногой в старом еврейском мире, а второй – в новом мире христианства. В действительности же, это был человек значительный, даже в присутствии великих фарисейских учителей (таких как Хиллель и Гамалиил), а выскочка Павел не смог бы сравняться с этими мастерами на их поле; он уступил и поддался так, что это воспринималось как отречение.
Помимо благоговения перед иерусалимскими лидерами, были и более сильные факторы, принуждающие Павла принять неприятное решение в виду опасности пребывания в Иерусалиме. Он был окружён врагами, и некоторые из них представляли реальную физическую опасность. Причём, подчиниться требованиям одного из противников – означало задеть другого. Вся гибкость Павла и его изобретательность была направлена на то, чтобы избежать ситуации, когда бы он был обязан повиноваться приказам из Иерусалима.
В следующей главе мы будем рассматривать, и пытаться разобрать сложные манёвры, которые в связи с этим последовали.
Это будет проверка верности идей, развиваемых в этой книге, объясняющих разные позиции «иерусалимской церкви», первосвященника и самого Павла, насколько возможно пролить свет на этот наиболее удивительный период в карьере Павла.
http://www.proza.ru/2019/07/24/630