Демянский котёл-3

Александр Щербаков-Ижевский
Фрагмент рассказа «Демянский котёл». Рассказ – номинант национального литературного конкурса «Георгиевская лента»

Конец ноября-декабрь 1942 года

          ...Двуколка подпрыгнула на ходу. Тем же путём прогрохотала мимо полуторка. За бортом увиделась то ли доска, то ли плоская бесформенная шпала. Проезжающий грузовик отломил с его торца приплюснутый кусок и вмял в снежную колею. Стало понятно, что перед глазами заледеневшее, смёрзшееся голое тело когда-то тяжелораненого красноармейца по разгильдяйству медработников выпавшего из санбатовского ЗИСа, ехавшего с «передка» в полевой госпиталь, располагавшийся в трёх километрах от линии фронта. «Чурбан» ненароком выпал из кузова на повороте. Не повезло. Бывает.
          В плоский блин героя войны превратили проезжающими полозьями сани, колесами машин расплющили и обратили в белковую доску. Тяжело гружёные полуторки сначала отломили голову несчастного мертвеца, потом одну ногу, затем другую, поочерёдно руки. Так и лежал посередине дороги раздавленный кусок мяса, вернее фаршированный застывший на морозе беляш или по-другому человеческая лепёшка. Оторванная, раздавленная голова  безымянного солдата напоминала расплюснутый плоский диск в поперечнике около метра и валялась в сторонке, ближе к обочине. Пройдёшь мимо, даже мысль не шевельнётся сравнить дрочоный чурек склеенный мозговой субстанцией с когда-то отменно толковитой черепушкой красноармейца.   
          Вечно пьяные старички из похоронной команды пытались ломиками выколупать из подо льда человеческую плоть. Но люди всё время мешали, толкались, возмущались, беспрестанно сновали туда-сюда-обратно, спешили каждый в свою сторону по архиважным фронтовым делам. Некогда было живым, в абсолюте некому было оттащить остатки бывшего человека в сторонку. Зачерствели солдатские души.
          Лошадь тянула споро. Сани быстро обогнали бредущих по зимнику бойцов. Дожидаясь отставший взвод, приостановились на пригорке. Дорога оказалась видимой, как на ладони. От трёх усиленных стрелковых полков дивизии в 6000 человек в живых осталось гораздо меньше батальона, примерно человек 150-200. Навоевавшиеся бойцы устало передвигали ногами в сторону места переформирования. В каждой колонне по четыре брело меньше роты, человек 50-60. Офицеров не было вовсе. Повыбивало всех. Но устав есть устав и в полуобморочном состоянии красноармейцы старались хоть кривенько, но держать ряд.
          Вдруг, с подножки проходящей навстречу полуторки соскочил человек в папахе, катаных чёрных валенках с обшитыми дермантином задниками и ослепительно белом полушубке, перетянутом кожаными ремнями. Даже нам со стороны было понятно, что этот щеголь чисто штабная крыса. Сукин кот, дрянь мерзопакостная, подонок абсолютно равнодушный до человеческой жизни легко узнаваем. Зажравшимся полупьяным воякой из руководящего штаба дивизии был Поликарп Сунцов. Майор же, сняв рукавицу, привязанную шнурком к рукаву, выхватил табельный пистолет «ТТ» и  заорал на солдат благим матом:
          – Куда, сволочи! Мерзавцы! Трусы! Пристрелю гадов, без суда и следствия. Назад, мразь деревенская. Вперёд, на передовую. Суки.
          Однако люди как шли, так и обошли паникёра со всех сторон. Никто даже не пришёл в замешательство, не замялся, не то, что пристыдиться. Солдаты просто обтекли безбашенного офицера.
          Когда колонна прошла мимо, майор увиделся со спины. Нарядный человек, в белом полушубке стоял на коленях и держался руками за грудь. Постепенно тело заваливалось на бок. В конце концов, он полностью обмяк и упал на спину. Из груди торчала воткнутая в сердце многогранная сталька – солдатский штык.
          Последний ряд служивых, не обернувшись, сомкнулся. Оставшимся в живых ратникам было не до сантиментов. С людьми человек, к человечку измочаленными в хлам и собранными по остаточному принципу шутить было никак нельзя, а тем более орать на них и срывать свою злобу. Сами, кого хошь запросто могли поставить на место, порешить. Так и ушла за ближайший пригорок покоцанная рота изодранных смертным боем солдат.  Только посередине зимника остался лежать майор, щеголь штабная крыса. Его чёрная барашковая папаха валялась неподалёку. Из-под белого, пижонского полушубка вытекал яркий ручеёк слегка парящей на морозе крови.
          Следующий огрызок роты при подходе к телу тоже замедлил шаг. И, точно так же, обтёк лежащего человека.
          Когда мимо прошла третья рота, на дороге уже никого и ничего не было. Просто на обочине, головой к полю и перегнувшись через придорожный снежный бруствер, в исподнем лежала фигура какого-то мужика. Из сугроба торчали голые человечьи ноги с холёными пятками, отполированными пемзой до блеска.
          Вот и поди, разберись теперь, кто это был и чья это физиономия всеми позабытой на войне личности? Никого откровенным вопросом, прискорбным фактом не удивишь.
          Однако смеркалось уже. Не видать было ничего в промозглой ночи. О дорожной драме напоминал лишь леденец бурого пятна посередине дороги. Это лужица горячей крови впиталась в хрусткий снег. Впрочем, начиналась позёмка. Стало понятно, что бывшего человека, майора щеголя штабную крысу к утру полностью заметёт снегом. Кто его кинется очертя голову искать на просторах священной войны. Кому станется нужен подлец в человечьем обличье? Когда-то был такой, жил и ерепенился, а сейчас вот окажется в списке пропавших без вести. Кому, какая разница в определении людского статуса на переднем крае. Чего сейчас на никчёмное событие зенки пялить? Нам тоже надобно было торопиться в путь, нагонять боевых товарищей…