Пытливый ум Наташки старался заглянуть за горизонт. Ей было и интересно, и немного боязно. Наталья Владимировна обрисовала ей кое-какую картину того, что может быть в её будущем, нарисовала перспективу небольшими мазками — остальное нужно было додумать самой. Хотя, что тут думать? Было ясно и так, что нагрузка будет явно не детская.
-Тебе нужно будет поступить в техникум - желательно экономический, связный с банковским делом, или в крайнем случае техникум с нефти-газовым хозяйством. Но для этого придётся подтянуть русский язык: со своим русским ты не сможешь поступить. Договорись с Галиной Петровной, чтобы она с тобой позанималась дополнительно...
После поступления обязательно нужно будет устроится в общежитии техникума, потому что у ленинградских бабушек нет места — они сами живут в ужасающей тесноте.
И только после этого договориться с одной из них, чтобы прописать бабушку Веру - иначе она не сможет устроится на работу дворником. Работать за неё, конечно, будешь ты, а бабушка Вера будет только делать видимость. С её ли здоровьем выполнять такую тяжёлую работу?
-Может проще мне самой устроится? - отреагировала Наталка, не понимая к чему такие сложности.
-К сожалению тебя на работу не возьмут! - ответила Наталья. - Через год тебе будет пятнадцать, а в таком возрасте на работу не принимают - даже дворником.
-Но почему именно дворником? - удивилась Наталка.
Наталья ответила:
-Потому, что в Питере после трёх лет работы только дворникам дают квартиру. А до этого придётся её снимать, или жить в «дворницкой»... Боюсь без посторонней помощи нам всё равно не потянуть.
-А «дворницкая» это что такое? - заинтересовалась девчонка.
-А это такая конурёнка, где дворник держит все свои инструменты. Некоторые из них вполне пригодны для жилья, то есть не хуже землянки, в которой живёте сейчас вы - даже вода есть.
Перспектива, конечно, была не блестящей, но по-иному в таком городе не устроиться. Младшая из сестёр бабушки Веры, Евдокия, как-то написала в письме: «чтобы жить в Ленинграде, нужно в нём родиться», хотя ни Дуся, ни Паня, так же, как и Вера, в нём не родились.
Баба Паня переехала с мужем в город перед самой войной, и с маленькой дочерью Валей прошла через всю блокаду. Выжили с трудом, даже не понятно как. А баба Дуся переехала в Ленинград с двумя сыновьями уже после войны. Место под скупым ленинградским солнцем досталось обеим нелегко. Это же предстояло пройти и Наталке.
Сомнения были и у Натальи, и у Наталки: сможет ли такую нагрузку вынести девчонка, ещё не закалённая жизненными невзгодами?
Работа, учёба, хрупкая бабушка на плечах, у которой ни здоровья, ни пенсии, потому что весь трудовой стаж прошёл в колхозе, и в военном Сталинграде, после которого не осталось никаких документов из-за прямого попадания бомбы в дом, где они жили.
Обычная история обычной российской семьи: выживали всегда сами - вопреки власти, или назло всем смертям.
-Почему нельзя остаться здесь? - с непониманием спрашивала Наташка. - Тут бабушка, тётя Тая, тут есть крыша над головой...
-Здесь нет никаких перспектив, девочка, - с пониманием отозвалась Наталья. - Через несколько лет жить здесь будет невозможно и всё равно придётся искать другое место. Но тогда это сделать будет ещё труднее... Пока ты молода, сильна, миловидна, нужно использовать эти достоинства в достижении цели... Место под солнцем всегда нам давалось не просто. Тем более ад под солнцем Ленинграда.
-Я боюсь, - честно призналась Наталка. - Смогу ли?
-Нужно смочь, девочка, - ответила Наталья, понимая, что решение для юного ума слишком сложное — всё равно, что петлю на шею надеть.
Оставались сомнения: сложится ли жизнь там, в Ленинграде, иначе чем сложилась у неё - Натальи Владимировны.
-«Предстоит не просто менять место, а менять саму себя. - думала старшая из двоих. - Нашу жизнь делают не только обстоятельства, но и мы сами».
Но в слух выдала прописную истину:
-Под лежачий камень, девочка, вода не течёт. Чтобы чего-то добиться, нужно двигаться.
С этого дня Наталка с головой ушла в учёбу, стараясь не обращать внимания на посторонние «раздражители». Она всё ещё не могла избавиться от своего чувства к Артёму — ей казалось, что он исподтишка наблюдает за ней. Время от времени девчонка ловила на себе его взгляд, но парнишка тут же делал вид, что его заинтересовало совсем иное, что его взгляд — просто скользнул по её лицу. Чего греха таить это и расстраивало, и обижало. Она думала, что недостаточно хороша собой, что слишком стеснительна, и потому не сможет привлечь к себе внимание - никогда.
Наталья Владимировна понимала её опасения и «утешала» девчонку, как могла:
-Знаешь, как говорили раньше, Натали: не по хорошу мил, а по милу — хорош... Когда придёт настоящая любовь и твоя стеснительность, и, как ты думаешь «недостаточная красивость» будут ни недостатками, а твоими достоинствами, потому что на самом деле - ты очень милая девушка (уж поверь мне: я смотрела на тебя со стороны... не каждому выпадает такой шанс)...
Просто нужно научиться ценить, и, хоть немного, любить себя. Это твоя беда, Наталка: неуверенность в себе, в своих силах. Перешагнёшь через них - всё в твоей жизни измениться.
Оказалось, что перевоспитание смой себя весьма нелёгкое занятие. Все те качества, которые привила Наталке бабушка Вера: скромность, стеснительность, гордость — были хороши, но недостаточны. Время требовало большего: уверенности в своих силах, умения постоять за себя, лёгкости общения, самоуважения.
Про любовь можно было не говорить — её Наталье не хватало всю жизнь, с самого детства. Она не могла вспомнить, когда её хвалили, говорили ласковые слова, когда говорили, что любят, что рады её появлению в этом мире.
Любовь конечно была, но так глубоко спрятана, что Наталка этого почти не ощущала. Нужно было её вытащить на поверхность, ведь любовь для детской души, что вода для цветка: нет её и цветок увядает.
* * *
Андрей Иванович готов был поклясться, что пациентка Рощина улыбнулась ему. Именно ему, а не кому-то другому. Он в очередной раз сидел возле её кровати, держа за руку, и рассказывал о своей жизни. Его воспоминания были светлы и легки. Возможно потому, что это была молодость, когда душа не обременена столькими оковами и способна летать по ночам — во сне. И вовсе не потому, что организм растёт, а потому, что растёт она сама, и потому, что у неё нет камней ни в «карманах», на «за пазухой».
-Да, права ты, Наталка, права! - в ответ улыбнулся пожилой мальчишка. - Глупости всё это, конечно, по сути... Но тогда это было простительно, ведь мы были молоды... и так хотели быть счастливыми...
Прости, что это счастье искал вдали от тебя. Но, ей-ей не по своему желанию. Жизнь, Наталья, такая странная, хоть и интересная штука... И с нами она не советуется. Просто берёт — и режет по живому.
Ему вдруг показалось, что губы пациентки слегка дрогнули, словно она хотела что-то ответить. Или, может, возразить? Хотя вряд ли: с тем, что говорил Андрей Иванович спорить было сложно. По крайней мере, если бы она сказала ему то же самое, он спорить не стал.
С недавнего времени ему вообще спорить не с кем. Ну, разве, что на работе, и то редко: с заведующим отделения спорить позволял себе не каждый. Ну, разве, что Игорёк Рябушкин, который мог себе позволить, не потому, что не уважал наставника и учителя, а потому, что по сути своей был «мятежником». Он и с более высокому начальству мог высказать, всё, что о том думает.
-Игорёк?! - усмехнулся в усы Андрей Иванович. - Которому в этом году стукнуло сорок паять, и который пошёл в этом году на докторскую диссертацию... Он настаивает на том, чтобы повторить опыт на электроволновом излучателе.
Едва доктор произшёс эти слова, как пульс пациентки затрясся, как в «пляске святого Вита», и Андрей понял, что Наталья боится этого опыта.
Он тихонько погладил её руку, успокаивая:
-Не бойся, Наталка, я категорически отказал ему в опыте.
Доктор не сказал, что бунтарь Игорь может ослушаться и попытаться провести опыт без него. И не потому, что хочет, какой-то славы для себя, а потому, что по отделению ходят слухи, что «доктор Павловский со своей методой опростоволосился», и Игорь хочет доказать обратное.
-Сегодня же приглашу Игорька к себе домой «на чай», - склоняясь поближе к женщине, признался Павловский. - И мы с ним, непременно, найдём выход из сложившейся ситуации.
Он не стал говорить, что некоторое лицо давно уже «подсиживает» его, с единственной целью занять место заведующего отделения. Именно это лицо распускает сплетни и слухи, настаивая на том, что в этой должности не нужен практикующий хирург - тут нужен администратор.
С недавнего времени его стала поддерживать и Елана Васильевна, ещё месяц назад мечтающая охмурить одинокого доктора, а когда этого не удалось — возненавидеть его «всеми фибрами души».
К радости, в отделении у Андрея Ивановича было много «сообщников», которые уважали его, а некоторые даже боготворили. Поэтому, чтобы подстраховаться, он попросил старшую медсестру отделения, в случае непредвиденных обстоятельств срочно звонить ему. Не было уверенности, что опыт может повторить это самое лицо, которому плевать на человеческую жизнь: главное доказать «свою правоту». А правота у него только одна: стать заведующим любой ценой — даже ценой жизни Рощиной.
Он как-то сказал одному из коллег:
-Своё место под солнцем я готов, если понадобиться, выгрызать зубами. Поэтому советую не становиться на моём пути — могу и зашибить ненароком!
-«Почему обычно бездари и лодыри так рвутся к власти? - думал Павловский, всматриваясь в знакомые черты, лежащей в коме женщины. - Ведь таких на пушечный выстрел нельзя подпускать к больным людям... Хотя таких ни к каким людям подпускать нельзя - они везде из ничего совастожат интригу, затем всё развалят и на развалинах воздвигнут себе трон, не считаясь ни с чем и ни с кем».
Павел Ефимович Заботкин — то самое заинтересованное лицо. В отделении между собой его называли «Беззаботкин» — потому, как он, по сути, антипод своей фамилии.
Деловитый, вечно свысока, вечно с претензиями, распушившийся, как голубь во время брачных игрищ, он вызывал поначалу у многих улыбку - до тех пор пока не сталкивались с ним нос к носу. После этого улыбка сразу сходила у «оппонента» с лица, и он начинал тихо не любить Павла Ефимовича и сторониться его.
К сожалению заведующий отделения такую роскошь позволить себе не мог, поэтому приходилось сталкиваться с «доктором» каждый день.
Метода Беззаботкина: ни мытьём, так катаньем. Ни одну медсестру он успел выжить за пять лет своей работы в клинике, ни один врач перевёлся из отделения подальше от завистливого «доктора». И вот теперь на горизонте Павла Ефимовича возникла новая цель: во что бы то ни стало избавиться от доктора Павловского и занять его место. Сразу же началась травля, подсиживание, сплетни и склоки, мелкие пакости. Пока ещё мелкие. Андрей Иванович уверен, что дело за ним не станет: этот субъект и крупными пакостями не погнушается.
Вот потому Андрей и опасался, что Павел Ефимович попытается за его спиной провести опыт с Рощиной. И уверенности в том, что Беззаботкин оставит её в живых, нет: он может специально убить пациентку, чтобы потом всё свалить на него.
Медсестра Наденька Крылова рассказала, что доктор Беззаботкин что-то затевает: развил бурную деятельность, привлекает на свою сторону одну из операционных сестёр, обещая ей златые горы и реки полные вина. Постоянно по углам шепчется с новеньким анестезиологом, который пока не знает, что за фрукт его новый «друг».
И тогда Андрей Иванович, что Павел не просто хочет повторить его методику — он хочет выполнить операцию, о которой начал настаивать с самого первого дня появления Рощиной в их клинике. Тогда заведующий клиникой ещё сомневался в целесообразности проведения «трепанации черепа», но за какой-то месяц Беззаботкин без мыла влез туда, куда обычно влезают такие субъекты, и Рудольф Евгеньевич уже начал сомневаться в правоте Павловского.
Нужно было срочно принимать меры, иначе дело, как понял Андрей, закончится плачевно. В этот же день он организовал доставку и установку у себе дома необходимого оборудования и на реанимобиле перевёз Наталью Владимировну к себе домой.
-Плевать на эту профессорскую диссертацию! - решил он. - Жизнь человека не стоит ни каких диссертаций, потому как бесценна.
Продолжение:http://proza.ru/2019/07/22/807