Поезд, лязгнув буферами, дёрнулся и медленно покатил прочь с территории одесского вокзала. Провожающие, машущие руками родным и близким на перроне, остались где-то далеко позади. Вскоре состав разогнался, и за окнами голубых с жёлтыми полосками вагонов замелькали унылые склады и одинокие полуразвалившиеся заводские постройки одесских предместий. Был тёплый летний вечер, солнце клонилось к закату, и проводники уже включили верхний свет в своих вагонах. Пассажиры начали стелить матрасы и бельё на полки, готовясь ко сну, многие включили индивидуальное освещение и углубились кто в чтение книг и газет, а кто – в созерцание экранов своих смартфонов и планшетных компьютеров.
В одном из купейных вагонов, заполненном едва ли наполовину (цены на купейные билеты весьма «кусались», и люди предпочитали путешествовать или в плацкарте, или на автобусах), у окна сидел невысокий худой мужчина лет тридцати пяти. Он был, что очень странно контрастировало с молодо выглядевшем гладко выбритым лицом, почти совершенно лысым – лишь по бокам его головы оставались небольшие заросли тёмных прямых волос. Глаза мужчины были посажены близко к острому прямому «римскому» носу, а тонкие губы иронично улыбались. Одет человек был в простой деловой серый костюм в тёмную полоску, на его ногах красовались тёмные замшевые туфли, а белую рубашку украшал строгий серебристый блестящий галстук. С собой у мужчины был всего лишь маленький чёрный чемоданчик на колёсиках, да сероватая сумка для ноутбука. Впрочем, он и не думал доставать компьютер в вагоне – наоборот, уложив багаж под нижнюю полку, мужчина начал готовиться ко сну и принялся стелить постель, чтобы поскорее отчалить в царство Морфея.
– Здесь свободно, молодой человек? – раздался над ухом человека чей-то низкий мужской голос.
– Да, конечно, – хриплым тенорком ответил пассажир, продолжая надевать пододеяльник на одеяло, не поворачивая головы к вошедшему в его купе незнакомцу. – А чего ко мне подсаживаетесь? Пустой вагон…
– Да понимаете, какое дело, – ответил вошедший, – тут, в этом вагоне, сплошь одно бабьё. Причём мадам весьма пожилые и скандальные. Позанимали места, понимаешь, в отдельных купе, и начинают свои маланские мансы – не хочется им один на один ехать с каким-то там шлимазлом. Ну, я сунулся сюда, и шо я вижу – таки ви тут один. Понятна суть вопроса?
– Да уж, теперь всё понятно. Женщины, женщины! – засмеялся мужчина, заканчивая готовить постель ко сну. – Ну, располагайтесь.
Только теперь пассажир повернулся к незнакомцу и рассмотрел того, кто стал его попутчиком. Это был очень высокий брюнет плотного телосложения, на круглом носатом лице которого сияла весёлая улыбка, словно он только что слушал юмористическую радиопередачу и не мог «отойти» от шуток, которые переполняли эфир. Мелкие глазки пассажира хитро прищуривались, смотря на попутчика. На вид вошедшему было лет сорок, хотя морщины, разрезавшие его широкий лоб, свидетельствовали о том, что мужчине могло быть и пятьдесят, и даже больше. Одет он был в весёлые жёлтые шорты, пёструю синеватую «гавайскую» рубаху и тёмные шлёпанцы. Из багажа – только средняя спортивная сумка, да пакетик с едой.
– Эдуард, – представился вошедший. – Можете просто Эдик.
– Костя, – ответил человек в сером костюме и крепко пожал руку Эдику. – Далеко едете?
– До Харькова, – ответил Эдик и сел на нижнюю полку напротив Константина. – А вы?
– Я до Кропивницкого, – сказал Костя. – В Одессе был проездом. Сам с Днепра.
– Судя по пижонскому виду, командировка? – с усмешкой спросил Эдик. – Ви явно гешефтмахер.
– Ну, не совсем, – усмехнулся Константин. – Скорее, я представитель одной уважаемой государственной конторы и еду на переговоры с нашими коллегами из Кропивницкого. Переговоры могут затянуться, вопрос серьёзный, так что недельку придётся кантоваться вдали от дома.
– Ой-вэй, как интересно, – протянул Эдуард. – И где там остановитесь?
– В гостинице «Турист».
Эдик неожиданно громко захохотал. Он смеялся так мощно, что кто-то даже постучал в стенку из соседнего купе – видимо, там уже легли отдыхать.
– Что же тут смешного? – обиженно поинтересовался Костя.
– Неделя… «Турист»… Кировоград… – сквозь смех буквально проблеял Эдик. – Знаешь, смешно, вот шоб меня покрасили!
– И чего же ты так ржёшь? – не заметив, что они перешли с собеседником на «ты», спросил Константин.
– Прошу пардона, – весело ответил Эдуард. – Я тут одну историю вспомнил про своего коллегу. Она произошла в далёкие уже восьмидесятые. Тоже поехал в командировку. Тоже в тогда ещё Кировоград. Тоже на неделю. И таки в тот же «Турист». Но там у него было такое, что шобы ты мне был здоров…
– А ну, расскажи, интересно же! – обида и раздражение на лице Кости сменились выражением оживлённого внимания.
Эдик, отвернувшись от Кости, быстро постелил свою постель, лёг на неё, повернул голову к собеседнику и начал своё повествование:
– Значит, было это в году восемьдесят шестом. Я тогда потел в Одесском НИИ телевидения. Меня если и посылали куда-то, то только на Привоз за тюлькой, а вот моего завлаба часто командировали в разные города, где делали всякие причиндалы. Одним из таких местечек был Кировоград. Ну, тудой моего завлаба и послали. А кстати сказать, он имел жену и двоих детей, но жена там была такая фифа, шо она ему все печёнки прогрызла. И наш шеф в ответ постоянно увлекался разными мадам – как говорят у нас в Одессе, он был изрядный поц.
Ну, так приезжает этот поц в Кировоград, а дело было вечером – и шо делать было нашему человеку, который оторвался от жены? Таки пошёл в отель и, оставив бебехи, кинул кости в ресторан. А в «Туристе» всяких шмар было не меньше, чем в «Красной»! Ну, он и закрутил. Красотка, говорил, та ещё – сиськи – во, тухес – во, а губки такие полные, шо мама дорогая! И в первую же ночь он её… Ну, ясен поц. Короче, сделал завлаб все дела, остался один день до родной Одессы, и тут у молодого человека начало кое-где подтекать. Нет, не нос потёк, совсем-таки не нос! Побежал завлаб к известному во всём Кировограде доктору, а тот и говорит – морской насморк у тебя, дорогой товарищ! Всё лечится, но нужна неделя, а к жене-то надо заявиться через пару дней, и шо будет тогда?
Промучившись ночь и едва не обратившись к окулисту, ведь от похода в сортир у завлаба глаза на лоб вылезали, наш шеф позвонил директору НИИ и вымолил продление командировки ещё на неделю, дескать, то надо доделать, сё… Ну, и продлили ему, шо с ним сделать-то оставалось, директор тоже был тот ещё поц, и всё понял. Лечился наш завлаб так, шо если бы с таким рвением делал дела, наш НИИ бы перекрыл по показателям весь Израиль. И вот, за день до отъезда, завлаб сдаёт анализы – о счастье, они были чистые, как маковая роса!
– И он вернулся к жене, и никто ничего не заметил? – перебил Эдика Костя.
– Слухай сюда! Он в тот же вечер пошёл в ресторан, нашёл там ещё одну мадам, отпраздновал с ней выздоровление, а наутро, когда надо было ехать на вокзал, пошёл в сортир, и…
– У какого молодца утром капает с конца? – спросил Константин и заржал, как конь в период спаривания.
– Вот таки да!
– А что было потом? – поинтересовался Костя. – Что жена сделала?
– А до сраки кари очи! Вот уволился этот завлаб буквально сразу по возвращению. Таки потому я и ржал, как узнал за то, кудой ты едешь и на сколько, – снова зашёлся в хохоте Эдик.
– Ага! – весело добавил Костя.
За окнами поезда было уже совсем темно. Пожелав друг другу спокойной ночи, Костя и Эдик разделись, легли на свои полки, выключили свет и захрапели.
Когда поезд ранним утром прибыл на вокзал города Кропивницкий, Эдик неожиданно проснулся. Кости в купе уже не было. Эдуард выглянул в окно и увидел, как подтянутый и энергичный Константин прямо на платформе о чём-то оживлённо беседует с симпатичной высокой длинноногой блондинкой в короткой чёрненькой юбочке и ослепительно-белой блузке с глубоким декольте. На ногах прелестницы сверкали серебристые кеды.
– Сиськи – во, тухес – во, а губки… – пробормотал, глядя на эту картину, Эдик, когда поезд снова тронулся с места. – Кто мне скажет ещё за то, шо времена меняются? И кто-то в белом халате на днях таки получит хороший гешефт! Почему нет, когда да?