Лина

Любовь Ляплиева
Двухкомнатную квартиру, на двоих, снимали две иногородние студентки Литературного Института имени Горького: Мира и Лина.

Лина была тоненькая, с короткими светлыми волосами, приехала откуда-то с севера и писала прекрасную прозу об охоте и северных пейзажах. Лина была фанаткой шаманов. Она где-то достала себе бубен, и теперь периодически прыгала по большей, чем комната Лины, комнате Миры, с кровати на пол, с пола на кровать, и в бубен этот била. Ещё она, никогда не шив раньше, вдруг почему-то задалась целью сшить себе зелёный сарафан; успех или неуспех этого предприятия совершенно прошёл мимо Вереевой.

Лина рассказывала как-то Вереевой по дороге от метро, что однажды ночью она перелезла через ограду неподалёку тут же лежавшего - как угодно: большого сквера или маленького парка. Сидела ночью в безлюдном парке на скамейке и смотрела на луну. К тому времени, не находя себя в учёбе в ВУЗе, Лина из протеста побрилась налысо, и обещалась вытатуировать себе на голове одно из полушарий земного шара. Татуировка осталась не осуществлённой, а на семинары (Вереева и Лина учились уже к тому времени на разных курсах, и встречались только на семинарах) - на семинары Лина скоро стала приходить в завязанном назад платке-бандане.

-Ты не знаешь, зачем Лина побрилась налысо? - Спросил как-то Верееву руководитель семинара, вроде так спросил обречённо и несколько с юмором, приглашая в эти обречённость и юмор тоже и Верееву.

Вереева знала, зачем Лина побрилась налысо. Верееву тоже достал и придурок-мастер семинара, и вообще жизнь. Но придурку-мастеру Вереева, как могла благожелательно, ответила:

-Ну, так вы у неё и спросите.

Не состоявшаяся татуировка на бритой налысо голове Лины в итоге перекочевала на Линину руку, и стала изображать кинжал, потом змею вокруг кинжала, потом двух змей вокруг кинжала, потом распускающееся из обвитого змеями кинжала дерево, потом в это всё было добавлено цвета, и наконец уже просто нельзя оказалось понять, что за довольно большого размера абракадабра вытатуирована на руке.

Лина хотела бросить ВУЗ. Мать Лины не хотела, чтобы Лина бросала ВУЗ. Лина перестала ходить на занятия, чем занялись неравнодушно как мать, так и руководитель семинара, а Лина была против них одна. Эти то благожелательные, то истерические разговоры часами, упрёки, упрашивания, снова упрёки... Они высасывают из тебя силы, и наконец, после третьего, пятого часа бесед ты уже ничего больше не можешь, только со всем соглашаться. Тоже бросавшая ВУЗ Эльмиева соглашалась, а сама каждый день ходила не на лекции, а в Деканат забирать документы. Документов не отдавали.

-Лин, привет!! - Голос Вереевой был несколько искажён телефонной связью. - А давай встретимся сегодня!!

Накануне Вереева была свидетельницей того, как постепенно теряет нравственные силы тоненькая, хрупкая, с завязанной назад банданой на бритой голове Лина, с которой благожелательно и долго беседовали в Деканате, что мол надо учиться, Лина такая перспективная девочка, а если что, так опять матери позвонят.

-Ну давай, - неуверенно согласилась не ожидавшая внезапного приглашения встретиться Лина.

Встретились в скверике рядом с Литом. Пили пиво, периодически, напившись, ходили в недальний Лит в туалет. В туалете, там, где в рекреации недалеко от кабинок курят и треплются, то появлялась, то исчезала неизвестно в какой мастерской занимавшаяся Хельга со своим хипповским оркестром - уличный оркестр играл периодически на тут же недалеко расположенном Арбате. Вваливалась в туалет Лита, с Хельгой во главе, толпа в бахроме, заплатах, рваной одежде; толпа маломузыкально дула во флейты и стучала на барабанах. Вспоминалась тут ещё одна толпа, у станции метро Пушкинская, каких-то кришнаитов, что ли - толпа была одета в оранжево-жёлтые балахоны, тоже била в барабаны и дудела в духовые инструменты, и распространяла зазывающие в братство брошюрки, настойчиво выклянчивая в обмен на брошюрку денег "сколько не жалко".      

В диалоге со взрывной, упёртой Вереевой Лина там на лавочке в скверике, с пивом, оживала после этой собачьей беседы в Деканате. Лина говорила, а Вереева с ней соглашалась, что всё это в ВУЗе ненастоящее, выморочное, мелкое, что писать нормальную прозу под руководством их мастера невозможно; потом Лина говорила ещё, что как-то она торговала у себя там на севере на базаре - лущишь семячки, торгуешь, и всё как надо, вокруг живые нормальные люди, а не персонажи из сна Татьяны у Пушкина в "Евгении Онегине". Лина там на базаре бы поселилась, на базаре так хорошо, а писала бы иногда что-нибудь для себя.

Весна была, на лавочках вокруг фонтана, недалеко от пивной, кучковались самые разношёрстные личности; и воробьи купались в лужах.

От начальной, навязчиво ноющей ноты,
каковую в костёле в четверг ординарный
на органе твердит без особой охоты
ученик нерадивый, хотя небездарный, -

до тамтама в пещере, где высится дико
черномазый туземный кумир-недотрога,
перед коим шаманы для пущего шика
сожигают воинственный труп носорога

...
от кисейной спиритки, чьи пассы
что ни ночь повергают в нокдаун
и её, и её корифея,
колдуна-антиквара с бульвара, -
до вполне богомольной гримасы
на лице робинзона, когда он
снаряжает бумажного змея
для поимки воздушного шара

                Михаил Щербаков

Лина говорила, что у неё появился мужик, клёвый мужик, но они с ним не всегда совмещаются энергетически, иногда он лезет обниматься, а Лине не в тему. Мужик в Москве - это было хорошо. Это было лучше предыдущей идеи Лины учиться за свои кровные, которыми пока ещё снабжали Лину домашние, вышиванию и резьбе по дереву - а потом типо заказы будут. Вереева это проходила; и знала, что заказов не будет.

*
Потом, или раньше того, зима уже была, а не весна, и был Хэллоуинн. Верееву позвали на праздник в съёмную квартиру Миры и Лины. Скатерть была постелена прямо на пол в Мириной комнате, между салатиками на скатерти стояли зажжённые свечи, свет был выключен. Раскрасившая себе лицо типа "Индеец вышел на тропу войны" бритая, в бандане, в чём-то джинсовом Лина делала умопомрачительные скачк'и, пролетая в прыжке над скатертью с зажжёнными свечами, и громогласно била в бубен. Какой-то проездом оказавшийся в Москве в дым пьяный парень, не раздеваясь, дрых на застеленной Мириной кровати. В середине праздника он проснулся и принялся приставать к гостям женского полу. По-клубному прикинутая, с серьгами-колокольчиками в ушах невысокая девочка с тяжёлыми совиными в'еками, имевшая вне ВУЗа своего парня (в одном из московских клубов познакомились) шла потом с этого сабантуя по ночному московскому снегу, по тротуару, и громко выражала своё отчаяние:

-Ну ЗАЧЕМ я с ним целовалась (с парнем этим пьяным проезжим). Так противно теперь!!

Вереева - ещё тогда не окончился сабантуй - знала, что, если целоваться чёрт знает с каким парнем, потом будет противно; и знала она, что постепенно логика "броуновского движения" гостей прибьёт и её тоже к этому парню; и она с парнем будет целоваться. Чтобы этого не допустить, Вереева встала из-за импровизированного "стола" и вышла из Мириной комнаты, в которой проходил сабантуй, в Линину. В Лининой комнате уютно горел свет (в Мириной, как уже сказано, было темно); за компьютером сидела Мира и писала очередной свой рассказ.

*
Вереева и Лина всё-таки в итоге ушли из Лита. Старательная Мира доучилась до конца. 

                23-07-2019