Утреннний Шурки отличался от Шурки вечернего как доктор Джекил
от мистера Хайда. Наше утро было для Шурки, строго говоря, вечером,
когда он приходил к нам с улицы после своего насыщенного „дня“,
который на самом деле ночь.
Свой „день“ он проводил на природе, среди себе подобных созданий,
а вечером (по-нашему, утром) приходил домой немного поработать котом,
поболтать и обменяться любезностями с неотёсанными Большими Зверями,
плотно поужинать(у нас в это время завтрак).
После ужина, или, по-нашему, после завтрака, Шурки с чувством
выполненного долга уходил к себе, в свою „квартиру“ в подвале и
спал там в своей корзинке, стоявшей на стеллаже перед окном, часов
до пяти. Летом он любил спать на улице – в саду, где-нибудь под
кустом, укрывшись от солнца. До полудня, до наступления жары, иногда
мог спать и на балконе, на стуле.
Утренний Шурки был весь кротость, томность и обаяние – весь чистый,
наглаженный, в „костюме“ из кашмирского пуха и шелков, благовоспитанный
кошачий джентльмен.
Вечером на Шурки часто находил какой-то дикий стих: он становился
очень активным и агрессивно-игривым. Видимо, потому, что кошки активны
ночью, этот всплеск вечерней активности – для них что-то вроде разминки.
С ним всегда нужно было играть. Даже став старше, он не потерял
интересa к играм. Вечером нужно было обязательно найти хоть 10 минут,
чтобы поиграть с ним.
Он часто приглашал меня подраться, драться он очень любил и делал
это виртуозно, с большим энтузиазмом и рвением.
Тут я, признаюсь честно, была ему плохим компаньоном, потому что
дралась нечестно, жульничала и применяла запрещённые приёмы: хватала
его за складку на животе (табу!) и за пушистые шальвары (совсем табу!
харам!) и в самый разгар битвы могла поцеловать в нос, что разрушало
всю тщательно построенную хореографию и композицию боя.
Когда он был помоложе, он очень любил играть с бумажной „мышкой“,
куском обычной сложенной бумажки, привязанным на тонкую верёвочку.
Играть с "мышкой" полагалось обязательно на кровати, там ему нравилось
больше, чем на полу: на кровати был ландшафт из одеял, за которыми
хорошо было прятаться и затаиваться перед прыжком. Чтобы немного
усложнить охоту на „мышку“, мы иногда протаскивали верёвочку с мышкой
под одеялом. Шурки безошибочно отслеживал движение ставшей невидимой
„мышки“, точным ударом одной лапы прихлопывал её сверху, а потом,
быстро-быстро работая обеими лапами, начинал выгребать её из-под
одеяла. Смотреть на это можно было бесконечно.
Всегда поражало, насколько точно он прицеливался и рассчитывал удар
или прыжок. Утром, проходя мимо своей банкетки к нашей кровати, мог,
не глядя, одним ударом лапы разбросать во все стороны сложенные на
банкетке игрушки. Выглядело это так, будто опытный фокусник в
сотый раз подбрасывает и ловит колоду карт набитой на этом трюке рукой.