Любовь на горе Иткол

Алекс Лофиченко
 

В 80-х годах прошлого века я работал в проектной организации «Союзводпроект».  Там наш культорг предложил мне свою путёвку в спортивный туристический лагерь Министерства обороны СССР «Терскол» в Кабардино-Балкарском Приэльбрусье.

На пятый день моего пребывания в турбазе «Терскол», прибыла очередная группа туристов, в числе которых была молодая женщина, которая в тот же вечер на  очередном вечернем концерте в холле турбазы выступила со стихами Пушкина, Есенина,   Ахматовой.

Была она небольшого роста в приталенном костюме модного тогда покроя, а высокая причёска её была типичной для работниц представительских учреждений. В дальнейшем, я выяснил, что она работала диктором на радио и теле узле в закрытом подмосковном военном городке, в каком, я не стал уточнять. 
Стихи она читала с чувством, привычно сменяя одного знаменитого автора другим, что можно было догадаться, выступает она перед публикой  не в первый раз.   

Когда я её увидел, во мне сразу появился повышенный интерес к ней, в её лице было что-то горделиво высокомерное, с претензией на некую особую избранность её персоны. 
Или же мне поначалу так показалось, по крайней мере, она всем своим видом и сдержанными манерами резко отличалась от всех находившихся тогда на этой турбазе.
После окончания импровизированного концерта с стихами, пением, и другими любительскими номерами я постарался незаметно приблизиться к ней  (в это время она разговаривала с культмассовым  работником этой турбазы), чтобы с началом танцев, сразу же первым пригласить её.
Я вполне понимал, что мог «нарваться»  и на отказ с её стороны, но к моей скрытой радости этого не произошло.

Была она очень гибкой изящной женщиной-куколкой, и во время танца мои руки, как бы невзначай    сползли  с её тонкой (затянутой в корсет) талии на её крутые бёдра.
При этом я усиленно сыпал ей вполне заслуженные комплименты по поводу артистически исполненной декламации стихов российских классиков.
й, естественно, это понравилось, и  в ответ она мне сообщила, что у себя в военном городке и на других официальных концертах она регулярно выступает с чтением стихов отечественных поэтов и своих тоже (оказалось, что она, к тому же и неплохая поэтесса). 
Сразу же я решил заручиться её согласием танцевать все последующие танцы лишь со мной, чтобы исключить возможные ухажорские поползновения со стороны других мужских особей. 

С каждым последующим танцем, обнимая её гибкое упругое тело, я проникался всё увеличивающимся жгучим желанием быть для неё больше, чем просто новоиспеченным поклонником её женского обаяния.
К концу танцев я окончательно осознал, что на этой турбазе для меня существует лишь одна желанная женщина, и это именно она, Виктория. 
Мой танцевальный марафон с только что приехавшей красивой дамой, талантливо читавшей стихи, не был не замечен моими знакомыми девушками.
Потом, уже за обеденным столом они все одобрили мой выбор.

После окончания танцев мы с Викторией пошли гулять по турбазовскому небольшому парку, мы говорили с ней о наших любимых поэтах и поэзии вообще, и потом осмелев, я крепко прижал её горячее тело к себе и с жаром поцеловал её в её в пухлые губки. 
После же её ответного долгого поцелуя, мои губы на следующий день стали частично синего цвета (на что, хитро улыбаясь, не преминули обратить внимание на следующий день в столовой  мои знакомые девушки).

Виктория призналась мне (чуть ли не хвастая этим), что она очень чувственная и пылкая женщина.
Несколько раз, в момент моих особенно крепких объятий она неожиданно слабела и круто изгибалась  назад, да так, что буквально повисала  у меня на руках,  сильно прижимаясь своими бёдрами к моим бёдрам, отчего моё мужское естество при этом напрягалось до невозможности.
От такого энергичного нашего прикасания друг к другу у меня так захватывало дух, что в глазах моих сразу темнело, и голова моя  начинала так кружиться, что   в эти моменты я даже пошатывался.

Разгорячённый ею, я  никак не хотел так просто расставаться с ней, и усиленно стал приглашать её зайти ко мне в гости.
А так как она тоже была  разгорячена общением со мной, взаимными крепкими объятиями и долгими поцелуями, то не долго думая, тут же согласилась.
На моё везение в моей (на двух человек) комнате тогда не было соседа. И только рано утром, когда вся турбаза крепко спала, Виктория незаметно выскользнула из моей комнаты и ушла в свою комнату этажом выше.


Такое комнатное везение  у нас с Викторией длилось не долго, вскоре  в моей комнате появился сосед, что значительно осложнило продолжение наших любовных встреч. 
 
ИНТИМ НАД  ТУРБАЗОЙ.

Проблема нашей дальнейшей интимной близости встала передо мной буквально колом. Виктория сказала, что встречаться у неё в комнате не получится, потому, что там постоянно находится её соседка.  Надо было что-то предпринимать, и изыскивать любые возможные варианты воплощения задуманного. 

В цейтнотной задумчивости, перебирая в голове один природный вариант за другим, отвергая затем каждый из них по причине их людности: повсеместного наличия местного населения и вдобавок приехавшего сюда  курортно-туристского  люда, мой взгляд машинально упёрся в крутой склон горы Иткол. 

И тут мне в голову пришла неожиданная мысль, а что если нам с Викторией уединиться именно на этом склоне.
Трава на его склонах была уже скошена местными жителями и небольшими стожками аккуратно спущена на верёвках  вниз, так что им сейчас там делать нечего, да и тренировочный подъём и спуск вновь прибывших туристов пока на нём не предвидится.
Захваченный этой  идеей, я стал изучающее внимательно рассматривать всё склоновое пространство этой горы. 
Кое-где  там росли редкие кусты и маленькие берёзки. Обычно они вырастали в небольших скальных выемках, в которых могла накапливаться дождевая вода.

Я предполагал, что чем крупнее берёзка, тем больше должна быть выемка на этом склоне.  Вот на одну наиболее ветвистую берёзку, находившуюся на недосягаемой (для занятых делом людей) высоте, я и обратил своё внимание, думая, что она стала такой благодаря большой склоновой выемке на которой она выросла.
И я решил, что там должна быть небольшая, более пологая, чем склон самой горы, травяная полянка, на которой можно было уединиться двум влюблённым голубкам.

Я так загорелся этой идеей, что сумел уговорить Викторию совершить восхождение к видневшейся далеко верху, заветной берёзке. 
Когда мы долезли до этой берёзки, то обнаружили, что травяной полянки желаемого размера за ней не было, а была совсем небольшая площадка чуть больше квадратного метра, на которой можно было стоять вертикально, держась за корявый ствол самой  берёзки.
Что было делать? Ведь  я так сильно уговаривал Викторию лезть сюда (буквально на четвереньках), и что, всё зря? И я предложил единственно возможный способ нашей интимной связи для этого горного места.

Предварительно, я внимательно осмотрелся,  и убедился, что ни выше ни ниже нас никого не было,  даже если кто-нибудь у подножия горы, задрав голову и посмотрел верх в нашу сторону, он не смог бы ничего понять, что там собираются делать два еле видных человека по причине большого расстояния, если машины внизу на дороге виделись нам совсем маленькими, не говоря о находящихся там самих людях.
 
Вика понимала, что спускаться обратно вниз, не исполнив обоюдно задуманного любовного «действа»   было крайне не желательно, так как мы, с трудом забираясь на такую высоту, оба бесспорно были настроены на скорую взаимную близость.
Поэтому, я сел спиной к корявой берёзке, которая была сама чуть выше меня, и упёрся в неё спиной, а Вика села мне на бёдра лицом ко мне.

Перед ней за редкими берёзовыми ветками сразу же  открылась  обширная горная панорама, с горой Донгуз-Орунбаши  и прилегающими  к ней другими вершинами Кавказского хребта.
Далеко внизу виднелась узкая полоска  шоссе, по которой двигались в обоих направлениях миниатюрный  автомобильный транспорт; почти под нами была видна турбаза «Терскол» (вернее только её крыша). 
Маленькой берёзке пришлось выдержать вес двух человеческих тел, благодаря своим цепким и глубоким корням, а моя спина нависала над всем ниже расположенным склоном горы Собаки.

За время нашего любовного «общения» в этом почти орлином гнезде, рубашка на моём теле постепенно задралась верх по стволу берёзки,  и потом, вернувшись в свою комнату, на своей спине я обнаружил многочисленные вертикальные царапины от её корявого ствола. 
Почти наверняка, эта берёзка   впервые была невольной свидетельницей нашего любовного «свидания» (а там, одно небо знает). 
Как потом мы оба признались друг другу, такая экстремальная любовная «встреча» на большой высоте крутого горного склона у нас обоих была впервые.