Как-то на днях, в результате развода, откуда направляют «на работы и занятия», меня развели сначала сгружать и катать, а затем и закатывать в некий холодный дремучий подвал огромные бочки, как пояснил ответственный прапор, с солеными и как будто бы очень ценными огурцами.
Настелили полугнилые доски на ступени в узком, уходящим в глубокие недра тоннеле… И вот я сверху с бочкой, которая рвется из рук, и чувствую, что еще немного, и мне ее не сдержать, а престарелый пожеванный прапор снизу орет, чтобы я эту бомбу катил. Но как мне ее катить, если ни слева, ни справа и сапог не пролезет, а сама она так и просится в бой.
- Кати бочку! – кричит замогильным голосом прапор.
- Катить?! – переспрашиваю его.
- Да кати ты, сучий ты потрох, мать твою, сраный кретин!
- Так катить или как?!
- Да кати ты, ешкин ты кот, идиот, салага-курсант, обормот!
- Ну, тогда я качу… - а сам все еще бочку держу.
- Да сколько можно уже повторять?! Недоделанный ты охламон ! Сказали катить - это значит катить!
- Ну тогда и катись… - напутствовал я снаряд… - и страшная бочка, ломая настилы, раскручиваясь и молотясь, с нарастающим грохотом устремилась в замшелый бетонный бункер, к бетонной стене… Еще, возможно, какую-то долю секунды я видел, как хозяйственный прапор тенью метнулся в одну из сторон, и странным, непостижимым образом остался все-таки жив… У бочки треснула крышка, из скважины брызнул вонючий рассол, и оттуда полезли заплесневелые и морщинистые, и приплюснутые плоды.
- Сволочь! Сволочь! - разорялся служивый, который, кажется, так и не понял, что он только что чуть не отбросил коньки. – Сволочь! Сволочь! – Тебя же, если случится чего, тебя же можно списать! И очень легко! А тут, мать яти, как я теперь эту бочку спишу?! Как и куда я спишу первосортные огурцы, если у них сроки хранения, если они особый секретный НЗ - неприкосновенный запас на случай глобальной ядерной войны?!