Между небом и землей

Федор Иванов-Лопутин
ПЕРВОЕ ДЕЙСТВИЕ
Сашка
Мама
Соседка
Катя

(Просторная гостиная в передней части сцены. В глубине окно, за ним огромный старый тополь.)
1
Соседка. Вот ты говоришь «судьба, судьба»! Есть, конечно, судьба, только у каждого она своя. Расскажу тебе, для примера, об одном случае. Одна женщина, такая вся несчастная-разнесчастная, невезучая-преневезучая решила покончить счеты с жизнью.
И к-а-к прыгнет она, значит, прямо с восьмого этажа!…
Мама. Ах, да, припоминаю. Она упала на  прохожего, убила несчастного и осталась жива. Эта история нашумела в свое время.
Соседка. Все так. Осталась жива. Два перелома и сотрясение мозга получила, но ведь — жива!   
Мама (заглядывает в соседнюю комнату). Сашка! Отойди немедленно от окна? Что ты все время стоишь там?
Соседка. (тихо). А я вам скажу, чего стоит. Он из окна бумажных голубков пускает!
Мама. Господи, за какие грехи, за что… (голос ее прерывается, она закрывает лицо руками).
Соседка. Не плачь, не плачь, Сергеевна, не гневи Бога. Сын у тебя неплохой: добрый, как котенок, ласковый. Для дома твой сынок родился, для твоей радости, вот ты ему и радуйся!
Мама. Да, радуюсь я, радуюсь, насколько сил хватает! Он, и правда, хороший! Слова грубого не скажет, да и мысли у него все ясные, чистые, как у ребенка…
Соседка. Да, хорош парнишка… А сколько ему, если не секрет?
Мама. (вздыхает) Ну, какой же секрет! Двадцать четыре уже!.
Соседка. Как время-то летит, а! Вроде бы только вчера еще в школу ходил.
Мама. Да, время свое дело знает. Я, Валя, ночей не сплю, все думаю, что с ним будет после меня? Ведь обмануть его ничего не стоит. Чует мое сердце, отнимут у него когда-нибудь квартиру. Он дитя в поступках — чистое, светлое и безрассудное!
Соседка. Конечно, это так:  своеобразие у него большое. Вроде бы и занимались вы с ним много, а в развитии от своего поколения все равно отстает!
Мама. Чего я ему только ни покупала из развивающей литературы. Музыке учила. Синтезатор на последние деньги приобрела, — вон стоит без дела. Ну, думала, Сашка, будешь ты у меня голова! Новым Моцартом! Не отвертишься! Только на две недели хватило у него терпения. Бросил  свою музыку и не подходит даже.
Соседка. А еще ты с  ним рисованием занималась…
Мама. А как же. Ходили вместе в парк. Наблюдали осень. Листочки кленовые рисовали. Ах, как красиво было, как хорошо! Какое замечательное время! Но ничто его не увлекало! Вначале, загорится весь, зардеется, забудет про сон и пищу… А пройдет два-три дня, и все забыто, и ничего-то опять нам не нужно!
Соседка. Непостоянным плохо быть. Без интереса плохо жить…
Мама. А вот теперь, Валя, мне не осень снится, а вижу во сне проклятую могилу. Как темно, как сыро там! Но не ее боюсь, поверь. Все мои мысли о нем одном. Как будет жить без меня, кто ему будет готовить, кто покормит, кто постирает? Сыночек мой дорогой!
2
Катя. Всем привет!
Мама. Катенька, здравствуй, родная. Ты прямо с работы?
Катя. Да, прямо оттуда. Ну, как вы, как Саша?
Мама. Все, как обычно. С утра мне пол мыть помогал, потом читал. Потом голубков пускал из окна. Надо во двор спуститься да бумажки подобрать, а  то дворник опять ругаться будет.
Катя. Я сейчас спущусь, вы не утруждайте себя. Я мигом! (выходит).
Соседка. До чего хороша девчонка! Вот бы Саше вашему пара.
Мама. Что вы! Она же красавица. В рекламном агентстве работает. Ее и телевидение снимает! Саша ей не подходит, не пара он ей.
Соседка. Правда? А я думала там, в рекламе, одни гулящие, простите за грубое слово.
Мама. Бог с вами, Валентина Васильевна! Я не знаю девушки лучше Кати. Ничем ее Бог не обидел. И не скажешь, что у нее прекраснее: душа или лицо! Кате нужен серьезный преуспевающий жених. А мой Сашка даже не может в нормального мужчину оформиться. Что с ним делать? Ума не приложу! Ну вот! Снова я о своем!
Соседка. Смирите гордыню! Ребенок не ваш, а Богов. Что будет, то и будет. Человек-то все пыжится да щеки надувает, а того не понимает, что все само происходит в свой день и час. Проснется в нем взрослый: хорошо… А нет…  Ну, значит, так ему на роду написано  играть всю жизнь в игрушки.
Мама. Что-то больно много стало любителей в игрушки играть, Валентина Васильевна! В мире неладное что-то творится. Как на пороховой бочке живем! Никакого покоя! Ладно — дети…А мужчины наши… Что с ними-то происходит? Если б только один мой Сашка в отстающих от нормы ходил! Он хоть голубков бумажных пускает, а вот Митрич с пятого этажа — пустые бутылки швыряет прямо  из окна, не глядя, кто там внизу, на газоне… Тоже не сформировался? Шварк да шварк. А под окном люди ходят! Ссбак выгуливают! Тут и до беды недалеко.
Соседка. Да и другие мужики не лучше. Как только надо решение принять, тут же напиваются в драбадан. Получка, ли, ремонт ли в доме, родственники приехали, поругался с женой, — все одним кончается!
Мама. И всю жизнь: Колька, Мишка, Васька до седых волос. Ему уже за шестьдесят, а он все Колька. Некому, некому нашу Родину защищать! Совсем у нас защитников не стало… Все игроки теперь… Вс; играют да играют… Игривое такое поколение выросло. Игруны беспечные!
(Появляется Сашка. Одет смешно: брюки обужены и коротки ему, на шее повязан галстук, на рубашке — старый широкий халат из толстого сукна; видимо, семейная реликвия, пережившая не одно поколение… Он подстрижен неровно, похоже, сам стригся перед зеркалом. Целует Веру Сергеевну.)
Сашка. А как же я, мам? Разве я не защитник?
Мама. Вот ты как раз единственный мой защитник и есть. Только на тебя и надежда! Пойду, сыночек, ужин разогрею. И вы, Валентина Васильевна, откушайте с нами. У нас сегодня макароны по-флотски! Вы посидите тут без меня, а я сейчас, я быстро… (выходит.)
3
Соседка. Ну, что, на работу еще не устроился, Саша?
Сашка. Не-а, пробовал только! Пока не получается. Никакая работа меня не устраивает, теть Валь. Скучно!
Соседка. Ишь ты, скучно! Хоть бы о матери своей подумал!
Сашка. А-то я не думаю, теть Валь! Мы, между прочим, хорошо живем, не хуже, чем у людей! (подскакивает к ней, громко чмокает ее в щеку) Ты только не сердись, а, теть Валь?
Соседка. Ох, на тебя и серчать-то невозможно! Какой ты легкий да воздушный, как ветерок. Все-то тебе нипочем. Вот только напрасно о будущем не заботишься…
Сашка. Мое завтра прекрасно, а послезавтра изумительно! И настоящим своим я тоже доволен.
Соседка. В жизни надо оставить след, принести пользу…
Сашка. (переходя в атаку). Ты сама-то думаешь, что говоришь? Какой след? Какую пользу. Ты чего-то не того… Сморозила, короче, тетя Валь. А ты не морозь, а грей! (хохочет)
Соседка. Чего же я такого сморозила? У любого спроси, тебе скажут…
Сашка. (как бы не слыша.)
Нет, какую отменную глупость ты сморозила, а? Начнем с того, что я не верю в прогресс. Прогресс я понимаю так: должно быть лучше. Пусть понемногу, но каждый день, всем и везде. Не только человеку лучше. Ведь мы, теть Валь, пусть мыслящая, но все же очень малая часть природы. Поэтому в результате нашей деятельности лучше должно быть всем: и малой пташке за окном, и рыбе в пруду, и киту в океане, и дереву, и кусту, и облаку в небе. А на деле что?
Соседка. Неисправимый мечтатель!
Сашка. Вот тут, тетя Валя, ты затронула еще одну важнейшую тему, вопрос, который меня волнует до умопомрачения: штампы в человеческом мышлении. Сколько раз замечал: люди не мыслят, а говорят заученными словами. То есть, будто не они сами, а кто-то за них, внедряясь в их память, вещает из них машинным, расчеловеченным языком.
Соседка. Саш, а я и обидеться могу!
Сашка. Брось, брось, теть Валь, на дураков не обижаются. Ну, дай я все же доскажу. Мысль, по-моему, интересная. Вот ты говоришь «неисправимый мечтатель». Это явно заученное сочетание. Можно подумать, бывают исправимые мечтатели… Нет в природе ничего исправимого. Все совершившееся случайно становится необходимостью для последующих событий. Я понятно выражаюсь, а, теть Валь?
Соседка. Что-то мудреное изрекаешь.
Сашка. Ну, вот, например: изобрели двигатель внутреннего сгорания, и в городах стало нечем дышать. И исправится это положение только тогда, когда бензиновые двигатели будут вытеснены более чистыми, безвредными. Ох, и натворили вы делов с этим вашим прогрессом, тетя Валя!
Соседка. НЕ говори "делов"! Неграмотно же!.. Я, что ли натворила?
Сашка. Да не обижайся ты. Я, в общем и целом, рассуждаю. Вы, значит, серьезные люди. Серьезные — это те, что каждый день ходят на работу с портфелями и при галстуке, говорят умные речи, воспевают романтику труда, а молятся только своему кошельку, уж ты поверь дураку, тетя Валя! А на деле, что мы имеем? Все, что можно и что нельзя, загадили! Землю отравили, воду осквернили, про воздух я уже сказал… Любое самое прекрасное открытие, прежде всего, используется во вред, а не во благо: на войну, уничтожение жизни. Если честно, не вижу я для себя места в этом вашем мире. Страшно в нем, вот что! Уж лучше голубей с балкона пускать (хохочет). Теть Валь, а ты танго умеешь?
Соседка. Чего?
Сашка. Танцевать, говорю, умеешь? Танго, например? Танец такой смешной…
Соседка. Не-а, не умею…
Сашка. Давай-ка учиться! Давай попробуем (вертит соседку в разные стороны).
Соседка. Сашка, отстань, отстань, бычок здоровый, кому говорю! И когда же ты повзрослеешь, солиднее станешь?
Сашка. Ни-ког-да!
Соседка. Ну, если не хочешь в жизни участвовать, хоть о матери своей подумай!
Сашка. Я о ней всегда думаю, она у меня, как солнце, как воздух!
Соседка. Но ведь работать надо, все равно надо! Не только думать! Делом матери помогать!
4
(Входит Катя.)
Катя. Здравствуй, Саша.
Сашка. (бросается к ней, обнимает и целует.) Катя! Катенька пришла, Ура!!!
Соседка. Ну, а я, пожалуй, пойду, вы тут без меня поговорите…
Сашка. А макароны как же, тетя Валь?
Соседка. Потом, милый мой, потом зайду. Мне позвонить сейчас должны. Пока.
Сашка. (провожает соседку до двери) Заходи, скорей, тетя Валь. Без тебя скучно.
Катя. Что же тебе все скучно, добрый молодец? Стыдно скучать.
Сашка. Почему?
Катя. Потому. Ты хоть в зеркало иногда смотришься? Плечи у тебя, как у Ильи Муромца, тебе с печки вставать давно пора да уходить из села да Карачарова.
Сашка. Ладно тебе, Кать, меня старить. Мне же еще тридцать лет и три года не исполнилось!
Катя. А так ты, значит, ждешь былинного возраста, чтоб начать жить? Напрасно. В наше время люди взрослеют раньше.
Сашка. В наше время люди вообще не взрослеют! Вроде меня.
Катя. Ну, почему же… Многие за что-то борются, чего-то хотят, добиваются. А ты заснул и спишь с открытыми глазами. Никак не можешь проснуться. Квелый ты.
Сашка. Что? Что ты сказала? Да я тебя в порошок сотру! (поднимает ее на руки, носит по комнате, баюкает, как ребенка, потом опускает.)
Катя. Стиральный?
Сашка (хохочет) Да! И продавать на рынок пойду. Почем нынче порошки?
Катя. Нынче, Сашенька, все очень дорого. Ну, а порошки бывают разные…
(Входит мама.)
Мама. Прошу к столу. А где Валентина Васильевна?
Сашка. Она пошла к себе. Звонка, говорит, жду…
Мама. Ну, ладно, еще придет. Ждать не будем. Садитесь, дети, ужинать.
Катя. Как вкусно пахнет! Что вы со мной делаете, Вера Сергеевна, опять начинается во мне классический спор между чувством и  долгом. Кормить меня надо вареной подметкой и наваром от топора, а то поправлюсь, и меня уволят!
Мама. Какая тяжелая у вас работа, Катенька. Эти постоянные самоограничения… Ну, уж если в еде себе отказывать, то тогда… Нет, нет, я этого не понимаю. В жизни так мало радостей, пожалуй, в моем возрасте, только пища и сон… И ограничивать себя в еде и лишать сна, это преступно.
Сашка. (важно) Преступление против человечности!
Мама. (строго). А ты, Саша, вместо того, чтобы поддакивать, сбегал бы за хлебом.
Катя. Сиди, я схожу.
Мама. Катя, он сходит. Ты с работы, а ему сил некуда девать. Совсем у меня разбаловался! Сегодня еще из дома не вылезал. Саша, давай-ка, быстренько! Одна нога здесь… Возьми мой кошелек, он в хозяйственной сумке. Сумка на ручке двери, видишь?.
Сашка. (вскакивает) Я мигом. Мам, какого хлеба надо?
Мама. Два батона белого и половинку черного, круглого, если есть. Да, смотри, халат свой не забудь снять!
Сашка. (выбегая) Не забуду!
5
Мама. (вздыхает). А ты ешь, Катя, ешь. Не бойся еды. В ней и наша сила, и красота, наши победы, и долг, и чувства, и чудеса, и чудачества. Если в топку дрова не подбрасывать, огонь потухнет.
Катя. Что вы такая печальная, Вера Сергеевна? Мне грустно на вас смотреть…
Мама. Ах, Катенька! Как же мне не грустить?
Катя. Все о Саше думаете? Да не беспокойтесь вы о нем. Он нормальный парень, хоть и без царя в голове… Да они сейчас все такие!
Мама. Ах, Катя, Катя, как же мне не грустить, как не думать о нем? Ведь я не бессмертная. На кого мне его оставить, ума не приложу. Может, ты…
Катя. Что я, тетя Вера?
Мама. (неуверенно) Замуж за него выйдешь?
Катя. Ох, нет, тетя Вера. Другом ему быть могу, и буду всегда, а вот замуж. Мне нужен человек, такой человек…
Мама. (с горечью) С чемоданом долларов?
Катя. Ну, зачем вы так?! Опора мне нужна, я ведь женщина, я ведь лиана, несмотря на всю мою независимость и самостоятельность. Мне бы обвиться покрепче вокруг могучего дуба, прижаться к нему всеми моими листиками, мне бы почувствовать себя защищенной, любимой. А разве на Сашу можно опереться? Скажите? Можно?
Мама. (вздыхает.Молча качает головой: нельзя)
Катя. Я как-то не чувствую его как человека. Не знаешь, чего он скажет и сделает через миг. Он хороший, он умный… Даже не знаю, чего ему не хватает. Но врать вам не буду, тетя Вера. Чего-то ему недостает, какого-то винтика, притом очень важного!
Мама. Что же мне делать, Катя? Где выход?
Катя. Ему нужна мужская рука. Вера Сергеевна, простите меня за нескромный вопрос, вы с вашим бывшим мужем, Сашиным отцом, какие-нибудь отношения еще поддерживаете?
Мама. Ну, какие там отношения… Он иногда звонит, разговаривает с Сашей. Раньше на воскресенье брал его к себе. У него теперь новая семья…
Катя. Саше нужен авторитетный для него мужчина. Почему бы вам не поговорить с его отцом откровенно? Он сейчас нужен именно здесь, рядом с сыном!
Мама. Хорошо, я позвоню Геннадию. Хотя вряд ли можно надеяться на его помощь… Он такой легкомысленный. Лучше все-таки сводить Сашу к психологу, как думаешь?
Катя. Сводите. Хотя я врачам не верю и сама к ним никогда не хожу, разве что за какой-нибудь справкой.
Мама. Катя, у меня есть одно предложение. Не знаю, как ты отнесешься… Он совсем не обращает внимание на девушек.
Это довольно странно для его возраста…
Катя. А, так вы хотите, чтобы я… Я, конечно, могу его познакомить… У нас на работе полно красивых девчонок. Или, знаете что, скоро у Саши день рождения. Давайте я приглашу моих подруг, отметим день рождения вместе, и Саша заодно познакомится с нашими раскрасавицами.
Мама. Прекрасно. Хорошо придумала! Ну, начнем по порядку. На завтра вызываю отца. Потом психолог. Потом девушки.
6
(Входит Сашка. В руках у него порванный пакет. Под глазом фингал.)
Мама. (бросается к нему) Сашенька, что случилось?
Сашка. Да подрался немного, ничего страшного.
Катя. Когда же ты успел, воин?
Сашка. А, долго ли умеючи. У подъезда на скамейке бабушки сидят. А тут пацаны какие-то подвалили, и давай лаяться. Я им сказал, чтобы заткнулись. Ну, а они в драку. Пришлось показать пару приемчиков. Разбежались…
Катя. (с загоревшимися глазами) Вот это я люблю. Вот таким ты мне больше нравишься (целует его в щеку.) А вы говорите, Вера Сергеевна… Оказывается, есть у нас защитники!
Сашка. (вынимает хлеб) Еще бы! А вы сомневались? Зря! Вот хлеб, ешьте.
Катя. Спасибо, я без хлеба. Мне, тетя Вера, есть сегодня уже не полагается! Ну, ладно, за компанию… Мне только пару ложек положите, пожалуйста.
Мама. Сколько скажешь, столько и будет. Саша, садись, ты у меня один едок. Хоть аппетит нормальный. (Едят).
Катя. Спасибо вам большое, Вера Сергеевна, я, пожалуй, пойду. Завтра рано вставать, а дома дел уйма.
Мама. Хорошо, Катя. Спокойной ночи.
Сашка. Спокойной ночи. Завтра придешь?
Катя. Зайду после работы. До свидания. (выходит)
Мама. Саша, помой посуду и готовься ко сну. Какие у тебя планы на завтра?
Сашка. Да никаких, ма. Если небо будет ясное, понаблюдаю за звездами в подзорную трубу. Потом, по настроению, либо буду учить арамейский, либо засяду за симфонию труда.
Мама. Это что-то новенькое. Что за симфония такая?
Сашка. У меня есть идея. Воспеть труд средствами музыки.
Мама. Идея неплохая, только вначале надо бы музыкальной грамоте выучиться, перед тем как браться за серьезные вещи.
Сашка. Зачем грамота? А синтезатор на что? Пусть он за меня играет.
Мама. (устало. Ладно, сынок, иди отдыхай.
Сашка. Мам, а ты помнишь, как я маленький, среди ночи, будил тебя?
Мама. Конечно, помню. Ты прибегал к моей кровати, босиком, весь дрожащий, испуганный, и лепетал: тоненьким голоском: «Мама, проснись, мне страшно».
Сашка. Ты успокаивала меня, снова укладывала в кроватку и сидела рядом, пока я не засыпал. Мамочка, почему нельзя вернуть то время? Тогда мне было жутко перед бесконечностью ночи, страшно темноты и тишины. А теперь меня пугает жизнь, но ты уже не можешь успокоить меня. Напротив, смотришь, как на дурака.
Мама. Не называй себя дураком. Ты умный, благородный. Мне просто хочется, чтобы ты скорей повзрослел, чтобы нашел себя в жизни!
Сашка. У меня сердце разрывается, когда вижу твои печальные глаза, тогда я чувствую себя последним негодяем, худшим из преступников… Все твои горести из-за меня. Почему ты не можешь относиться ко мне, как к тому мальчику, искавшему у тебя спасение от ужасов ночи? Почему теперь вместо «Люблю» ты говоришь «Ты Должен». Должен, найти себя, найти работу, жениться, стать взрослым… Должен! Все время «должен, надо, обязан» и никогда «люблю, жалею»!
Мама. Я слишком требовательна к тебе? Да, может, перегибаю палку, но только для одной цели: для твоего блага. Мне действительно больно, кода вижу тебя с игрушками, когда замечаю, что живешь ты в своем придуманном мире, мире ребенка.. Что задержало тебя там, в детстве? Что затормозило твое развитие? Страх перед жизнью? Страх перед временем? Любовь к дому?
Сашка. Вот-вот. Ты уже не любишь меня ради меня самого, а строишь пирамиду долга. Нужно это, надо то. Мне обидно, что ты считаешь мен идиотом только из-за того, что я ничего еще не добился. А для меня нет жизни, кроме тебя, и нет долга кроме тебя, и вообще ничего, кроме тебя, нет!!!
Мама. Вот это меня и пугает, сынок. Ведь я не вечна. Ты должен, обязан встать на собственные ноги. Тебе продолжать нашу семью.
Сашка. Мама, я остался с тобой таким же мальчишкой, бегущим босиком по холодному полу. Я буду бежать к тебе босиком всегда, даже с другого конца земного шара. Мне не к кому больше бежать… Ну, ладно, лучше я отключу фонтан красноречия, перекрою вентиль откровений, а то ты опять скажешь, что я сентиментальный глупый маленький мальчишка. Пожелай мне сейчас спокойной ночи!  Мама, я не умру?
Мама. Нет, сынок, ты не умрешь.
Сашка. Мама, а ты будешь жить?
Мама. Буду сынок. Ради тебя.
Сашка. Всегда?
Мама. Как можно дольше.
Сашка. Ты не оставишь меня одного в темноте?
Мама. Нет, сынок, не оставлю.
Сашка. Ты будешь звездой, когда в небе не будет ни одной звезды? Ты не померкнешь, когда  по небу понесутся черные тучи с рваными краями, а за окном будет гудеть ветер, и ветки тополя под окном будут сердито стучать по стеклу, и стекла дрожать в рамах, и сердце сжиматься от тоски и ужаса перед темнотой?
Мама. Я буду звездой, когда будет темно. Я стану тополем под твоим окном, чтобы оберегать тебя от непогоды!! Я всегда буду жить в твоем сердце, и ты никогда не будешь бояться ни темноты, ни ветра за окном. А сейчас иди спать. Спокойной ночи, Сашенька!
Сашка. Мама, а ты помнишь, как ты пела мне колыбельную песню?
Мама. Конечно, помню.
Сашка. Спой!
Мама.
«Ты гроза господня,
не буди младенца,
мой малютка дремлет,
крепко в колыбели».
Сашка. Кто это так здорово написал?
Мама. Плещеев, кажется… И Чайковский…
Сашка. Спокойной ночи, мама!
(Выходят.)

Конец первого действия


ВТОРОЕ ДЕЙСТВИЕ
(Та же комната.
Сашка, Мама, Соседка, Андрей Григорьевич, Врач.)
1
(Мама гладит белье на доске,
тихо напевает вполголоса.)
Соседка. (входит) Какой дождь веселый прошел… Смотри, тополь ваш как повеселел! Такой красавец! Хоть сейчас под венец! Хороший дождь! Пыль прибил.
Мама. Хорошо да мало! Целый день бы лил! Я так люблю летние дожди…
Соседка. Вы и осенние любите… Я еще не встречала людей, чтобы так природу любили, как вы!
Мама. И Саша мой любит. Он очень трепетно относится ко всему живому… Листочка с дерева не сорвет…
Соседка. Да, он тоже хороший… К вам сегодня муж придет?
Мама. Да, бывший муж. Сашин отец. А как вы догадались?
Соседка. Сорока на хвосте принесла! (смеется.) Разве ваш Сашка может хоть чего-нибудь утаить? Кстати, где же он сам?
Мама. Пошел купить бутылку вина да к столу чего-нибудь. Отец все-таки придет: надо встретить достойно, к тому же он у нас редкий гость.
Соседка. А кем работает?
Мама. По охране труда. Начальник…
Соседка. Звонок. Пойду, открою, а потом к себе. (выходит.)
2
(Входит Андрей Григорьевич. Пристально, смотрит на Веру Сергеевну, будто не может узнать.)
Андрей Григорьевич. Здравствуй, Вера.
Мама. Здравствуй, Андрей.
Андрей Григорьевич. Давно, давненько… Сколько же мы не виделись?
Мама. Что, постарела?
Андрей Григорьевич. Нет, не постарела, но стала другая. Изменилась. Повзрослела! А я как тебе показался? Узнать еще можно или совсем уже старый гриб?
Мама. Еще бы не узнать! Такой же импозантный красавец-мужчина, как и раньше и голос такой же бархатный, повелительный, как в молодости. Только вот морщин прибавилось…
Андрей Григорьевич. Ну, ладно тебе, ты меня каким-то султаном представляешь… Импозантный, повелительный… Ты мне скажи лучше, как вы живете? Проблемы, неприятности? Трудности? Иначе бы ты меня не позвала, гордячка!
Мама. Живем потихоньку. Дружно. В общем-то, все хорошо. Только вот характер Сашин меня стал беспокоить. Никак не может он расстаться с детством, перейти в другой возраст. Ничем серьезно не увлекается… Нет у него интереса в жизни, и это меня тревожит. Я хотела бы попросить твоего совета. Может, ты повлияешь на него? Все-таки отец!
Андрей Григорьевич. Ты, знаешь, я уже как-то отошел от него, отделился. У меня двое маленьких детей. Маленькие дети всегда ближе взрослых, выросших… Саша сам знает, что у меня другие заботы… Большой теплоты между нами нет, да и не было никогда. Как-то повлиять на него я не смогу… Вот разве что вздуть его? (смеется)
Мама. Как бы ни так! Как бы он сам тебя не вздул. Сила у него, как у молодого бычка. Нет, Андрей, Саше нужно общение, внимание, заинтересованность в нем и его делах. Ах, если бы ты не ушел тогда, если бы семья была полноценной, я бы сейчас не знала с ним никаких забот.
Андрей Григорьевич. История, Вера, не знает сослагательного наклонения. Кстати, кто это сказал? Уж не я ли? (смеется)
Мама. Ты, Андрей, всегда любил примерять на себе чужую одежду. А еще все мечтал в люди выбиться. Ну, как, удалось?
Андрей Григорьевич. Скажу без ложной скромности: да. Я работаю в серьезной компании, отвечаю за безопасность сотен людей.
Мама. Да, ты всегда был серьезным специалистом. И легкомысленным мужем. Помнишь, как ты приехал с рыбалки?
Андрей Григорьевич. (смеется) Ну, как же! Такое не забудешь.
Мама. Ну, хоть, сейчас признайся. Рыбу ты тогда на рынке купил, да? После того, как у своей любезной прогостил три дня!
Андрей Григорьевич. Кстати, Вера, помнишь песенку нашего детства:
«С утра сидит на озере любитель-рыболов?» … И как ты только догадалась? Неужели рыба несвежая была? Окунь был с красными перышками, отборный, как будто только что попался…
Мама. Рыба была прекрасная, правда мороженая… И окунь был, конечно, замечательный. Только морской. В наших водоемах не водится.
Андрей Григорьевич. Ты мне напомнила сейчас… Как память работает, а? Все вдруг оживает в картинах, звуках, запахе прошлого… Я ведь тогда нечаянно подслушал твой разговор с бабушкой, твоей мамой. Ох, и мудрая была женщина. Министр по уму и здравому смыслу!
Открываю вечером дверь своим ключом… А вы сидите на кухне и не слышите, что я вошел. Ты сказала тогда Прасковье Ильиничне, что хочешь разводиться со мной. А Прасковья Ильинична тебе на это возразила:
«Сделай вид, что ничего не было. Смирись. Он остался таким же. Ничего у него после измены не стерлось, не убыло… Будь сильнее, будь выше обиды, хотя бы ради сына»… Я после этих слов полюбил тещу еще сильнее!
Мама. Но я тогда не послушалась ее мудрого совета. Не смогла простить.
Андрей Григорьевич. Ладно тебе, Вера… Кто старое помянет… Надо жить счастливо сегодня, здесь и сейчас, а не вспоминать старые обиды! Да, раз уж ты заговорила о морской рыбе… Представь себе парусник, застигнутый бурей в океане. Волны высотой с пятиэтажный дом перекатывают через палубу. Корабль стонет, как раненый зверь, ветер воет. Светит луна, пробиваясь через тяжелые свинцовые тучи. Матросы привязались веревками к мачтам. Капитан приказывает убрать лишние паруса, чтобы корабль не перевернуло. Матросы отвязываются и лезут на мачты, рискуя быть смытыми. Им некогда болтать, завидовать, ревновать, некогда бояться самой смерти. Если на свете и есть счастливые люди, то это они, карабкающиеся верх по канатам моряки. Они, в конце концов, выполнят приказ, уберут парус, спасут корабль. Пусть потом обнаружится, что кого-то все-таки смыло в море. Что ж: на войне, как на войне. Зато  смерть в бою со стихией не была бессмысленной…
Мама. Как красиво ты умеешь говорить! Вот сейчас я наконец-то узнала тебя, прежнего, хотя никакой ты не моряк: любишь свободу, обожаешь повалять дурака, пожить для себя, и не спешишь карабкаться на мачту…
(Входит Сашка с бутылкой молока и сумкой с продуктами в руках, протягивает бутылку отцу.)
Сашка. Привет, папка! Вот молочка тебе купил!
Мама. А как же вино?
Сашка. Мам, вино слишком дорогое! В пять раз дороже молока. А молоко полезнее. К тому же, я решил, что с него и молока хватит…
Андрей Григорьевич. За что такая немилость, Саша?
Сашка. А не надо было бросать нас с мамой!
Мама. Ну, что было, то было, Саша. Я и себя не снимаю ответственности.
Сашка. Какая там ответственность, мама. Ты лучше объясни, зачем этот прохиндей к нам пожаловал? Нам так спокойно вдвоем!
Андрей Григорьевич. (смеется) Во-первых, я твой отец, а не прохиндей. Во-вторых, если пункт первый для тебя ничего не значит, попробуй все же не оскорблять меня. Хотя бы из уважения к моей высокой должности.
Сашка. Ах, простите-извините, не знал. Кстати, анекдот хочешь? Сидят на ветке две вороны. Одна из них спрашивает:
— Ты чего делаешь.
— Я какаю. А ты?
— А я вношу удобрения в почву.
Андрей Григорьевич. (переглядывается с мамой)
Андрей Григорьевич. Ну, и чего ты хочешь сказать? Анекдот, между прочим, несмешной!
Сашка. Перевожу для непонятливых:  мне на твои должности и звания, как той вороне…
Мама. Саша, перестань, как тебе не стыдно!
Саша. Мама, мне очень стыдно, мне так стыдно, что я сейчас пойду к себе в комнату. А вы тут лучше без меня…
(Уходит в комнату.)
Андрей Григорьевич. Вот. А ты говоришь: повлияй!
Мама. Извини, Андрей. Он совсем одичал.
Андрей Григорьевич. Ну, что же… Вывод такой. Надо его психиатру показать. Нет, подумать только! Он еще и ругается. Прохиндей, говорит, а? Вера, скажи откровенно, разве я прохиндей?
Мама. Андрюша, не хочется тебя обижать, конечно… Но уж больно ты приспособленный к жизни. Того, что тебе дано с избытком, в Саше отсутствует полностью!
Да. К сожалению, на детях гениев природа отдыхает!
Андрей Григорьевич. Ага, вот это мне уже больше нравится. Значит, я все-таки гений?
Мама. (смеется) Увы, Андрюшенька. Гений прохиндейства. А психиатра я уже пригласила. Должен вот-вот прийти. Ты посидишь еще? Я хотела бы, чтобы ты его дождался…
Андрей Григорьевич. Ладно. Дождусь.
Мама. Только Саша не знает, что его посетит психолог. Я сказала ему, что терапевт придет. Чтобы не смущался. А то закроется в комнате и не выйдет. Ни за что не выйдет, если не захочет. Упрямый!
3
(Звонок. Мама вводит врача, он в черном костюме, на голове шляпа.)
Врач. Здравствуйте! Кто у вас больной? (внимательно смотрит на Андрея Григорьевича) Вы?
Мама. Нет, нет, я вызвала вас к моему сыну. Он сейчас придет.
(Врач подходит к столу, садится.)
Андрей Григорьевич. Вы бы хоть шляпу сняли. Как-то не принято…
Врач. Извините. (снимает шляпу, кладет ее на стол)
Андрей Григорьевич. За этим столом, между прочим, едят! Какое бескультурье!
(Врач снимает шляпу со стола, в смущении вешает ее на люстру.)
Мама. Нет, нет, это же не вешалка! Дайте мне шляпу! Я положу ее на место! (уносит шляпу в коридор.)
(Вбегает Сашка.)
Сашка. Здрасьте, дяденька. А где ваш белый халат?
Врач. Он не нужен. Скажите мне лучше, какое сегодня число?
Сашка. У вас что, не все дома? Четвертое.
Врач. А месяц какой?
Сашка. Месяц хороший, теплый.
Врач. А по счету какой?
Сашка. Простите, но я вас не понимаю. Что, теперь и за месяцы счета выписывают, и НДС заставляют платить?
Врач. Нет, я хочу сказать... Что я хочу сказать? Забыл, извините. Вы меня сбили! Не хотите говорить, какой месяц, скажите хоть ваше имя. Как вас зовут?
Сашка. Меня обычно зовут громко, очень громко (орет). Иди сюда, придурок! (хохочет)
Врач. Нет, вы не поняли вопроса. Ваше имя, как ваше настоящее имя?
Сашка. Что такое «какваше»? Я вам не «Какваша» Какое противное слово. И причем тут мое имя? Прошу вас не грубить! Вы не у себя дома.
Врач. (нервно) Правду говорят, что один псих сто нормальных с ума сведет.
(Глотает таблетку.)
В последний раз спрашиваю. Вы можете ответить хотя бы на единственный мой вопрос? Только на один?
Сашка. Могу.
Врач. Сколько вам лет?
Сашка. Простите, но это уже второй вопрос. Мы так не договаривались.
Врач. Нет. Я не могу. Я отказываюсь. Его болезнь слишком запушена. Медицина в этом случае бессильна. Я не могу здесь лечить. Таких лечат в стационаре!
Мама. Я заплачу вам за посещение.
Врач. Не надо! Я сам заплачу, лишь бы поскорее уйти из этого сумасшедшего дома! (выходит)
Мама. Он шляпу забыл!
Андрей. Григорьевич. Я тоже, пожалуй, пойду. А шляпу его, Вера, дай мне. Он, наверное, ждет лифта. Я верну, я успею… До свидания, Вера. А, ты, Саша, будь молодцом! (выходит.)
Мама. Саша, зачем так грубо?
Сашка. Мама, прости меня ради бога. Я все сразу понял, кто он и зачем пришел. Я не сумасшедший, мама, я просто несобранный, па в голове у меня много разных мыслей. Они меня как-то тащат, рвут в разные стороны, как лебедь, рак и щука, а я как тот самый воз из басни Крылова, пока не умею справляться со своими мыслями.
Мама. Надо их как-то очистить, упорядочить, сынок.
Сашка. Конечно, мамочка. Я сам этого хочу. Очень хочу! Сколько книг по психологии прочел. Потерпи немного. Я стану хорошим, очень хорошим. Ты еще будешь мною гордиться, мамочка! Вот увидишь!
Мама. Ох, скорей бы, сынок! Как бы я была счастлива, Сашенька. Меня только одно могло бы еще обрадовать в этой жизни: чувство гордости за тебя!
(Идет к столу, берет повестку.)
Да, вот еще что. Тут тебе повестка из военкомата пришла. Завтра должен явиться…
Сашка. К кому?
Мама. Да вот здесь написано: фамилия и кабинет тоже. Капитан Кашпиртович, 26-я комната. Пойдешь? По-моему, надо идти!
Сашка. Ладно, схожу. Интересно, зачем я понадобился капитану…
4
Военкомат.

Капитан. Где учились?
Сашка. Два курса в инязе.
Капитан. Французский не забыли?
Сашка. Еще нет.
Капитан. Мы хотим вас послать за границу. Вам надо срочно пройти медкомиссию.
Сашка. Куда именно посылаете?
Капитан. Мы набираем кадры в одну дружественную страну. Как у вас со здоровьем?
Сашка. Да так, ничего. Ничего хорошего.
Капитан. Во влажном и жарком климате служить можете?
Сашка. Нет.
Капитан. Это почему же?
Сашка. В жарком и влажном климате я заболею ностальгией.
Капитан. Это что еще за болезнь?
Сашка. Неизлечимая, товарищ капитан первого ранга. Тоска по дому, по Родине.
Капитан. (вполголоса). Я не капитан первого ранга! Я просто капитан! В общем, моя позиция в этом деле вот какая: если вы поедете, то первую зарплату отдадите мне. Нужно отблагодарить коллег из облвоенкомата.
Сашка. Да, принципиальная позиция! А если не поеду?
Капитан. Если не поедете, с вас две тысячи рублей.
Сашка. А это кого благодарить?
Капитан. Это для уточнения диагноза медкомиссией.
Сашка. Причем тут медкомиссия?
Капитан. Ну, как вы не понимаете? Необходимо основание для отказа. Это дополнительная работа. Сейчас врачи бесплатно не работают. Дополнительные услуги, лишние хлопоты, понимаете?
Сашка. Подумать можно?
Капитан. Подумайте. Вот вам повестка, подпишитесь, что получили. Явитесь через два дня, во вторник. Вопросы есть?
Сашка. Никак нет.
Капитан. Тогда, можете быть свободны.
Саша. А не платить никак нельзя? С деньгами, знаете ли, что-то не того, туговато стало!
Капитан. Займите, если нет. А не платить нельзя. Порядок должен быть во всем! Понимать надо! Эх, вы, а еще лингвист!
5
(Кабинет агентства.
Катя и подруги: Ира, Ольга, Марина.)

Ира. Ты, Катенька, ставишь пред нами трудновыполнимую задачу! Как вывести из детства, как овзрослить человека, который не хочет взрослеть? Может, ему и так хорошо? Закрылся в своей скорлупе и радуется своему счастью: Мама рядом. Одет, обут, сыт, работой не утомлен… Ему хорошо, поэтому он не желает никаких перемен, понимаешь?
Катя. Нет, девчонки, ему нехорошо. Сашке стыдно, что он такой не взрослеющий, не знаю даже, какое определение подобрать: квелый неяглый, неприспособленный к жизни… Он очень любить мать, больше всего на свете боится ее огорчить и ради нее готов на любые подвиги, даже на подвиг взросления. Ему просто нужно помочь, подтолкнуть в нужном направлении, что ли… Нет-нет, если бы я думала, что ему хорошо, я бы не стала ничего затевать и вас бы не пригласила!
Ольга. А я до сих пор не поняла, чего от нас требуется? Как мы, вообще, можем ему помочь? Влюбить его в себя, что ли?
Катя. Вот-вот, подруга, это уже ближе к делу, уже горячо. Надо заставить его проснуться как мужчину, надо разбудить. Сейчас он крепко и сладко спит. Я хочу, чтобы в нем проснулся мужчина, чтобы он хотя бы на один вечер перестал быть маменькиным сынком.
Марина. А что будет с ним, если он, как ты говоришь, перестанет быть маменькиным сынком? А вдруг ему станет еще хуже, чем теперь? А вдруг любовь он ощутит как трагедию? Разве можно проводить на человеке такие эксперименты?
Ольга. Правильно, Марина. Мы не можем просчитать все последствия, поэтому не имеем права экспериментировать.
Катя. Мы сейчас говорим совершенно беспредметно. Для начала познакомьтесь с ним, посмотрите, что он за человек, а потом решите, имеете право или нет.
Ира. Человек, Катенька, такое интересное существо… Природа дала нас столько всего… Вот, Чацкий у Грибоедова говорит, что у него «ум с сердцем не в ладу». В самом деле, часто, ох, как часто они не ладят. А ведь есть еще и тело: и спор уже ведется втроем, на троих, как любят сейчас говорить, и эта троица в разных людях представлена по-разному: в ком-то преобладает тело! Его земное, материальное начало! Вспомните женщин Рубенса или Буше… Роскошные тела, правда?
В других сильнее духовное содержание… Люди обожают  рассуждать о душе, но уверяю вас, дорогие мои, голос тела для большинства звучит гораздо громче и повелительнее, чем высокие материи. Земное, теллурическое начало в человеке преобладает. Оно фундамент. Ум и сердце всего лишь надстройка из картона и папье-маше, слабая, непрочная, легко колеблемая ветрами судьбы.
Марина. Ир, а что  значит слово "теллурическое"?
Ира. Земное!
Марина. Пусть ты права, и людьми руководит и ведет за собой тело, но мне интересна именно надстройка, как ты выражаешься. Именно в ней человек проявляется как личность, именно в ней неповторим он и прекрасен.
Ира. Красивые слова, Марина. А могла бы ты полюбить инвалида, прикованного к постели? Олигофрена-колясочника могла бы? Чего молчишь? А ведь среди них наверняка есть очень интересные люди! Но тебя, молодую здоровую женщину такой вариант устроить не может! И если ты и выйдешь когда-нибудь за такого, то только с отчаяния или из ложно понимаемого чувства долга, и брак такой обречен на неудачу, потому что душа живет в теле и не живет вне тела, чтобы там ни говорили!
Катя. Давайте прекратим этот разговор. Не будем залезать в философские дебри. Завтра у Саши День рождения, и я приглашаю вас к нему. Приходите. Вот по этому адресу.
Ольга. Во сколько приходить?
Катя. Часам к семи.
Ира. Слушай, у меня идея… А, может, нам всем явиться к нему в масках? Устроим маскарад! Так будет занятнее.
Катя. Как вам удобнее: в масках, так в масках. Ну, я побежала. До встречи, девчата!
Марина. Погоди, Катя! А подарки? Что ему дарить? Что он любит?
Катя. Ты принеси бутылку вина. Знаешь какого? Арбатского или кагора… Он любит! Ты, Оля, можешь купить торт, а Ира принесет какую-нибудь книжку, лучше историческую. Он много читает… Ну, хорошо, так я вас завтра жду. А сейчас разбегаемся. Мне пора на работу!
Ольга. Нам тоже надо идти. Пойдемте вместе!
(Все выходят.)
6
(День рождения в знакомой квартире.
Мама, Сашка, Катя, Ира, Ольга, Марина.)

Мама. Сашенька, сейчас придут девушки. Я пойду к соседке, а ты остаешься за хозяина! Будь внимательнее к девушкам, хорошо!
Сашка. Ладно. Только зачем вы все это придумали? Только одно беспокойство с вашими гостями!
Мама. Ничего, хватит тебе, как медведю в берлоге, сидеть. Одичаешь совсем! Человек живет общением. Жизнь — это общение, а не одиночество!
(Подходит к столу.)
Еще раз проверю. Приборы, тарелки, чашки, рюмки… Все вроде бы на месте. Ну, я пойду. Если что-нибудь будет нужно, позови, я помогу.
Сашка. Хорошо, мама. (провожает Маму до двери) Не беспокойся. Катя все устроит! Ты ее знаешь… Все пройдет, как надо
(Мама выходит.)
Сашка. (сам себе) Мама решила начать борьбу против моего одиночества… Напрасно! Мне интереснее общаться с книгами, чем с людьми. В компаниях бывает так скучно, так однообразно: говорят все одно и тоже, как заведенные ключиком говорящие куклы. Скорей бы прошел этот вечер! И зачем я только согласился!
(Звонок.)
Ну вот, приперлись все же! Делать нечего пойду открою!
(Входят девушки в масках. Первая несет кафтан и тюбетейку.)
Первая девушка. Прими, о наш повелитель, сей скромный подарок!
Сашка. (восхищенно) Вот это да! Ну, мой халат с ним рядом не лежал. Можно примерить?
(Скидывает халат, надевает кафтан и тюбетейку.)
Сашка. Как я вам, хорош?
(Девушки окружают его, заключают в хоровод.)
Вторая девушка.
(тоненьким голоском.) О великий и бесподобный, о прекрасное, совершенное воплощение мужского начала…
Третья девушка.
(грубым голосом) Вот это мужик!
Первая девушка. Александр Великий без боя покорился бы тебе, сам Аполлон не осмелился бы соперничать с тобой по красоте и уму, ты совершенство, ты канон изящного, ты сама прелесть!
Третья девушка. Это песня!
Вторая девушка. Слава воде, превращающей пустыни в сады! Слава мужам благодатным, доблестным воинам слава! Жизнь пресеклась бы без них, стало б пустынею поле!
Третья девушка. Саша, ты клевый чувак! Будь проще, и к тебе потянутся дамы!
Сашка. Я сейчас!
(Бежит в свою комнату, выносит оттуда шар-ракету, надувает.)
Вот символ жизни! Ура!
(Пускает ракету. Девушки визжат в притворном испуге. Виснут на Сашке, падают вместе с ним на диван, барахтаются там. Сашка вскакивает, растрепанный и сконфуженный.)
Сашка. Вы, что, совсем уже обалдели? Вы меня чуть не задавили вашими костями, небесные вы создания!  Жестко с вами!
Первая девушка. А ты терпи! Думаешь, турецкому султану легко было со своими наложницами? Что же, ты хочешь только халат носить? Неси еще и груз ответственности за тех, кого приручил!
Сашка. (в раздумье) А я вас уже приручил? Так быстро?
Девушки. (хором) Да, наш господин
Первая девушка. Мы стали ручными.
Вторая девушка. Домашними.
Третья девушка. Нам некуда идти из твоего дворца!
Сашка. (серьезно.) Что же я теперь с вами делать-то буду? Гарем ведь кормить надо? Как у вас с аппетитом, девушки-красавицы? Отсутствием, небось, не страдаете?
Девушки. (хором) Нет, не страдаем!
Сашка. (морщится) Ну, вот, придется все-таки на работу устраиваться!
Девушки. (хором) Саша, возьми нас к себе!
Первая девушка. Мы будем приносить тебе пользу. Я хорошо готовлю.
Вторая девушка. Я классно стираю.
Третья девушка. А кто тебе спину в ванной трет, когда моешься?
Сашка. Никто, я сам.
Третья девушка. Как же ты живешь, не понимаю? Как ты жил до сих пор с недомытой спиной?! Решено! Я буду твоей банщицей!
Первая девушка. И я.
Вторая девушка. И я тоже!
Сашка. Значит, все по очереди! Какая все-таки замечательная жизнь меня ожидает!
7
(Звонок в дверь. Сашка открывает. Входит сосед Митрич. Он трезвый. В руках чемоданчик.)
Митрич. Саш, привет.
Сашка. Здравствуй, Митрич! А зачем опять с чемоданчиком?
Митрич. Я, Сашка, без инструмента чувствую себя каким-то недостаточным, неполным… Сиротой казанской, вот что. Не могу я из дома выходить без инструмента. Вот он сейчас вроде бы и не нужен, а через минуту, глядь, уже и пригодился!
Сашка. Самоделкин ты наш! Ну, если инструмент, то понятно… А я, грешным делом, думал там у тебя ядерная кнопка, потому с чемоданом везде и таскаешься!
Митрич. Саш, не одолжишь сто рублей до получки?
Сашка. А зачем тебе?
Митрич. Не знаешь что ли? Зачем мне деньги? Инвестировать в жбан.
Сашка. На жбан денег не дам! Сопьешься,
Митрич.  Как выпить хочется! Говорят: «человек — это желание!»
Сашка. Садись за стол, философ, видишь, сколько у нас всего. Садись, дорогой, выпей культурно, за столом, а не в подворотне какой-нибудь! Привыкай к культуре застолья. У нас здесь сегодня все по-восточному! «Алла берды»: будь гостем, ешь, пей, не стесняйся!
(Митрич ставит чемоданчик у двери, подходит к столу, садится, наливает. Пьет, крякает от удовольствия. Вкусно пьет! Закусывает огурцом.)
Митрич. Вот и денег никаких больше не надо! Нет, что ни говори, мы русские как-то странно устроены…
(Входят мама и Катя.)
Мама. Ну, как вы здесь отдыхаете? Все в порядке?
(Сашка бросается к ней.)
Сашка. Мам, все просто замечательно! Девушки мне в любви признались! Как ты думаешь, возьмем их к себе?
Катя. (улыбаясь) А про меня чего забыл? Меня-то возьмешь?
Мама. Конечно, Катя. Тебя в первую очередь. Правда, Саша?
Сашка. (очень серьезно). Ты, Катя, будешь старшей женой, хорошо?
Катя. Сашенька, а не многовато жен тебе будет?
Сашка. Не, мне как раз. Я читал, что после войны часто оставался один мужчина на несколько деревень, и жизнь продолжалась, и дети рождались благодаря этому скромному труженику. Жизнь всегда продолжается. Ура!
Катя. А здоровья у тебя хватит на несколько деревень?
Сашка. Хватит! Знаешь, какой я здоровый? Дуб я могучий, зеленый и широколиственный, вот кто я!
Катя. (потупившись) Уговорил, речистый! Согласна на старшую жену!
Митрич. Все-таки мы, русские, люди странные… (наливает)
Третья девушка. Хватит пить. Пойдем танцевать, дедушка!
Митрич. Какой я тебе дедушка? Мне пятидесяти еще нет. Я еще ого-го-го!
Третья девушка. А выглядишь на девяносто семь. Знаешь что, бросай-ка ты пить!
Митрич. Нет, вот об этом даже и речи быть не может. Пил, пью и пить буду. Веселие Руси есть пити. Знаешь, кто сказал? То ли Святослав, то ли Владимир… Все-таки умные люди жили в старину! Уж если говорили, то точно и коротко! Да, так я хотел сказать, что мы, русские…
Катя. Девчонки, снимайте маски, хватит придуривать!
(Девушки снимают маски.)
Катя. Сашенька, знакомься. Это Ира, Марина и Ольга, мои хорошие подруги. Люби их, как родных!
Сашка. Я уже полюбил их, Катя. Как родных! Жен!
Ольга. И мы его тоже. Как мужа!
Митрич. Так вот, зря мы русские, дали развенчать наших женщин. Мы, какими бы ни были хулиганами, пьяницами, все-таки привыкли смотреть на женщину, как на высшее существо, как на английскую королеву, например… А теперь… Посмотрите на эту рекламу, посмотрите на этих королев с голой задницей! Вот зачем они это делают, а?
И зачем мы позволяем, а?
Катя. Ну, мало ли кто чего делает на белом свете… Ты, вот, зачем бутылки из окна бросаешь? Почему не бережешь английских королев, что возле дома ходят?
Митрич. Устыдила ты меня, Катенька. Ох, устыдила! Теперь все. Больше никогда такого безобразия не повторится! Жить надо красиво. И пить тоже! Все! Больше бросаться бутылями не буду.
Катя. (Саше) Что такой грустный, Сашенька?
Сашка. Разве я грустный, Катя? Хожу, балагурю вовсю, вот уже и в многоженцы готов, а ты грусть какую-то во мне разглядела…
Катя. А глаза-то, Саша… Я больше глазам верю, чем словам. Языком-то можно наплести чего угодно… А вот взгляд не подделаешь!
Сашка. Да, ты права, Катя. Сердце мое, блин, плачет и рыдает.
Катя. Что так? И о чем же оно плачет?
Сашка. О том, что мы все умрем, что мне, наверно, придется пережить маму. А я не хочу переживать, понимаешь!
Катя. Ну, Саш, если так думать, если всего бояться, то и родиться не стоит. Все под Богом ходим, куда ж денешься.
Сашка. Я понимаю, твои мысли правильные, верные но, но…, мне все равно худо. У меня в голове сложился дурацкий закон Абсолюта. Есть нужно до отвала, работать до изнеможения, любить всем существом, жить полной мерой.
Жить — всегда!!!!
! Но если жизнь временна, если дается всего на чуть-чуть, то зачем она? Тогда я не вижу в ней смысла! Тогда лучше не быть, чем быть. В небытии есть Абсолют. А в жизни его нет!
Катя. Выброси эти мысли, Саша. Это не человеческие, не человечные мысли. Так мог бы думать языческий гордый бог… А мы — не Боги, а люди, и должны любить жизнь, еще больше любить за то, что она не навсегда, за то, что нам неизвестно, в какой миг она прервется. За то, что у всего Живого одна судьба, как бы мы ни называли это Живое: «Царь природы», маленький кустик у дороги или вот этот Тополь под вашим окном. Так что, смирись, гордый человек!
Сашка. Хорошо Катенька. Придется смириться! А сейчас я хотел бы пойти к себе в комнату, отдохнуть немножко… Что-то устал от веселья. Непривычно оно мне… Голова кругом идет!
Катя. Конечно, Саша, пойди, отдохни, а я тут с девчонками поболтаю.
(Сашка выходит.)
8
Митрич. Вера Сергеевна, можно мне покурить у окна? Страсть, как курить хочется!
Мама. Кури, Митрич, кури. Ради праздника можно!
Митрич. Да, я вот хочу сказать, что мы, славяне, больше живем сердцем, чем головой. Вот я однажды…
(Высовывается из окна.)
Ох!
Катя. Ты чего разохался, Иван Дмитрич?
Митрич. (растерянно) Да вот папиросу выронил. Руки дрожат. Все-то из них валится
(Быстро подходит к Кате. Говорит тихо.).
Там внизу Сашка висит!
Катя. Как висит, где? Ты, что, Митрич?
Митрич. Вот так и висит. На тополе болтается, халатом за сук зацепился, двумя этажами ниже, и висит себе, будто так ему и надо!! Боже!
Катя. Да ты что? Откуда? Он же к себе пошел!
Митрич. Тихо, Катя, тише. Отвлеки Веру Сергеевну, а я пока позвоню в службу спасения…. Только бы ветка не сломалась! Ах, ты,  ешкин  кот.
(Быстро выходит.)
Катя. (подходит к Маме)
Вера Сергеевна. Вас соседка зовет, Валентина Васильевна.
Мама. Зачем я ей понадобилась? Вроде бы только что от нее? Ну, ладно, пойду, раз зовет!
(Выходят.)
(Появляется Митрич.
Бормочет себе под нос):
Митрич.
Не дозвониться в это «спасение». Придется действовать самому.
(Раскрывает чемоданчик.
Достает оттуда канат.
Подходит к окну.
Выбрасывает конец каната вниз.)
Сашка, держи конец. Обвяжись, слышишь. Вот так. Молодец. Эх, умный он все-таки парень, хоть и дурак!
Ой-ой-ой! И тяжелый же ты, Сашка!. Вот отъелся! Держись, бычок! Крепче держись! Не выронить бы!
(Митрич привязывает свой конец каната к батарее и тащит, пыхтя.)

Конец второго действия


ТРЕТЬЕ ДЕЙСТВИЕ
(Та же комната.)
Сашка, Мама, Катя, Андрей Григорьевич, Капитан, Врач, Митрич, Соседка.
1
Сашка. Я теперь понял: чтобы повзрослеть, надо несколько мгновений повисеть над бездной. Тогда что-то в голове укладывается на место, трамбуется и обретает законченную форму. И никогда нельзя относиться к человеку, так, предвзято, свысока, что ли. Вот Митрич…
Всегда я смотрел на него свысока. Пьяница, лодырь, ничего из себя не представляет. И вот он спасает меня, тащит, выбиваясь из сил, и смотрит на меня не свысока, а с высоты. С высоты своей умелости, самообладания, смекалки… Сколько раз я смеялся над его нелепым чемоданчиком, и вот случилось так, что благодаря этому самому чемоданчику, словно второй раз родился. Спасибо Митричу! Спасибо еще нашему тополю.
Ведь он спас меня, прямо-таки подхватил налету своими ветвями!
Да, мне пора умнеть. Надо распрощаться с игрушками.
Вот мой плюшевый мишка, вот резиновая кукла Катька! Я наотрез отказывался мыться и плакал, если ее не бросали мне в ванну.
Вот синяя машина, которую я возил на веревочке. Я сохранил их всех, моих верных, моих дорогих друзей. А теперь пора с ними расставаться. Дай-ка поиграю в последний раз!
(Вынимает из тумбочки мишку, берет на руки, ходит с ним по сцене.)
(Входит Мама.)
Мама. Сашенька! Ты опять за свое!.
Сашка. Мама, не беспокойся, я прощаюсь с моим товарищем и больше играть с ним не буду никогда-никогда.
Мама. Не верю я тебе, сынок. Всю жизнь ты будешь играть в игрушки, всегда останешься фантазером и выдумщиком. Не эта игрушка, так другая, какая разница. Сынок, я хочу поговорить с тобой серьезно. Про этот ужасный случай. Когда мне сказали, ты знаешь, я вдруг потеряла себя. Из меня как-то ушел смысл, оставалась одна белая пустота: я не знала, что сделаю в следующий миг. Брошусь на людей, выброшусь из окна. А ведь тебя уже вытащили! Вот и сейчас меня начинает бить нервная дрожь. Скажи, ведь ты не нарочно, не нарочно…
Сашка. Конечно, нет, мама. Я ведь давно в тайне от всех готовлю из себя настоящего мужчину. Делаю стойку на руках — на перилах балкона. Разумеется, вечером, когда темно, чтобы никто не видел, чтобы тебе не нажаловались. А тут при свете сделал стойку, и на тебе! Не удержался. Вроде много-то и не пил. Всего две стопки опрокинули с Митричем, ничего лишнего…  Ну, ладно, все хорошо, что хорошо кончается…
Мама. А кончилось ли, Саша? Не будешь больше чудить? Скажи маме правду!
Сашка. «Клянусь, восходом и заходом, земной святыней и тобой, клянусь твоим последним взглядом, твоею первою слезой…» Все, мамочка, меня прежнего больше нет. И в игрушки я больше не играю. Широким шагом вхожу я в мир причинно-следственных связей и закономерностей, карьерного роста и гонораров, нужных людей и прагматичных идей. Аминь!
Мама. Как торжественно! А только все равно не верится что-то!
Сашка. А вот увидим. Знаешь, позвони-ка еще раз отцу и пригласи его. Нехорошо, что я его обидел в тот раз. Пусть придет. Хочу помириться с ним.
Мама. Хорошо. Я приглашу его. Вот только придет ли? Может, рассердился? Лучше бы ты сам позвонил!
Сашка. Позвони вместо меня, пожалуйста, скажи, что я прошу прийти, что хочу попросить прощения!
Мама. Хорошо.
(Звонок в дверь.)
Мама. (идет к двери) Сейчас открою. Кто бы это мог быть?
Голос. Здесь проживает Прудов Александр Андреевич?
Мама. Да.
Голос. Вот получите повестку. Распишитесь в журнале.
Мама. Здесь?
Голос. Чуть ниже. Вот так. До свидания.
Мама. До свидания. Саша, опять тебе повестка. Не забывают тебя в военкомате!
Сашка. Дай-ка, прочту. Так, явиться в комнату… в случае неявки… телефон. Да, грозное послание. Придется идти.
Мама. Чего они от тебя хотят?
Сашка. Хотят за границу послать.
Мама. А, может, поедешь?
Сашка. Мам, это на два года.
Мама. Ну, и что? Что же я двух лет не проживу, что ли? Не бойся за меня. Я тебя дождусь!
Сашка. Нет, мама, не поеду. Два года — это слишком много. Мне будет скучно без тебя!
Мама. Ну, как знаешь.
2
Военкомат. Кабинет военного учета.

Капитан. Что же вы не пришли вовремя?
Сашка. У меня были уважительные обстоятельства.
Капитан. Какие же?
Сашка. Неожиданные. Полет из окна.
Капитан. Все-то вы выдумываете…
Сашка. Нет, истинная правда.
Капитан. А над моим предложением подумали?
Сашка. Подумал.
Капитан. Ну, и…?
Сашка. Не поеду.
Капитан. Ну, и напрасно. Такой шанс может больше не повториться.
Сашка. Что же делать… Значит, не судьба.
Капитан. Вы помните, о чем я вам говорил?
Сашка. Помню.
Капитан. Где деньги?!
Сашка. Послушайте, я не люблю вымогателей. Устали от свободы, торопитесь на отсидку?
Капитан. Не надо так шутить!
Сашка. Ну, и вы тоже со мной не шутите. Никаких денег вы от меня не получите. Взяток не давал и давать не буду, понятно?
Капитан. Ну, ладно, ладно, ишь разгорячился. Я просто пошутил и больше шутить не буду, раз вам не нравится. А медкомиссию вы все-таки пройдите. Положено.
Сашка. Вот это другой разговор.
Капитан. Возьмите направление. Потом ко мне.
Сашка. Хорошо.
3
(Кабинет председателя комиссии. Усталая женщина в белом халате листает справки.)

Врач. Что же у вас такие анализы плохие?
Сашка. Правда, что ли?
Врач. Да уж, врать не буду. Хрипы в легких, сахар на нуле… Нет, это невозможно: в нашей лаборатории ошиблись: не может быть такого низкого содержания сахара в крови. Если верить этому анализу, вы сейчас должны биться в агонии у моих ног. Да, еще в моче белок. Попейте что-нибудь от почек. А невропатолога прошли?
Сашка. (с гордостью.) Прошел! Можете меня хоть психиатру показывать, я теперь совершенно нормальный.
Врач. А раньше?
Сашка. А раньше было кое-что… Некоторые сдвиги по фазе!
Врач. Ну, что же, молодой человек! Не могу я вас за границу посылать с такими показателями здоровья. Не поедете вы в жаркий и влажный климат. Расстроены?
Сашка. Очень! А впрочем, что ни делается, все к лучшему.
Врач. (пишет) Ну, и хорошо. Вот вам заключение. К службе за границей вы не годитесь, а вот для внутренней службы вполне пригодны. Пройдите к капитану Кашпиртовичу в комнату военного учета. Там вам все объяснят.
4
Кабинет капитана.

Капитан. Ну, что? Давайте сюда документы. Так, туда не годен, а сюда годен… Все ясно. Пакуйте чемодан. За границу вам действительно нельзя, зато по стране ездить можно. Поедете в город Беловодск, на обучение курсантов из  дружественной нам Потогонии.
Сашка. Неужели у нас еще друзья остались после всего, что произошло?
Капитан. После чего, что произошло?
Сашка. После большого предательства…
Капитан. Я не уполномочен обсуждать здесь такие вопросы.
Сашка. Да, да, конечно… Надолго ехать?
Капитан. Нет, всего на полгода. Вы там еще и винограду наедитесь, и арбузы застанете. Благодатное место. Юг. Курорт. Сам бы поехал, да языков не знаю! Отбытие 11-го числа. Быть готовым, не пропадать, на конспиративных квартирах не прятаться! Вопросы есть?
Сашка. Куда мне явиться?
Капитан. Приезжайте прямо на Курский вокзал. Завтра зайдите за билетом и документами. Еще вопросы есть?
Сашка. Нет, все ясно.
Капитан. Ну, тогда счастливо! Будь здоров, воин. Не кашляй!
5
(Знакомая комната все той же квартиры.)

Мама. Ну, что сказали в военкомате, Саша?
Сашка. Мама, я еду в Беловодск, на сборы.
Мама. Надолго?
Сашка. Говорят, на полгода.
Мама. Тебе самому-то хочется?
Сашка. Да, мама, очень. Хочется, потому что-то надо!
Мама. И, слава Богу! Наконец, я услышала от тебя достойные слова!
Сашка. Мама, как ты тут без меня? Ведь я еще никогда не уезжал надолго из дома.
Мама. Не беспокойся, скучать буду, но ведь есть телефон, письма. Пиши почаще, сынок, каждый день пиши! Ты уж, наверно, и забыл эти свои языки?
Сашка. Нет, мамочка, я каждый день повторял слова, делал упражнения. Я очень серьезный, мама, и меня немного обежало, что вы относились ко мне, как к дурачку, думаю, совершенно незаслуженно.
Мама. Доля моей вины тоже есть. Но сейчас невозможно с тобой говорить, как раньше: снисходительно, свысока. Будто пелена какая-то спала. Даже взгляд у тебя стал определенный, смелый.
Сашка. Да, мамочка, да, это все доктор Тополь… Если б не он! Скажи, а отец придет?
Мама. Да, обещал подойти к вечеру. Хочет пожелать тебе счастливого пути.
Сашка. Я тоже очень хочу его видеть. Извиниться за грубость… Мама, можно попросить тебя об одной вещи?
Мама. Конечно, Саша.
Сашка. Не выкидывай, пожалуйста, моего плюшевого Мишку, пока я служу, хорошо?
Мама. Зачем же мне выкидывать твои вещи? Ничего без тебя выкидывать не стану, не волнуйся.
(Звонок.)
Мама. Пойду, открою. Может, отец пришел?
6
(Входят Андрей Григорьевич и Катя.)
Андрей Григорьевич. Здравствуй, Вера! Привет,  Cаша!
Сашка. Здравствуйте. Отец, я должен попросить у тебя прощения за тот раз. Больше такого не повторится.
Андрей Григорьевич. Полно тебе, полно! Я сам далеко не ангел (смеется). Если бы я был ангелом, тебя бы здесь не было, ха-ха! Да, мы с Катей решили связать, так сказать, наши судьбы воедино.
Мама. Как, опять жениться?
Андрей Григорьевич. Что значит «опять». Всего в третий раз! По нынешним меркам, это очень скромный результат.
Мама. Ладно, Андрей, с тобой все и так ясно. У меня вопросы к Кате.
Катенька, ты-то о чем думаешь? Зачем губишь свою молодость. Андрей мне жизнь испортил, второй жене подсиропил и тебе насолит, можешь не сомневаться. Программа у него такая в голове. А-то считала тебя серьезной!
Андрей Григорьевич. Зачем меня каким-то опереточным злодеем изображать, не пойму. Влюбился, и женюсь. Что тут такого?
Сашка. (сдержанно) Мама, не нужно никого упрекать. Катя совершеннолетняя, Андрей Григорьевич тоже вполне взрослый…
Мама. (с удивлением смотрит на Сашку) Да я больше за тебя разволновалась. Подумала, как ты воспримешь, что Катя собирается выходить замуж, и за кого!
Сашка. Мама, я все теперь воспринимаю, как надо, то есть спокойно. Жизнь почему-то не меняется к лучшему от того, что мы лезем на стенку.
Андрей Григорьевич. Вот это сильно сказано! Мы все, Саша, в этой жизни моряки. Каждое мгновение может ударить шквал и унести нас в черные пучины океана. И нам некогда предаваться отрицательным эмоциям.
Мама. Андрей, ты опять за свое: ты же по морю никогда не плавал, у тебя морская болезнь! Откуда в тебе эти вздорные фантазии?
Андрей Григорьевич. Ну, и что… Не плавал. Может, мне волны каждую ночь снятся!
Сащка. (тихо) Во сне я горько плакал…
Андрей Григорьевич. Вот именно. Плакать мы не будем. Кстати, корабли не плавают, а ходят, так принято говорить на флотском жаргоне. Итак, свистать всех наверх. Сядем скорее за стол и отметим два радостных события.
Мама. Целых два?
Андрей Григорьевич. Да. Отъезд Сашин на службу и нашу с Катей помолвку.
Мама. Катенька, а ты что молчишь? Ни одного слова еще сегодня не проронила?
Катя. (тоскливо) А о чем говорить, Вера Сергеевна? Запуталась я, чисто по-женски, между трех сосен заблудилась. Между вами, Сашей и Андреем Григорьевичем…
Мама. Катя, если не знаешь, что делать, ничего пока не делай. Время все расставит на свои места.
Катя. Согласна, мудрая вы женщина. Кстати, ни за кого я замуж выходить пока не собираюсь.
Андрей Григорьевич. Как, Катерина, а вчера ты что говорила?
Катя. Так то было вчера! А сегодня у меня настроение изменилось. Я решила Сашу из армии ждать… Ждать мне тебя, Сашка?
Сашка. (серьезно) Жди.
Мама. Ну, вот и хорошо, вот и нашли решение.
Андрей Григорьевич. А я как же?
Мама. А ты, Андрюша, иди к супруге, к детям, да купи им по дороге хорошую сказку про море, да почитай дома перед ужином, и все будет в порядке: и шквал успокоится, и штиль проветрится.
Андрей Григорьевич. Вот тебе и свистать всех наверх. Кар-рамба. Три фута под килем. Посадили вы на мель старика. Ну, ладно, где наша не пропадала!
(Входят соседи: Митрич
и Валентина Васильевна.)
Валентина Васильевна. Мы пришли пожелать тебе успешной службы, Сашенька, защитник наш. Чтобы было интересно, а главное, с пользой для здоровья! Митрич, ты тоже скажи.
Митрич. Говорить-то я не мастак… Дай-ка лучше обниму тебя покрепче, Сашка, дорогой ты мой, молодая наша поросль!
(Обнимаются. Митрич роняет скупую мужскую слезу.)
Сашка. Митрич, спаситель мой! Смотри, ты здесь остаешься за старшего. Все женщины под твою ответственность. Пить бросай!
Митрич. Сашка, чего хочешь проси: злата, серебра, алмазных россыпей, а невыполнимого не проси, даже обещать не буду: пил, пью и буду пить, но в меру. Я, знаешь ли, поэт этого дела. Теперь, когда я бутылки из окна не бросаю… Теперь у меня культурное увлечение, вроде коллекционирования: собираю пустые бутылки и складываю их на балконе. Потом, когда накоплю побольше, на дачу в сарай отвезу. Буду вести учет выпитому. Может меня в книгу рекордов занесут как чемпиона! Я вас всех еще прославлю…
Мама. А все-таки, Митрич, ты не очень, не увлекайся… Водка любого богатыря положит на обе лопатки.
Валентина Васильевна. Ты, Митрич, нам нужен живым! У нас теперь каждый мужичок на особом учете, мало вас остается, в Красную книгу пора заносить мужика, как уссурийского тигра!
Сашка. (Кате) Правду говоришь, что ждать меня будешь?
Катя. Да, правду.
Сашка. (кричит) Ура-а-а!
(Перепрыгивает через стул, обнимает Валентину Васильевну.)
Андрей Григорьевич. (озабоченно) Саша, что с тобой? Рецидив?
Сашка. Да, батя, детство не хочет сдаваться без боя. Вот тебе и бизань-мачта!
Митрич. Ну, мы пойдем, вам же собираться надо…
Мама. Хорошо, я провожу вас до лифта.
(Все выходят.)
7
(Сашка подбегает к окну, смотрит вниз.)
Сашка. Прощай мой тополь, прощай, мой любимец! Под твоими ветвями я играл ребенком. Ты рос быстрее меня, ты успел возмужать, стать настоящим могучим деревом, а мне еще только предстоит нагнать то, что так бездарно упустил.
Успею ли? Ведь ничто не проходит бесследно. Никто не вернет мне бесполезно потерянные годы! Но я все же постараюсь быть молодцом! Сделаю попытку стать таким же настоящим, как ты,  потянусь изо всех  сил к свету, солнцу, к правде истории и честности каждого отдельного мига! К нашему человеческому солнцу!
Ты помог мне, а я попробую помочь другим, тем, кому нужен, насколько это в моих силах.
Нет, я не прощаюсь! Не прощаюсь с тобой, мой древесный гений. До встречи, до свидания через полгода! Я вернусь к тебе и к маме… Вернусь совсем другим! Обещаю!

Конец