Топор племени Меря. 3. Белый Керр и топор Меря
Когда Фердос спустился в свою землянку, там у огня уже сидел Белый Керр.
-Не удалось с тобой поговорить, вот и прилетел, - ответил он на его вопросительный взгляд.
- Ты так просто не являешься, что стряслось?
- Хотел тебя спросить нашел ли ты своего наследника?
-Нашел, но не это ты мне хотел сказать.
- Понимаешь, все так были злы на Шистома, что воспользовались открытым для тебя проходом в будущее и забросили его в то время, в которое ты проникаешь по этому каналу. Но ты не беспокойся, мы его забросили в то место, где сейчас стоит магазея. Ты же, как я помню, говорил, что устроился лектором где то у слияния рек Иченжи и Унжи, а это далеко от магазеи - почти сто верст, да и не знает он о твоих поисках наследника, а посему навредить не может.
- Это сейчас далеко, а в том времени путь из города Мантурово, это там где находится магазея, до Кологривского Университета всего три часа на автобусе.
-Ишь ты, город и всего три часа! Ну, ему и знать не положено, что ты там, а направлений много, ему еще в том времени обосноваться нужно. Я слышал, они на слово не верят, им какие-то паспорта для передвижения нужны, вот пусть и решает свои проблемы, обустраивается.
-Да, народу там в одном Кологриве больше чем сейчас в Галиче.
-Ну, а наследник? Как он? Смышленый?
-Смышленый, но молодой очень. Останусь здесь ведуном, а он пусть в том времени Хранителем будет. Фердос задумался и вспомнил времена, когда стал он Хранителем топора племени Меря.
Прогнали тогда Варягов, объединились в этой борьбе и чудь, и весь, и меря, и кривичи Стали народы друг перед другом гонор свой показывать и смута внутри началась. Род пошел на род, два года эта кровавая сеча длилась. Реки крови пролилось, пока все вожди и князья не протрезвели от кровавого пира и решили одного правителя всех племен избрать и посадить его в Великом городе. Гостомысл стал посадником, мир с Варягами заключил. Созвал он старшин племен, колдунов, ведунов, кудесников и повелел, чтобы и впредь распри среди народа не было совершить ритуал и зарыть топор войны в тайное место и назначить ему Хранителя, чтобы никто этот топор не выкопал, а иначе опять распря от Варяжского моря до Урала начнется. Тогда и избрали ведуна Фердоса Хранителем и передали ему кольцо с изображением змеи, если глаза змеи зеленые- все впрорядке. если красные-тревога, значит , кто-то выкопал священный топор войны. Много внешних бед перенесла эта земля, но внутренней распри не было, пока через тысячу слишком лет во времена первой мировой не откопали археологи этот топор…
Воспоминания Фердоса прервал голос Белого Керра: « Может, и не надо было тебе соглашаться, когда тебя Хранителем выбирали, вот и наследник, которого ты в тот раз разыскал, убит был сразу, неспроста это. Надо бы на совете про нового наследника выспросить. Отвести от него опасности, если они существуют. Тебя уж если выбрали Хранителем, то твой род теперь до скончания времен будет обязан нести на себе этот груз».
Фердос согласно кивал, помешивая угли костра, и вновь погрузился в воспоминания.
… Был зимний вечер. Один из тех февральских мрачных дней, когда зима лютеет и света становится так мало, что вера в то, что до весны уже рукой подать, слабеет. Кажется, что зима никогда не кончится. Сложное время. Надо обряды и ритуалы проводить в своей и соседней деревне, что бы дух народа укрепить. Сидят люди до самой весны в своих теплых землянках, на мороз не выгонишь. Снег заваливает так, что и крыш не видно, только гомонливая ребятня с этих крыш на корытах катается. Как только голову не сломят, все им нипочем. Фердоса одолевала тревога, с чем связана, он понять не мог, пока взгляд его не обратился на собственную руку, на которой красовалось кольцо Хранителя.
Глаза змеи на кольце светились красным светом. Тот же час он рухнул наземь, обернулся соколом, вылетел из землянки и потом из фронтона длинной избы, которая не заделывалась, чтобы свет проникал в помещение. Направлялся он к давнему другу, Белому Керру. Надо было еще оповестить других колдунов и Конюга, Мичуга и Выноша- канал времен сил требует, создать его смогут только все вместе. Да и еще надо определить в какой год надо перенестись Фердосу, а может и Белому Керру с ним - это как решат. Фердос поднявшись в небо, издал клич, который могут понять только свои. Через час в избе Белого Кера все собрались. На счастье Лундонга была здесь, а не в каком-нибудь из времен, куда она любила уползать в свободное от её обязанностей время. Без неё определить в какое время надо переместиться было бы сложно. Она единственная из всех могла беспрепятственно ползать по времени без всяких там каналов.
Фердос выслушал консультации Лундонги и переоделся в одежду, которую она вытащила из своих многочисленных сундуков.
«Там, куда ты отправляешься очень не простое время. Идет война с народом, который поселится в будущем на землях Варягов, поэтому самой удобной одеждой для тебя будет военная форма. Китель, галифе, сапоги. Внедришься, осмотришься тогда и переоденешься во что-нибудь более подходящее», - Лундонга еще долго объясняла, что там к чему в том времени, но Фердосу уже нетерпелось войти в канал. Конечной точкой его маршрута был хутор Питерский, Кузьминской волости, а с недавней поры Селинской волости, Кологривского уезда в 1918 году. И стоит он как раз там, где сейчас находится их деревня. Здесь по розыскам регистраторов и ведунов надо искать его потомков. Задач у него было несколько: отыскать и перезахоронить топор и передать почетные обязанности Хранителя подходящему наследнику. Поиск родни это второе, сначала надо было найти топор, который в 868 году захоронили они в могиле на Сарском городище, а это далеко отсюда около Ростова Великого. С начала надо было где-то остановиться, оглядеться, прижиться в том далеком и непонятном времени.
Это со стороны кажется, что путешествие по времени – плевое дело. Ан, нет. В тот раз, когда ему был открыт коридор в февраль 1918 года, и он внедрился в канал, где-то во времена ближе к концу 16 века, шустрый дружинник, перед которым ниоткуда возник непонятный человек не испугалсяЮ не отшатнулся, как это было обычно, а схватил его за руки и быстро заломал их за спину. И пришлось Фердосу задержаться том времени. На стрелке у слияния Ночного и Дневного Портюга, месте, где в прошлом располагалась их деревня, шла боярская охота. Вновь дарованные по челобитной земли объезжал боярин Иван Карпов со своим соседом Никитой Романовичем, тот пользуясь близостью к царю, лучшие земли в Галицком княжестве по левому берегу Унжи получил.
- А ты Карпов говорил, что народу в твоей вотчине нет. Вона какие по зимнему лесу шляются, шуба на нем знатная.
-Ты откуда, смерд? – удивленно спросил боярин Карпов, новоявленный владелец этих земель
- Отвечай, пока не придушили.
-Это не меня, а тебя придушат по приказу Бориса Годунова. – Выкрикнул Фердос боярину Никите Романову.
-Бориски-то, писаря нашего, ну насмешил. А ну на кол его, да не здесь, а на дороге у дома Селина, что бы другим неповадно было. А мы пока с Карповым расщепы и западни проверим, потом подъедем полюбоваться. Да передай Селину, что бы стол собирал, проголодались мы, – по–хозяйски распорядился Романов.
Свита развернулась и поскакала вверх по берегу Дневного Портюга, а дружинники, предчувствуя скорую потеху - у каждого времени свои развлечения, крепко держа Фердоса за руки, поволокли его по льду через реку и дальше к недавно отстроенному дому егеря Селина, привезенного из самой Московии для организации в местных угодьях соколиной княжеской охоты. Селин почесал лохматую голову, не любил он этих боярских забав, его дело соколиная охота да лошади, и собаки выть ночью на покойника будут.
-Отпустите руки-то, - взмолился Фердос, - не убегу.
- Отпусти его, не убегет, а шубу то с него сними, мертвым шуба ни к чему.
Дружинники отпустили руки Фердоса и, схватив его за ворот стали стягивать с него вышитую бронзовыми плашками дубленку. Фердос выскочил из шубы и сложил ладони вытянутых рук и начертал ими невидимую пентаграмму, растворяясь в воздухе. Палачи пытались схватить его за руки, тщетно,
Фердос исчез. Последнее, что он увидел, испуганные лица мужиков истово крестящиеся и плюющие по три раза через левое плечо одновременно.
Очутился он на краю деревни Селино в назначенном 1918 году. Навстречу ему к церкви ковыляла сгорбленная старушка. Стоял февраль и шуба была бы не лишней, он поежился от холода и побежал вприпрыжку по мокрому февральскому насту к ближайшему дому, может и пустят обогреться. У старушки он собирался выспросить об окрестных жителях: « Есть ли мельница, много ли кузнецов в округе, где найти знахаря или доктора». Все члены братства, как повелось издревле, если жили среди людей, были или служителями культа или врачами, а еще кузнецами или мельниками. Причем, даже незнающий, что принадлежит он тайному братству колдунов племени Меря выбирал себе именно эту профессию по наитию.
-Да ты откеля, с фронту цо ли, из совдатов? И цё без одёцки-то. Оболониться надоть.
-С фронта. Да напали на меня, ограбили. Вот родню ищу.
- Энто, да. Поузимы шкодють. А звать-то как? – Нипочем местные старушки разговаривать не станут, пока имя не узнают и не выспросят, какого роду племени собеседник.
-Мне бы обогреться где, - Фердос от холода трясся и потирал руки. Старушка участливо и с жалостью смотрела на совсем замершего седого мужчину, но, очевидно, желание поговорить с незнакомцем перевешивало.
-Вона раньше-то и обтыкай и обшывай, все с одноё спрашиваёцца. А теперь хлеба испечи не хоцца –вот до цево дожили.
Старушка что-то продолжала говорить,но Фердос её уже не слушал. Он развернулся и пустился бегом обратно в лес. Туда, где как он предполагал должен стоять хутор. Рискованное предприятие по мокрому февральскому снегу, а вдруг и нет там хутора.
В избу он ввалился с размаху, и, трясясь всем телом, остановился посреди избы.
А там шло веселье. Приехали в родительский дом старшие дочери. Антон с гармошкой уставился на Фердоса, как будто это обычное дело, каждый день ему с мороза незнакомцы вваливаются в дом, и кивнул жене на вошедшего. Кузнец развернул меха и сочинил на ходу очередную частушку:
«У тебя у малого,
Эх, рубаха алая.
У меня, у сатаны –
Полосатые штаны.»
Афимия, жена Антона, подошла к Фердосу и произнесла: «Благой полумоток, ште вытворяёшь-то, кто ж по морозцу то так бегот?».
Девица, сидевшая за столом, подхватила частушку хозяина и запела:
«Как охлопоцек охлопать,
Как бы вьюшку долягать,
Как бы дролецьку увидять,
На беседоцку позвать»
Афимия принесла полотенце, подала его Фердосу: « Сними одецку, лехце высушить буде».
Повернулась к столу и позвала сына «Там в сундуке на повете али на понебье найди муськие штяны, ево переоболонить.»
А женщины во весь голос пели частушки под залихватские мелодии хозяина, несводившего глаз с гостя:
«Недэ прясть, надэ прясь,
Надэ торопицца,
Скоро миленькой придет,
Будем барабицца».
Афимия отправила Фердоса за занавеску, чтобы он снял с себя мокрую одежду со словами: «Большой ты вымахал, мотовило с голёшкой. Ишь ты, рубаха на ем шовковая. Я в молодые годы рубашек из ситця-то не нашивала, из портянова вся одежа была.»
Тем временем Егор, старший сын, принес смену одежды, положил её печи, чтобы согрелась. Фердос с удовольствием переоделся в сухое.
-На руке чо? – указала она на кровавые подтеки на руке, - Отхворил кто? Давай приложь ево к вытопке на заслоне, да подобуйку сними.
Фердос молча выполнял указания хозяйки. А она повернулась к окну и, обращаясь к дочери, сказала: «Ксения, вона твой подорех идет, поглядок ташшит». Та вспыхнула и пулей выскочила из комнаты на мост, находу вставляя ноги в валенки и натягивая на себя тулуп. Сын тоже собрался выйти из комнаты, но отец остановил его: « Тебе бы охлопок, повыше бы вырасти, сядь и ешь, вона Ванятка - только хрупоток идет,- и, обращаясь к гостю, сказал, – За стов садись али на пеци отлеживацця хош?»
Афимия осмотрев Фердоса в новом наряде, деловито сказала: «Это у нас полусукно, а межаки ево называют пониток , зато их и дзразнят «понитошник. А ты межак?».
Фердос не понял вопрос, но на всякий случай согласно кивнул.
Антон Васильевич информацию о том, что он потомок и наследник рода колдунов, воспринял совершенно спокойно. Он знал о способностях ясновидения и прорицательства своей родни. Деда его все считали ведьмаком. А кем может быть кузнец, да еще мельник в одном, как говорится, флаконе? Бабку, которая тучи веником разгоняла, у народа от самосуда еле отбить удалось. Они же разбираться не стали, что тучи принесли бы град на посевы и без того хилые от засухи, но прежнее место жительства, спасая бабку, пришлось покинуть и всем семейством перебраться на хутор, подальше от людских кривотолков и сплетен. Заметку об этом, опубликованную в «Костромских Епархиальных ведомостях», и , хранившуюся за божницей, он со смехом перечитывал своим детям. Портрет Ленина под иконой в красном углу повесил и говорил детям: « Вот дети смотрите это ваш новый царь, а к власти надо относиться с уважением», - знал бы он, сколько бед принесет ему и его детям эта кровавая власть, поправшая все законы и возведшая террор в ранг религии. Кто не с нами, тот должен быть уничтожен или использован как раб на эпохальном социалистическом строительстве. А был наследник уважаемым во всей округе отцом семейства, владельцем небольшого хутора, мельницы и кузни, расположенной у слияния рек Ночной и Дневной Портюг. Умелец Антон, на все руки мастер. Одежду шил сам и себе и детям. Бывало, сошьет сынишке штаны, а штанины из остатков разного цвета – всё равно в чем ползать.
Тогда над этой страной бушевала революция. Жизнь человеческая не стоила и гроша ломанного. Опьяненный собственной безнаказанностью с мандатом от новой власти по Унже от Макарьева от Кологрива бесчинствовал карательный отряд, собранный из солдат прошедших первую мировую и отпетых уголовников, выпущенных из тюрем с условием, что запишутся они в Красную армию - ни дать, ни взять, угнетенное население, на что уголовники разных мастей с радостью согласились. Чем руководствовалась власть, опираясь на этот маргинальный слой, не очень понятно. Может они надеялись, что уголовники век будут ей, власти, за освобождение благодарны? Наивно, эти люди никогда не знали таких понятий, понятия у них были свои. Задача им была поставлена простая: всех кто с новой властью не согласен – к стенке. Где в таких условиях найти священный топор и как самому выжить, передвигаясь по объятой пламенем стране – задача сложная. Фердос поначалу устроился сначала помощником по хозяйству к фотографу, учеником с такими сединами было идти смешно. Информацию он усваивал мгновенно, поднося дрова, запрягая лошадей, вопросы фотографу задавал « просто из чистого интересу». Пару раз, слившись со стеной избы, проник в его тайную комнату с красным светом, и, выведав все рецепты и технологию работы с пластинами, уже через месяц-другой он с камерой в руках и удостоверением внештатного корреспондента революционной газеты «Приунженский вестник» колесил по Костромской, Нижегородской, Ивановской областям, не опасаясь за свою жизнь. Удостоверение, маленькая красная книжечка, была в этих случаях куда эффективней, чем любая магия. Под видом корреспондента он проникал в святая святых кабинеты и библиотеки археологов, пока, наконец, не обнаружил след топора. Надо сказать, отнеслись к нему без должного уважения, он был уложен в ящик за номером Э-4 вместе с ржавой кольчугой и наконечниками стрел. Изъять этот ящик тоже особого труда не представляло, надо был просто шепнуть на ушко кому надо, что контрреволюционные ученые скрывают от народа рукопись. И под шумок начавшихся обысков и арестов, в чем Фердос себя совершенно не винил - не его рук дело обыски и посадки, артефакт тщательно упакованный на дне в коробки с надписью «не вскрывать на свету» ехал в пролетке по направлению к новому месту захоронения. А место захоронения Фердос, дабы исправить прошлые недодумки свои, выбрал на земле, принадлежавшей своему прямому потомку и наследнику- кузнецу Антону Шабалину. Собственность это надежно, так он считал. Тогда он впервые задумался, что в это беспокойное и суетливое время, Хранителю лучше быть ближе к артефакту. И тут с ним случилось происшествие, о котором и сейчас вспоминать не хотелось: пресекся он по дороге с карательным отрядом, который ехал из города Макарьева в Кологрив. Они документы Фердоса назвали липой, его самого контрой. На самом деле их начальнику приглянулся дорогой немецкий фотоаппарат на треноге. Разворошили его багаж, и бог бы с ним, фотоаппаратом, но они унесли коробку с артефактом. А пару часов спустя, Фердос, которого из сарая, в котором его закрыли, повели на допрос в соседнюю избу, заметил, что дверь избы подпирает священный топор племени Меря. Рядом с топором, как в насмешку, на вытяжку стоит молоденький солдат.
Фердос, конечно, мог бы начертить в воздухе любые знаки и стереть это препятствие, но он помнил, что любое колдовское действие изменяет торсионные поля пространства и порождает склейки с параллельными временами, и чем выльется это действо в развороченной и готовой к крови стране, предугадать было совершенно не возможно. Поэтому-то Фердос решил использовать свою силу только в случае крайней необходимости.
- Мы еще разберемся, что это за газета такая и куда ты ездил. И фамилия у тебя подозрительная. Мы все ящики открыли и никаких фотографий не обнаружили. Все пластины посмотрели. Где фотографии?
-Вы вскрывали пластины на свету?
-А как же! Думаешь, ты один такой умный? А как я увижу, что там сфотографировано, а? Газета твоя оппортунистическая. Слышал, что Ленин сказал: «Уничтожать всех, кто не согласен». Мы изымаем весь твой реквизит, так сказать, как вещественное доказательство контрреволюционной деятельности редакции.
-Я согласен, изымайте, если это поможет делу революции,- с поспешностью согласился Фердос, и уже молча подумал,- хоть горшком назови, только в печку не ставь и отспусти.
Из избы Фердос, которого освободили и даже пролетку оставили, вышел и остановился рядом с солдатиком.
-Слышь, мне эту железку разрешили взять, - как можно небрежней сказал Фердос.
-Эту, ржавую? Зачем она тебе?
-Да не моя это, у кузнеца брал, вернуть бы.
-А дверь подпирать чем? Вона сколько народу туда-сюда шастает.
-Я тебе сейчас чурбан принесу, на нем и посидеть можно, устал, небось, стоять то?
-Устал. Они тут революцию делают, а портянки у меня сырые и ногу натер, - заныл солдатик.
Через пять минут солдатик, радостно примостившийся на чурбане, вытянул затекшие ноги, а Фердос быстро побежал к пролетке, прижимая к груди священное топорище - не передумали бы.
Ритуал захоронения совершили вчетвером: Антон Васильевич, колдун Фердос, и, вызванные по этому значимому случаю, колдун Белый Керр и волхв из Великого Новгорода Вольга. Захоронили топор в старой кузне, что стояла на хуторе у черного тополя. Сверху ритуальной могилы положили два жернова выточенных из цельного камня. Хоронить топор под камнем это обычай, а тут жернова из камня, и ни у кого подозрения не вызовет их наличие у кузнеца, по торцу эти жернова металлической полосой оковывают. Кузню закрыли на ключ. Близким Антона было строго-настрого запрещено к старой кузне приближаться. Фердос тем временем по-тихоньку передавал наследнику секреты их колдовского дела. Вечером, его Фердос помнит очень отчетливо, он вернулся на хутор поздно после поручения Белого Керра найти места склейки параллельной действительности, попав в которую исчезло за последний год так много кого из братства Белого Керра, что и не осталось почти колдунов в этом времени. Ехал через Ледянки, а по приезду застал Афимию, жену Антона, в слезах. Шестеро младших детей кузнеца мал мала меньше молча сидели по лавкам. Соседка принесла весть, что арестовали Антона. Бунт поднялся в Селино против изъятия семенного фонда в счет продналога новыми советскими властями. Против налога никто не возражал, но зачем семенной фонд забирать? Распредели налог по дворам и собери. Так нет же, пошли простым путем. А сеять чем? Собрались крестьяне, все с ружьями. Тогда народ из деревни в деревню только с ружьями и ходил – волки пошаливали.
Тут подоспел Макарьевский карательный отряд, они, говорят, в Унже 30 человек расстреляли за уклонение от призыва в их армию. А какая армия? Только с фронта пришли. Антона, который любого мог припечатать крепким и метким словом, да так, что над ним вся округа потешаться будет, арестовали как зачинщика. Настоящие-то зачинщики сразу разбежались, как только солдаты на подводе въехали в село и дали очередь из пулемета поверх голов. Антон местному сельсоветчику из кулаков так и сказал: «Тебе бы дуги гнуть, а не руководить». Обидно это: дуги гнуть посылали сильных, но не далеких умом работников. А настоящие зачинщики к тому времени уже как тараканы попрятались по углам. Его и еще пятерых и повели по дороге на Николу. Эх, если бы ехал Фердос по этой дороге, да если бы спохватился и… Мы всегда виним себя за то, что мы могли бы, что-то предпринять, и не сделали этого. Старший сын Егор утешал мать, мол, ничего страшного не произошло, разберутся и утром батя будет дома. А и действительно ничего страшного, главное, топор захоронен, и Фердос завалился спать на приготовленную для него постель, он не спал уже несколько дней и отдых ему был необходим. Проснулся он от ужаса перед самым рассветом. Он шестым чувством понял: случилось непоправимое - смерть забрала Антона. Ни колдуны, ни ведуны не могут спасти человека, если его забрала смерть, а если и сделают, то будет это совсем другой человек в этом теле, а это не приемлемый вариант для Хранителя такого артефакта как топор племени Меря.
Фердос разбудил хозяйку, ничего ей не сказав, сослался на срочное задание от редакции, сунул ей в руки все деньги, которые у него были, и сбежал со всем своим скарбом в прошлое, подальше он жестоких времен. Крестьян привели в Николу, и на пьяную голову поиздевались всласть. Замученных, растерзанных без суда и следствия и бросили умирать под снегом, где и пролежали они до самой весны.
Фердос утешал себя: миссию свою он выполнил - топор захоронен. Младшему сыну Антона, а именно он теперь был наследником Хранителя, было всего пять лет. Через пару лет утихнет на этой земле страшная гражданская война, а там, может быть еще тысячу лет пролежит топор своей могиле в старой кузне под двумя мельничными жерновами.
Из воспоминаний Фердоса вернул страшный шум и переполох где-то наверху. Ржали кони, блеяли овцы, визжали женщины и кто-то хлопал крыльями, и вот в люк землянки просунулась голова огромной птицы, затем ноги с хищными когтями стали спускаться вниз по лестнице. Огромный орел, переваливаясь с ноги на ногу, подошел к едва тлевшему костру отряхнул с себя брызги воды. Их было так много, что в какой-то момент он почти исчез из виду, а когда брызги осели, повинуясь земному тяготению, перед собеседниками возник силуэт Вольги, новгородского волхва.
-Я пришел с плохой вестью.
-Что случилось, - спросил Фердос.
-Я услышал о нечестности знахаря Шистома и о том, что заслали вы его в будущее. Хочу повиниться перед вами, – он замолчал, и установилась тягостная тишина.
-Ну, говори-же, - нетерпеливо воскликнул Белый Керр.
- Шистом знает о том, где захоронен Топор Меря.
Фердос с испугом поднес к огню руку и посмотрел на огромный перстень на указательном пальце. Нет, глаз змеи пожирающей собственный хвост на перстне был прозрачно-зелным, а не кроваво-красным. Он с облегчением вздохнул.
-Ну! – еще не терпеливее воскликнул Белый Керр.
-Я прилетал к нему года два назад за кореньями, он мне предложил отведать хмельной напиток и стал задавать вопросы. Не пойму, что со мной приключилось, но я все рассказал ему. Протрезвев, я пригрозил ему, что если эта тайна кому-нибудь откроется, я развею его по ветру. Я подумал, что воспользоваться этим знанием в наше время ему никак не удастся, а рассказать кому-либо он побоится, и успокоился.
-И что теперь нам делать? Есть гадливый ворюга, и он все знает. – Белый Керр нервно ходил по землянке, задевая амулеты, развешанные по стенам. Казалось, они тоже побряцывают от возмущения.- Вольга, а ты говорят из колдунов в волхвы перекроился, Перуну поклоняешься, наших богов предал.
- Керр, сколько мы с тобой религий уже поменяли? Религии приходят и уходят, а мы остаемся на нашей земле навечно.
-Ты не на ту религию поменял,- тихо сказал Фердос,- Сейчас в Киеве христианство князьями принято, пройдет немного времени и на месте наших священных камней, алтарей Яриле, и на месте твоих капищ Перуна и Велеса, которым ты теперь поклоняешься, христианские храмы по всей земле понастроят и будут они тысячу лет стоять, пока в революцию их не начнут разрушать, а священников расстреливать.
- Тысячу лет!- прервал его Вольга,- очень хорошо, приму христианство, лет так через сто, а там посмотрим, – со смехом сказал он.
- Я только одно могу предложить, - промолвил Фердос, - мы можем ограничить круг перемещения Шистома, допустим, верстой или границами города, в котором он сейчас находится. Надеюсь, за это время он никуда из Мантурово не уехал.
- Да, пожалуй, это единственно верное решение, - воскликнул Вольга.
Взгляд Белого Керра был страшен, он решил созвать срочный совет. Он встал, поднял свой посох и трижды с силой стукнул им по стене землянки, от чего стены эти рухнули и они вместе с очагом оказались на поляне в глухом и темном лесу. Откуда ни возьмись на поляну стали слетаться птицы, устремилось зверье, приползли змеи и мизгири. Вперед выступила матерая волчица, нагнула голову и встала на задние лапы, преображаясь в старую кикимору Выскерь со шкурой волка на голове, которая служила ей головным убором и плащом одновременно. Она скрипучим голосом спросила: « Дважды за день, Белый Керр ты собираешь нас, и все из-за Фердоса. Может пора ему на покой?».
-Я так думаю, Выскерь, что это право Белого Керра собирать нас, когда он вздумает. А в свою очередь как ведун, могу сказать, что наследник его неслучайно погиб.
-А надо было меня послушать и должность Хранителя доверить женщине. Всегда хранительницей была женщина, - визливо возразила Выскерь
-Уж не тебе ли?
-Я могу сказать, что наследник опять погибнет, если с Фердосом не будет рядом женщины.
-И чьи же это происки? – Спросил Фердос. Но Выскерь молчала и даже не смотрела в его сторону. Через некоторое время она повернулась к нему и тихо спросила:
«А ты забыл имя той поляницы, что подарила тебе амулет, который висит на твоей груди?» - Фердос машинально прижал амулет к груди и, если бы не темень и отблески костра, то все бы увидели, что слова Выскерь привели его в смущение. Конечно, Фердос помнил её имя.
«Что скажут наши ведуны?» – спросил Белый Керр
Воцарилось молчание, и тишина стояла такая, что слышно было, как в ночном небе тучи трутся боками друг о друга.
Наконец веток раздался голос вещей птицы Гамаюн: «Правду говорит Выскерь - надо, что бы рядом с Фердосом в его путешествии была женщина, и она должна полюбить наследника».
-Я готова с ним пойти через время, - с вызовом сказала Выскерь.
Раздался дружный гогот. Она обвела всех вызывающим взглядом и на глазах у всех её морщины разгладились, фигура приобрела легкость и грацию. Взгляд её водянистых глаз с невероятно расширенными зрачками выражал торжество, взгляд, которых трудно было выдержать даже бывалым колдунам. Перед собранием стояла красивая молодая женщина.
-Нет, - сказал Фердос, - что молодая, что старая, ты привлечешь слишком много внимания своим видом, сразу видно, что ты не человек.
-А кто справится с этим кроме меня? – спросила она с вызовом.
-Я знаю, кто справится, - прошипела змея Лудонга.
-И кто же?
-Моя дочь, Ингирь. Это будет для неё первым поручением совета, она справится.
Все вокруг одобрительно захлопали крыльями, затявкали, замяукали, зашипели и заквакали. В общем - полное одобрение.
А если бы Лундонга не была так увлечена своей речью, то она бы заметила , что из-за молоденького куста орешника, выросшего у старой сосны, за ней наблюдает еще одна ее дочь, старшая сестра Ингирь.