В дальнюю дорогу...

               
  Всей  деревней  провожали  нас в дальнюю  дорогу.  Лстий  хлопочет  у печки:  уже насушила мяса, напекла хлеба,  булочек, завернула  всё это в чистое полотенце, положила  в сено, чтобы горячее  было,  не остыло. 
  Провожают  нас  в детский дом  одноногий  Чемыр и семнадцатилетний парень Миклай.  Чемыр недавно вернулся с фронта,  долго  лежал  в госпитали,  где ему,  солдату-стрелку,   ампутировали  ногу.  Воевал.  Чемыр ушёл на войну вместе с Арсланом  и  его  братом  Эвакимом.  По рассказу Чемыра,   они  вместе  воевали  под Ленинградом.  Шли ожесточённые бои  с фашистами  за  вторую  столицу  страны  Ленинград.   Осень,  ноябрь  месяц  1943  года.  Уже прохладно.   Идут  то  дожди,   то  снег – слякоть,  грязь.  Солдаты  922  стрелкового  полка   не сдаются,  стреляют  по фашистам.  В шквал  огня попали  братья  Арслан  и  Эваким.  Ранило Эвакима.  Арслан  ни  на шаг не отходит от  раненного  осколком снаряда  брата,   на себе несёт,  тащит  от  траншеи  до  небольшого  лесочка.  Арслан  сам  и забинтовал  рану  брата  на  ноге  и  на теле,  сумел остановить кровотечение.   Но рана  оказалась   смертельной.   В   ноябре  месяце  1943  года  у деревни  Заборье  Эваким  погиб.  Арслан  своего брата  сам же и  похоронил.  Чемыр  тоже  был  ранен,  но  в ногу, потерял много крови.  Потерял  и сознание.  Фашисты Чемыра  посчитали  мёртвым  и  пробежали  мимо раненого  советского солдата  Владимира-Чемыра.  Счастливца  Чемыра  заметила  наша  санитарка,  потащила  в  убежище,  затем  доставили  в госпиталь, где   солдату  ампутировали  ногу.  После  операции  Чемыра-стрелка комиссовали, и он вернулся домой.  Как  не ему, Чемыру,  не  провожать  детей  Арслана   в детский  дом?  Арслан  погиб.  После Чемыра  Арслан  ещё  полтора  года,  до   1 января  1944  года,  воевал за  Ленинград  и  Калининград.  Как-то выпивший  Филипп (Выльып)  из Шоруньжи  (видно, совесть его грызла,  не давала ему покоя)  рассказал  перед  смертью  своему  сыну,  а тот  передал  дословно  рассказ  своего отца  Миклаю,  парню из Шлани: 
-  Под Калининградом  шёл  сильный бой.  Многие погибли. Наш стрелковый полк 922 попал в окружение.  Это произошло   первого  января  1944  года.    Арслан,   боец   922  стрелкового   полка,  был  с нами  в  лесу.  Он  был  ранен  в зоб,  контужен. Не мог двигаться,  от боли  кричал.  Я  сумел вырваться,  спастись. А  Арслан  там,  в лесу,  остался один…
   Четыре  месяца ждали  путёвки  в детский дом.  Мы  с сестрёнкой Риммой жили у старшего брата  отца дяди Бетки. Всякое бывало за эти  четыре месяца.  Дядя  Бетка сам жил бедно.  Трое его детей живут без матери,  которая  рано  ушла из  жизни. На опеке дяди Бетки теперь пятеро детей.  Дядя  Бетка  по-прежнему  не вступал  в  колхоз (об этом пишу в повести «Братья»),  был единоличником. С его двора  представители власти  увели  быка,  лошадь,  затем  и  кормилицу корову. 
-  Корову  оставьте,  корову!  Детям нужно молоко!  -  плачет,  просит  Лстий,  старшая  дочь  дяди  Бетки,  моя двоюродная сестра  у мужчины,  который  командует  угонщиками скота. 
 На  следующий  день  после похорон  моей  матери  увели   корову,  овец,  кроме   одной,  и  из нашего двора  и  закрыли  на  замок  наш  родительский  дом.  Овцу  оставили  на  мясо нам  в дорогу. 
 -  Ой,  мамочки,  сиротинушки,  маленькие  какие!  -  плачет Клавдия. -  Ты уж,  Чемыр,  за девочками   присматривай,  дорога-то   дальняя,   лесная,  лошадь-то  молодая,  боится  машин.  Не  привыкли  наши лошади  к машинам. 
 -  Нас,  взрослых,   двое.  Сможем,  справимся,  всё  будет  хорошо, -  успокаивает Клавдию  Чемыр.  К нам  подбежал   Шумат,  Застенчиво улыбаясь,   протянул  мне  руку,  попрощался,  сказал шёпотом:
 -  Пишите,  приезжайте!  Может, отпустят. 
   С нами  прощались   земляки,  друзья,  соседи,  деревенские.  Лстий  подправила  на  мне  новенький платок  мамы,  сандалии,  которые купил  нам  с  Риммой  дядя  Бетка  перед  отъездом. 
  Лошади  тронулись,  мы  покачнулись.  Лстий,  женщины,  дети  бежали  вслед.  Деревня осталась  позади,  скрылись  за деревьями  крайние дома.  Начался  лес,  долгая  песчаная  дорога… 
  Проехали  Сернур,  красивое  село на фоне  смешанного леса.  Сейчас я знаю:  здесь когда-то жил, писал  свои  стихи  известный поэт Николай Заболоцкий.
  Впереди  Марий - Сола.   От Сернура  до  неё  двенадцать  километров.  Здесь наш первый детский дом. 
  Долго  сидели на  скамейке  у  ворот  детского  дома  Чемыр  и  Николай,  ждали,  чтобы  с нами  попрощаться. 
  Нас  помыли  в  бане-прачечной,  переодели,  накормили,  но мамин  красивый  шерстяной  платок  и  сандалии  оставили.  Здесь было  хорошо. Нравились  дети,  воспитатели, директор  детского  дома,  строгий,  немногословный,  на вид лет  около пятидесяти. 
  Однажды  мы с девочками перед  высокими воротами детского дома играли  в «классики» и заметили, увидели нечто  необычное.  Перед заброшенной,  разрушенной  церковью  остановилась женщина в чёрном  кафтане,  в  белом  платке, перед собой положила  свёрток,  стала  молиться.  Мы перестали играть.  Всё наше внимание обращено  на эту женщину. Она  встала  с колен,  перекрестилась,  без оглядки  побежала  по улице.   А  на земле  продолжает лежать её свёрток.  Мы,  любопытные,  тут же  подбежали  к оставленному комочку.  Вдруг  свёрток  зашевелился.  Мы   его  развернули,   а  там – спящий ребёнок.  Он проснулся.  Подняли  мы  брошенного,  завёрнутого  в  старый   шобур-кафтан   ребёнка,  понесли на второй этаж  детдома,  к директору.  Несу находку я.  Директор  сидит на месте,  в  кабинете. 
 -  Что ещё придумали?  Сколько  раз  вам  говорить,  чтобы  без стука ко мне не заходить!  - кричит  директор.   Тут наша находка  стала проявлять  своё  недовольство. 
 -  А- а,  к маме,  к маме!
 -  Что это такое?  Кого принесли? 
 -  Мы эту девочку нашли  у  церкви,  её  бросила тётенька, -  говорю  я.
   Из  свёртка  выпала  бумажка.  Директор  детдома  Пегашев  развернул  записку, стал читать…
   Не  знаю, что  там было написано.  Только  позднее  догадались,  что мать  назвала  возраст,   имя,  фамилию  своей дочери. Розы  Тойбахтиной.  Маленькая трёхлетняя  Роза   бегала,  резвилась,  как и её  ровесники:  Галя  Петрова,  Римма  Бойкова, другие.  За  ними следили, присматривали  старшие ребята:  Катя  Меркушева,  Коля Смирнов,…Каждое   утро  из комнаты  малышей они выносили матрасы, сушили их до вечера. 
   Римма Бойкова  из  блокадного  Ленинграда.  Папа  Риммы  погиб  на войне,  мама  умерла  в блокадном,  голодном Ленинграде.   Римма  Бойкова  оказалась далеко  от дома,   от родного  города,   в  доме,  где много детей,   в дружной семье  похожих судьбой  детей.  Сразу узнаешь детдомовца:  одинаковые платья,  пальто,  одежда.   Схожее поведение,  независимые,  свободные,  бойкие.  Каждый  может  постоять не  только  за  себя,  не даст  в  обиду  друга,  любого другого.      
                Отредактировано  автором  в июле 2019 года.