Теперь он не вернется

Валерий Столыпин
А счастье пролетает как болид,
Дробясь о ссоры, «правильные» фразы…
Любовь – она как родинка – болит,
Чернеет и пускает метастазы…
Алексей Порошин
Первая любовь, как и всё, к чему прикасаешься, соорудив предварительно затейливую башню из ярких романтических фантазий и загадочных снов с налётом волшебства, обманчиво сладкая.
Влюблённый остро, каждой клеточкой тела чувствует малейшие нюансы, оттенки чего-то поистине чудесного, восхитительного, волнующего, вживается в чарующую роль, не понимая до конца, что на самом деле происходит. Тем не менее, с нетерпением ожидает, когда будет позволено открыть сокровенные тайны непознанного.
Его преследуют приступы томления, хмельной аромат воспалённого желания, блаженная суета вокруг образа любимого, жажда прикосновений, волнение, беспокойство, вожделение, трепетные муки нежности, которую непонятно, как выразить.
Испытав странную эйфорию от произнесения имени любимого, его присутствия, взгляда, прикосновения, запаха, голоса, смеха, хочется ощущать, слышать и вдыхать это всё как можно чаще, лучше непрерывно.
Природа изобретательна на такие крючки. Миллионы ловушек расставляет она на пути каждого из нас в нужное время.
Вот и Лилечка не смогла избежать соблазнов наивной юношеской влюблённости, хотя воспитана была родителями, которые смогли ненавязчиво, но конкретно, донести до её незрелого мозга  суть, детали и последствия большинства изобретений эволюции в проекции отношений мужчины и женщины.
Митя, замечательный черноглазый мальчишка с цепким взглядом и обходительными манерами, пригласил её на выпускном вечере на танец.
Ничего особенного поначалу не происходило, кроме, пожалуй, личной реакции Дмитрия на прикосновение к тонкой девичьей талии.
Его рука дрожала, лицо налилось ярким румянцем, на верхней губе и на лбу выступил пот.
Митя путался в собственных ногах, наступая на Лилины туфельки, отводил в сторону взгляд, странно пыхтел, словно выполнял тяжёлую работу.
На следующий танец он опять её пригласил. На этот раз крепко прижался, иногда забывал переставлять ноги.
Лиля хотела отстраниться, но неведомая сила воспрепятствовало этому желанию. Мало того, стало любопытно, отчего мальчишка так потешно напрягся?
Тело юноши вибрировало, руки нежно скользили по девичьей спине и талии. От него исходил странный запах, вдыхая который Лиля неожиданно для себя пришла в непонятное возбуждение.
Возможно, причина была совсем не в этом. Ей было приятно чувствовать близость и тепло тела мальчика, с которым она соприкасалась впервые в жизни.
Юные выпускники танцевали весь вечер, потом, когда весь класс пошёл гулять по ночному городу, держались за руки, что оказалось впечатляюще здорово.
Казалось, будто в неё вливается неведомая энергия, которой настолько много, что хочется кричать от радости, обнимать всех подряд.
Поцелуи и объятия, необъяснимым образом слившие их воедино чуть позже, были изумительно вкусными.
Лиля, то теряла сознание от избытка чувств и впечатлений, то взлетала над собой, отделяясь от тела. Волнение захлёстывало её с головой, передавалось Митьке, который был неутомимо ласков.
Это была незабываемая ночь. Их первая ночь.
Лиля сама не поняла, как и почему всё произошло.
Был момент, когда она испытала кратковременный шок, почувствовала стыд, ощущение вины.
Димка глядел на неё с любовью.
Было это два года назад. С тех пор они постоянно встречались.
Митька называл её “моя девочка” и Лилёнок, умел производить впечатление, доставить наслаждение, дарил ей цветы, небольшие приятные сувениры, водил по музеям, театрам и кафе.
Не слишком часто.
Но никогда не говорил о создании семьи, не строил планов на будущее.
Кроме Лили у него были другие девочки. Она время от времени узнавала об этом.
Оказалось, что он не настолько застенчив и робок, чтобы обходиться одной единственной любимой.
Лиля каждый раз хмурилась, сокрушалась, вздыхала, даже била кулачками в его совсем не гренадерскую грудь.
И опять прощала.
Девочка тонула в его чувственной наглости, растворялась без остатка в волнующей сладости ласк, трепетала от вожделения, от нежных рук и горячих губ.
Однажды, когда Лиля особенно в нём нуждалась, он не пришёл, хотя девочка готовилась к этой встрече.
Позже он позвонил. Фоном была слышна приглушённая музыка, звонкий девичий смех…
Лиля кусала губы, рвала на себе волосы, размазала по лицу и любимому платью тщательно нанесённый специально для свидания макияж.
Ей было плохо. Очень плохо.
В ревнивой лихорадке, в полубезумном наваждении, Лиля позвонила мужчине, который давно безуспешно добивался её благосклонности.
От отчаяния, в приступе безутешного горя.
Лиля угощала Рамиля приготовленными для Митьки блюдами, зажгла свечи из магазина интимных принадлежностей с возбуждающим запахом, купалась с ним в ванной, где плавали пластиковые игрушки, которые они  покупали вместе с любимым специально для такой процедуры.
Лиля напилась, нервничала, но ничем не смутила нечаянного любовника. Он был возбуждён и настойчив.
Спали на простынях, на которых были вышиты её и Мити инициалы.
Позже Лиля долго не могла прийти в себя: мучилась, восприняв состоявшуюся близость как насилие, долго рыдала, пока не обессилела полностью.
Ничего, понимаете, она ничего, кроме отвращения к себе не чувствовала. Не меньшую брезгливость и стойкую неприязнь вызывал образ Митьки, её Митьки. Именно из-за него случилось так нелепо и гадко, что хотелось удавиться.
После долгих раздумий, в следующий раз, когда любимый пришёл к ней, девушка в резкой форме высказала ему всё, что думает о формате отношений, которые тот изобрёл.
Побеседовать спокойно, увы, Лиля не смогла. Она орала и извергала ругательства, какие в ином расположении духа и произнести бы не смогла.
Митька был в шоке. Он вставал на колени, пытался целовать ноги, говорил и говорил о любви: каялся, врал, что никогда…
Всё, что было связано с Митей, девушка собрала в большущий пакет и поставила в прихожей у дверей, чтобы при возможности выбросить.
Ей казалось, что освободилась от тягостных, грязных отношений навсегда. Ничего в доме о нём больше не напоминало.
Лиля зарегистрировалась на сайте знакомств, стала ходить на совместные с подружками мероприятия, чтобы заполнить пустоту в душе. Это нисколько не успокаивало.
Внутри происходило нечто несуразное, что превращало её мысли и желания в застывшее желе.
Как бы Лиля не развлекалась, где бы ни была, сознание вновь и вновь возвращало к событиям, эмоциям и чувствам, пережитым с ним и только с ним.
Оторвать себя от Мити, хотя это было единственным её желанием, не получалось. Чем сильнее девочка старалась забыть бывшего любимого, тем чаще и ярче возвращало воображение его образ на ментальный экран.
Если бы кто-то мог залезть к ней в голову, то увидел бы непрекращающийся калейдоскоп из кадров, по большей части эротического содержания, где она и он любят друг друга.
А-а-а – кричала Лиля во сне и наяву, – зачем, почему он цепляется, не желает отпускать?
И плакала, горько-горько, когда никто не мог увидеть её страданий.
Месяца через полтора, когда Лиля с трудом начала успокаиваться, они встретились.
Митька ждал её у проходной института. Специально пришёл.
Лиля хотела равнодушно пройти мимо, демонстративно отвернула голову.
Ей давно надоели истерические и депрессивные состояния, так долго бывшие сутью жизни.
Митя схватил Лилю за руку, тут же отдёрнул, увидев сверкнувшие ненавистью зрачки.
На его лице сверкала белозубая улыбка.
Взгляд юноши излучал уверенную нежность без примеси чувства вины.
Из-за спины он достал малюсенький букетик незабудок, от которых невозможно было отвести взгляд.
Лиля машинально протянула руку, но, вовремя включив рассудок, не взяла, наклеив на лицо маску холодного безразличия, между тем сердце самопроизвольно ёкало, выдавая сдвоенные удары вслед за пропусками.
Митя чего-то объяснял, яростно жестикулировал, хватал за руки, даже пустил слезу.
Как бы то ни было, девушка позволила себя проводить, не отвечая, однако, на его словоохотливую настойчивость.
Юноша забегал вперёд, вставал на колено, прикладывал руку к груди, демонстрировал, в готовности обнять, разведённые в стороны руки, сбивчиво, слишком быстро говорил, словно боялся не успеть.
Лиля терпеливо переносила странное представление. Неужели Митька действительно влюблён? Что-то не верится.
– Чёрного кобеля не отмоешь добела, – говорила мама.
Лиля пыталась сосредоточиться на текущих проблемах дома и на работе, старалась никак не реагировать на любовные песнопения и записочки в почтовом ящике.
Самообладания и хладнокровия хватило ненадолго.
Была золотая осень, октябрь. Бабье лето и тепло остались лишь в памяти. Вот и сейчас было холодно, темно от сплошной пелены тёмно-серых туч, ветрено, сыро. Вдобавок пошёл дождь.
Лиля с бывшим любимым промокли. Он жалобно смотрел, взял её за руку.
Да чёрт с ним, пусть отогреется и обсохнет. Родители жили отдельно от неё. Вот уже несколько лет они были в командировке в далёкой Африке.
На этом всё.
Однако в голове включился миксер, который перепутал мысли, эмоции, чувства, услужливо выдавая именно то, чего не хотелось, за желания.
Митька плясал от радости, унижался, забыв о самолюбии и наглой надменности, старался угодить. Увидел мусорный пакет у дверей, предложил отнести на свалку.
Лиля, не глядя, махнула рукой. Ей было о чём подумать.
Когда Митька вернулся, она стояла у окна и беззвучно плакала.
Во всём виноват октябрь, холодный пронизывающий ветер, дождь…
Митька нежно обнял Лилю, ласково поцеловал в шею.
Девушке захотелось выть. Она повернулась.
В Димкиных руках был раскрытый пакет с безделушками, невольными свидетелями их любви.
По лицу юноши текли крупные слёзы.
Митя прижал пакет к груди, ласково его погладил. Затем медленно опустил и прижался к Лиле всем корпусом.
Она сопротивлялась, пинала его ногами, истерила, отталкивала, но он был силён и не сдался.
Девушку оглушил, обездвижил, вызвал паралич воли знакомый до колик родной запах, с которого всё и началось тогда, совсем в другой жизни.
Теряя сознание, Лиля схватилась за его рубашку, дёрнула на себя. Пуговицы разлетелись в разные стороны.
Сознание ещё пыталось сопротивляться. Она даже укусила Митьку в сердцах.
Он не отступил: целовал, целовал и целовал, нашёптывая признания в любви.
Лиля сникла, расслабилась, погрузилась в себя, но силы сопротивляться иссякли.
Девочка невольно ответила взаимностью. Сначала на поцелуи, следом на прикосновения, на объятия.
Митька подхватил её на руки, отнёс в постель, которая пропела такую приятную, нежную, самую любимую на свете мелодию.
Одежда полетела прочь. Любовники сплелись телами и конечностями, проникая друг в друга.
Уже не имело значения, кто из них прав, кто виноват.
Страсть захлестнула, повела за собой, властно диктовала порядок действий, интенсивность и степень безумия.
Оба были одержимы единой целью, к которой пришли одновременно, согласованно, тяжело дыша, обливались горячим потом.
От начала и до конца за весь спектакль актёрами не было произнесено ни слова.
Сценарий произошедшего действа был предопределён неким незримым режиссёром, который похихикивая и потирая ладони, наблюдал за ними из-за пределов сцены.
Сказать, что Лиля получила разрядку, что ей стало хорошо, невозможно. Страдания сместились вглубь, перешли на качественно иной уровень.
Она не смогла воспринять слияние, как акт любви, корила себя за слабость. Больше того, девушку тошнило от самой себя.
Как она могла опуститься до животной страсти, как!
Кто предопределил это выключающее разум безумие, зачем и кому это нужно?
Лиля встала с постели, не испытывая стеснения накинула халатик, бросила Митьке скомканную одежду, бесстрастно прошептала, – уходи.
Димка пытался поцеловать, обнять. Она мягко, но уверенно отстранила Митьку, улыбнулась, – прощай, – помахала рукой,  закрылась на ключ и прислонилась в двери спиной.
Вот и всё, – теперь он не вернётся.
Было ли это необходимо, чтобы поставить точку в грязных отношениях, Лиля не знала. Она всё ещё любила, несмотря ни на что.