Это касается всех! Нет ни одного человека в чьём роду или у предков этого бы не было..
Как полюбить жить.
Прочла этот дневник Алисы Фрейндлих , иначе я и не могу его назвать.Мысли путаются от информации о том, как люди переживали голод. Это было в головах и осталось в памяти и передалось через гены всего нашего народа.
Сейчас мы в благополучии пришли к пониманию возможности жить без пищи и воды на постоянной основе. Да, многие сейчас могут сказать, что мы ещё не стали неедами. Это так и я ещё не стала.
То,что написала Алиса Фрейндлих я увидела в своих погружениях в детство , что я сознательно не могла вспомнить, при просмотрах жизней по роду. Я была в шоке, что почти все родственники голодали и моя мама тоже.
Уже будучи обеспеченными она постоянно запасала крупу и всё остальное в большом количестве. Я не понимала этого и говорила- ну зачем? Заведутся в них какие нибудь животные и всё равно выкинем.
Вечером пред сном мы с ней пили чай с плюшками. Она тогда становилась счастливой говорила: Вот попьём чая и немцы сниться не будут. Я не знаю откуда у неё эта фраза, но сейчас понимаю, что от тех бед военных и доисторических мы дошли до мнимого синтетического благополучия в еде и сами создали себе то, что не удалось захватчику.
Сейчас речь идёт уже о нашем выживании и еда нас убивает . Всё изменилось и только от того ,что благополучие мы использовали неправильно. Мы убили природу и животных, мы испортили земли и сами стали больными и инвалидами и по физике и по мозгам.
Мир воспринимает благом то, что делают учёные , химики и физики,а они просто гробят нас всё новой химией, скрывая от нас всю правду о том,что мы едим. Поэтому я с пониманием отношусь к тем кто защищает своё право на еду- он боится и пережил многое и его род тоже и не готов ещё раз испытать даже мнимую боль.
Я надеюсь,что люди помаленьку начнут понимать,что мы едим и в каком мире мы живёт и мы также, как наши родственники во время войны победим синтетическое безумие и вернём себе здоровье физическое и психическое.
Мы имеем право жить в экологическом мире и имеем право быть здоровыми без аномалий и жить в радости и без боли. Мой комментарий получился спонтанный, как и всё ,что я обычно пишу и делаю.
Я читала и плакала, я пишу и плачу. До меня дошло,что вся грызня неедов со всеедами, это полное заблуждение и разобщение людей. Не надо больше ни на кого давить информацией и спорить и никто из нас не заблудший, мы все жертвы голода и последствия химизации.
Дай силы нам выздороветь..
Дай силы нам выздороветь..
Нaша семья выжила только благодаря бабушке Шарлоте – папиной мaме. Она была немкой по происхождению, и потому прививала нам желeзную дисциплину. В первую, самую страшную зиму 1941–1942 годов ленинградцам выдавалось по 125 граммов хлеба – этот мaленький кусочек надо было растянуть на весь день. Некоторые сразу съeдали суточную норму и вскоре умирали от голода, потому что есть больше было нечего. Поэтому бабушка весь контроль над нашим питанием взяла в свои руки. Она получала по карточкам хлеб на всю семью, складывала его в шкаф с массивной дверцей, запирала на ключ и строго по часам выдавала по крошечному кусочку.
У меня до сих пор часто стоит перед глазами картинка: я, маленькая, сижу перед шкафом и умоляю стрелку часов двигаться быстрее –настолько хотелось кушать… Вот так бабушкина педантичность спасла нас.
Понимаете, многие были не готовы к тому, с чем пришлось встретиться. Помню, когда осенью 1941 года к нам зашла соседка и попросила в долг ложечку манки для своего больного ребёнка, бабушка без всяких одолжений отсыпала ей небольшую горсточку. Потому что никто даже не представлял, что ждёт нас впереди. Все были уверены, что блокада – это ненадолго и что Красная армия скоро прорвёт окружение.
Да, многие погибли от обморожения. Потому у нас в квартире постоянно горела буржуйка. А угли из неё мы бросали в самовар, чтобы всегда наготове был кипяток – чай мы пили беспрерывно. Правда, делали его из корицы, потому что настоящего чая достать уже было невозможно. Ещё бабушка нам выдавала то несколько гвоздичек, то щепотку лимонной кислоты, то ложечку соды, которую нужно было растворить в кипятке и так получалось «ситро» – такое вот блокадное лакомство. Другим роскошным блюдом был студень из столярного клея, в который мы добавляли горчицу…
Ещё настоящим праздником становилась возможность помыться. Воды не было, поэтому мы разгребали снег – верхний, грязный, слой отбрасывали подальше, а нижний собирали в вёдра и несли домой. Там он оттаивал, бабушка его кипятила и мыла нас. Делала она это довольно регулярно, поскольку во время голода особенно опасно себя запустить. Это первый шаг к отчаянию и гибели.
Во вторую зиму с продуктами действительно стало легче, потому что наконец наладили их доставку в город с «Большой земли». Но лично мне было тяжелее, потому что любимой бабушки уже не было рядом. Её, как потомственную немку, выслали из Ленинграда куда-то в Сибирь или в Казахстан. В эшелоне она умерла... Ей было всего лишь 68 лет. Я говорю «всего лишь», поскольку сейчас я значительно старше её.
Меня тоже могли выслать из города, но родители к тому времени смогли записать меня как русскую и потому я осталась.
…На сборный пункт бабушку ходила провожать моя мама. Там перед посадкой в эшелон на платформе стояли огромные котлы, в которых варили макароны. Бабушка отломала кусок от своей пайки и передала нам. В тот же день мы сварили из них суп. Это последнее, что я помню о бабушке.
Вскоре после этого я заболела. И мама, боясь оставить меня в квартире одну, несколько дней не выходила на работу на свой гильзовый завод, за что была уволена и осталась без продуктовых карточек.
– Мы бы действительно умерли с голоду, но случилось чудо. Когда-то очень давно мама выкормила чужого мальчика – у его мамы не было молока. Во время блокады этот человек работал в горздраве, как-то нашёл маму и помог ей устроиться бухгалтером в ясли. Заодно туда определили и меня, хотя мне тогда уже было почти восемь лет. Когда приходила проверка, меня прятали в лазарет и закутывали в одеяло.
Я, конечно, говорю внукам, но им трудно это понять, как и любому человеку, не убедившемуся лично, какая это трагедия –война. Прошло столько лет, но эхо блокады продолжает звучать во мне. Например, я не могу видеть, если в тарелке что-то осталось недоеденное. Говорю внуку: «Положи себе столько, сколько сможешь съесть, лучше потом ещё добавочку возьмёшь». Он сердится – дескать, вечно бабушка лезет со своими причудами. Просто он, как нормальный человек мирного времени, не может представить, что эта крошечка хлеба может вдруг стать спасением от смерти.
© Алиса ФрейндлихЭдуард Хиль Блокадный хлеб
https://vk.com/skandinavskie_runi_shkola Мастер Рун Ульрика Пунг