Антон с раннего детства воспитывался в семье у своей тётки Зои и дяди Вити. Когда мальчику было шесть лет, его родители трагически погибли прямо у него на глазах. И старшая сестра его матери забрала мальчика к себе. Было принято считать, что ребёнок не помнит, не должен был помнить гибель своих родителей, и что перенесённая в детстве психологическая травма наложила-таки свой зловещий отпечаток на психику ребёнка. От Антона никогда и не скрывали, что его папа и мама погибли: он знал, что была автокатастрофа, и что его удалось спасти… Большего ему знать не полагалось. Он рос тихим замкнутым ребёнком, ни с кем особой дружбы не водил, но никого и не сторонился. Рано научился читать, и книги со временем заменили ему друзей. Учился он ни хорошо и не плохо.
Жизнь текла своим чередом пока с Антоном не произошёл несчастный случай: он за какой-то надобностью полез на дерево и сорвался. Его нашли без сознания и принесли домой. Как раз именно в этот день из города приехали врачи (своего стационарного медпункта в посёлке не было) для плановой вакцинации, медосмотров, диагностики и прочих процедур. Они вели приём в местной школе. Тётя Зоя прибежала к докторам и объяснила ситуацию. Помочь вызвался врач лет тридцати и, взяв инструменты они поспешили к больному.
Антон лежал на кровати бледный и потный. Над ним склонилось (выплыло от куда-то) интеллигентное мужское лицо с аккуратной бородкой и в тонких круглых очках. Лицо внимательно смотрело ему в глаза. Мужчина повернулся к тёте Зое:
- Ну, что… Мальчик пришёл в себя, думаю всё будет хорошо. Сотрясение мозга и сильный ушиб спины. Ему какое-то время будет нужен полный покой. И – поменьше света в комнате, глаза ещё не привыкли. Скоро он попросит поесть. – Врач заглянул в глаза подростку. – Помнишь меня? Вижу, что помнишь… - Он снова повернулся к Зое:
- Похоже, у нас растёт достойная смена… Пост сдал – пост принял… - Врач загадочно улыбнулся встревоженной, но счастливой тётушке, - берегите его покой - он скоро наградит вас тем же. Врач взял голову подростка и заглянул в его глаза. Его чёрные угольные глаза блеснули зеленцой, проникая в самое естество, пронзая насквозь – в прошлое, которое, как казалось, безвозвратно было утрачено. И мальчик вспомнил, как он, пятилетним ребёнком, стоял в длинной ночной рубашке на пороге комнаты своих родителей, разбуженный посреди ночи непонятным шумом. Над кроватью родителей склонился какой-то человек и методично наносил длинным ножом удар за ударом по спящим родителям. Этот глухой, леденящий звук ударов и летящие с лезвия красные брызги закрывали на долгие годы его естество в темницу подсознания на железный замок. Он видел, как мать потянулась к нему с кровати бессильной рукой, её глаза ещё сонные, но уже наполовину потусторонние навсегда въелись в его подкорку и остались там бесформенным ощущением ужаса. Человек медленно повернулся к ребёнку и улыбнулся. Это был молодой человек лет двадцати. Его длинные соломенные волосы были всклокочены, глаза блестели как два уголька. Убийца выпрямился, вытер нож об одеяло, сложил его и сунул в карман. Затем подошёл к ребёнку, сел на корточки и внимательно посмотрел ему в глаза:
- Так было надо, малыш, ты потом поймёшь… Когда-нибудь мы снова встретимся, а сейчас... Мне пора.
Прошло около месяца. Антон поправился, но все вокруг заметили разительную перемену, произошедшую с подростком. Он стал пропадать целыми днями не известно где, и когда появлялся, на лице его неизменно сияла загадочная улыбка. И говорить стал загадками, а порой - рифмованными загадками.
Зоя с Виктором сидели вечером на кухне. Виктор курил, на плите готовился ужин.
- Я, вот, давеча стирать собралась, и спросила Антона: есть ли у него что-нибудь в карманах куртки? А он посмотрел на меня как-то странно, наклонился к моему уху и вкрадчиво так шепчет – я записала потом, чтоб не забыть: «у меня в карманах брови, только прошлогодние, сложены и скомканы еле-слышные дела, а ещё кусок верёвки, кислый запах бытия, коробочек с этикеткой «ваши бывшие тела». Представляешь?! Что это такое? Ему всего четырнадцать лет! А потом на кухне, действительно, все коробки со спичками оказались подписаны «Ваши бывшие тела». У меня даже холодок по спине пробежал. Как теперь спичками-то пользоваться?
- Зоя, да не бери ты в голову. Переходный возраст и всё такое… Слова, на самом деле, какие-то потусторонние, на заклинание похожи. Я, между прочим, в его возрасте тоже стишками баловался. Но, правда, совсем уж – не такими! О, слышишь? Кажется идёт.
Антон вошёл в прихожую, повесил куртку на вешалку, переобулся и зашёл на кухню.
- О, Антон, где ходил-бродил, ужинать будешь? Иди руки мой, - и Зоя проворно принялась накрывать на стол.
Во время ужина они привычно обменивались дежурными фразами и когда с едой было покончено, Зоя поинтересовалась у подростка: где мол тот гулял, что нового в посёлке? На что Антон со спокойным улыбчивым видом ответил:
- Я так удачно побродил в лесу непуганых окурков! Спокойствия насобирал на красочные сны. Знаете, я наконец-то в нашем лесу нашёл-таки место дуэли Пушкина! Месяц целый на это убил и вот – набрёл, совершенно случайно…
- Антон, но ведь это в Питере…
- Э… Не скажите… Мир ведь так тесен и потом… он замкнут словно курица и, если всё правильно рассчитать, то интересующую тебя точку можно отыскать в любой местности. Ладно, я пойду к себе, почитаю что-нибудь перед сном. Спокойной ночи.
Супруги переглянулись:
- Может, это последствия травмы? Всё-таки, прилично он долбанулся тогда. Хотя, доктор и предупреждал, что какое-то время возможны заскоки, которые потом должны сами собой пройти. Месяц ведь прошёл уже… Что ж: подождём, посмотрим.
В старой заброшенной пожарной каланче у Антона было логово, так он его позиционировал, на деле же, скорее мастерская, где он мастерил всякие мальчишеские безделушки, читал книжки – в общем, - свой уголок, личное пространство. На это его логово никто и не претендовал. Все понимали: мальчик перенёс в детстве психологическую травму и на его замкнутость особо внимания никто не обращал – себе на уме пацан растёт. А после того случая парень ещё больше замкнулся, стал почти всё время проводить у себя в логове: таскал туда какие-то инструменты, коряги, деревяшки, что-то строгал, пилил, стучал. Спешил доделать нечто чрезвычайно важное, то, чего до времени никто видеть не должен. Торопился, а приходил домой чуть ли не за-полночь. И вот, когда оставался последний штрих, завершающий аккорд…
Антон вышел утром из дома и быстро пошёл к своей башне. Всё вокруг казалось дивным… триста лет тому назад… ты взрослеть не торопись… и сквозит недостижимость недописанной тревогой… Когда Весна придёт, не знаю, пройдут дожди, сойдут снега… Но ты мне, улица родная, и в непогоду дорога… Иду, иду на встречу солнцу, я на верёвочке вишу… Пора собрать все фишки вместе и на холсте нарисовать. Надо бы укусить эту улицу за нос – тогда сразу всё и найдётся. Успокоиться и слушать. Вот оно! Как же всё просто! Да, это и есть Двухстраничная Империя Послевкусия! Беги, Форест, беги! И деревья будут с нами! Антон поднялся по ржавой лестнице в своё логово и закружился в импровизированном танце со старой чугунной ножовкой в руках в такт поскрипывающим под ногами старыми досками…
Он услышал: как тётя Зоя позвала его снизу, но продолжал насвистывать «весну на заречной улице».
- Антон, ты здесь? Антон, я знаю, ты где-то рядом!.. – Звала тётя Зоя. А он, не останавливаясь в танце, подошёл к проёму в полу и выглянул вниз: она стояла там внизу, такая беззащитная и, озираясь по сторонам, искала его глазами. Антон вытянул руку с увесистой ножовкой над проёмом, прицелился и разжал пальцы. Ножовка медленно полетела вниз, ударилась о голову тётушки и отскочила в сторону со звуком, наподобие того, как стучат по арбузу, определяя его зрелость. Тётушка замерла, и очень медленно стала оседать на землю, подняв удивлённые глаза вверх, ища мальчика, который спокойно и безучастно смотрел вниз. Потом он отвернулся и продолжил кружиться, тихо напевая на мотив «весны на Заречной улице»: «… И почему б нам не устроить костюмированный бал?..».
7 июля 2019 г.