Юрий Смирнов
НЕБРИТАЯ ГОВЯДИНА
Давно это было, году в 1954, или 1955. Нас, студентов техникума, по обыкновению советских времён, послали в колхоз на уборку картофеля. Техникум наш был необычный. Готовили производственников для работы на атомных предприятиях. Практику мы проходили на «химкомбинате» «Маяк», города Челябинск-40 (ныне Озёрск).. Этот «Маяк» химичил и выпускал Плутоний-239 для атомных бомб. Город был закрытый и огороженный несколькими рядами проволоки, полученной после скрещения ужа с ежом, то есто колючей проволоки. Студентов в техникум набирали по всей Челябинской области. Принимали после 7-летки. На оценки особого внимания не обращали и практически, брали всех желающих и даже, сомневающихся. В это послевоенное время выпускниками семилетки были и 14-летние и 17-летние, попадались и 20-летние, которые в своё время отступали вместе с Красной Армией, когда было не до учёбы.
В группе, где я учился, я был самым молодым. При поступлении мне не было 14 лет (в первый класс я пошёл в 1945 будучи шести с половиной лет). В нашей группе были старше меня и на 5, и даже на 6 лет.
Колхоз «Бурино», в который мы приехали, был, конечно, не «окольцован». Нам выдавали план работы на день, к примеру: от начала поля до «вон того куста полыни». Начальник уходил, мы выкапывли куст полыни и заботливо переносили его в наиболее, как нам казалось, подходящее для него, место.
В один из обеденных перерывов мы расселись за большими общими столами. Нам подали огромные кастрюли и виночерпий стал разливать по тарелкам борщ. Кто-то обратил внимание, что «мясо» оказывается частью шкуры животного под названием говяда с длинными волосами. Нет, криков, как в кинофильме «Броненосец Потёмкин»: «Братцы, в борще черви!» не было. Некоторые недоумевали, почему шкуру перед отправкой в котёл не подстригли. Самые радикально настроенные добавляли: И не побрили!»
Учился в нашей группе украинец Александр Очереднюк. Был он крепок телосложением, имел житейский опыт и был старше меня на 6 лет. Как украинец, он понимал толк и в украинском национальном блюде под названием борщ. Он предложил «после сытного обеда» в поле не ходить и мы отправились в своё колхозное жилище, то есть в барак. Внезапно появились комсомольские «товарищи». Они ничего не говорили о длине волос на шкурах, вероятно поспешно убиенных и засунутых в котёл животных, а стали «шить» нам антисоветчину.
В старших группах нашего техникума учились не только переростки, но и бывшие зэки. В этих группах был образцовый порядок и дисциплина. Они были отличными спортсменами и наш техникум на первенство города только по баскетболу выставлял пять команд (я играл за «Науку 5»).
Если, к примеру, вода в комнатах общежития зимой, к утру, замерзала, то все группы старшего потока, придя на занятия, сидели и гудели. В прямом смысле, не разжимая ртов. Пришедший преподаватель был вынужден уйти – делать ему там нечего – сплошной гул. На фамилии никто не откликается, на преподавателя не смотрят, просто гудят.
Приходил директор Иван Захарович и выяснял причину. Он никогда не искал зачинщиков, да их и нельзя было найти. А у Ивана Захаровича план - кровь из носа, а специалистов – делателей бомб атомных, вынь, да положь! Да и отец всех времён и всех народов заявил этак просто, что Третья мировая война неизбежна. И, конечно, она будет атомной. Только первое устройство с трёхэтажную конструкцию, нам удалось взорвать в 1949. А с транспортируемой «Кузькиной матерью» пришлось повременить аж до 1952. А в 1953 Бог приметил Шельму и отправил её (его), поначалу, в мавзолей, а потом замуровал в стенку. Кремлёвскую.
И старался Иван Захарович, и в Москву ездил, и стипендии выбил: при заработке среднего рабочего 800 – 900 рублей в месяц, студент 4-го курса получал 500 рублей, а на практике на предприятии давали ещё и талоны спецпитания, на которые можно было в продуктовом магазине покупать любые продукты, включая водку. Когда на первой практике мне дали лист талонов на питание, я стал вырезать талоны на выходные дни. Меня остановил дежурный инженер:
- Студент, ты что глупостью маешься и талоны вырезаешь?
- Так, ведь не положено в выходные дни…
- Тебе сколько лет?
- Пятнадцать.
- А на такие объекты положено только с восемнадцати. Дома живёшь?
- Нет, в общежитии.
- Ешь всю карточку и никогда не вырезай выходные дни.
На одном из общих собраний жаловался директор: «Идёт студент по другой стороне улицы, помахивая БЕЛЫМ батоном, и кричит мне: «Иван Захарович, деньги кончаются!».
«Товарищи» стали нас приглашать на трудовые подвиги, а мы, как чучела бессловесные, лежали на топчанах и молчали. На работу мы не пошли. На следующий день мы вышли на работу и выполнили дневную норму на все 18%. И нас стали кормить прилично и мы перешли на безволосную диету.
Я в то время был о;троком. Отрок – человек, не имеющий права голоса из-за несовершеннолетия. Реку; – по-русски «говорю». Слова из песни «Хас-Булат удалой»: «Князь! Рассказ ясен твой, но напрасно ты рёк.» Но я и не высовывался, но уже тогда я понял, что в одиночку плетью обуха не перешибёшь.
И высунулся я только в 1962 году, работая на атомном ледоколе «Ленин». Я был единственный в экипаже некомсомолец. И предложил интруктору ЦК ВЛКСМ Масленникову ликвидировать комсомол, как лживую и оболванивающую молодёжь организацию. «Слух обо мне» дошёл до Москвы. Оттуда пришло указание. Но встал на дыбы и на мою защиту весь экипаж. И ответную меру ко мне пришлось отложить. Гуляя по тюремному двору СИЗО КГБ в Питере, (Литейный, 4), в 1966 году, стриженный наголо, пощипывая свою хилую бородёнку, вспоминал я небритую говядину, напевая в полголоса «У советской власти сила велика».
Петербург 2005