Шоколадка

Сергей Ланцета
Я вышел на балкон, уминая на ходу вкусную шоколадную конфету – один из тех зловеще ароматных брусочков, которыми ты выложила на подоконнике колодец на манер игры в дженгу.
В изначальном варианте планировалось насладиться потоком какао-лавы по вулканам рецепторов посреди зажмурившейся пещеры полости рта, вытащив всю остальную анатомию на балкон; но удержаться не удалось: в мгновенном порыве не соотносимого со значительностью действия нетерпения я шумно развернул фантик и откусил половину.
Вследствие чего извержение омрачилось суетливыми сторонними поползновениями выходящего на балкон человека, такими как: прохладный для босоногости на контрасте с комнатой пол, такой же для предплечий металлический бортик, колористическое трио которого составляли – гранит, сохлая кровь, мох – хаотичными спрэеобразными пятнами по периметру выступа, а также назойливый для глаз, что пришлось держать всё же открытыми, - синий фургон, пристроившийся у подъезда справа. Из окна водителя высунулась бледная женская рука и с пол-минуты подержавшись за (интересно, прохладную?) крышу, затем на мгновение улизнув обратно в нору, вытащила целиком женщину в бирюзовой блузе и ловко размыла в никуда моей рассеянностью, вызванной чередой рассуждений из скобок (пожалуй, да – зачем держаться за тёплую крышу?).
С обратной стороны фургона вдруг вырисовался шустрый мужичок с огромной клеткой – для кого? Температуру крыши достоверно узнать не вышло, но новый вопрос разрешился тут же звучным консонансом диалога:
- Завели кого-то! – конспиративно, как и обращаются друг к другу полузнакомые люди на улице, выплеснула на громкости гораздо выше средней (ведь предстояло покрыть расстояние между подъездами) женщина, похожая на ту штуку, что жила в пруду цокольного этажа магической башни в фильме про меч Короля Артура.
Не успел я перебрать в воображении и пары вариантов, как мужчина, будто произнося гордое имя своего племени на редком наречии, выронил в мои неподготовленные к этому ушные раковины шаркающее в два слоговых шага с ленивым хвостом третьего, как и сам зверь, слово:
- Шиншиллу!
Шиншиллу вместе с домом водрузили на жёлтую скамейку, а сами ушли забирать из машины что-то ещё.
- Вот хорошо! – предварительно вскрякнув, видимо, чтобы набрать воздуха, выпалила «тут-как-тут-женщина» свою вторую реплику.
Да, стало быть, вон тот насупленный комок в правом углу – Шиншилла.
Пока я пытался предугадать высоту и громкость твоей реакции на это фонетическое зеркало с пушистым отражением при моём пересказе, бабы внизу заверещали про какие-то ключи, сильно смахивая на забавно пререкающихся чаек, словно выплёвывающих гнусные птичьи заклятья, а сам зверь, и дом зверя, и хозяева зверя, что принесли дом – растворились в своём, уже без меня, продолжении.
Чайка маршрутом заплыва в воздушную волну вечернего двора пыталась поведать то ли о местонахождении нисходящих и восходящих вихрей, о пятнах прохлады и растекающихся вокруг берёз ручьях тепла, то ли ещё о чём – я не внял.
Она покружилась в моём взгляде ещё немного и наскучила. Чёрный кот куда-то прокрадывался сквозь клумбу за спиной комментаторши дворовых событий, своим неведением дарившей и мне и ему одно из самых прекрасных ощущений – затаившегося наблюдателя.
Я поприсматривался уже из вымученного интереса к виду и, не обнаружив ничего кроме бросившихся в глаза своей пустотой пластиковых бутылок на дороге, с ужасом ощутив, что насыщенность мгновения стремительно катится в бездну по склону эмоциональных чаяний, отправив в рот вторую половинку конфеты, вышел с балкона, догоняемый смутным сознанием факта, захлопнувшего за собой дверь, что мне попался любимый вкус.
Он был точь-в-точь такой, как у этой, крохотной - для стороннего наблюдателя, но ставшей целым миром - для сидящего внутри за прутьями фраз, истории.