Я покинула дом Даши и поехала к Мухаббат. Говорить ей о том, что я еду в свой кишлак за своими, когда-то закопанными драгоценностями, я не собиралась. Это бы её испугало. Я хотела попросить её присмотреть за Гульнарой. Мухаббат стирала, сидя у арыка. Увидев меня, она ополоснула руки и подошла ко мне. Мы поздоровались, обнявшись и сели на топчан.
- С утра очень жарко. Как Вы, кеное? Абдулла уехал? - спросила Мухаббат.
- Слава Аллаху, я здорова. Вчера вечером уехал. Сами как? - спросила я в ответ.
- Хорошо, спасибо. Я Вам чай поставлю. Может Гульнару позвать? - спросила Мухаббат, вставая с топчана.
- Я не голодна. Мухаббат, хотела попросить Вас... я хочу уехать на пару дней, Гульнара у вас останется. Присмотрите за ней, - сказала я.
- Могли бы и не просить об этом. Гульнара, как дочка мне. А что случилось, кеное? В Ленинград хотите поехать? Хотя...з а два дня это невозможно... у Вас же всё хорошо, да? - взволнованно спросила Мухаббат.
- Всё хорошо, дорогая. Хочу в свой кишлак поехать, столько лет прошло. Вдруг захотелось посетить родные места, - ответила я.
Мухаббат с удивлением посмотрела на меня.
- Но... Вы же вроде говорили, что у Вас родных там не осталось, так зачем это понадобилось? - спросила она.
- Не знаю, Мухаббат. Просто тоска в сердце. Так мы договорились? - спросила я.
- Да, конечно, можете спокойно ехать, - ответила она.
- Спасибо. Я проведаю детей и пойду домой, - вставая с топчана, сказала я.
Хурсандой кормила грудью малышку, Гульнара игралась со старшим сыном Хурсандой.
- Мамочка пришла, - воскликнула Гульнара, подбегая ко мне.
- Как ты, родная? - спросила я, целуя дочь.
- По папе очень скучаю, - заплакав, ответила Гульнара.
- Я тоже, радость моя. Но что мы можем? Читай молитву, как папа тебя учил, ему теперь только это нужно, - сказала я, прижимая дочь к груди.
- Ассалому аляйкум, кеное, - докормив ребёнка и уложив в бешик(люлька), сказала Хурсандой.
- Ва аляйкум ассалом, дочка. Как малышка, растёт? - спросила я, обнимая девушку.
- Растёт, слава Аллаху. Проходите, садитесь, - предложила Хурсандой.
- У меня дела, я идти должна. В другой раз, дорогая, - ответила я, выходя из дома.
Попрощавшись с Мухаббат, я поехала домой. Мы с Махсудом, понемногу откладывали деньги. Дочь росла, думали, ей будет нужно на свадьбу. Открыв ящик старого буфета, я взяла коробку из-под детской обуви. Много денег я брать не стала, только на дорогу, ведь теперь до города ездил поезд. А там, как-нибудь доберёмся и до кишлака. Положив коробку на место, я пошла в ванную, чтобы искупаться. Но перед этим, я распустила свои длинные волосы и намазала кислым молоком. Через полчаса я вымыла их хозяйственным мылом и расчесав, заплела в косу. Заколола шпильками на затылке и искупалась. Вещи с собой брать не стала, думала, на всё нам с Дашей хватит два дня. Вечером, она пришла сама.
- Наверное, ничего не готовила? Я тебе поесть принесла. Хлеб-то есть у тебя? - спросила она, поставив косушку на стол.
- Жара, есть не хочется. Но лепёшкупо дороге я купила, - ответила я.
- Мирзе я сказала, что мы едем в твой кишлак. Он вспомнил, что ты ему рассказывала о своих драгоценностях, давно, правда, но он вспомнил. Сказал, что это опасно, но поехать с нами он не может. Говорит, на работе нормативы высокие стали, работы много. Но меня с тобой отпустил. Сначала, правда, вообще говорил, чтобы мы этого не делали, но я его убедила, сказала, что мы только посмотрим и вернёмся назад, - говорила Даша.
- Мне и самой не по себе становится, как подумаю об этом. Столько лет прошло. Думаешь, они лежат и ждут, когда за ними хозяйка придёт? - спросила я.
- Как я могу что-то думать, Халида, если понятия не имею, где и как ты их закопала. На месте и посмотрим. А там... будь что будет, - ответила Даша.
- У меня внутри всё дрожит от этих мыслей. Не дай Бог, если нас поймают, лагерь, в котором мы с тобой столько лет отсидели, покажется нам раем. Это ты понинимаешь? - спросила я.
- Не маленькая, я всё понимаю. Но рискнуть можно. Хотя я понятия не имею, что мы будем делать с твоими драгоценностями, если вдруг мы их найдём. - ответила Даша.
Меня успокаивала надежда, что мы их не найдём, но этого я Даше говорить не стала, зная её характер.
- Кстати, едем сегодня, до отхода поезда осталось два часа. Поезда уходят вечером, я спросила у соседки, она проводницей работает. Давай, собирайся и поехали, - сказала Даша.
Мне стало не по себе, я не думала, что мы уедем прямо сейчас, ведь думая, что отправимся завтра вечером, мы могли и передумать.
- Сегодня? Но мы же завтра хотели, Даша! - воскликнула я.
Видя моё состояние, Даша взяла меня за руку.
- Какая теперь разница, Халида? Завтра, сегодня. Назад дороги нет. Поехали, - решительно сказала Даша.
И мы поехали, я закрыла на ключ дверь квартиры и вместе с Дашей спустилась вниз. Во рту от волнения пересохло, во дворе был кран, открыв его, я попила холодной воды. В общем, доехав на трамвае до вокзала, мы тут же купили два билета и зашли в вагон. Уснуть, конечно, не получилось, поезд отходил в одиннадцать часов пятнадцать минут. Всю ночь мы с Дашей делали вид, что спим, но ни она, ни я, до утра не спали.
Рано утром, поезд остановился на небольшой станции, название которой, мне показалось знакомым, "Кушбеги"
- Даша, давай здесь выйдем, отсюда наш кишлак ближе, - сказала я.
- Ты уверена в этом? Может до города доедем, там спросим. Если твоё предположение неправильно, мы можем заблудиться, - ответила Даша.
Но интуитивно, я чувствовала, что нам нужно выйти именно здесь.
- Пойдём, название станции мне очень знакомо, - сказала я и стала пробираться к выходу.
Даша пожала плечами и пошла за мной. Выйдя из вагона, я огляделась, местность показалась мне знакомой, но утверждать я не могла. Слишком много лет прошло. Совсем маленькая станция, вроде небольшого переезда, где стояло здание, вернее даже и не здание, домик, в котором сидели два человека, видимо, они работали на железной дороге. К ним мы и подошли. Я и не знала, как спрашивать о своём кишлаке, название его я забыла, впрочем, кажется и не знала.
- Ассалому аляйкум, уважаемые. Мы здесь впервые, вернее, я уехала отсюда ровно тридцать пять лет назад, в восемнадцатом году. Нам кишлак нужен... название не помню, к сожалению. Может вы помните... жил тут в те годы Турсун бай, самый богатый был в этих краях, он погиб в годы революции, - волнуясь от воспоминаний и понимая, насколько нелепо, наверное, мы выглядим со своими вопросами, спросила я мужчину, что был постарше. Ему было лет шестьдесят пять, может чуть больше. Он мог знать об этом.
Мужчины оглядели нас и посмотрели друг на друга.
- Не тот ли это Турсунбай, что возглавлял отряд басмачей, его отряд Красная армия разгромила. Здесь, в этих краях, только один Турсун бай жил. Я молодым был, тогда вырезали много людей. Семьями расстреливали. Кишлак, в котором жил Турсун бай, в семи километрах отсюда. Скоро подъедет Тахир акя на своей арбе. Он привозит нам воду и обед. Его попросите, он может отвезти. Пешком идти далеко, да и жарко, - сказал мужчина, что был постарше.
- Спасибо Вам большое. А как кишлак называется? - поинтересовалась я.
- Сейчас имени Фрунзе, а раньше Кара билог(чёрный родник),
- сказал мужчина.
И вдруг я вспомнила, что мой кишлак так и назывался. На окраине кишлака когда-то, ещё в начале прошлого века, пробился родник. Почему его называли чёрным, было не понятно. Мужчина указал нам на табуретки.
- Вы посидите, Тахир акя наверное уже в пути, - сказал он, наливая в палки чай мне и Даше.
На маленьком столике, стоял чайник с отбитым носиком, пара кусочков лепёшки, комковой сахар, виноград и один гранат.
- А вот и Тахир акя. Пыль какая из-за его арбы, - поглядев в маленькое окошко, сказал мужчина.
Мы с Дашей встали и поблагодарив мужчин, вышли из комнатушки. Мужчины вышли следом за нами. К нам подъехала арба, на которой сидел старик с седой бородой, в белой рубахе и таких же штанах, с тюбетейкой на голове. Прямо, как много лет назад, когда Эргаш акя вёз нас на станцию, чтобы мы уехали в Ташкент.
- Ассалому аляйкум, отахон (отец), нам в кишлак нужно, в кишлак имени Фрунзе. Может отвезёте нас? Мы Вам заплатим, - попросила я старика.
- Эргаш акя, эта женщина говорит, что жила в кишлаке Кара билог много лет назад. Ещё когда почтенный Турсун бай был жив, - нагнувшись к самому уху старика, сказал мужчина.
У того глаза прищурились. Он внимательно вгляделся в моё лицо.
- Да? И чья же ты дочь? Я всех в том кишлаке знаю и знал, - недоверчиво спросил старик.
- Я дочь Абдуллы... может помните? - осторожно спросила я.
Имя матери и братьев я называть не стала, их бы навряд ли вспомнили.
Старик поморщился.
- Абдулла, говоришь? У него дочь и два сына были, погибли они, во время борьбы с басмачами. Я помню Абдуллу, правда, я моложе его был... так ты и есть его дочь? - спросил старик.
- Да, я его дочь. Прошу Вас, отвезите нас, - попросила я опять, чтобы старик не стал расспрашивать обо мне подробно.
- Чего не отвезти, отвезу. Садитесь, - согласился наконец старик.
Даша, которая молча наблюдала за происходящим, быстро села на край арбы.
- Хм... дороги неровные, свалишься. Сядь на дно, - сказал Тахир акя.
Мы послушно сели на дно арбы. От езды стояла такая пыль, что пришлось прикрыть лица платками. Ехали более получаса, солнце палило так, что трудно было дышать. Жутко хотелось пить. Но мы молчали, чтобы не рассердить старика.
- А ты, значит, в город уехала, да? - спросил старик.
От жары пересохло в горле, говорить было трудно, да и желания не было. Но не уважить старика, я не могла.
- Да, отахон, я в Ташкенте живу, - ответила я.
- Ташкент, город большой. Это хорошо... - пробормотал старик и замолк.
Видимо и его жара доставала. Наконец показались дома, низкие, глиняные, называемые пахса. Я пыталась вспомнить, где же находился наш дом.
- А дом Турсун бая сломали? - спросила я.
- Зачем сломали? Хороший дом был у Турсун бая. Сейчас там школа и сельсовет, - довольно качая головой, ответил Тахир акя.
- Спасибо, что довезли, Тахир акя. Дальше мы пешком пройдём, - сказала я, давая старику монеты.
- Как хочешь, дочка. А дом Абдуллы совсем разрушился, сейчас там семья Акрома живёт. Ему сельсовет землю выделил. Вооон там, - сказал Тахир акя, показывая рукой на дом, ничем не отличающийся от других домов.
- Пошли, Даша, я кажется вспомнила, где был наш дом, - сказала я уверенно.
Мы с ней прошли пешком между домами, по пыльной тропинке. От нашего дома, конечно, ничего не осталось. Ограды у домов не было, как и калиток. Огороды, фруктовые деревья и дом. Казалось, земля была на всех одна, общая. За домами, шли хлопковые поля, поля кукурузы и подсолнуха. Почти в каждом доме, был виноградник и тяжёлые гроздья, с прозрачными на солнце ягодами, свисали между листьями.
Дверь дома была открыта, я прошла вокруг дома, ведь когда мы с Барихон опа закапывали хум, завёрнутый в старый платок, там росла яблоня и это было позади полуразрушенного дома. А теперь пойми, где был перед дома, а где зад, ведь дом могли перестроить по-своему. Я стала разглядывать фруктовые деревья... но за тридцать пять лет, та яблоня давно могла высохнуть.
- Ну что? Вспомнила что-нибудь? - тихо спросила Даша.
Ответить я не успела, из дома вышла пожилая женщина.
- Вам кого, уважаемая? - спросила она.
- Ассалому аляйкум, холажон (тётушка). Вы простите нас, что мы без разрешения зашли к Вам. Мы заблудились, - сказала я.
- Ва аляйкум ассалом. Мой дом открыт для хороших людей. Вы в дом зайдите, здесь жарко, - сказала женщина, подходя к арыку.
Она нагнулась и вытащила кожаный мешочек, в котором обычно хранили кислое и пресное молоко, опуская в холодную воду арыка, крепко завязывая горлышко мешочка, чтобы вода в него не просачивалась.
- Спасибо, холажон, мы и правда очень устали с дороги. Даша, пошли, - тихо сказала я подруге.
Мы молча прошли в дом. Окна и двери были занавешаны от жары и сначала показалось, что в комнате прохладно, но это было так только поначалу. Воздуха в комнате не хватало, дышать было тяжело. Там мы увидели молодую женщину и троих детишек. Они сидели за дастарханом, кажется, собираясь есть. Нас пригласили сесть на курпачи, что мы и сделали. Пожилая женщина налила в косушку холодный айран, который мы с Дашей с удовольствием выпили.
- Угощайтесь, гости. Чем Аллах милостиво удостоил нас, - сказала женщина.
Я и Даша были очень голодны, вскоре, нам принесли холодную машхурду. Знаю, в кишлаках и сейчас едят машхурду холодной, а старики предпочитают её прокисшей, добавляя кислое молоко и райхон. Своеобразная пища, но помогает в летнее время от жары. Утолив голод, мы ещё раз поблагодарили хозяйку, которая и имён наших не спросила.
- Так что вас привело в наш дом, уважаемая? - наконец спросила женщина.
- Видите ли... много лет назад, этот дом принадлежал моей семье, мы здесь жили, отец, мама и два моих брата. Ну и я, конечно, - начала говорить я.
При этих моих словах, женщина побледнела и испуганно посмотрела на меня. Я поняла, почему она испугалась. Может подумала, что я приехала оспаривать землю, где раньше жила.
- Вы только не пугайтесь, уважаемая. Это Ваш дом и живите здесь счастливо много лет, - тронув её за руку, вежливо сказала я.
Женщина улыбнулась.
- Нам эту землю сельсовет выделил, здесь и дома-то не было, одни развалины. Пришлось всё разравнивать и заново строить, - сказала женщина.
Я испуганно взглянула на Дашу, которая хорошо понимала по-узбекски, на котором мы и разговаривали.
- Я помню, да, дом был разрушен. Мои все давно умерли, а я живу в Ташкенте. Поэтому, Вам не о чем беспокоиться, тётушка. На эту землю никто претендовать не будет. Просто... тоска вдруг, понимаете? Захотелось ещё раз увидеть родные места. Места, где прошло моё детство. А скажите, тётушка... дом старый, лицом куда смотрел? - решилась спросить я.
Женщина с удивлением взглянула на меня.
- Лицо дома было повернуто к солнцу, поэтому муж решил построить дом иначе, чтобы летом не было так жарко. Раньше, дом смотрел туда, значит задняя часть была с той стороны. Там и яблоня большая была, засохла давно. Столько лет прошло. Плодоносила так, что таз яблок собирали. Но стара стала, вот и высохла, - говорила женщина, показывая рукой на задний двор и фасад дома.
Я всё не решалась спросить, не копали ли они под яблоней.