Некто сказал, что машину времени изобретать не стоит, поскольку она и так уже есть. Каждый из нас носит её в себе. Наши воспоминания уносят нас в прошлое, а наши мечты – в будущее.
Вечерний Киев поздней осенью 2010 года как обычно, отмечен суетой. Люди, поспешно возвращающиеся после трудовых свершений по домам, заполняют своим физическим присутствием общественный транспорт, чтобы, наконец, укрыться от мира завесой личной жизни.
Я не киевлянин. Я тут работаю, поскольку на периферии, где я живу, с работой напряжёнка. Так поступают многие провинциалы – из четырёх миллионов, проживающих в столице, добрая половина – приезжие: строители, охранники и продавцы, а другая половина этой половины – студенты.
Хоть я отношусь к приезжим, я не строитель, далеко не охранник, тем более не продавец и давно уже не студент.
Мне повезло. В сущности, я работаю, так сказать, у хорошего знакомого моего хорошего знакомого. Ему принадлежит автопарк, занимающийся перевозкой пассажиров. Несколько маршрутов, по которым курсируют наши жёлтые «Богданы» и «Эталоны», приносят стабильный доход предприятию, поэтому зарплата сотрудников офиса, в числе коих и я, вполне достаточна, чтобы, оплатив проезд, отдать на коммунальные и продукты.
Мне повезло ещё и потому, что в Киеве проживает моя родная сестра Оксана. В отличие от меня, неповоротливого по жизни тюфяка, искушённая и весьма предприимчивая дама. Я порою думаю, задаваясь вопросом: как в одной семье, где дети получают одинаковое воспитание, могут быть такие разные дети?
Полтора десятка лет назад она, выпускница Неженского пединститута, вместо того, чтобы работать учительницей музыки по классу фортепиано, отправилась искать счастья в столицу, где охмурила местного фирмача – предпринимателя и стала светской дамой при деньгах, квартире и «Мерседесе». Теперь у них двое чудных ребят: Макс и Жека, а я для них родной дядя Игорь.
Моего зятя зовут Юриком. Несмотря на статус коренного киевлянина в восьмом поколении, свою фирму (компьютерный дизайн частных домов и мебели), родимый зятёк очень простой мужик. Деньги и столичный гламур его совсем не испортили, очень охотно роднится и не сторонится родственников своей жены.
Благодаря этому обстоятельству, я вполне комфортно проживаю с ними в их шести комнатной евро квартире совершенно, как член семьи. Понятно, что несмотря на то, что я не плачу за проживание, а на работу меня отвозит Юра на своей машине (утром нам с ним по пути), просто так, на правах родственника, я жить не могу, совесть не позволяет.
Поэтому каждый день, после работы я покупаю продукты для семейства, такими своими действиями оплачивая своё проживание. Такой вот способ оплаты за своё проживание я просто-таки навязал чуть ли не насильно – мои киевские родственники упорно не шли на это, доказывая вполне очевидную истину, что я их не стесняю. Доходило до словесных перебранок, но, в конце концов они вынуждены были уступить.
Таким образом, три четверти от зарплаты остаётся мне. Этого достаточно, чтобы содержать семью из жены и троих детей (плюс я), и даже немного отложить. Вот почему мне повезло.
Жизнь тяжела, экономика страны ещё тяжелее. Положение можно охарактеризовать, как стабильно плохое. Много людей трудоспособного возраста выехали за кордон, большинство из них не вернётся никогда.
Правда, есть и плюсы от этого всего. Ситуация хоть и тяжёлая, но стабильная, без рывков и потрясений. Именно поэтому многие приспособились и даже считают, что живут, в сущности, очень даже не плохо.
Мне повезло потому, что я не пополнил число «остарбайтеров», сумев остаться дома, зарабатывая вполне прилично, чтобы хватало и на хлеб, и на масло к хлебу.
Работа неплохая. Я занят покупкой дизельного топлива и запасных частей к автобусам: на территории нашего АТП 1302 имеется довольно развитая рем-зона и заправка для автобусов. Периодически я выезжаю на маршруты с проверками. В общем, кроме стабильного оклада имеется и гонорар, который заключается в штрафовании нерадивых. Штрафы можно забирать себе, это санкционная политика руководства фирмы.
Сегодня пятница, именуемая в народе «Днём освобождения Киева». В этот день все «коренные киевляне» массово выезжают на свои родные сёла, чтобы запастись натуральными продуктами со своих огородов, стоящие немалых денег в городе.
Так же народ, который работает и учится в столице, в этот день освобождает его от своего присутствия. Все электрички, пригородные автобусы, маршрутки битком забиты. На дорогах вблизи Киева пробки. Огромный мегаполис, словно колоссальный мегалодон, извергает из своего чрева всю эту людскую массу, чтобы в понедельник с утра вновь поглотить её. Это напоминает некий ритуал, без конца повторяющийся каждую неделю в её начале и конце.
Я спешу, поскольку час пик ещё не наступил, и я вполне себе могу успеть опередить ажиотаж в маршрутках и заторы на дорогах.
Выйдя из троллейбуса, спешно спускаюсь в метро. Тут подземный переход с ярко выраженными витринами торговых рядов, продающих турецкую одежду, сумки, зонты, обувь, польские канцтовары, корейские часы, очки, местные журналы и газеты, малайзийские тапочки и львовские одноразовые кроссовки, китайские телевизоры и магнитофоны. И много ещё всего прочего.
Торговые ряды сменяются мелкими торговцами-частниками, разложившими свой нехитрый крам прямо на бетонном покрытии подземки. Тут можно увидеть старые ключи, награды и медали советской армии, значки и книги, напечатанные ещё за царя гороха.
Попадаются одинокие пенсионеры, торгующие произведениями дачного производства: несколько дедушек и бабушек, явно таким способом пытающихся поправить скудный пенсионный бюджет.
Как я уже упоминал, на дворе поздняя осень. Естественно, дачный разносол не блещет разнообразием – свежих вишен, черешен, малины, яблок и груш, слив, абрикос и крыжовника нет.
Зато в изобилии сушёные и маринованные грибы, консервации, соления и квашения, варенья и джемы. Десяток пенсионеров явно не проявляют активности продаж, скромно понурив глаза. Они понимают, что их предложения скудны, однообразны и практически никого из потенциальных покупателей не интересуют.
Я прохожу мимо, не имея намерения останавливаться – всё это мне не интересно. Через несколько мгновений я буду на станции, где поезд метро поглотит меня с остальными такими же, как я. Последний раз бегло проведя глазами по стеклянным банкам с домашним вареньем, я вдруг задерживаюсь, словно что-то остановило мою руку у самой ручки никеле-стеклянных дверей.
- Сынок! Купи морошку! – тихий голос старой женщины обратил внимание, перевёл взгляд с усталых серых глаз вниз, на стеклянные баночки.
Ну конечно, вот и причина моей подсознательной заминки у прохода! Среди смородинового и светло-коричневого абрикосового варенья находилась совсем небольшая, очень небольшая баночка яркого янтаря. Не жёлтая, а именно янтарная. Она, казалось, едва мерцала изнутри, таким был необычным её оттенок.
Морошка. На память пришли мои детские годы, всего лишь несколько лет, прожитые на Крайнем севере. Ягода моего детства, растущая исключительно за Полярным кругом. Там её называют царской ягодой. У нас в семье, когда я ещё был дошкольником – малиной, по аналогии, из-за сходства плодов.
- Откуда она у Вас? Тут она не растёт и её не культивируют – переспросил я.
- Дочь прислала, из России, она замужем за моряком. Живут в Мурманске.
- И не жалко вам продавать такое сокровище?
- А что делать? Деньги нужны. Да я и не дешевлю. Сто гривен и баночка твоя. Вижу, ты ценитель. Знаком с полярной малиной – отвечает женщина.
- Ну да. Я на ней рос – отвечаю и не торгуясь, отдаю деньги. Морошка стоит того. Десять долларов за совсем маленькую баночку, зато бабушке радость.
Вечером дома никого нет, жена и дети уехали в Ракитное, к родственникам по каким-то делам, не припомню каким. Вернутся лишь после выходных. Это значит, что я сегодня ужинаю один. Ну что ж, один так один.
Заварив чай, с волнением открываю приобретённое варенье. По кухне разносится душистый запах северного неба, стены и потолок вдруг уходят вдаль и скрываются за горизонтом. Вместо своей квартиры я вдруг мгновенно оказываюсь в сопках.
Их каменистые бока поросли серым лишайником, с ветвей карликовых берёз свисают клочья мха. Низкорослые ели закрепились на валунах так, словно ничего для корней, кроме этого камня, им не нужно.
С боку, не высоко над горизонтом светит желтоватый глаз небесного светила. Типичное полярное солнце – светит, но, греет не очень, несмотря на лето. В лицо дует слабенький прохладный ветерок.
На мне резиновые сапоги, байковая рубашка, свитер, ветровка. В Украине так ходят поздней осенью, на Заполярье – в конце лета. Оно тут теплом не балует, да и то, продолжается не долго.
Мне пять лет. Я, как и положено малолетнему главе семейства, пешком не хожу, особенно в продолжительные походы за грибами и ягодами. Не царское это дело, пешком ходить. Для этого есть отец.
Я гордо восседаю на его сильных плечах, мерно покачиваясь вверх-вниз, в такт его шагам. Он придерживает меня за ноги своими ласковыми и заботливыми руками. Впереди идёт мать, вернее мама, в коричневом полу плаще с капюшоном. Волосы повязаны косынкой, на ногах спортивные штаны, резиновые сапоги. За спиной брезентовый рюкзак, в руке лукошко, наполовину наполненное грибами.
Она оборачивается, чтобы ласково улыбнуться мне, задорно подмигивает отцу. Я уже совсем забыл её именно такой, какой вижу сейчас – молодая, красивая, улыбчивая женщина с неподдельно искренней улыбкой, большими тёмными, как лесные озёра, глазами и чёрными, как крыло ворона, волосами. Именно такая, как на наших старых семейных фотографиях.
Отцовская голова, за которую я держусь, на удивление совсем не седая и без про лысин. Она тёмная и кудрявая, как будто и не было этих сорока лет, что прошли с той поры. Сколько же ему сейчас? Наверное, лет тридцать, не больше.
Нет, это не наваждение. Это действительно так и есть – всего лишь за сто гривен я приобрёл не баночку с джемом из морошки, а ключ к пространственному временному порталу и когда открыл варенье – активизировал его. Таинственная сила перенесла меня в моё прошлое и сейчас я очутился в начале семидесятых двадцатого века, в околицах Североморска-3, где проходил службу на военном аэродроме мой отец.
Сейчас выходной и мы всей семьёй отправились за грибами. Климат здесь таков, что обилие влаги позволяет их собирать не только осенью, но и летом, вернее, во-второй его половине. Так мы и делаем, когда получается.
- Павлуша! Смотри-ка, морошка – звонко обращаясь к отцу, указывает помолодевшая мама на открывшееся нашему взору торфяное болотце. Зелёный ковёр мха густо усеян янтарными камешками ягод.
- Ну-ка – отвечает он ей неопределённо.
Его руки, словно ветви могучего дуба, нежно подхватывают меня и осторожно, словно боясь повредить, ставят на мшистую поверхность.
- Осторожно, сынок. Ноги только не замочи – басовито произносит он и я направляюсь к залежам вожделенных ягод.
Болотные кочки густо усеяны янтарными точечками полярной малины. Склонив колени, я уютно располагаюсь в мягком мхе между кочками, словно в диковинном кресле. Ягоды послушно наклоняются на своих стебельках к моим рукам, чтобы я мог без особого труда срывать их. Кисловато сладкий привкус мякоти разлился во рту…
Новое видение предстало предо мной. Школа, в которую я пошёл в первый класс – Североморская СШ №8. Обыкновенная средняя школа, обыкновенный первый класс. Трёхэтажное здание с большой асфальтной площадью у большого фасада.
А вот с другой стороны, прямо за школой начинается небольшое болотце, за которым виднеются верблюжьи горбы каменных сопок. На маленьком болотце в больших количествах произрастает брусника и клюква, но, в ещё больших – морошка. Она тут просто роится.
Начало сентября. Бодрым голосом школьный звонок провозглашает конец урока. Все на перемену!
Валентина Васильевна – моя первая учительница и, как оказывается, мы тоже у неё первые. Этот класс для неё первый, как и для меня, и моих друзей. Это ставит нас в равные условия дебютантов: первый раз – в первый класс.
Срывая ноги, я и мой тёзка, закадычник Игорёха Малыхин, наперегонки выбегаем на улицу. Скорей-скорей! Болотце за школой ждёт нас! Сейчас оно напоминает пастбище, на котором вольготно пасутся диковинные стада из школьников. И старшие, и младшие, и сильные, и слабые тут – абсолютно равны. Ягод и места хватает всем. Идеальная картина коммунизма, который строила та страна в то время.
А вот времени, в отличие от ягод и места, катастрофически не хватает, ведь скоро урок. Поэтому я, не тратя его на длительные раздумья, сразу же присоединяюсь к ягодным трапезникам. Блаженное занятие настолько поглощает меня, что я не услышал звонок и вовсе не замечаю, что остался один.
Кто-то трогает меня за плечо. Это – Игорёха Малыхин. Игорёня – это я, Игорёха – он. Так мы условились называться. Чтобы легче отличать.
- Игорёня! Тебя учительница в класс зовёт!
- Зачем? – недоумеваю я.
- Как это зачем? – переспрашивает Малыхин – урок уже начался! Ох и попадёт тебе!
Неприятное ощущение. В отличие от нынешних школьников, в те уже далёкие времена к учителю отношение было иным. Никто не хотел опаздывать на урок.
Почти на ходу оборвав несколько брусничных и морошковых кустов, устремляюсь к школе.
- И почему ты опоздал? – нарочито серьёзным тоном, сдвигая светлые брови над умными глазами, вопрошает с высоты своего положения первая учительница.
- Мороху ел – отвечаю я просто и откровенно.
- А звонок для кого был? – продолжает дознание строгая учительница.
- Для вас – чистосердечно излагаю я.
- И для тебя – поправляет Валентина Васильевна, тут-же добавляя – Придётся тебе дать мне свой дневник.
- Зачем? – нарочито недоумеваю я, понимая, что вопрос не по существу.
- Замечание тебе напишу. Пусть родители знают, что вместо того, чтобы учиться, ты морошку ешь.
- Простите меня – простодушно отвечаю я – у меня времени не было. Не мог же я сам наедаться, а про Вас не подумать. Вот, угощайтесь.
И, подойдя к её столу, аккуратно высыпаю из раз жатой ладони горсть ягод прямо на раскрытый классный журнал.
- Спасибо! Садись на место – отвечает Валентина Васильевна смягчившимся голосом, сдержанная улыбка обозначилась на её лице, а светлые брови над умными глазами распрямились…
Начатая банка морошкового джема стоит передо мною на столе. Окно затянуто морозными узорами настолько, что сквозь него ничего не видно. Зима на улице. Откуда она сейчас, ведь на дворе поздняя осень 2010 года?
Но нет. Моим глазам предстала новая картина.
Сейчас зимние каникулы. Морозные зимние каникулы. Мурманская зима сурова, как снежная королева, нещадная к тем, кто пренебрегает её королевским величием.
Через наш городишко протекает неширокая река, больше напоминающая широкий ручей. Глубина её такова, что жаба в брод перейдёт. Зимний мороз сковал её ледяным панцирем, поэтому тут немало школярствующей детворы.
Мы играем в хоккей, просто катаемся на коньках. Но, мне не повезло – я проваливаюсь по грудь в воду и, как результат происшедшего, заболеваю.
Морошка – прекрасное средство от простуды. И вот, окружённый маминой заботой и укутанный в тёплый плед, я с наслаждением доедаю баночку этого против ангинного варенья. Два в одном – и лекарство, и лакомство. Трудно сказать, чего в ней больше.
Я держу в руках опустевшую баночку из-под морошкового джема. Я даже не заметил, как уплёл это варенье.
На дворе поздняя украинская осень 2010 года. Глубокое северное небо сменяется потолком квартиры, на смену каменным валунам мшистых сопок и пространству торфяников вернулись стены квартирной кухни.
Моё путешествие во-времени завершилось.