Иногда Ашоту выпадали дальние поездки — Анапа, Краснодар, Абхазия... Тогда он возвращался домой уставший сверх обычного, оголодавший, а иногда и невыспавшийся. Вот и в этот раз, после поездки на озеро Рица, Ашот хотел лишь одного: принять душ, покушать и лечь спать.
Пока он плескался в ванной комнате, дочь накрыла стол. Подала тарелку наваристого борща, гуляш с гречневой кашей, огуречно-помидорный салат и достала из холодильника две запотевшие бутылки любимого папиного пива «Holstein» и высокий стакан. Борщ он выхлебал молча, уткнув глаза во включенный телевизор, но на гуляше вдруг сообразил, что в доме чего-то не хватает, перевел взгляд на дочь, которая продолжала не спеша хлопотать в кухонном углу, варила кофе, и спросил:
- Диночка, а где мама? Спит, что ли?
- Мама на работе, - спокойно отвечает четырнадцатилетняя Дина, даже не оборачиваясь к отцу.
- На какой еще работе? - Вилка, готовая взяться за гуляш, замирает в руке Ашота. - Что за новости? Объясни толком! Она, что, устроилась на работу, пока меня не было?
- Ну да. - Теперь Дина все же обращает к нему свой слегка затуманенный какими-то внутренними мыслями взор и поясняет: - Да, она устроилась на работу.
Аппетит у Ашота пропал. С Ритой они живут двадцать лет, много чего было в их жизни, и даже развод был, собственно, они и сейчас формально в разводе, хотя и продолжают жить вместе, но Рита никогда не работала, да и не рвалась на работу. Был однажды момент, когда Ашот организовал при доме маленький магазинчик и Рита под его нажимом попробовала себя в роли продавщицы, но из этого ничего не вышло, душа у нее к этой роли не лежала, и магазин пришлось закрыть. Как он видел, Рита предпочитала, чтобы деньги для семьи зарабатывал муж. И вдруг — она устроилась на работу!
- И куда же она устроилась? - задал он очевидный вопрос.
- В «Олимп», - ответила дочь.
- В «Олимп»... - раздумчиво повторил Ашот и взгляд его ушел внутрь. Дина едва заметно повела уже не по-детски округлыми плечами и, поставив перед отцом чашку с кофе, ушла в свою комнату.
- В «Олимп»... - опять повторил Ашот, протянул руку к бутылке с пивом, привычным движением свинтил крышечку и налил в стакан, но пить не стал, смотрел, как оседает медленная пена.
Магазин «Олимп» знает каждый сочинец. Собственно, это и не магазин даже, а торгово-развлекательный центр, построенный несколько лет назад на окраине города, на пустыре, там и кинотеатр имеется, и диско-зал, и детские аттракционы. А уж магазинов как таковых там немерено и несчитано — и мебель, и одежда, и посуда, и Бог знает, что еще. Есть и продуктовый гипермаркет. И все это на пяти этажах. Причем все этажи -подземные, с эскалаторами, с мощной вентиляцией. То ли бзик такой нашел на архитектора (ведь, вряд ли подземные этажи обошлись дешевле надземных), то ли у городских властей была задумка одновременно и бомбоубежище заиметь), однако с виду и не скажешь, что тут, под землей, такой дворец отгрохан. И где же в этом дворце, на каком этаже, в каком залитом слепящим подземным светом закутке нашла себе работу Рита?
По здравом размышлении Ашот решил, что скорее всего она устроилась в гипермаркет. Рита как-то говорила, что у нее там подруга работает, видно, та и замолвила за нее словечко. Да и текучка там, по слухам, большая, в продуктовых магазинах оно всегда так: работа тяжелая, а платят мало.
Аппетит к нему все-таки вернулся, Ашот вновь взялся за слегка остывший гуляш и салат, запил их пивом, подождал, глядя в телевизор, пока все это утрясется в желудке, а запах пива перекроется кофейным ароматом, и, сказав Дине, что скоро вернется, поехал в «Олимп».
Как он и предполагал, Риту он нашел именно в гипермаркете. Правда, он ожидал увидеть ее сидящей за кассой (ее подруга как раз кассиршей работала), а нашел в подсобке, накладывающей в высокую тележку тяжелые пачки с мукой и крупой.
- Солнышко! - сказал Ашот со всей укоризной, какую сумел вложить в свой голос, даже забыв поздороваться. - И зачем все это? Почему ты мне ничего не сказала? Почему со мной не посоветовалась?
- Потому и не сказала, - ответила она с вызовом, на время прекратив работу. - Потому что не хотела с тобой советоваться. Ты ведь у нас единственный умный, а все остальные — дураки!
Ашот грустно улыбнулся, он совсем не хотел спорить с любимой, но неразумной женщиной. Разве он виноват, если она действительно неразумна? Ведь он без особого труда мог бы устроить ее в другой магазин, с меньшей нагрузкой, и не в подсобку, а на кассу. Куда, с ее тонкими ручками, целый день ворочать эти тяжелые пакеты? Это сколько тонн ей придется за день перекидать?
- Риточка, ласточка моя! - сказал он ласково. - Заканчивай эту лабудень и поедем домой. Если тебе так уж хочется работать, я найду тебе другую работу, у меня достаточно знакомств.
- Никуда я не поеду, - ответила Рита и возобновила загрузку тележки пакетами. - Меня эта работа устраивает.
Тогда Ашот осторожно поинтересовался:
- А почему на кассу не пошла? Мест не было?
- Были, - мотнула она головой. - Предлагали. Не захотела. Там думать надо, а я же дура. А здесь думать не надо.
Ашот слегка сконфузился.
- Ну, зачем ты так? Дурой я тебя никогда не называл. Вполне могла бы и на кассе работать. Во всяком случае, физически это было бы легче.
Рита взглянула на него и сказала решительно, как бы подводя черту:
- Я выбрала эту работу и не брошу ее! Уходи и не мешай мне.
Ашот пожал плечами, постоял еще с полминуты, глядя, как Рита тонкими и белыми своими ручками нагружает тележку, и удалился.
Домой Рита вернулась лишь утром, всю ночь трудилась, и так устала, что даже не умывшись, не позавтракав, рухнула на кровать и уснула.
«Ну-ну! - сказал себе Ашот. - Больше она туда не пойдет. Не для нее такая работа.»
Но, отоспавшись и более-менее отдохнув, Рита опять поехала в «Олимп». С Ашотом она не разговаривала. Вообще не разговаривала. Собственно, они и раньше-то мало разговаривали, мало виделись, а спали в разных комнатах. Ашот к ней тоже не приставал, ждал, что она все же измотается на этой работе (сутки через двое) и либо вернется домой, к привычному ничегонеделанию, либо обратится к мужу с просьбой найти ей что-то более подходящее. Но Рита не сдавалась, только похудела, осунулась, и лицо ее как-то ожесточилось, неожиданно повзрослело. Непривычно и жалко было Ашоту видеть ее такой. Рита была на десять лет его моложе, а когда они поженились, вообще была юной девочкой, вчерашней школьницей, и он всегда радовался ее молодости, и хотел, чтобы она всегда оставалась юной.
Наконец, через две недели, он не выдержал и спросил:
- Риточка, а зачем тебе вообще работа? Нам, что, денег не хватает? Давай я напрягусь, придумаю что-нибудь, заработаю еще. Можно, например, еще комнату к дому пристроить, еще жильцов пустить. Как раз твои двадцать тысяч и получится. Посмотри на себя! Я не хочу, чтобы ты так выматывалась.
- Спасибо, Ашот, - ответила она спокойно и как-то отрешенно. - Я двадцать лет жила за тобой как за каменной стеной. Двадцать лет у меня не было своих денег, о каждой мелочи я должна была у тебя просить. Ладно, я детей воспитывала. Теперь дети взрослые, Вадик в армию идет, Дина через год — в колледж. Я хочу иметь свои деньги.
- А можно спросить: зачем?
И вот тут она улыбнулась: так доверчиво, так по-детски, что у Ашота чуть сердце не оборвалось — такая улыбка была у Риты лишь двадцать лет назад, после свадьбы. И она сказала:
- Я хочу купить машину.
У Ашота отвисла челюсть.
- Зачем тебе машина? - Для него машина была прежде всего средством заработка. А зачем она ей?
Последовал обезоруживающий ответ:
- У всех моих подруг есть машины.
Крыть, как говорится, было нечем. Действительно, чем его жена, его любимая жена хуже других женщин? Пусть даже по бумажке она и не жена ему. У всех есть машины, а у нее нет.
- И сколько лет ты собираешься копить на машину? - поинтересовался он не без ехидцы в голосе и взгляде.
- Я возьму кредит, - легко ответила она. - Я уже подала заявку в банк. Для этого мне и надо было поступить на работу. И машину я уже нашла. Права ведь у меня есть.
Тут Ашот вспомнил, что у Риты действительно есть права. Год назад она вдруг изъявила желание ходить на курсы и сдала экзамены. Он тогда почти не обратил даже внимание на это: чем бы дитя не тешилось, лишь бы не плакало. А она, значит, готовилась. Но как и где она нашла машину? Не посоветовавшись с ним! И что за машину?
- Мне брат помог, - объяснила Рита. - Хорошая машина. Недорогая. И не очень старая.
- Недорогая — это сколько? - мрачно спросил Ашот.
- Триста тысяч.
Ашот хмыкнул. Для подержанной машины триста тысяч — не так уж мало. Вопрос — насколько она подержанная?
- Я должен ее посмотреть, - сказал он жестко. Рита промолчала.
- Я должен ее посмотреть, - повторил Ашот еще жестче. - Возиться с ней придется мне, а не твоему брату. А иначе я потом пальцем о палец не ударю, так и знай.
- Хорошо, - согласилась она. - Я и так хотела тебя попросить. Ты ведь лучше разбираешься в машинах.
- Вот с этих слов и надо было начинать, - усмехнулся Ашот. - А кредит на какой срок берешь?
- На два года.
Он посмотрел на жену оторопело.
- Так ты, что, всю зарплату будет за кредит отдавать? А бензин, а ремонт, а техосмотры?.. А штрафы гаишникам, в конце концов?
Рита смотрела на него молча, настороженно. «Ну да, понял он, у меня есть ты, ты поможешь, не бросишь меня в беде. Ну, конечно, куда ж я тебя брошу, девочку мою сумасбродную, но какого черта ты со мной не посоветовалась? Зачем нам в семье две машины? При наших-то не блестящих достатках! Можно было бы что-нибудь другое придумать».
Ашот давно уже мечтал о минивэне, машине на семь-восемь пассажиров. На ней можно было бы возить большие компании, зарабатывать раза в полтора больше. В Сочи, в сезон, это востребовано. Но свободных денег не было, а кредиты он уже взял в двух банках, на ремонт дома, больше ему не дадут. Рита могла бы взять кредит покрупнее, на больший срок, вместе бы расплачивались. И вместе бы ездили на минивэне, по очереди. Много ли ей надо? К подружкам съездить, в Абхазию к родственникам. А он бы деньги зарабатывал. Вроде все логично, и польза обоюдная.
Однако Рита пользу видеть не захотела. Она насупилась и сказала, что хочет иметь свою отдельную машину. «Знает, что я соглашусь, подумал с горечью Ашот. Веревки из меня вьет. Если уж я мирюсь с тем, что она спит в отдельной комнате и лишь изредка меня туда впускает, то и с машиной смирюсь. Люблю ее, заразу!»
Не откладывая дела в долгий ящик, на следующий же день поехали смотреть машину. Хозяином оказался армянин из Еревана, парень лет тридцати, с круглыми плутоватыми глазами. Не любил Ашот армян из Еревана. Наверное так же, как мы не любим москвичей (если только это не наши личные друзья!) В его глазах все ереванцы — ловкачи и пройдохи, любители легких денег на кривых путях. Машине, Тойоте-Висте, исполнилось десять лет, пробег был соответствующий, ходовка — изношена, движок, надо понимать, тоже. В довершение всего она была черного цвета! То есть, таксовать на ней — почти дохлый номер. Ну, представьте себе! Люди приезжают в солнечный Сочи, в город пальм и магнолий, где, как в Рио-де-Жанейро, все жители ходят в белых штанах, и вдруг их встречает абсолютно черный драндулет, почти катафалк. Даже за полцены желающих прокатиться на таком найдется немного.
- Риточка, давай поищем белую! - робко предложил Ашот.
- Я хочу эту, - непреклонно возразила Рита. - У всех белые, а у меня будет черная. Раньше все правительство на черных «волгах» ездило.
Аргумент был неотразим. «Господи, какой она ребенок!» Ашот для приличия поползал под машиной, порылся под капотом, похлопал дверцами, попинал резину, попытался сбить цену. Однако ереванец, видя, что главным покупателем тут является женщина и что она настроена решительно, на торг не поддавался, спокойно стоял на своем. И Ашот понял, что он обречен. Придется брать эту развалюху, вкладывать в нее деньги, силы и время, и смотреть, как счастливая Риточка отъезжает в ней покататься по городу на зависть подружкам. А ему придется продать свою «Шкоду», оборудовать на эти деньги столярную мастерскую и заняться производством штучной мебели. Может, оно и к лучшему? Таксование — занятие нервное, здоровье уже никуда, две операции на сердце... Пора переходить на оседлый образ жизни. Делать мебель он уже пробовал, все в доме сделано его руками, не боги горшки обжигают, а потребность в Сочи в мебели есть — ее везут из Краснодара и Москвы, а жилье все строят и строят. Так что, может быть, Риточкин каприз — это для него знамение Судьбы?
- Ладно, солнышко, - сказал Ашот, вытирая запачканные руки носовым платком и не глядя на довольное лицо ереванца, - раз уж она тебе так нравится — берем!
И Риточка улыбнулась ему.