60 глава. Молоко и первая зарплата

Элла Лякишева
                МОЛОКО И ПЕРВАЯ ЗАРПЛАТА

     Домашние задания я делал быстро, после чего убегал на улицу.
   Осень долго стояла сухая и тёплая. Удержать деревенских детей дома в такую погоду невозможно. Но однажды мама попросила меня отнести отцу обед на зерноток. Она  копошилась то у русской печи, то у стола. Торопилась - и литровая стеклянная бутылка под молоко   упала с лавки, ударилась о ведро и раскололась на мелкие части.

   Надо сказать, что эта бутылка была единственной в доме. Её берегли, в ней удобно было хранить молоко на покосе или вот так, как сейчас, отнести для обеда. Охая и причитая, мама пыталась найти другую, но ничего не нашлось, и она налила молоко в алюминиевый бидончик. Предупредила меня, чтобы нёс осторожно и не пролил молока.
 
     Схватив в одну руку узелок с нехитрой снедью (кусок ржаного хлеба, отварной картофель, пучок лука, несколько огурцов, соль), а в другую -  бидончик с молоком, я выбежал из избы. Но… не добежав метров 300, споткнулся и растянулся на дороге. Крышка слетела – и молоко вылилось в пыль. Осталось лишь немного на дне - не больше стакана.

    Я встал, отряхнул одежду и узелок с едой. Стою, думаю, что же делать. Возвращаться? Но молоко было последним, и мама не нальёт другого. Бежать к отцу с пустым бидончиком? Решил идти к отцу. Теперь я шёл медленно, обдумывая, что скажу, как оправдаюсь. Конечно, меня накажут. Отец меня никогда не порол, а вот мама могла отшлёпать.
 
    Вот и зерноток. Отдаю отцу узелок с обедом. Напарником отца Андрей Киль, репатриированный немец, говорит: «О, помощник растёт хороший!» Хотел я уже отойти и заняться изучением грохочущих веялок, крутящихся валов и барабанов, но отец, заглянув в  бидон, спросил: «Скажи-ка, помощник, это мать налила столько молока?»

    Я машинально кивнул головой, подтверждая его предположение. Отец с сомнением покачал головой. А Андрей, тоже заглянув в бидон, рассмеялся. Они не стали уличать меня во лжи. Постоял я молча, с опущенной головой и отошёл в сторонку. Мне было стыдно. А мужчины после обеда завернули по самокрутке и сели курить. Отец вернул мне бидончик и узелок, сказав: «Беги домой!»

   ...И вот снова лето. Окончен первый класс. Целых три месяца можно беззаботно играть. Но провести его так легко, как  хотелось бы, у меня не получилось.
 
      Старший брат Сашка уже работал на покосе, возил копны. Меня на покос родители ещё не отпустили по возрасту. В сенокосную пору жить приходилось в поле, в балаганах. В деревню привозили только по субботам, в баню, либо в случае проливных дождей.

   Но тут  Лёша, мой дядя, работавший в Сельпо, завёл разговор с отцом, что надо накосить сена и для сельповских лошадей. Дополнительных копновозов взять неоткуда, а я рос высоким и сильным. Одним словом, Дядя Лёша уговорил отца и заверил его, что я буду у него под постоянным присмотром. Мой дружок Толька Кочубеев поедет тоже. Спросили  меня – я конечно согласился.

   Для Сельпо косили сено на Диком поле, километров 10 от деревни. Привезли нас на место на телегах. Там  стояли балаганы (шалаши), изготовлена коновязь и загон для лошадей, стояли конные сенокоски и грабли.

    Косари уже неделю косили, сгребали и копнили сено. Стан стоял среди редких, высоких старых берёз, продувался ветром, поэтому слепней, оводов и комаров здесь немного. Я заметил, что взрослых было мало: дядя Лёша, Валет - парень лет 17, немец из Поволжья Николай Паульс, сосланный латыш Пётр Цауцис лет 40, высокий, сильный, но немного ленивый.

     Днём копнить сено приезжали 2-3 женщины, но к вечеру они  уезжали домой.  Нам с Толькой дали старых, спокойных лошадей. Взобраться на них самостоятельно мы ещё не могли, нас подсаживали взрослые, поэтому слезать с лошадей мы старались пореже. Позже я приспособился взбираться с пня, торчащего рядом с балаганом. Никаких сёдел не было.

    Мы ездили, положив на спину лошади телогрейку. Работали с утра до вечера, не считая обеда. Стояла жара, но, чтобы не кусали комары, на нас надевали штаны, рубашки, пиджаки, на голову натягивали кепки, на ноги – кирзовые сапоги. Дядя Лёша всегда носил в кармане горсть конфет для нас с Толькой, ведь мы были дети, и мне не исполнилось ещё восьми лет.

    Я конфет не просил, стеснялся, а вот Толька часто пользовался, заявляя о каких-нибудь неудобствах. Например, подходит к нему и говорит: «Ой, что-то меня лихотит! Мне бы что-нибудь сладенького!» - И в ответ получал конфету. Много лет спустя дядя Лёша вспоминал эту фразу и смеялся над Толькиной детской хитростью.
 
    Кормили нас, честно сказать, до отвала и за казённый счёт: хлеб, мясо, молоко, картофель привозили из деревни. Молоко хранили в вырытом погребе. Варили на костре щи с мясом, кипятили чай. Я дома-то так вкусно и сытно не едал.

    Вернулись домой дней через двадцать и продолжали свои игры и забавы. Целыми днями купались на Моховом озере, ходили собирать клубнику за мельницу. Самой мельницы уже не было, но остался огромный деревянный вал с деревянной же зубчатой шестернёй, и лежали два каменных жернова.
 
   Играли в войну и прятки. За зиму мы с Витькой насобирали костяных бабок и теперь резались в бабки. Научил нас этой игре дед Давыд. Можно сказать, мы были последними в нашей деревне игроками в эту забытую игру.

   Лето заканчивалось, когда вдруг дядя Лёша сказал мне, что надо сходить в сельповскую контору  и получить заработанную на покосе зарплату. Не ожидал я такой награды, ведь в то время и взрослые зачастую работали почти за «бесплатно», не всегда получая деньги за работу.
   
   В колхозе начисляли им трудодни, а по окончании года подсчитывали колхозные доходы (прибыль) и делили на все трудодни. На один трудодень получалось примерно по 7-8 копеек (это до 1961 года). За год взрослый колхозник мог заработать 2000-3500 трудодней. За год!  А килограмм сахара стоил 7 рублей!
   
  Пришёл я в контору, встал посреди комнаты, не знаю, к кому обратиться. В одном углу за столом сидел Пётр  Матвеевич Данилов, председатель сельпо. За другим столом  - женщина, она и спросила меня, что мне надо. Стесняясь, я промямлил, что пришёл за зарплатой.

     Женщина-бухгалтер спросила, где я её заработал, заставила  назвать фамилию, имя, отчество. Я уже и не рад был, что пришёл. А она попросила подойти к столу и расписаться в ведомости, после чего выдала мне 54 рубля 60 копеек – первые заработанные мной деньги!

    Улыбаясь, женщина взяла меня за руку и повела к магазину, стоящему рядом. Что-то сказала продавщице. Та поинтересовалась, есть ли у меня карманы, и стала набивать их конфетами, да не дешёвыми, а дорогими, шоколадными. Впервые в жизни ощутил я в тот день вкус шоколада. Сказав женщинам спасибо, я пошёл домой. Я и побежал бы, да боялся, что из карманов конфеты посыплются.
 
  Дома солидно подхожу к матери и вручаю  первую свою зарплату, выкладываю на стол конфеты. Съесть их одному у меня и в мыслях не было. Сейчас я понимаю, что стоимость этого дара была больше всей моей зарплаты! А на заработанные деньги мама купила мне новые ботинки.

              Продолжение на   http://www.proza.ru/2019/07/18/399