Топор племени Меря. 2. Желтая змейка

Наталья Банецкая
   Желтая змейка часто наблюдала  за людьми из-под коряги, когда девушки ходили на речку Портюг за водой или парни поили своих коней. Было в их движениях, лицах, разговоре  что-то притягательное. Она рассматривала их с желанием быть такими как они – люди. Вслушивалась в каждое слово, и уже могла понять, и, казалось, если бы у нее была возможность,  могла бы повторить их речь. Наверное, могла бы. И вот однажды, наблюдая за девушкой, которая пришла в лес по грибы, и, следуя за ней по пятам, она представила, что она такая же девушка. Желание быть похожей было столь неодолимым и сильным, что она почувствовала всем своим змеиным телом,  что она увеличивается в размере, у неё растут ноги и руки волосы. Она с удивлением рассматривала свои ладони, ощупывала своё тело, и в какой-то момент испугалась этих перемен - секунда и она опять змея. Желтая красивая змейка, она скользнула под корягу, свернулась клубком и задумалась, что это с ней происходит? А может она умеет превращаться в человека, как её мать? Змейка поползла к своей избе, матери не было дома, её давно не было. Мать, возвращаясь, после долгих отлучек, всегда притаскивала с собой какое-нибудь  барахло и побрякушки, а потом, вернувшись в тело змеи, надолго зависала над открытыми сундуками долго их рассматривала, припоминая, очевидно, события своего недавнего путешествия..   Ах, как ей не хватало её именно сейчас, так хотелось поделиться хоть с кем-нибудь новыми ощущениями. Свернувшись кольцом на пушистой шкуре, она опять представила себя в образе той девушки её глаза, губы, волосы. Нет, у нее глаза будут больше и  серо-зеленые, нос короче, такой вздернутый, как у девушки, которая о чем-то щебетала с парнем у водопоя. Губы, ну, пусть будут как у неё, только чуть пухлее и ярче. Она так живо и образно представила себя, что, когда открыла глаза, оказалась в новом теле, подошла к зеркалу - диковинке, которую мать притащила прошлым летом невесть откуда, увидела в нем отражение красивой, ей незнакомой девушки. Поворачиваясь так и сяк, рассматривая свои новые руки, лицо, ноги,  боялась, что это наваждение вот-вот исчезнет, и она опять станет желтой змейкой Ингирь, как звала её мать. Решение пойти к людям пришло ей неожиданно, она желала этого всем сердцем  и боялась его. Покопавшись в материнском сундуке, она вытащила оттуда одежду, похожую на ту, которая была одета на девушках племени Меря. Примерила её, потом открыла ларцы, стоявшие перед зеркалом,  и стала примерять на себя украшения, подбирая что-то похожее на украшения мерянских девушек и в довершении, подпоясавшись шитым кушаком с подвесками, взглянула в зеркало и обмерла – какая же красавица смотрела на неё с той стороны стекла!  Вот бы ей остаться в этом теле, вот бы жить, как живут люди, ходить по грибы, разговаривать и улыбаться парням у речки, и не бояться, что какой-нибудь ловкий суслик, откусит тебе хвост. С этими сладкими мыслями она заснула..  Едва утренний рассвет проник в избу  и осветил лежанку Ингирь, она вскочила, открыла материн сундук, вытащила оттуда мешочек с речным жемчугом, и еще какие-то украшения и безделушки. И вот пришла она в деревню, сказала, что отстала от обоза, идущего в Галич на ярмарку. Ей так хотелось пожить среди людей, быть просто девушкой, найти себе парня, детей ему нарожать, а не ползать всю жизнь под корягами и валунами, которым поклонялись меряне. Девчушку приветили, еще бы – она принесла собой в лукошке  диковинной красоты камешки. В неё просто вцепилась женщина, которая занималась литьем разных побрякушек для женщин. Любая женщина племени Меря, должна быть с ног до головы увешана  украшениями с шумящими подвесками, издававших побрякивание при ходьбе для отпугивания от дома злых духов, поэтому они  и называются с тех пор  – побрякушки. Назвалась она именем Ингирь, и жила  два  года   в землянке этой женщины, дети и муж которой погибли на охоте, помогает ей по хозяйству.
   Оказалась она сметливой, ловкой, быстро обучилась литью из меди и премудростям ювелирного искусства. Да и украшения выдумывала такие,  которые нигде не сыщешь. Два раза в год они ездили на ярмарки в Галич и Унорож, с успехом  продавали свои изделия. Ведун местный её приметил, помогает она ему при совершении ритуалов. Вот вчера ритуал похорон помогала совершать. Парня того, которого она поила вчера из ковша, забыть никак не может. И заснуть никак не может, все мысли о нем,   какой же он красивый, высокий, плечистый, совсем не похож на местных коренастых парней. А сейчас она вылезла на крышу землянки и, покатившись по ней, превратилась в желтую змейку и затихла. Она почувствовала, не скажешь же про змею, что она услышала  шаги ведуна Фердоса. «Интересно, куда это он направляется?» - и молнееносным движением, она обвилась вокруг сапога Фердоса, думая, что он её не заметил.  Заметил, конечно, но подумал, что это очень кстати. Направлялся Фердос далеко, в магазею. Много веков назад организовали местные ведуны, знахари, колдуны и волхвы магазею.  Каждый, кто бывал в далеких краях, привозил травы, коренья, перетертые впорошок камни и смолу деревьев – все, что было необходимо для их практики, и сдавал это на обмен в магазею. А когда кому что-то требовалось - не налетаешься же по миру за нужными корешками и зельями - он обращался в туда же, в магазею. Находилась она далеко - у слияния рек Унжи и Янги, успеть туда надо было до рассвета ночи на полное безлуние, только в эти дни магазейщик  Шистом выдавал и принимал всю ночь зелья, порошки и коренья, ведя при этом поименный строгий учет на каждом личном счету посетителя. Надо сказать, что между Фердосом и Шистомом была древняя многовековая вражда. Какая кошка между ними пробежала, уже никто не помнил, даже сами враждующие стороны это забыли, так давно это было. Шистом был жуликоват,  и многие подозревали, что подворовывает он в магазее, продавая товар Картам, служителям культа  из соседнего племени черемисов, благо магазея располагалась как раз на границе племен. Доказать это было сложно, надо было при свидетелях уличить его в подмене  товара или обвесе. Поговаривали, что надо бы лишить почетной должности  управителя магазеей, но поймать его с поличным пока ни кому не удалось, а если и не помогало приготовленное зелье, то виноват в этом был сам лекарь – ошибся в рецепте. Скольких людей загубил этот магазейщик, подсовывая порченый компонент  снадобья, скольких ведунов и волхвов опозорил, кто сосчитает? Хитер был Шистом. Если являлся кто-либо вдвоем или кто из уважаемых волхвов, членов братства, чье слово было принимаемо на веру всеми, отпускал первостатейные товары, услужливо заглядывая посетителю в глаза,  предупреждая каждое его желание - не придерешься, а если  кто-то   приходил в одиночку, тут Шистом, в зависимости от обстоятельств, пытался ему подсунуть залежалый товар или, что хуже, похожий корешок, найденный в местном лесу.
 Этой безлунной ночью вышел Фердос из землянки и направился к выходу из избы вместе с обвившей его сапог желтой змейкой. «Очень хорошо, - подумал он, - может я поймаю Шистома на лжи». Вышел он из избы, обернулся плащом с остроконечным высоким капюшоном, взмахнув руками, сделал несколько фуэте, которым позавидовал бы любой премьер Большого или Мариинки, и, распадаясь на множество кусочков, перенесся на самый берег реки Янги, у слияния её с Унжей, а на берегу возник из речного песка и ракушек смерч, который, уменьшаясь до размеров человека, принял облик Фердоса.

Там в кустах,  на берегу, всегда стояли несколько лодок унженок  на случай, если кому из их братства нужно будет спешно  возвратится восвояси по реке. Особенны  эти лодки были тем, что могли быстро перенести любого вверх по реке против течения, а потом, освобожденные от пассажиров, своим ходом возвращались к месту стоянки, таким образом, обслуживая всех колдунов, шаманов, знахарей и волхвов  селений по берегам великой древней Унжи, Межи, Янги, Портюга, Конюга и Мичуга и других  речек и речушек. В те времена берега этих рек были заселены людьми и сами они были полноводны, не то, что сейчас. Как говорится, воробью по колено. 
   Если кто из простых смертных пытался воспользоваться унженками, они сразу наполнялись водой и тонули, едва отплыв от берега. Фердос побрел вверх по склону, опираясь на посох. Там на верху, в густом ельнике, огороженном от глаз постороннего семью  рядами засек ( не проберешься, если не знаешь вход в этот лабиринт, и не выберешься из него, если не знаешь, как по нему пройти)  и была та самая магазея.  Фердос взглянул на магазейщика из-под черной метки - так говорят о высоких людях, которым приходится пригибаться, чтобы войти в прокопченный от дыма зажженного  очага проем двери, сухо поздоровался, назвал ему два необходимых ему снадобья и устало опустился на лавку, пока тот, суетясь и бормоча что-то под нос, бегал между полками. Наконец два мешочка были наполнены, он подал их ведуну. Тот раскрыл каждый из них и понюхал, содержимое первого мешочка его удовлетворило, а вот запах второго…
-Ты подсунул мне можжевельник, что растет у реки Ночной Портюг, вместо суданского кедра – жулик.
- А чем докажешь, что ты  суданский кедр просил, кто подтвердит? Может ты ошибся. Надо было с собой свидетеля привести. – Рассмеялся в глаза магазейщик .
-Ах, ты… - и он замахнулся на Шистома посохом, украшенным искусно вырезанной из кости головой оленя.
-Но, но! - закричал магазейщик – нападение при исполнении.- Он заверещал, издавая условный призывный клич. Этого Фердосу и надо было.
 В этот момент, чего никак не ожидал Шистом, иначе он не стал бы пользоваться условным кличем,  желтая змейка сползла с сапога Волхва и обернулась простой мерянской девушкой. На клич  Шистома в мгновение ока   прилетели, прискакали прибежали все волхвы, колдуны, знахари, которые были рядом в образе лисиц, птиц  и прочего зверья. Разумеется, это те, кто этим искусством оборачиваться в зверье разное владел.
  Ингирь выпрямилась и сказала, обращаясь к собравшимся: «Я свидетель, он действительно просил у тебя, магазейщик, суданский кедр, а не можжевельник, - она взяла из рук волхва мешочек и понюхала его, - конечно,  это не кедр, а можжевельник, убедитесь сами, и я знаю в каком углу магазеи он стоит, и знаю, что растет он в местном лесу».  Выдавать и держать в магазее корешки и травы, которые росли в изобилии в местных лесах, было против правил. Правда восторжествовала, магазейщик был уличен.
«Да кто она такая, кто её знает?! – заорал магазейщик.- Запрещено сюда абы кого таскать, и тем более в свидетели их брать, а он её привел».- И он торжествующе указал на Фердоса.
   Из толпы выступил Белый Керр, слово его было непререкаемым: « Я знаю её – это дочь Лундонги - змеи праматери. Я подтверждаю это».
   Установилась тишина и все, как ей показалось, со страхом склонились перед девушкой, чего та никак не ожидала. Всегда считала она  свою мать взбалмошной, готовой бросить дом и укатить невесть куда с очередным поклонником. Она обвела взглядом головы седых волхвов, склоненных перед ней с почтением. Из оцепенения её вывел Фердос: «Пойдем, здесь нам делать больше нечего, без нас с этим жуликом разберутся, забросят его куда-нибудь в будущее, чтобы под ногами не мешался. Нам до полудня надо вернутся».  Они спустились к реке, сели в лодку и поплыли вверх по течению древней Унжи, к ее притоку Меже, а затем до слияния её с рекой Портюг, на высоком берегу которого и располагалась их деревня.
    Усевшись в лодку, Ингирь было собралась осыпать Фердоса массой вопросов, но он уже прочел их в широко раскрытых глазах девушки и тихо заговорил: « Я не зря всегда брал тебя в помощницы при совершении и подготовке ритуалов, потому, что знал, кто ты и надеялся, что и ты поможешь мне ….
Ведун говорил и говорил, а Ингирь его не слушала, занятая своими тревожными мыслями. А когда Фердос повернулся к ней, то девушки в лодке уже не было, а где-то в далеке в утреннем солнце блестела плывущая по реке золотая лента.
     Когда желтая змейка выбралась из воды  солнце уже встало, она двинулась по пологому берегу реки в чащу леса через болото ей одной знакомой неприметной тропинкой, выбралась на островок среди болота и вползла в избу, окруженную ольхой и  березовой порослью. Поземная изба, жилище Ингирь и её матери,  была совсем не такая как жилища мерянских жителей. Нижние бревна, стоящие прямо на пропитанной влагой земле были срублены из лиственницы, а жилое  помещение, начиналось на высоте не менее полутора метров. От  широкой двери, сработанной из досок шириною в ладонь, наверх шла деревянная лестница на подрубах, сбоку которой располагался пандус. Это для того, чтобы змее было удобнее подниматься наверх. Огромный коридор, именуемый не иначе как мост, был уставлен сундуками доверху набитыми всяким барахлом, которое мать притаскивала после длительных отлучек. Чего там только не было! От покрывал греческих матрон, до корсетов со шнуровкой из китового уса эдварианского покроя, украшения египетских модниц эпохи фараонов соседствовали с серьгами эпохи арт-нуво. Ингирь не представляла зачем матери столько вещей, как и не осознавала их ценности в мире людей. Минуя мост обернувшаяся девушкой желтая змейка,  вошла в горницу, которую на две половины разделяла глинобитная  печь. Изба в холодные зимы топилась по-белому, а когда матери не было, змейка залезала в подпечье за дрова и спала там  до самой весны. Беспокоится о том, что кто-нибудь проникнет в жилище надобности не было, дом был заговорен. Место это называли Заболотье. Зимой, когда болото замерзало,  охотник, случайно зашедший в эти края, обходил это место стороной, повинуясь непонятному желанию держаться подальше от этого места. В широкой и чистой горнице почти не было  мебели, её роль выполняли широкие лавки из  подруба, тесанных с одной стороны бревен, врубленных в стены избы за исключением пожалуй пуфика и изящного столика с резными ножками, набитого до отказа ювелирными украшениями и разными безделушками  и зеркала висящего над ним. Желтая змейка приютившись в мехах, которыми была устлана лавка, часто наблюдала, как мать  часами сидела перед зеркалом и примеряла блестящие украшения. Разговаривать им не было необходимости, нужно было только посмотреть в глаза друг другу, чтобы задать вопрос и получить ответ.
    К радости Ингирь мать была дома. Немой диалог между матерью и дочерью состоял из бурных приветствий, затем змейка сообщила, что последние два года она прожила с людьми.
- Ты меня удивила, сказала мать. Твоя сестра так и не научилась оборачиваться человеком.
-У меня есть сестра?
-Да, она уползла в лес еще до твоего рождения, очевидно, ей там нравится гораздо больше, так там и живет.
-А ты так её и не видела с тех пор?
-Зачем? Если бы я захотела видеть всех своих детей, хотя бы по часу каждого, мне бы на это и года не хватило.
-Вот за этим я и пришла, я хочу знать, кто я и почему даже могучие волхвы испытывают страх при упоминании твоего имени?
-Мужчины - жалкий народ, они всегда боялись змей. Даже унижая и обзывая своих жен змей подколодной, они испытывают страх перед ними.- Уклончиво ответила Лундонга.
Ей не хотелось объяснять девочке, что исполняет она в братстве Белого Керра- сообществе всех магических сил племени Меря, расселившихся на огромной территории от Варяжского моря до Уральских гор и от Валдая до истоков реки Юг, несущей свои воды в холодное моря - роль палача, исполняя приговоры братства. В свободное время она, наделенная способностью ползать по времени, развлекается в человеческом обществе и исполняет роль информатора для членов совета.
Ингирь поведала матери о Фердосе, о парне, которого он вылечил, а тот куда-то потом изчез, о своих тревогах. Может ли она этого парня полюбить и как его найти, и не  будет ли это опасно для него, все-таки она змея? И еще тысячу вопросов, которые роились в голове у впервые влюбленной девушки. Мать громко рассмеялась заливистым грудным смехом: « Какая же ты все-таки глупая еще».
-Мама, я серьезно.
-Ты меня радуешь, из тебя получится настоящая колдунья.
-Мама я так его люблю,  я так хотела бы его поцеловать.
-Ну, осторожнее. Если ты целуешь мужчину с любовью, то это будет волшебный поцелуй, а если с ненавистью, то  это укус змеи. Все зависит от того сколько в тебе накопилось яда. Мои укусы смертельны  для счастливчиков, потому что те, которым удается выжить, потом мучаются от боли всю жизнь.
Мать и дочь общались до ночи.
-Тебе надо вернуться в деревню к людям, если хочешь найти своего любимого. Надо помочь Фердосу и он поможет тебе.
- Я вернусь туда утром.
-Лучше сделать это сейчас, что бы избежать лишних вопросов.
-Так хочется побыть с тобой подольше. Ведь мы с тобой так давно не  говорили.
-Человеческий разговор бессмыслен, что бы передать информацию достаточно
посмотреть в глаза, люди редко это делают, да и чувствовать они тоже разучились. Если е хочешь покорить мужчину, просто  посмотри ему в глаза с любовью, если хочешь убить посмотри с ненавистью. Ты смотрела кому–нибудь в глаза? – улыбаясь, спросила мать.
-Нет, мне сказали, что девушки не должна смотреть в глаза мужчине.
-Конечно, но ты не из их рода, ты змея.
-Я боюсь сделать больно этому парню. При мыслях о нем у меня колотится сердце и жар во всем теле, это  любовь?
- Может быть. Ничего не бойся, возвращайся к людям, я найду тебя. - Они обнялись на прощание  и Ингирь, обернувшись змеёй, так было проще пробраться к деревне, уползла к людям.

Продолжение http://www.proza.ru/2019/07/20/994