Поэту свойственно на определенном этапе жизни задаваться вопросом: каковы его шансы на бессмертие, как долго его будут помнить, по крайней мере , соотечественники. Поэтому существует традиция стихотворений -памятников.
Наиболее известный из дошедших до нас из глубины веков "Памятник" древнеримского поэта Горация:
Воздвиг я памятник вечнее меди прочной
И зданий царственных превыше пирамид;
Его ни едкий дождь, ни Аквилон полночный,
Ни ряд бесчисленных годов не истребит. (перевод А.Фета)
Многие русские поэты переводили "Памятник" Горация.
Своё бессмертие Гораций видел в том, "что первый я на голос эолийский
Свел песнь Италии", то есть обогатил римскую поэзию новыми стихотворными размерами .
В русской литературе эту традицию подхватывает Державин .
Я памятник себе воздвиг чудесный, вечный,
Металлов тверже он и выше пирамид;
Ни вихрь его, ни гром не сломит быстротечный,
И времени полет его не сокрушит.
Свою заслугу перед потомками Державин видит в том,
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о Боге
И истину царям с улыбкой говорить.
Здесь поэт утверждает свое право говорить на равных с сильными мира сего и не кривить душой.
Фелицей называет поэт императрицу Екатерину II.
Наибольшую известность в русской литературе приобрел , конечно, пушкинский "Памятник". Написанное незадолго до смерти это стихотворение было найдено Жуковским в его бумагах и, опубликованое после смерти поэта, оно говорит о том, что Пушкин понимал свою роль в будущей жизни России :
И долго буду тем любезен я народу,
Что чувства добрые я лирой пробуждал,
Что в мой жестокий век восславил я Свободу
И милость к падшим призывал.
В жестоком для нашей страны 20-м веке поэты продолжают писать стихотворения — памятники.
Меняется эпоха, меняется и тональность, и смысл стиха. Нет стремления увековечить себя в памяти народной, нет перечисления своих несомненных заслуг перед потомками.
Идея памятника приобретает очень личное, чисто человеческое измерение, обращенное к очень близким , любимым людям.
Поэт трудной судьбы Ярослав Смеляков придает своему "Памятнику" интимный смысл , вступая в воображаемый диалог с любимой женщиной :
Приснилось, мне, что я чугунным стал.
Мне двигаться мешает пьедестал.
.....
И я сойду с блестящей высоты
на землю ту, где обитаешь ты.
.....
Приближусь прямо к счастью своему,
рукой чугунной тихо обниму.
.....
На выпуклые грозные глаза
вдруг набежит чугунная слеза.
И ты услышишь в парке под Москвой
чугунный голос, нежный голос мой.
Поэт другого поколения Андрей Вознесенский обозначает себя памятником отцу.
Он — живой памятник.
Я — памятник отцу, Андрею Николаевичу.
Юдоль его отмщу.
Счета его оплачиваю.
Врагов его казню.
.....
В душе открылась течь. И утешаться нечем.
Прости меня, отец,
что памятник не вечен.
Я — памятник отцу, Андрею Николаевичу.
Я лоб его ношу
и жребием своим
вмещаю ипостась,
что не досталась кладбищу, —
Отец — Дух — Сын.
Особняком стоит "Памятник" Владимира Высоцкого.
Бунтарь по жизни, Высоцкий, предчувствуя посмертный памятник себе, протестует против неизбежного омертвления, огрубления своего образа в виде каменного изваяния.
Я при жизни был рослым и стройным,
Не боялся ни слова, ни пули
И в обычные рамки не лез.
Но с тех пор как считаюсь покойным,
Охромили меня и согнули,
К пьедесталу прибив ахиллес.
........
Я хвалился косою саженью —
Нате смерьте!
Я не знал, что подвергнусь суженью
После смерти.
Но в привычные рамки я всажен —
На спор вбили,
А косую неровную сажень
Распрямили.
...............
А потом, по прошествии года, —
Как венец моего исправленья —
Крепко сбитый литой монумент
При огромном скопленье народа
Открывали под бодрое пенье,
Под моё — с намагниченных лент.
В заключительной части поэт взламывает устоявшуюся традицию стихотворения -памятника, не хочет быть каменным изваянием и, как бы перекликаясь с пушкинским образом Командора, возвращается в жизнь.
Командора шаги злы и гулки!
Я решил: как во времени оном,
Не пройтись ли по плитам звеня?
И шарахнулись толпы в проулки,
Когда вырвал я ногу со стоном
И осыпались камни с меня.
Накренился я, гол, безобразен,
Но и падая — вылез из кожи,
Дотянулся железной клюкой,
И, когда уже грохнулся наземь,
Из разодранных рупоров всё же
Прохрипел я: "Похоже, живой!"
И паденье меня не согнуло,
Не сломало,
И торчат мои острые скулы
Из металла!
Не сумел я, как было угодно —
Шито-крыто.
Я, напротив, ушёл всенародно
Из гранита.
Стихотворение Высоцкого может быть названо "Антипамятник".