Ч. 1, глава 8

Елена Куличок
               
                «Не покидай меня, даже если ты – чистый бес,               
                Или бери с собой, или останься здесь…»
                (Nautilus Pompilius, «Чистый бес»)


- Дин, как ты мог? – Диана, вне себя от негодования и гнева, мерила столовую нетерпеливыми шагами. – Виктор бежал к реке. Он хотел утопиться… Что за улыбка?
В этом нет ничего смешного. В отличие от тебя, у Виктора нет секретов от матери – я их чувствую! Я всё знаю, Дин. Ты оскорбил брата, унизил, обидел!

Дин не выдержал и расхохотался.

- В чём дело, ма! Ведь ты хотела внуков!

- Помилуй бог! – Диана остановилась, как вкопанная, и выдохнула с недоумением: - Ты шутишь? Ведь она сама ещё дитя! Ты… её вынудил?

- Ничуть! Она приняла меня по своей воле. И разве не я лечил её?

Диана едва не потеряла дар речи.

- Значит, ты считаешь, что все вокруг обязаны стать твоими наложницами?

Дин усмехнулся, обнял мать и поцеловал: - Неважно, что я считаю. Но придётся тебе позаботиться о ней особенно. Побереги её, мать, в ней – твои внуки!

- Внуки?!

- Ты недовольна? У тебя будет сразу двое – внук и внучка, двойняшки. Я гарантирую тебе, что Злата Эвер будет здорова и благополучно разрешится от бремени.

- А душа? Что останется в её душе?

- Что? Конечно же, ожидание чуда. Но чудес не бывает. Даже в Иномирье. – Дин невесело усмехнулся, помедлил – и вышел из комнаты в открытую дверь, его силуэт медленно растворялся в солнечном золоте.

- Дин, вернись!

Силуэт Дина вновь возник из золотого сияния.

- Да, мама?

- Попроси прощения у брата!

- Ты этого хочешь? Хорошо. Нет проблем.

Дин решительными широкими шагами направился на заднюю террасу, где рассудительный Джонатан и безутешный Виктор уже устали от разговоров, и просто молчали, каждый о своём.

Увидев спокойного, невозмутимого брата, Виктор вскочил. Бешенство клокотало внутри. Джонатан не успел схватить его за руку, и теперь настороженно наблюдал.
Если Дин – сын своего отца – тоже вспылит, быть беде. А может, пусть лучше подерутся? Бывает, драка уравнивает и мирит. Виктор хотя бы «выпустит пар».

- Ты пришёл издеваться? Ты можешь смотреть мне в глаза?

- Нет, Вик, я пришёл просить прощения.

- Что?

- Просить прощения. Я прошу у тебя прощения, братишка.

- Прощения? Будешь уговаривать, что не виноват, что это она сама… будешь морочить голову, как ты умеешь это делать?

- Нет, не буду. Я и вправду виноват. Но я пришёл с повинной.

«Ну и хитрец!» - Джонатан покачал головой. – «Ведь уговорит!»

Но что-то такое было в глазах и голосе брата, что Виктор утишил боль и ярость.

- Что у тебя с ней, Дин? Это серьёзно?

- Ничего.

- Как – ничего? Разве это было… - Виктор стоял, сжимая и разжимая кулаки, не зная, как вести себя и что думать.

- Это была случайность, Вик. Импульс. Обоюдное влечение. Мне было худо. Тяжело, больно. Тебе не понять. Она утешила меня. И всё. Зато Злата теперь останется на Леолле. Уйми ярость, Вик, уйми снова и вновь. И ты станешь сильнее меня. Ибо внутри у меня сидит сжигающая боль, и она делает меня слабым. Стань выше разборок, я знаю, ты можешь.

И Вик сдался, и простил Дину всё.

Джонатану оставалось только дивиться, ибо он не понимал ничего…

Как ни странно, после этого разговора Виктор испытал облегчение. Всё встало на свои места. Экстрим по системе брата оказался не по душе ему. Злата теперь – отрезанный ломоть. Мечта реальная разбилась в прах. Остаётся Даари – такая бессловесная и бесплотная. Увы, оставалось признать, что он любит мираж. Мечту далёкую и несбыточную – в этом не было сомнений.

...
Дин продолжал видеться с Терой каждую неделю в одном из Миров, и каждую неделю она была иная.

- Почему ты меняешь облик? Остановись, мне не угнаться, - умолял он.

- Я больше не буду!

- Поклянись!

- Клянусь! – говорила она, и снова менялась, заставляя его узнавать её в любых обличьях, любить в любом образе, и этим привязывала ещё крепче.

- Тера, я хочу знать, какая ты, настоящая? Я не могу понять…

- А какую ты хочешь, Дин? Скажи – и я стану именно такой, какой надо, и больше не изменюсь. Хочешь вот эту женщину?

И Дин в ужасе видел перед собою мать. Диана стояла перед ним нагая и протягивала руки, улыбаясь: «Любовь моя! Мой единственный мужчина! Я так хочу тебя!..»…

В следующий раз он видел свою сестру Киру, совсем молодую, почти девочку, та стыдливо прикрывалась и смотрела исподлобья. И шептала: «Я твоя, я жду тебя. Дин, приди и возьми меня…»

И Дин проклинал Теру, а потом снова звал.

Прошёл почти месяц, осень расщедрилась на краски и запахи. Злата не могла дождаться своего Короля, он изредка приходил лишь для того, чтобы недолго побыть рядом, оставался на ночь ещё реже, ушедший в себя, замкнутый, печальный. Она, как могла, утешала его, но как ей было утешить себя? Кое-как заглушив жажду и неудовлетворённость, он исчезал на рассвете. Незаметно ускользал – если бы она могла вовремя проснуться, чтобы последовать за ним, она увидела бы его, одиноко застывшего на далёкой скале, что когда-то, во время урагана, вызванного эпидемией, рухнула в реку, перегородив её и образовав новую заводь. Или - бредущего по загадочному плато, на котором уже много столетий разрушался древний город, уничтоженный фантомами Изнанки Всемирья. Или – задумчиво перебирающего синие электрические молнии Главного Хранилища Дооргенкууазалена.

Но как бы ни были малы те крохи блаженства и радости, что он дарил ей, Злата каждый раз умирала от счастья. Умирала от счастья, чувствуя его руку на своей груди, умирала от счастья, ощущая его губы, умирала от счастья, видя его глаза, затуманенные нежностью, умирала от счастья, слыша его лёгкий шаг. Она была бы благодарна судьбе и за самое малое прикосновение, а Дин наградил её поистине по-королевски.

Злата Эвер не уходила на Суллу. Во-первых, там её никто не ждал – Злата осталась сиротой после притоннельной стычки. Во-вторых, её судьба отныне оказалась связана с Леоллой: ведь она была беременна от Короля, и Диана относилась к ней нежно и заботливо, как к своей утраченной дочери. В-третьих, здесь для неё нашлось дело: Злата организовала в детском городке театр для малышей, сама мастерила замечательных кукол и придумывала сказки, и поэтому ни за что не хотела переселяться в дом Дианы, так и жила в своей маленькой комнатке в санатории…

…И вот однажды, в непогожий день, когда ветер гнал горизонтально над землёй сухую и колючую ледяную крупу, Тера вновь явилась к нему во сне. Встреча произошла на Гуринторне, на той самой зелёной лужайке в окружении гуринторнских сосен, где Дин увидел Саэру второй раз. Стадион был закрыт на ремонт, пустовал, и их никто не наблюдал.

- Дин, я хочу сразиться с тобою, - сказала ему Тера. – И если ты одолеешь меня, я стану твоей. Ты сможешь делать со мною, что пожелаешь. А если победа будет за мной, командовать стану я. Ты согласен?

И Дин кивнул.

Их поединок начался на земле. Тера в совершенстве владела всеми известными ему единоборствами. Когда наземные приёмы иссякли, сила страсти и неистового стремления к победе подняла их над землёй, и продолжала поднимать всё выше и выше, пронизывая Мир за Миром, как стержень пронизывает разноцветные бусины. Дин потерял счёт этим Мирам…

Они перепрыгивали с одной верхушки дерева на другую, с одного облачка на другое, ловя воздушные потоки и силовые линии, сталкивались в воздухе, порою ударами отбрасывали друг друга далеко от рощи, порою сшибались, когда воздух пружинил и возвращал их назад с ускорением. Тера манила его, устраивала ловушки, и, шутя, обходила его хитрости. Жаль, что этой схватки не видел никто – она была великолепна! И лишь сгустки чёрной энергии разлетались по Мирам и жалили, точно ядовитые осы.

Дин потерял себя, забыл о времени и ничего вокруг не видел. «Одержи победу, и я буду твоя» - только эти слова дрожали в нём натянутой струной, и растравляли, и дразнили, оставляя незаживающие ожоги.

Вот Тера дрогнула, ослабла хватка под его напором.

Дину казалось, что победа за ним. Вот он схватил Теру за плечи, шепча «Ты моя теперь!», скрутил её руки за спиной и жадно приник к губам. Тера позволила ему сорвать поцелуй, позволила расслабиться и скинуть с себя кожаный жилет, под которым острыми, тугими конусами стояла крепкая грудь.

Но победа была обманчива. Тера разрешила её лишь для того, чтобы больнее ранить, когда ей вздумается улизнуть, просочиться сквозь пальцы.

Тера дралась легко и красиво, точно танцевала, но была при этом жестока и беспощадна. Каждый удар причинял боль – пополам со жгучим наслаждением. Губы Дина были разбиты в кровь и распухли, левая бровь рассечена, щека посинела, костяшки пальцев разодраны.

Вот он взлетел, перевернулся в воздухе и, яростно набирая скорость, словно размазываясь в пространстве, пулей полетел вперёд, намереваясь пронестись под ней и схватить за ноги, крутануть и отбросить к земле. Но Тера вновь его опередила, ударила в спину, швырнула оземь.

Дин снова оказался повержен и оглушён ударом о землю. Тера вмиг оказалась рядом, поставила ногу ему на грудь, слегка придавила – и Дин задохнулся от непомерной тяжести. Но Тера уже вспорхнула невесомо: - Вставай, лежебока. Теперь ты не будешь утверждать, что победил меня? Скажи мне, что я – Завоеватель! Что я – Победитель! Что ты – мой трофей!

- Да, Тера, ты мой победитель… И я принадлежу тебе…

- Тогда ты должен выполнять любое моё пожелание. Не так ли?

- Что же тебе угодно?

- Танцуй для меня!

- Что?

Тера взмахнула рукой, и Дин оказался на ногах. Голова слегка кружилась.

- Танцуй для меня. Тебе будет приятно для меня танцевать, не так ли? Я этого хочу! Это красиво, я люблю красивые зрелища!

- Тера, не издевайся, хватит, иди ко мне, моя любовь, я схожу с ума от твоих касаний… - Дин умоляюще протянул к ней руки, и они застыли в пустоте.

- Ты поклялся выполнять мои прихоти – так танцуй!

И Тера взглядом заставила его вращаться, затем, со смехом, вынудила наклониться вперёд и выгнуться назад, доставая затылком земли. Дин попытался сконцентрироваться, чтобы прервать чуждую волю, напряг все силы – и сорвал с себя энергетическую сеть. С него довольно жестоких игр. Он ненавидит её. Проклятье – он скоро возненавидит её навсегда!

- Я тебя ненавижу! – вырвалось у него. И в тот момент, когда Дин освободился, Тера оказалась  рядом. Обняла, прижалась всем телом, завладела его губами.

- Любовь моя… - прошептал Дин, вновь забывая о себе. Тера вдруг отстранилась.

- Ты сделаешь всё, чтобы быть со мной рядом?

- Да, да, да!

- И ты готов покинуть ради меня свой Мир?

- Почему бы и нет? Даже если ты будешь со мною на краю у бездны – я покину ради этого счастливейший из Миров.

- Хорошо! – Тера вздохнула и довольно засмеялась. – Я напомню тебе об обещании!
 
И Дин снова впился в её пламенные губы.

Синий браслет на его руке, символ власти и, одновременно, символ подчинения своему Миру, взвыл и вспыхнул, раскаляясь добела. Дин вскрикнул – он ожёг его предплечье; хотел сорвать – но браслет уже набрал достаточный импульс для переброски: Объединённый Совет Жрецов и Старейшин экстренно отзывал своего заплутавшего Короля домой. Отзывал для того, чтобы решить его судьбу.

Дина оторвало от Теры, затянуло в канал и понесло со страшной скоростью, превращая долгий путь в одно-единственное мгновение. Дин очнулся в Дооргенкууазалене, в уединённой и изолированной комнате под самым куполом, задыхающийся от разочарования и бешенства. Но он не мог двигаться, и голова его разламывалась от боли: пока он находился без сознания, Жрецы заключили его в силовые оковы, а затем прозондировали сознание…

…Диане было плохо этой ночью, её мучили кошмары. Сполохи огня метались перед глазами, терзали её нутро. По пурпурному небу неслись неподвижные огненно-рыжие кони, грозя спалить Мир,  а следом за ними громоздилась колесница – зловещая чёрно-сизая туча с багровым исподом. Диана проснулась в поту, и Джонатан долго целовал и нежно гладил её лицо и волосы, напевая одну из своих колыбельных, пытаясь утешить и стереть с души отзвуки непонятных, тревожных известий.

- Джи, что-то произошло и ещё произойдёт, - прошептала Диана. – Очень скоро. Уже сейчас… Мне страшно. Ты не покинешь меня?