Легендарное Кунцево.
Эта заметка будет последней на данный момент как минимум, прекрасное число – двадцатая. Душевная. И нет никакой определенной темы, я просто-напросто хотел рассказать вам, друзья, насколько сильно мое родное Кунцево сидит во мне, повелевает множеством рычажков, которые гонят в организм гормоны радости и счастья.
Моя любимая жена выросла в Лефортово, рядом Таганка, ночи, полные огня, пролетарии, пятиэтажки, - она искренне не понимает, почему на моей расплывшейся уже роже возникает загадочная улыбка, почему я становлюсь добрее, покладистее, как кот, объевшийся сметаны, когда я в Кунцево. Она мне рассказывала, что долгое время считала Кунцево задницей мира, а я ей в ответ говорил, что все, что восточнее Нового Арбата мною вообще не воспринимается как Москва))) Прошло уже много лет, мы с ней будем праздновать в этом году, надеюсь, 10-летний юбилей свадьбы, и многие вещи, ранее воспринимавшиеся как аксиомы, пересмотрены. Однако хочу вас заверить, - все, что восточнее Горбушки и уж тем более Нового Арбата – для меня девственные и неизведанные земли, населенные разными племенами. Где стоят незнакомые мне дома, и ветвится вязь переулков, которые я никогда не воспринимал как свои, как родные, как московские.
А вот едешь ты на Honda Lead 90 черного цвета из гостей, от Дедушки, из Строгино. Да не по МКАДу, а через Троице-Лыково, по лесу, выезжаешь в Северное Крылатское, пересекаешь Рублевку, и все. Дома. Через закрытый уже роддом, где появились на свет мои сыновья, через школу-интернат №38, превращенную в кадетский корпус, через Ярцевскую, Партизанскую улицы попадаешь в утопленный в тени высоких деревьев небольшой район, который я и называю родиной. Он совсем крохотный: Полоцкая, Молодогвардейская, Ивана Франко и Партизанская, такой вот прямоугольник. Сядешь на ступеньку бойлерной, что у дома номер 4, вся в листве и липкой липе, закуришь Lucky Strike, глядишь, вот и Граф чинно выруливает из подъезда. Уже с коляской, солидный папа.
Я часто приезжаю на большую парковку около Префектуры и кинотеатра Кунцево, где свежевымытую машину по заветам 30-летней давности натираю Turtle Wax’ом и обтираю тряпочкой. Обычно это летом. Супруга с малышами гуляет по самому прекрасному на свете парку, и пусть многие мне возразят, что бывают парки и получше. Нет. Оттуда на Горбушку, через Кастанаевскую, круг на Филевском парке: прикупить себе музыки на дисках определенной направленности у Леши. Жаль, этого павильона больше нет.
А «любимая дорога»? Это только добропорядочные граждане, слушающие Ксюшу из навигатора, ездят по МКАДу. Я еду через Рублево, пересекаю МКАД, слева остается Рублевский пляж, впереди уносящиеся вверх сосны, почерневшее, конечно, чего уж говорить, Мякинино. Когда вы едете из Рублево в сторону Москвы, еще до поворота на Рублевское шоссе, зимой вы сможете попасть в самую волшебную сказку. Которая только есть на этом белом свете. Менее километра в окружении согбенных под тяжестью снега деревьев, и очень не хочется вырываться из этой сказки. Неси меня, машина, вперед, и кивайте мне многолетние волшебные, убранные снегом деревья.
Детство и юношество – оно такое. Мой старый хороший друг, почитав все эти новеллки, сказал мне, что от них веет грустью, несмотря на редко удававшийся юморок в историях 20-летней давности. Будто, сказал он, ты чего-то потерял, я что дальше искать – и не знаешь. Отчасти это верно, я сильно прикипел к моему детству, связанному с Кунцево.
Привез старых пластмассовых солдатиков своим малышам, которые поиграли в них ровно 5 минут. Я до сих пор на месте пиццерии на Молодогвардейской вижу овощной магазин, вместо Трын-Травы – пельменную, какой бы мерзейшей она ни была, вместо разноцветных высоток, до вершины которых не хватает взгляда, – серые пятиэтажки, утопавшие в зелени, вместо «Кунцево Плаза» - Рамстор.
Вместо обрюзгших друзей – молодых, исполненных силой и верой людей, вместо древних старушек во дворе – активных теток-полубабок, которые считали день напрасно прожитым, если не наругались на нас.
Я пишу это совсем в другом месте, среди колоссального количества высоток, сотен людей на улицах, гортанной речи и, не поверите, XXI века. Конечно, убегать в собственный мирок сродни шизофрении, однако, я счастлив, что этот мирок у меня есть.
И когда становится грустно, тяжко, я распахиваю дверь в Кунцево, откуда льется на меня бесконечное лето детства, сладкий запах свежеиспеченного хлеба, а мой друг фон Кофф все продолжает одним пальцем исполнять партии на мелком китайском синтезаторе, изъятом у Вольдемара.