Эссе
Наша жизнь поистине полна парадоксов. Нас каждую минуту учит телевидение, как воспринимать земной мир в целом, и каждую страну в отдельности. Если целиком доверяться средствам массовой информации, наши отношения с соседней Польшей в последние годы – хуже некуда. То ясновельможные паны горячие противники Северного потока номер два. То они сторонники нашей соседки Украины. Будто мы целиком и полностью виноваты в гражданском конфликте, пять лет продолжающемся на земле нашей самостийной соседки.
Поляки с большой радостью предоставили американцам территории для военных баз на своих землях. И взяли на себя финансовое содержание американских военных.
Наслушаешься таких передач, начитаешься прессы, и невольно в душе созревает обида: чем же мы своим соседям так насолили, что они нас просто терпеть уже не могут. Покопаешься в прошлом, и начинаешь находить какие-никакие доводы своему предположению. Были когда-то в России «смутные времена». И поляки тогда в этом разброде на русской земле играли очень заметную роль. Правда, в конечном итоге, победителями в той многолетней сваре оказались все-таки мы, русские. Но повод-то то для обиды есть?
Потом случилось так, что Польша основательно растеряла свое могущество. И после крушения иммерсии Наполеона она была отдана во владение победительницы России. Еще один солидный повод. Недовольство наших соседей не ограничивалось только словами. В 1830- 1831 годах в этой стране случился даже мятеж против владычества своей нелюбимой соседки и властелины.
Были причины косо поглядывать друг на друга и после Гражданской войны в России. Выходит, немало в нашей истории моментов для высказывания друг другу обид и предъявления претензий. Но об этому лучше говорить историкам. Они насыщены и перенасыщены фактами и историческими документами. Им и карты в руки для выяснения и улаживания взаимных обид и претензий.
А лично меня поразили факты вовсе не государственного масштаба. Не склоки между руководителями государств. А простые человеческие отношения между простыми людьми. Смотрю новости по телевидению. И даже привстал от неожиданности. Какой-то, как предполагают журналисты, незадачливый игрок украл у своей бывшей жены сына Богдана. Потом или сам бросился под поезд, или случайно под него попал. Несомненно, одно: отец уже пребывает в лучшем из миров, а его потомка Богдана с большим усердием ищут наши, вроде как, недруги – поляки. Да еще как ищут. Они полны радужных надежд, что мальчик жив. Что он мог сбежать от отца и теперь где-то от него прячется. Говорят, будто папаша совсем не по-родственному обращался с сыном. Вот сын и унес ноги от такого родителя.
С телеэкрана звучит, полный страстности и надежды голос женщины-волонтера:
– Да он жив! Жив!
Она призывает искать. Малыш не должен оставаться в одиночестве. И такой настрой среди большинства волонтеров. Они очень старательно и скрупулезно ищут и так надеются на удачу, что хочется сбросить с тебя тяжелое бремя лет, и – в компанию к таким поисковикам. Эти люди умеют добиваться своего и безмерно радоваться своим удачам. Они в нее верят безмерно. Хотя… Ведь прозвучало же в этой телепередаче, что незадачливый игрок послал своей жене эсэмэску, в которой страшное предупреждение: она сына больше не увидит. Это очень серьезное предупреждение. Человек, у которого хватило решимости броситься под поезд, способен, по моему убеждению, и сына отправить на тот свет.
Но этот страшный вариант почуму-то не обсуждается. Всеми владеет мысль: мальчик жив. И его надо, как можно быстрее найти. Очень хочется, чтобы именно так и было. Тогда даже любому не верящему ни в какую религию станет казаться, что на небе есть всевышняя сила.
Так уж совпало нынешним летом, что в недружелюбной к нам Польше произошел и еще один благородный случай. И снова русский, из Швеции умыкнул своих детей, которых шведский суд передал на попечение другим родителям. По запросу правоохранительных органов беглецов задержали в Польше. Казалось бы, отдать отца и детей в страну самой совершенной демократии и высокого материального уровня – и дело с концом. Тем более, что с точки зрения шведского правосудия, со стороны опеки и попечительства никаких нарушений не было.
Но польские правоохранители оказались не бесчувственными исполнителями законных требований шведской стороны. Они подошли к делу и с гуманистической стороны. В результате не закон восторжествовал, а человеческая благожелательность и душевное благородство.
И оказалось, что смотреть на поляков, как сплошь к нам недружелюбных, мы не имеем никакого права. Наверное, в мире везде есть люди, которые на какой-то народ посматривают косо. И чаще всего, таких не получается переубедить. Да и Бог с ними. Пусть живут себе со своим неодобрением. Лишь бы в отношениях наций и народов всегда соблюдалась законность и правопорядок. Тогда мир существовал бы без трений и войн.
Но мне следует вернуться снова к Польше. Только уже в другие, более ранние времена. Тогда я был примерно в возрасте пропавшего без вести Богдана. Уже вовсю бушевала в стране Великая Отечественная война. Из нашего села мужики уходили на войну. Их увозили в райцентр на лошадях. Скрипели чуть ли не каждый день эти подводы под горестный плач и рыдания женщин. Они провожали своих близких на очень вероятную смерть.
Наискосок от нашего дома жила маленькая одинокая женщина лет тридцати пяти. В ее большой хате обретались дети ее родственников. По-моему, они доводились ей племянниками. Теперь уже трудно судить о степени их родства. Так вот в эту сборную семью уже ближе к осени приехала родная сестра хозяйки хаты с двумя детьми. По селу пошел разговор, что приехавшая убежала от немцев в том, в чем оказалась на момент своего бегства. У детей тоже было только то, что на них одето.
Что сталось с ее мужем, женщина не могла сказать. Перед тем, как бежать на аэродром, он спешно поцеловал ее и детей и попросил их немедленно бежать на вокзал в том, в чем они были. Иначе – смерть. Военный городок уже вовсю бомбили. В городе слышались разрывы снарядов.
В селах очень часто люди до самой своей кончины носят те имена, которые им дают в раннем детстве. Хозяйку большой хаты назвали при рождении Марией. Но в селе она была всем известна как Маруня. Ее сестра, сразу после появления на свет получила имя Прасковьи. Но ее так никто не называл. Она была Параней.
Сколько лет прошло с той поры! Очень многое начисто стерто из памяти. Я никак не могу вспомнить имени и отчества храброго летчика, мужа Прасковью Сбитневой. Помнятся лишь имена его детей. Дочку, старшую по возрасту, звали Фаиной. Младшего сына – Сашей.
А вот песня, которую в те годы в нашем селе обязательно пели на свадьбах, вспомнилась. И все потому, что в ней есть имя: Параня. Как сейчас помню, на свадьбе наступал такой момент, когда женщины, с хорошо поставленными певческими голосами, заводили:
«Эй, Параня, ты, Параня,
Ты за что любишь Ивана?»
И Параня в песне отвечала:
«Я за то люблю Ивана,
Что головушка кудрява,
Что головушка кудрява,
А бородушка кучерява».
С именем «Параня» девочка выросла и вышла замуж за летчика, который был на голову ниже ее. Зато он воевал в Испании. И очень стремился связать свою жизнь с девушкой Параней, которая, в отличие от своей низкорослой сестры, вымахала почти до двух метров. Летчик настойчиво ухаживал за Параней. Пока не добился своего. Теперь их судьба целиком и полностью висела на волоске. Город Львов, в котором они с мужем обосновались после подписания известного договора с Германией, был занят немцами. Успел ли муж поднять свой самолет с аэродрома до захвата города фашистами, было одному Богу известно.
Правда, в жуткой тревоге за любимого храброго летчика Параня мучилась недолго. Месяца через два после приезда в наше село семья получила письмо со становившимся привычным треугольным штемпелем на треугольном конверте. Из него стало известно, что летчик жив и продолжает воевать с фашистами. Его полк успел-таки эвакуироваться из Львова. По селу быстрым ветром пронеслось: «И везет же людям. А тут, как ушел на войну – ни строчки. Ни словечка».
С началом войны все колхозные работы легли на плечи сельских баб. Им приходилось делать всю мужскую и исконно женскую сельскохозяйственную работу. Впряглись и тянули лямку до упаду. А получать на трудодень стали так мало, что без своего огорода и жить стало невозможно. Иногда на трудодень приходилось всего по 200 граммов зерна. Как только я стал немного понимать разговоры взрослых, запомнилось накрепко слово «Выгонять». Это означало, что люди не сами ходили на колхозную работу. Их по утрам выгонял на нее бригадир.
Страшное слово. Но куда от него денешься, если им изо дня в день пользовались наши матери и бабушки. Наивно было думать, что все жили заботами о фронте. О нем говорили. О нем заботились. Но далеко не все хотели изо всех сил тужиться бесплатно. Вот и вошло в постоянное употребление это слово. Потом оно стало настолько привычным, что ее семантический смысл уже никого не расстраивал.
Но теперь, вспоминая очень далекое прошлое, невольно удивляешься. Параню на колхозные работы бригадир не выгонял. Все считали, что, вроде бы, неудобно привлекать к делам колхозным. Как-никак ее герой самоотверженно воевал с фашистами в Испании. И проявил себя там блестяще. Летчик - герой был награжден высоким орденом. Да и теперь, не жалея себя, изо дня в день схватывается с фашистами.
Как бы там ни было, Параня к вечеру измотанной работой не была. Она выходила в сумерках на крыльцо своей хаты, чтобы подышать свежим воздухом перед сном. Сельские бабы к этой поре еле двигали ногами. Но любопытство брало верх. И они, измученные за день непосильным трудом, тянулись к Паране не крыльцо. Она рассказывала такое, что у селян вызывало удивление и изумление.
Я тоже ходил на эти посиделки. Как-то наша соседка Настя Ковалева спросила жену летчика:
– Парань! Ты вчерась сказала, что в Львове жили чуть ли не на самой границе. Как же получилось, что ты прибежала к нам почти что в исподнем. Разве не видали, что на немецкой стороне делалось? Там ведь к войне готовились.
Параня тяжко вздохнула:
– И видали. И много слыхали. Да только муж мой упрямый сверх всякой меры. Мы жили на квартире. А рядом с нами жила одинокая полячка. Вот она вечерами ко мне заходила. Почему-то нас сразу потянуло друг к другу. Она мне настойчиво советовала забирать детей и ни на минуту не оставаться в Львове. Местные поляки ходили за границу. Там и товаров, как они утверждали, было намного больше, чем у нас. И с продуктами попроще. Вот соседка собственными глазами наблюдала, что немцы сгоняют к самой границе танки и автомашины. Артиллерию. И воинские части. Для всех местных было совершенно ясно: готовится война. И она начнется не сегодня-завтра.
Поэтому соседка полячка так настойчиво убеждала меня забирать детей и немедленно уезжать как можно дальше от Львова. Я к мужу с ее увещеваниями. Просила его отпустить нас сюда, в село. А когда все уляжется, прояснится – мы тут же и вернемся.
Муж называл меня дурой. Советовал не поддаваться вражеским голосам, которые преднамеренно сеют панику. Никакой войны не будет. У нас надежный договор с Германией.
Вот вам и договор. Теперь бы я своему благоверному всю макушку пробила. Политик никудышный. Храбрости – выше макушки. А голова работает плохо. Вот и оказалась я в исподнем.
Бабы ахали. Били себя по бедрам руками. Удивлялись, куда глядели наши командиры, что были в Львове. Простая полячка все видела. А наши начальники, что ничего не видали? Совсем слепыми были?
На эти вопросы Параня ничего ответить не могла. Она только пожимала плечами. И просила баб на эту тему не здорово распространяться. Бабы понимающе соглашались. Но от этого желание расспрашивать жену командира не пропадало. И кто-то из баб тут же спросил:
–Слышь, Парань! Соседке ты, как мы поняли, понравилась. А как поляки вообще к вам там относились?
И снова Параня попала в сложное положение. Она развела руками и постаралась быть всего лишь искренней:
– Да как вам ответить? Мы с мужем в Львове и провели-то всего несколько месяцев. С зажиточными поляками общаться не приходилось. А работяги к нам относили по-доброму. Целоваться не лезли. Но были во всем благожелательны. Многие, как и моя соседка, тоже советовали детей отправить из Львова подальше. Да только не так настойчиво, как моя соседка.
Я уже вам говорила, что на захваченную немцами территорию они ходили часто. Но о самих фашистах говорили очень неодобрительно.
Мы с мужем за время его военной службы помотались по разным местам. Насмотрелись многого. По моему разумению, работяги меньше всего интересуются, какой ты национальности. Они интересуются, какой ты душой. Люди хотят жить по-людски.
Но Параня нечасто была такой откровенной. По большей части на многие вопросы она упорно отмалчивалась.
Очень давно все это было. Давным-давно покинули мир земной обе сестры, и мужественный летчик Сбитнев. Смерть забрала Фаину. О сыне Саше никаких известий нет. Только вот слова Парани в моей памяти до сих пор. А, может, она и права. Простые люди по большей своей части остаются порядочными людьми. Они умеют уживаться со всеми такими же порядочными людьми. Независимо от того, какой твой сосед национальности, вероисповедания, принадлежности к партии. Если только эта партия не призывает физически уничтожать себе подобных. Нормальные люди приходят в эту жизнь, чтобы нести друг другу добро и помощь. Жаль, что не все строят свою жизнь по этому принципу. И потому в нашем нынешнем мире так неспокойно.