Цок, цок, цок по асфальту. Цок, цок, цок выстукивают мои каблучки. Не утро, а праздник какой-то. Ещё вчера переживала за свои тридцать пять, легко забыв про них сегодня.
Цок, цок, цок… Девяностые. Такие чудные были босоножки - бежевые, на высоком каблучке, с неброским бантиком… И на тебе – полетели набойки.
Муж, выслушав мои стенания и тяжелейшие вздохи, будто я потеряла вовсе не босоножки, а сразу весь гардероб, молча прихватил их в гараж. А вечером с довольной улыбкой поставил передо мной: ни дать ни взять – кузнец Вакула. Постарался, выточил металлические, а звонкие какие-е-е!
И стали мои босоножки – да-да! – музыкальными.
Цок, цок, цок бегут каблучки на работу, по правую сторону выглядывает из-за забора седая голова деда Назара.
- Доброе утро, Назар Тимофеевич, - весело выкрикиваю я.
- Доброе, доброе, голубушка, - касаясь загорелой рукой козырька выцветшей фуражки, отвечает дед Назар.
И я лечу дальше, только юбка пенится от скорости. Улыбаюсь птицам, небу и вообще всему миру.
День обуваю свои босоножки, два, три, проделывая один и тот же маршрут. И каждое утро неизменно встречаясь с дедом Назаром, вернее с его головой над невысоким забором, его негромким приветствием. Три дня в одной и той же обуви – это уже перебор, переобуваюсь во что-то другое, совсем беззвучное.
Дед в тот день как-то угрюмо поздоровался и торопливо исчез во дворе, не приболел ли? А на следующее утро, привычно огибая поворот дороги, заметила его стоящим посреди дороги – он явно поджидал меня. Лишь только поравнялась, крякнул тихонько в кулак, улыбаясь:
- Ты что же, девка, меня, старика, обижаешь? Я давеча из-за тебя с бабкой весь изругался. Ворчит, старая, не понимая, чего я кажно утро на заборе висну, от дел утренних отрываясь. А того не знает, суматошная, какую музыку слухаю. Живу давно корявым выворотнем, однова радость – каблучки твои встречать, ишь как цымкают. А вчерась ушёл несолоно хлебавшись. Уважь, касатка, сыми ты эту тихую обувку, верни прежние. Дозволь ещё порадоваться старику.
Судёнышком чистенькая с потёртым козырьком кепка, выбившийся сбоку клок седых волос, будто рваный парус. Фланелевая, с разными пуговицами рубашка. Большие аккуратные заплаты на коленях, длинные руки с ладонями-лопатами, растерянная улыбка и смешливые с горчинкой глаза.
Как думаете, насколько мне хватило подаренной стариком радости? Надолго. А воспоминание осталось на всю жизнь.