" I Am Jack's Broken Heart."
Чак Паланик
...
-Доктор,что с вами?
-Я не могу…Просто не могу.
-Док, за то заплачены бешенные деньги. Все законно и на добровольных началах. Операция должна случиться.
Пот лил со лба волнами, руки тряслись. Как бы доктор заранее ни готовился к этой минуте, страх все же взял свое.
-Это против природы.
-Против какой природы?
-Человеческой.
…
Столько хотел на острове оказаться и вот я здесь. Я помню точно, что хотел именно этого,ведь я не часто уже что-то хочу. Обычно что-то одно и ненадолго. Так сказать , чтобы цель в жизни была. Для нее мечты как топливо, когда они есть, жизнь горит. Но в пепел быстро превращаются мечты , даже не дождавшись своего осуществления в реальности. И вроде как были, а вроде и нет. Но главное жизнь немножко , а прошла дальше. Без грез не было бы полноценной жизни у развитого существа . Я – эволюционно выработанный инстинкт самосохранения Джека. Откуда я про эти мечты знаю? Да все об этом знают, но многие молчат. Обман мечты – слабость человека. Люди привыкли скрывать свои слабости , чтобы выглядеть сильнее. Я же считаю, что, сказав правду, я становлюсь свободнее и прочнее перед слабостями,а значит я побеждаю в себе человеческое. Я – борьба Джека за выживание среди видов хомо сапиенс. Я- никому не нужная философия, я – лимб Джека. Почему Джек? Я называю это имя, тем самым подчеркивая тот факт, что действия и мысли чаще всего не принадлежат мне, а какому-то другому существу, с выбором которого я не всегда согласен. Трудно понять, но если каждый задумается над своей жизненной деятельностью, то заметит,что она очень часто не соответствует реальным нашим ожиданием и требованием. Мы отрицаем себя и придумываем себе Джека. Это нормально , иначе почему тогда мы это сделали? Мой мозг- рождение Джека. Мое непонимание себя- причина существования Джека. Именно Джек любит говорить на разные темы и копаться во всем, не я, потому что эти копания вредны для жизни. Именно Джек любит все доводить до абсурда, не я, потому что абсурд-зараза, которая распространяется на все аспекты существования. Весь этот океан вокруг острова принадлежит Джеку. Все странности и непонятки в повествовании – это результат развития Джека. Со временем становимся молчаливыми ,одинокими, странными ,будто островетянами , заброшенными океаном на отреченный клочок земли во время очень сильной бури. Я хочу сказать, что океаном был поток сознания, а буря-шквал мыслей ,но я не стану это говорить, потому что мне кажется,этого как раз хочет Джек. Хотя своим существом я понимаю, что ему нужно больше моих внутренних конфликтов и диссонансов для жизни. Но зачем он нас завел на этот остров?
Белый пляж , в песке не найти не одной черной крупинки , ни одной выброшенной на берег палки или водоросли. Начинается с небольшой такой же белоснежной горки , синие волны омывают песок, ни одного камушка,ни одной ракушки, просто сочетание белого и синего создают светло-бирюзовый цвет. Но это только на первых 2-3 метрах глубины, дальше мрак. Мне не хотелось узнавать сейчас, что там за песочным холмом. Я просто лег на середину вершины. Небо было чисто голубое. Даже там никаких соринок в образе облаков. Я пребывал в каком-т очень тихом и чистом пространстве. Так все было идеально в цветах, что , вдохнув полной грудью воздух и прислушавшись к шуму воды , я тихо уснул. Это самое лучшее место,которое я видел. Без каких-то ярких эмоций я это признавал. Больше ничего не должно было быть.
Я проснулся и этот океан с пляжем не исчез. Немного стало темнее или пасмурнее что ли, но небо все равно оставалось чистым. Я очнулся ,и ничего не поменялось и во мне. Также тихо, чисто, безэмоционально . Полная атрофия чувств. Я сказал ,что мне сейчас хорошо, значит так и есть, даже если я этого не чувствую. Это как-то странно. Человек просыпается с ненавистью и злобой, он не хочет продолжения, если ему нечего ждать. Он проклинает новый день, новый вечер после сна, где ему представлялся шанс просто не думать, но после которого возвращаться в реальность снова. Это правда, Джек. Я- твоя моноаминоксидаза. Я-твоя химия несчастья. Ты не любишь просыпаться, потому что ты не любишь понимать. Я не думаю, я абсолютно лоялен , что со мной было и будет, я робот без чувств. Люди присваивают шизофрению или какое-то любое помешательство , чтобы сделать уникальным свое самобичевание, при этом понимая, что у каждого второго происходит тоже самое. Но мы все равно пытаемся быть лучше хотя бы в шизофрении. Я-самолюбие Джека. Но при этом я понимаю, что эта самая шизофрения , которую мы можем себе приписать, является общественной нормой. А общественная норма приводит тебя к мысли, что ты не особенный и никогда таким не был. Джеку никогда не стать богом, среди таких же богов- неудачников. Но это сейчас не обидно, сейчас нет.
Я решил преодолеть этот песочный холм. Босыми ногами я ощущал его прохладу, не то чтобы он был совсем холодным, он был словно такой живой температуры , теплокровной, возникало связь между его жизнью и моими ногами. Наверное , такие ощущения возникают из-за моей любви к природе. Я- буддизм Джека. Когда у человека теряется желание любить людей, он начинает любить другое что-нибудь живое. В качестве эволюции мысли из христианства вытекает буддизм. И это тоже не конечный выбор моей персоны. Любая религия –это лишь рамки, которые одновременно тебя сдерживают, но и охраняют, создавая иллюзорный покой и надежду. Вера в будущее, вера в то, что есть что-то правильное, вера в небессмысленность. Вера для того, чтобы прожить в гармонии еще день, а может и жизнь. Никто не спорит, что это бред, но эта выдумка чертовски нужна для ума человека. Я –ум Джека. Любой , кто проживет жизнь в полнейшей любви , добре и покое сразу причисляется к посланникам божьим. Будь то Будда, Ганди, Иисус, Мухамед , Ошо или больной с синдромом Дауна, мы готовы слушать их , и добровольно обманывать свой мозг только так, чтобы ему это шло на пользу. Мы знаем , что они были сильными и великими людьми, но вся их божественность заканчивалась с последним вздохом, последним поступлением кислорода в мозг, после чего клетки вымерали как и сам мозг, как и сам пророк, как и сам Бог, которого он выдумал. Я готов верить, если это помогает хотя бы жить. На смерть плевать, будь что будет,велика беда , что до нее еще жить и жить, искав новые способы обмануть мозг. Пророки несомненно сами были богами , так как сделали миллионы людей счастливыми ,они победили мозг человека , убедив его , что умирающее животное может иметь душу, тем самым сделав новый эволюционный ход. Вся наша жизнь- это препарирование нашего мозга. Нашим детям передаются новые исходники белого и серого веществ , а предки вместе со своими эксперементальными образцами исчезают в пустоте. Мозг живет в каждом последующем из нас. Мозг и есть бог, и вся вселенная. Мозг –есть неумирающая душа. Но не в тебе, и не в твоих родных, и не в твоих окружающих, а лишь в едином общем. Каждый из нас лишь молекула одного чего-то большого, скорее всего абсолютно идентичного , но все-таки не принадлежащему тебе. Я –самолюбие Джека. Я – ненависть Джека. Я-желчь Джека, как у Гиппократа. Я- желчный пузырь Джека. Если мозг и есть весь мир, который нас разрушает, при этом уничтожаясь какой-то частью вместе с нами. Если мы не любим за это этот мир и не понимаем его, то почему нам не перехитрить и уничтожить его раньше…
За холмом начинается зеленый оазис. Здесь растут пальмы, возвышается трава и все переходит в высоченную каменную гору, которая является как бы центром всего острова и занимает его большую площадь. Хотя сам по себе этот участок земли очень маленький , на фоне здоровенного океана он выглядит ничтожно маленьким. Страх такого замкнутого пространства уже давно должен был разьесть меня изнутри, но я повторяю – сейчас я без чувств, я словно волна океана, которая знает, что скоро плавно перейдет в последующую , я словно ветер, который вроде и ощущается, но совершенно не видим. Остров же вызывал у меня чувство покоя и какой-то психоделический поток сознания. Я смотрел на высоченную скалу, покрытую редкими деревьями, созерцал ее границы среди огромного мира океана и находил в ней то ли что-то родное, то ли абсолютно брошенное на этой планете, то ли то, что может иметь важность, которую я сейчас еще не осознал. Красивый остров. Пусть эти слова останутся его характеристикой. Все остальное добавляю я, а значит, оно сейчас не имеет смысла. Во-первых, это никто не услышит. Во-вторых, это никто не поймет. В-третьих, мне на это плевать, как и остальным. Свое эго уничтожить очень просто, каждый раз нанося удар, вам не последует ответа, потому что оно вас очень любит. Впоследствии , вы победите и станете аморфным. Жизнь «не для себя» исключает надежду и радость. Но человеку нужно что-то любить другое и он находит. Я услышал на острове музыку, будто посылаемую с небес. Она была прекрасна и была везде. Что-то похожее на пение церковного хора промежутками удара в бубен шамана. Мелодия проходила сквозь меня , вызывая тем самым какой-то процесс в мозге. Я ощущал запах океана, видел океан, слышал необьяснимое пение русалок, песок меня обволакивал своей прохладой. Были затронуты большинство из моих пяти чувств. Я-нервная система Джека. Счастье начало истончаться по моему организму. Стало все не важно. Вот для чего мы живем. Я стоял на месте посреди песчаной пустыни и всматривался в одну точку. В голову ударило воспоминание. Видно на каждое чувство полагается какое-то воспоминание. Мозг задействован в моем душевном счастье, значит, и память тоже вступит в работу. Я – старая кора головного мозга Джека. Я- гиппокамп Джека.
«Я ждал бабушку и брата на улице. Вышел из дома, захлопнул дверь и сиганул прямо через забор, думая вот как бабушка этому удивиться. Я прошел по траве к футбольному полю. Ну как полю… Просто клочок песчаной земли среди травы и деревянные ворота, состоящие из трех длинных досок. Я любил сюда приходить и пинать мячик, иногда удавалось заставить брата встать вратарем. Обычно мы так играли, когда родители уезжали в город, мы пинали мячик за пределами дома , а затем возвращались и прыгали в надувной бассейн , наполненный водой из нашего пруда. Бывало такое наступало вечерами, когда атмосфера становилась жуткой и очень притягательной для пугающих разговоров и на закате дня мы щекотали друг другу нервы, рассказывая , что поле за нашим домом похоже на то самое кукурузное из фильма Джиперс Криперс. Когда мячик улетал, мы спорили кто из нас пойдет за ним, а затем босиком бежали туда-обратно , судорожно глядя по сторонам. Как быстро мы бежали домой, когда наслушавшись подобных страшилок, где-то улавливали карканье вороны с каким-то шелестом в кустах- аж пятки блестели. Дома мы находились в уюте, а когда приезжали обратно бабушка с дедушкой, то совсем забывали о страхе. Лишь перед сном было интересно представлять себя идущим в одиночку в лес. По узкой тропинке и в поной темноте, постепенно приближаясь к чаще и вдруг видя впереди какую-то страшную черную фигуру, которая с быстрой скоростью начинает приближаться к тебе, а потом резко выходя из своих фантазий , понимать , что ты дома в чистой постиранной постели лежишь рядом со своим младшим братом, а в соседней комнате через деревянную стену храпит дедушка. Я пинал мячик , стараясь попасть в девятку и изредка посматривал далеко в поле, куда мы собрались прогуляться, пока солнце еще совсем не зашло за горизонт. Мне нравилось ходить взад-вперед , рассматривая маленькие деревья, какой-то уголок земли в нем чувствовался, такой старый , но такой родной. Иногда я садился возле елки и ничего не делал. Абсолютно ничего. Может, трогал песок, или разглядывал букашек, или слушал пение птиц, но больше ничего. И чем больше я таким занимался, тем мне больше казался уголок родным. Бабушка с братом наконец вышли, мелкий уже держал ее за руку и что-то рассказывал из очередного увиденного мультика. Он всегда начинает так делать, в большинстве своем его никто не слушает ,но и не останавливает. Так идешь , думаешь о своем, о плохом, о грустном, о тоскливом, а он все болтает. Всегда болтает, о таком простом и не принужденном. И тебе хорошо становится от этого. На дворе стояла осень. Лето только что закончилось, прошла лишь первая неделя учебы. Дождей не было и еще задержались теплые дни . Мы приехали с братом погостить на выходные и сейчас решили все вместе сходить искупаться на речку.
-Ну что,идем?-спросила с улыбкой бабушка.-Или передумали?
-Нет!-резко крикнул я,боясь действительно, что может прогулка сорваться.
-Ну ладно, пошли… Раз пообещала. Потом вернемся, я вам перец фаршированный подогрею, а на завтра плацынды нажарю. Мама с папой ваши приедут, все сядем и покушаем.
Еще одна новость, которая мне грела душу. Я обожал, когда бабушка начинала хлопотать на кухне и ждать гостей.
-А с чем будут плацынды?-спросил задумчиво брат.
-С капустой тушеной сделаю,с картошкой и жареным луком и как всегда с брынзой и укропом…
-А со сладким творогом сделаешь?-взмолился мелкий.
-Ладно, парочку сделаю. Любишь так бабушкины плацынды?-умиляясь, чмокнула в макушку она брата.
-Да, особенно со сладким!
-Хорошо, сделаю.
Я шел впереди и просто слушал их разговор, вспоминая как раньше на месте мелкого того же просил и я. Совсем недавно еще было. Трава уже в некоторых местах высыхала,но все же сохраняла в стеблях хлорофил. Я прикасался к ней поверхностью ладони и представлял себя гладиатором , возвращающемся домой , прямо как в фильме. В голове играла финальная песня «мы теперь свободны», а я шепотом повторял « но не сейчас, только не сейчас». Наш дом был крайний на улице , дальше распространялось поле, а за ним через речку лежал лес. Поэтому мы часто ходили поэтому маршруту , хоть он был и не близким.
-Сашуль, надо за грибами сьездить. Сейчас как раз дожди чередовались с солнцем. На рынке глянем с дедушкой, если уже появились, то можно ехать на наше место.
-Вы только меня не забудьте позвать как обычно, -посмеялся я.
-Да ты что,- воскликнула бабушка, -мы же знаем как ты любишь с нами ездить. Не зря приучили тебя с детства.
-А что Саня с вами ездил маленьким?-спросил брат.
-Конечно, в пятницу мы заканчивали работать, Сашулю забирали с детского садика, везли к нам, вечером доставали из кладовки корзины, доставали старые вещи, а утром часов в 6 собирались и ехали в лес по грибы… Так он с нами с самого детства.
Я помнил, как очень любил ездить за грибами. Ждал этого всегда с нетерпением. Бабушка с дедушкой тогда жили на квартире в очень старом доме, где у меня прошло все детство, там ,помню, ужинал, смотрел в сотый раз какие-нибудь кассеты на ночь, затем шел спать в их кровать в радостном ожидании завтрашнего незабываемого дня. Мне нравился запах леса, грибной запах, который мне мерещился затем целый день, а когда закрывал глаза , всегда видел образ этих грибов, случайно обнаруженных в траве или под деревом. В конце каждого похода бабушка говорила, что самый большой гриб нашел я, а дедушка как всегда ушел слишком глубоко в чащу и снова ничего не нашел,потому что грибы растут чаще на опушке, где есть солнышко.
-Мы сьездим , затем часть засолим и часть замаринуем, потому что такие маленькие дети очень любят. Уже как раз все закатки на этот год сьели и надо делать новые. Как раз поспел болгарский перец, огурцы, помидоры. Острого перчика сделаем пару баночек, а то Сашуле на следующий год в институт, надо будет ему передавать гостинцы. Сало дедушка засолит, я варенье наделаю, будешь прямо как мы в свои студенческие годы…
Я слушал и как всегда в предвкушении перемен. Иногда становилось страшно. Но страшно не от того что скоро новый жизненный этап, а от того , что время так быстро бежит. И казалось, я за ним совершенно не успеваю. А оно все несется. И грустно на мгновение подумать, что стоишь и смотришь на него в стороне, живя до сих пор своими теплыми воспоминаниями из детства. Я шел дальше к тому лесу, к той реке, которые для меня стали чем-то больше. Которые я не смог забыть, как все остальное. Которые не исчезли , как все остальное…»
Я стоял, замерев перед джунглями. Долго стоял, широко открыв глаза и глядя в одну и ту же точку. Рот был открыт, губы высохли и голова наклонена в бок. Снова какой-то не живой. Мне ничего не нужно было делать, я ничего не хотел делать. Пятками неожиданно ощутил теплую воду. Я знал, что я отошел от берега и взобрался на песочный холм. Неужели начинался прилив… Я дотронулся до мокрого песка ногой, оставив след, который вскоре смыла новая волна. Я нагнулся и ласково погладил поверхность воды. Она живая, как и я. Может , после смерти я стану ее. Очень на это надеюсь. Часть единого океана. Никаких больше людей. Больше всего в жизни я боюсь заново переродиться человеком. Вряд ли что-то решает духовный запас прошлых ренкарнаций. Никаких индиго. Никаких всевидящих. Никаких каматозников. Есть гены, передающиеся от дальних предков. Слоны помнят врагов своих дедов. Я-генетическая память Джека. Есть история и ошибки людей, которые повторяются из века в век. Если что-то и известно заранее, так это то, что люди не изменятся в своих пороках. Никакой жизни после кончины от переживших клиничекую смерть. Человек признается умершим, когда окончательно отмирают клетки мозга, что наступает только через 5 минут, таково время продолжительности клинической смерти. Мозг работает, а значит ,подкидывает сознанию образы не хуже любого сна. Свет в тоннеле- угасание зрительного нерва. Прилив эйфории- защитная выработка эндорфинов мозга. Мы создатели Бога, он умрет вместе с нами. Только мы ему можем пообещать вечную жизнь в наших детях. Их разум будет таким , каким мы его сделаем. Ничего нового он не возьмет. Жизнь ничего не даст. В нем нет души до того момента, пока в него ее не поселят родители. Это обычный детеныш млекопитающего. От того, что теплокровный и пьет грудное молоко у матери, как любой его лохматый предшественник. Очень похож на крысу или лягушку на самым ранних этапах развития эмбриона. Я- рудимент Джека. Я его шестой сосок. Я его маленький хвост. Я атавизм Джека, следующий этап хода эволюции. Я его аппендикс. Или слепое веко. Или еще какая-нибудь штука, которая отойдет на второй план, лишь стоит измениться климату и состоянию земли. Все умирали тысячи лет в естественном отборе, где добро, справедливость и бессмертие? Лишь один прогрессирующий мозг, который управляет человеком как хочет. Не должно существо пойти против себя! Не должно! Если появляется кто-то , кто выступает против, то это новый вид. Душа? Я-борьба отделов мозга Джека. Борьба двух противников, которые в конце оба сдохнут. Мы узнаем правду отовсюду, мы понимаем ,что совершенно не боги. Я –молекула вселенной Джека. Я маленькая проекция большого. Атом . Вселенная страдает как мы. Черная дыра не создаст ничего толкового, как художник, если не будет страдать. Страдание примет любые нужные для ситуации формы и образы. Кто решил, что бог добрый, если он такое допускает? Может , у него человеческое настроение. Настроение жизни в целом, где сначала все плохо, потом все хорошо, и ничего в итоге не поймешь. Все как-то по-своему, от воли случая. Если там наверху что-то и есть, то мы к этому готовы ровным счетом так же, как ребенок к взрослой жизни. Сказка исчезает, когда наступает момент в ней поучаствовать. Как учит жизнь: самые сильные трагедии возникают поле громких надежд, представьте масштаб веры в жизнь после смерти. Молитесь за то,чтобы просто исчезнуть. Меньше себялюбия , меньше привязанности к жизни.
Но все знаем, что все это пустяки. Люди живут, зная все это. Главное, успеть не прикончить себя до следующего выброса химии мозга. Я-серотонин Джека. Все налаживается и вера возвращается. Ты снова лучший, ты снова не зря пришел на землю, у тебя снова много друзей , ты смотришь на проблемы как сильный и уверенный в себе человек. Я – подавление моноаминоксидазы Джека. Счастье поступает в самые критические моменты. Думаете , это просветление или обретение великого смысла? О нет, это ваш мозг в испуге пеленгует . Не переживайте, если видите несчастного и забитого человека, скорее всего, у него просто проблемы с захватом любимого всеми вещества. Нет , он не козел отпущения судьбы, просто так таков дрейф генов,шутка природы. Каждый человек получает счастье столько , сколько положено его роду. Получает в любых условиях- на пляже в гамаке, в тюрьме, на работе, с любви и нелюбви, в бедности и горе. Человек – гениально привыкающее существо, ведь надо делать улучшенный материал для эволюции. С несчастьем то же самое, как бы хорошо не было вокруг, все может показаться ужасным, скучным и безобразным. Любовь? Одни сплошные гормоны и запрограмирование на продолжение рода. Я –андрогены Джека. Я- одиночество и социальная потребность Джека. Привыкайте, и вы полюбите что есть, признаете что есть, смиритесь с тем, что есть. Все что заложено в человеке, это поиск любви, надежды, цели и смысла. Всегда найдет себя в образах земли , пусть в мелочах или глупостях, но найдет. Дайте мозгу выдумать вам необходимое и вы будете искать это, пока в конце концов мысли от безысходности не станут материальными. Если выйти за рамки мозга, то становится ничего не понятно совсем. Странное часовое время, по которому можно считать, хотя ,по-моему, те же самые дни и ночь были к динозавров. Имена , что штампуют людей как роботов. Предполагаемая дата смерти, хотя все здесь умирают как пойдет,по воли случая. Мы всего лишь умирающие формы жизни, как и все среди нас, как все до нас. Не надо думать, что планета кружиться начала только с нашим появлением, она повидала миллиарды таких наивных людишек. Не верьте всему что происходит. Нас уже нет как ценности.
Я наступил на траву, она была очень мягкой. Я коснулся пальмы, была настоящей. Я гладил ее молча и больше ни о чем не думал. Что за чепуху меня заставляет нести снова и снова. Я заметил, что небо стало серым. Не грозовым,а каким-то светло-серым, словно белые ночи. Так было светло на этом крохотном островке. Вдруг неожиданно из ниоткуда взялся жемчужный пух. Он летел со всех сторон и покрывал песок, образуя что-то наподобие снежного покрова. Его становилось все больше, ветер слал из джунглей ,при этом качая неистово ветви пальм. Скоро он добрался до океана и начал в нем растворяться, словно и в правду это был снег. Пух накладывался слоями, которые превращались в легкие острова , но которые моментально тонули. Тонули вместе с песочным берегом, которого все становилось меньше и меньше. Все вокруг было в белых тонах, что ослепнуть можно было. Мелодия все играла из пустоты, словно пели ангелы. Но тут на момент все прекратилось. Наступила тишина, которая принесла мир окружающему меня миру. Или я сам его сюда принес. Царил покой и гармония. Я – захват гама-амино-масляной кислоты Джека. Я снова начал вспоминать. Я –старая кора головного мозга Джека.
«Я шел впереди, а бабушка с мелким сзади. Он снова ей что-то рассказывал о Ктухлу, Дагоне и всяких других монстрах Лавкрафта. Говорил , что они у нас в речке живут, что зимой оставляют следы на льду своими щупальцами. Я знаю этот мир. У меня был такой же. С другими монстрами, другими местами , но все то же самое. Слушал его и улыбался. Вперед по земле уносилась моя длинная тень. Все было в алых тонах заходящего солнца. Колосья отдавали золотым светом. Пахло последним теплом лета. Люблю смотреть на асфальт , сияющем под такими лучами. То прилив надежды, то утраты. И везде присутствие какой-то грусти. Такой светлой и тихой. Я ее и называю душой. Далекий лес был разноцветным. Уже выглядывали и желтые, и зеленые до сих пор, и более темные деревья. Там должен быть таинственный несуществующий город, в который я возвращаюсь иногда во снах. Там узкие улицы, вымощенные камнем, посередине огромный овраг, вокруг которого стоят дома с балконами, на которых люди вешают сушиться белье. Вокруг лес, который ограничивает забор из проволоки, к которому можно подойти и заглянуть внутрь глухой чащи , где земля черная , а деревья очень редкие , если долго стоять, то можно увидеть быстро бегающих гномиков. Они злые. Один ко мне подбежал во сне прямо вплотную, когда я подсматривал за ними ночью. Я шел по тропинке и даже не верил, что происходящее во сне было на этом самом месте. Будто две отдельных реальности, но в одном и том же пространстве. Так приятно было об этом думать. Трава содрогалась на ветру. Там вдалеке забытые богом скалы и воскрешающие могилы индейцев Микмаков. Там где-то заброшенный лагерь «Хрустальное озеро». Дом психопатов Сойеров , напоминающий древнегреческий античный храм. Все это грело душу. Я любил эти места. Каждый раз не знал , что от них ждать. Прогулки среди цветов, растущими то островками клевера, то пастбищами лютиков, среди совсем молодых березняков , похожих на деревья Лехолесья прекрасного Шира, и наконец среди мрачного леса, который скрывает в себе столько тайн. Мы подошли к мосту, под которым проходили железобетонные трубы, а вот уже за ними бурлила речка.
-Ну что, не передумали купаться на закате дня?-спросила бабушка.
-Нет…»
Но баланс должен присутствовать в гормонах. После счастья наступает несчастье. Боль. Я-натриево-калиевые каналы нейронов Джека. Нужны мельчайшие цели, чтобы к их достижению получать новую утоляющую дозу. Нужно как меньше надежд, чтобы не получить прилив разочарования. Постоянный замкнутый круг, в котором надоедает вертеться. Посмотри на своих родителей с точки зрения аналогии, они уставшие , циничные, нервные, забытые и одинокие. Но главное , что можно подчеркнуть из их слов , что все повторяется. Где силы и время что-то делать. Где те люди, которые обещали быть рядом всегда. Все духовное заменяется животным, чтобы взять от жизни хоть немного, а не купаться в мечтах. Каждого спроси, так будь у него возможность, он бы застрелился. Боязно умирать, но не сама смерть. Страшно наше отношение к жизни, а не сама жизнь. Время жить и время умирать, в итоге боимся и того и другого. Всегда между. Нет ничего плохого. Все можно оправдать стечением обстоятельств, воспитанием и прошлым. Нет ничего хорошего, так как это можно осквернить самовыгодой и одним сделанным после плохим поступком. Люди смотрят друг на друга и им противно, они все о друг друге знают, но знают только потому, что сами это плохое в себе носят. Хороший человек в сердце держит великое отчаяние. Плохой – беззаботную самодостаточную жизнь. Я –глаза Джека. Каждое слово- вранье или наигрывание. Мы всех чем-то обидели. Мы всем что-то должны. Если человек не сможет с вас ничего взять, то вы ему будете не нужны. Всем это известно. Но также известно, что жизнь все же прекрасна. Можно ей придать любой смысл,но также этот смысл будет легко опровергнуть. Иногда спрашиваешь себя, что тогда ты хочешь? И отвечаешь , удивляясь самому себе, что все хорошо и не понятно из-за чего вообще этот внутренний спор начался. Хочется говорить правду. Я –язык и губы Джека. Я стою и говорю это громко дереву. Мне плевать, что вокруг происходит. Я говорю это ему, прохаживаясь взад-вперед. Я не размахиваю руками, я абсолютно спокоен. Вынужден подниматься все выше, потому что вода уже касалась основания трав. А я разьяснял непонятно зачем дереву. И непонятно не потому, что это совсем не разговорчивое дерево, а потому, что такие темы обсуждались миллионы раз и ни к чему никогда не приводили. Тошнит от этого всего. Я- блуждающий нерв Джека. Люди выбирают молчание. Люди выбирают побег. Люди становятся очень грустными к концу жизни. Но почему? Так всегда долго обьяснять. Огромное число мелочей, которые накапливаются и создают безгранное помойное ведро в голове. Быть сильным или зачем вообще быть. Дожить свое, просто жить и все. Одно наставление- прекратить людской род, ведь они будут в нашей той же шкуре существовать. Одно спасение- кнопка запуска мегатона. Я- расшатанная нервная система Джека. Помешательство ? Зациклинность? Я говорю правду, находясь в полной гармонии. Я- сверхсущетво. Инь-Янь. Я – сочетание эстрогенов и андрогенов Джека. Играет мелодия на острове. Я – слуховой аппарат Джека. Настроение плохое. Может, из-за голода. Я хочу все уничтожить только потому, что голоден. Я – всего лишь пустой желудок Джека. Вся духовность из-за недоедания, вот как оно оказывается. Не буду есть, не буду взаимодействовать с энергией , и вымрет мое живое существо. Органы отомрут из-за недостатка воды и пищи, жизнедеятельность клеток прекратится. Они перестанут связываться между собой, чтобы давать жизнь мне. Клеткам нужна энергия- нам нужна энергия- вселенной нужна энергия. Мы молекулы одного большого организма. Мы –микрокосмос. Маленькая проекция чего-то бесконечного. Частичка Бога. Это переработанная информация других умов, я ничего нового не сказал. Я – совокупность умов предшественников Джека. Все знают об этом, просто с вечной жизнью в раю как-то легче жить. Сколько таких особенных повидала эволюция. А человек все не может подружиться с самим собой. То хорошее, то плохое. К протону тянется электрон. После лета наступает зима. Так уж устроен наш мир. Не мы первый , не мы последний вид на земле. Подходит один раз к рибосомам митохондрия и спрашивает- кто у вас здесь старший, рибосома указывает на ядро, митохондрия и говорит- слышь, ядро, давай общий бизнес замутит по поставке энергии. Обьединимся : я тебе кислород гарантирую , ты генетические нуклеиновые кислоты. Будет где существовать, возведем свои обьекты ,филиалы, которые будут работать на нас и нереальный доход приносить. Так и порешали... В общем то говоря, терять- наше уникальное свойство. Что мы имели – мы все потеряем. Дело не в том, что мы перестаем ценить. Вся правда заключается, что мозг каждый раз дурит. Ему вроде надо, когда этого нет. Абсолютно все. Любовь, слава, деньги, даже счастье. Он обманывает каждый раз. Ему ничего не надо, потому что он просто есть и все, и вполне один раз захочет не быть и просто исчезнуть. Не нужно никакого счастья. Что это вообще такое? Нужно больше бессмыслицы , чтобы довести до отчаяния. Когда ничего не хочется, тогда ты отключаешься от своего мозга. Ты уже не в его власти. Вера, свобода, душа, отказ от своего «я», отречение от разума : Я –воспаленные височные доли мозга Джека.
Я поднимаюсь вверх по крутому склону. Иду так медленно, совершенно не спеша. Вода приливает все больше к холму, уже практически не видно песчаного участка суши. Я устаю и ложусь в траву. Мне открывается обзорный вид на весь океан. Только он и пустота. Он погружает в себя остров. Я смотрю вдаль , в розовое безмолвие. Оно такое далекое и притягательное, ничего тебе не говорит и ты ему ничего. Тебе нечего сказать, потому что смотришь на него такой же пустотой. Можно только посмеяться и я смеюсь. Можно только раскрыть шире глаза и сделать в себя глубокий вдох про запас. Хочется выблевать все ,что видел, знал, чувствовал. И я понимаю, что толком ничего не помню. Мне нечего вспомнить. Я снова забыл, что так меня расстроило. Я постепенно все начинаю забывать. Правда! Какое-же наслаждение! Вроде бы осадок остался, но тот кипяток исчез. Какой смысл горевать без воспоминаний. Хотя , все же есть одно… Сейчас…
«Я шел быстрее, поэтому успел отдалиться и свернуть на мост. Я стоял на бетоне и смотрел на родной берег речки. Однажды я видел фотографии, сделанные с этого места на фоне серого осеннего неба, их было очень много и все с разных ракурсов. Они принадлежали человеку, который очень много пил, гулял, играл на гитаре, а потом вскоре подсел на героин и попал за торговлю в тюрьму. Когда я стою здесь, то всегда вспоминаю эти фотографии, их совсем никто не оценил, но тот парень знал это место и оно его тоже притягивало чем-то. Хотя всего в пару километров от города, но почему-то оно было особенным. Грустно было вспоминать, что сюда приходили и мечтали те, кого ,может быть, уже нет в живых. Странное место. Осень передает всю его тоску. Мир вертится, а река все под мостом течет. Жизнь убегает, а поляна посреди леса все тебя ждет. Всегда ждет. Любым . Есть что-то живое в этой реке, что-то, что является одним целым с ее грустью. Мне часто снится это поляна, будто я что-то здесь забыл, будто что-то важное оставил, будто надо вернуться, но каждый раз возвращаясь, нахожу здесь печаль.
-Пойдем, Сашуль! Чего ты встал?-позвала бабушка.
Я пошел первым вниз по тропинке. Прошел по зарослям травы, обогнул маленький коридор из деревьев и вышел на ту самую поляну из цветов. С одной стороны она была окружена лесом, а с другой обрывалась в реку. Под обрывом образовался бассейн, где течение было чуть меньше, чем везде. Маленький брат радостно сбросил с себя одежду и начал спускаться к воде. Я не медлил и тоже начал стягивать футболку.
-Да, никого нет уже. Совсем вечер настал,-сказала бабушка, собирая наши брошенные вещи.
-Бабуль, а ты не будешь купаться?
-А вода какая?
Мы легонько коснулись кончиками пальцев ног.
-Вроде ничего!
Я больше не мог оттягивать, поэтому оттолкнулся и зашел с головой в воду. Она была чудесная. Кожу охлаждала, но вполне терпимая. Я сразу себя почувствовал заново рожденным.
-Очень теплая!
-Ну ладно, иду к вам!
Бабушка сняла свою мантию и направилась к нам, тем временем братик прыгнул в воду и с сияющим лицом начал нарезать круги вокруг меня.
-Сань, а помнишь, мы с тобой тут на прошлой неделе купались? Вон туда заплывали в джунгли? Еще дождь начался, и мы стали кричать, как дикари?
-Помню.
Я нырял, стараясь коснуться прямо руками дна. Здесь оно было очень неравномерное, где-то глубина достигала трех метров, а где-то была лишь по щиколотку. Но я чувствовал эту воду, любил ее, она была самой лучшей водой на свете. Бабушка зашла в речку , охая и повторяя как хорошо. Солнце уже почти село. И из воды даже уже не хотелось выходить, так как она казалась теплее, чем воздух снаружи.
-Посмотрите как красиво. Вокруг ели, сосны, березы, такой старый, многовековой лес. Купаемся прямо рядом с тропинками диких животных. Вот тут в пару метрах начинается дикий лесной мир. Мы дышим им, купаемся в нем.
Я молча слушал бабушкину речь и просто наслаждался моментом. Он действительно был прекрасен. Брат мой нырял, повторяя за мной, а бабушка за ним пристально следила. В какой-то момент они отплыли в сторону, и так получилось, что оба смотрели в направлении моста. Я же остался плавать на месте и вдруг поднял голову на берег, с которого мы зашли в воду. В тот миг я замер, непонятно почему побежали по телу мурашки и резко начал искать ногами дно. У края обрыва стоял человек. Прямо возле наших вещей. Я не могу ответить на вопрос- откуда он взялся, так как если бы он шел по той же дороге, которая здесь одна, то мы бы его увидели; на поляне его тоже не было, когда мы пришли. То есть его появление было совершенно необьяснимым. Это был худой дедушка с длиной бородой и морщинистым лицом. На нем была большая для его худого тела белая хлопковая рубаха и черные широкие штаны. Он сначала с минуту смотрел на воду, но на нас даже и глазом не повел, затем снял свои портки и направился медленно к воде. На нем был огромный крест, подвешенный на простую бичевку. Тело было настолько худым, что вылезали ребра, а белая кожа выглядела словно натянутой. Я оглянулся на бабушку, но та все плавала с братом и ничего не замечала. Старик зашел том же месте в воду и поплыл. Только в тот момент бабушка повернулась и поплыла ко мне, но, что странно, она никак не отреагировала на незнакомца , больше скажу, она его будто совсем не заметила. Не глядя на него , она плавала как ни в чем не бывало. Улыбалась и кружила вокруг меня. Я посмотрел на брата, но тот тоже ничего не сказал, хотя должен был отреагировать самый первый. Так нас стало четверо в речке в окружении темного леса, старик уже плавал совсем рядом с нами, но его никто не замечал. Только я с недоумением смотрел то на него, не поворачивающего голову в нашу сторону, то на своих родных, которые не уступали гостю в безразличии. Вдруг бабушка с блаженной, удовлетворенной улыбкой сказала:
-Ну что, покупались, можно и домой. А то мне нужно еще вам кушать делать, да и дедушка нас уже потерял, наверное.
Без всяких вопросов мы с братом поплыли к берегу. Я часто поглядывал на старика, но тот не обращал на нашу суету внимания.
-Хорошо сходили погулять. Я уже кушать хочу,-заявил брат.
-Сейчас придем, я вас накормлю.
Мы вышли из воды, и бабушка настойчиво окутала всех в полотенце и начала интенсивно тереть волосы, чтобы внучки не простудились на ветру. Я смотрел на нее, все желая спросить, но до сих пор пребывал в каком-то потрясении.
-Бабушка,а можно вечером посмотреть мультики?
-Да делайте, что хотите, вы на сегодня молодцы,- она подняла все наши вещи с травы, рядом с которыми лежали чужие, а затем как ни в чем не бывало скомандовала: -ну, пошли.
Брат пошел по тропинке первым, бабушка за ним, а я последний. Он опять о чем-то трендел ,а бабушка дакала. Я боялся оглядываться назад, потому что боялся увидеть старика за новым действием. Лишь когда мы поднялись к мосту, я повернулся и увидел, что он все еще плавает, а в воде отражается черное небо с проблесками синего дневного зарева. Плавает один, без никого, наедине с природой, так и не взглянув на нас. Мы отошли от речки и шли по полю домой. Меня одолевало непонимание. Я шел, будто в рот воды набрав. Шел позади, что-то там у себя на уме. Наконец я решился ,нагнал бабушку и задал вопрос:
-Откуда взялся этот мужик?
Мне нужен был ответ-почему она с братом себя так странно повели, будто ничего не видели.
-Какой мужик?-переспросила бабушка, поморщив брови.
-Ну старик… Который с нами в речке купался... Вот пришел к нам. И залез.
Бабушка остановилась и посмотрела на меня как на сумасшедшего:
-Какой еще старик? Сашуль… Мы купались втроем. Там были только мы…»
Вода коснулась моих ног. Я вскочил , не понимая , что происходит. Где я. Начинали происходить какие-то изменения. Эта вода на меня влияла. Я не понимал , как здесь оказался, мне почему-то резко стало нужно понять ,но ничего не получалось. Может, я потерпел кораблекрушение , но где тогда моя пиратская шляпа с пером? Хотя… логичнее, что я на самолете разбился, но тогда бы мне было больно. Но зачем самолет? Я же вроде никуда не собирался. Мне никуда не нужно было. Может, проверить карманы, вдруг там остались какие-нибудь пригласительные письма… Карманы оказались пустыми. Я посмотрел на небо, которое все еще было покрыто белой пеленой, но сейчас , в данную минуту, за этой пеленой будто наступала ночь и становилось мрачнее. Впечатление словно одна эта пленка отделяла меня от черной бесконечной бездны. Вот здесь остров , океан, а там дальше лишь пустота. Стало так страшно перед нее, ведь практически ничего меня от нее не защищает, хожу тут под нее, живу, потихоньку умираю. Может написать письмо о помощи. Я начал пытаться выводить буквы на участках песка, но их тут же смывало. Затем я писал снова, уже на мокром месте, но их так же обносило волной, оставляя чистый лист. Я подбежал к дереву. Долго пытался вспомнить его названия, но безрезультатно. Главное , у него была податливая кора. На нем легко можно было писать. И вот только я начал выцарапывать письмо, как вдруг понял, что забыл, как пишутся слова. Совершенно забыл. Я помни какие-то буквы , даже пытался воссоздать последовательность в алфавите , но и тут , к сожалению , сбивался. Простояв около часа, я вспомнил лишь само слово «помощь», так и написал , но с ошибками и даже, уму непостижимо как , но я забыл как благодарят , поэтому из вежливости я пожелал им все, что сам вспомнил. В итоге вышло: «Помащ. Щастья вам.» . Дальше я забрался повыше, так как вода уже поднялась на один уровень со мной, уселся на песок и начал думать. Так , что было последним о чем я рассуждал. Океан. Остров. Мелодия. Я- мозг Джека. Я – лобная доля Джека. Надежда…надежда всегда должна быть… Эволюция. Мы все потомки животных. До меня дошло , что одного письма недостаточно и нужно что-то делать. Я начал забегать в воду туда-сюда. Каждый раз думал, что у меня активируются внутренние жабры, доставшиеся мне от далеких предков. Каждый раз зайдя в воду ,я разочаровывался в своих намерениях, но , возвращаясь на сушу, решал попробовать еще раз. И так бесконечное число попыток , которые я тоже вследствие своего удивительного переворота в работе мозга, не сумел подсчитать. Я как дурачок носился взад-вперед, не в силах понять , что это бессмысленно . Все мои попытки обратиться за помощью к животному, а не к душе, закончились идентично провалом. Я засмеялся. Я во всю глотку без особой причины рассмеялся. Меня скорчило , а на глазах выступили слезы. И тут словно , чтобы они не пропадали даром я заплакал. Мне стало очень грустно и страшно, я обхватил колени и долго качался как неваляшка. Чувство одиночества меня распирало, я завалился на песок и трясся муках. Что-то болело внутри. Что-то не из органов, но слово было сложное, и я не мог его назвать. Затем стало как-то полегче , будто я все страдания выплакал . Пришла какая-то пустота, а за ней легкость. Легкость дошла до такой степени, что я ощутил себя счастливым. Меня прямо перло , я уткнулся лбом в пальму и с закрытыми глазами созидал счастье. Я перестал слышать музыку в пространстве. Она словно испарилась. Но не только она пропала, я перестал улавливать и остальные звуки: шум океана, шелест листьев. От лобной доли и дальше…Точнее я будто бы что-то и слышал, но это был какой-то однотипный монотонный шум, лишь меняющийся изредка своей громкостью. Я не мог различать и определять источник звука, для моих ушей стало все неизвестностью. Мне стало так плевать на это. Меня вообще ничего задеть не могло. Человеку , который готов умереть хоть сейчас, ничего не боится. Я попробовал что-то сказать самому себе, но так как свою речь я тоже не смог разобрать, то и она подверглась мутации. Я лопочил свой монолог, стараясь больше жестикулировать, снова доведя себя до хохота, но тут я резко очень разозлился. Взлетел быстро на ноги и начал проклинать все подряд. Та пальма, с которой я делился счастьем, стала жертвой моей ярости. Я подскочил к ней и начал драться с ней. Пока бил ее ногами и руками, во мне сменился гнев на жалость, жалость на боль, боль на сострадание, сострадание на самоиронию, но все снова вернулось к злобе. Свои удары я сопровождал воплями, которые получались очень спутанно и нелепо:
-Брана талма, я тебе увижу не! Слышу? Так, я тебе! Получаем! Я будешь странать вместе с…я! Спасибо? Получаем , зверь!
И все больше спутанности было в моих оскорбительных словах, которых я сам не мог разобрать, но говорил на эмоциях, думая, что все получится понятно и очевидно. Я долго бил, пока совсем не перестал чувствовать боль. Она действительно куда-то исчезла или просто существенно убавилась . Я бил со всей силы, вкладывая всю ненависть, но ничего не ощущал. Кожа дралась об сухую кору и из нее начинала сочиться кровь. Я- болевой порок теменной доли Джека. Я закричал и ударил об пальму ногой, а затем всеми частями тела подряд. Долгое время я бил об нее , не испытывая ничего, головой. Пока кровь не залила глаза. Я вытер их рукой и наконец остановил свой бой. Замерев , мое тело стояло и не двигалось. Настал момент покоя, момент тишины. Кровь капала, а я ловил ее ладонью и не понимал что это. Капля за каплей падали в общую лужицу, а я все не понимал , Я попробовал жидкость на вкус, одним махом слизнув всю лужу, но ничего в голове не прояснилось. Я открыл глаза шире и как следует встряхнул головой. Вода приливала, а я все думал, что это такое касается моих ног… Ночь наступала, а я думал, что там творится у меня над головой… Остров тонул, а я не мог никак понять где я нахожусь… Я все видел, но ничего не понимал. Проклятье это или просвет? Проклятье или просвет? Проклятье или просвет? Проклятье или пр… Я стоял на одном месте невыносимо долгое время, а вода поднималась, затапливая вместе с островом и пальмой, сначала мои ноги, потом живот, потом плечи, затем вода добралась до моего рта и я стал захлебываться. Все это время я думал, что она есть такое, а она меня топила в себе и топила…
«Бабушкины слова меня повергли в шок. Неужели она не врет и она правда не видела того мужчину. Он же плавал прямо рядом с нами. В полуметре. Наступала темнота , мы возвращались домой , но я знал, что тот дедушка до сих пор плавает в речке. Я шел позади бабушки и брата , постоянно оборачивался, надеясь вдруг увидеть его идущим в деревню. Но я знал, что он не из деревни, он мог прийти только из чащи. Я пребывал в полнейшем изумлении, хотя даже изумлением это назвать нельзя, вообще никакие слова не подходят для описания бури, что царила у меня внутри. Я шел , смотря себе под ноги, трава была уже прохладная. Ночь стремительно окутывала лес, превращая его в обитель тайн. Лишь впереди среди черных волн выступала прямо над домами яркая оранжевая полоска, которая озаряла томным светом поле. Я не знал, откуда взялся этот священник или кем там он являлся, но было очевидно, что сейчас он посреди леса и это нагоняло страху. Краем уха я расслышал разговор мелкого и бабушки, они говорили очень странно и я не мог ни прислушаться, потому что вся атмосфера будто была накалена страстями.
-Знаешь, бабуля, мне сегодня ночью приснился один сон… Я вот его очень хорошо запомнил и почему-то кажется, что он что-то значит. Он такой не обычный , что я весь день думаю про него.
-Ну так расскажи,-погладила по голове бабушка своего внука.
-Меня будто убили во сне… Сбросили в глубокую пропасть в мешке, но я не умер. Я будто продолжил после смерти лететь… сначала словно ветер прошел сквозь меня, а затем я сам стал этим ветром. Так вот я взлетел в небо, и подо мною было куча разных островов. Я порхал как птичка над ними… А сами острова как на картинке… ну на той самой , которая в детстве висела у нас в комнате в старой квартире…
-Индонезия,-улыбнулась бабушка.
-Да , эта индезия.
-Индо-не-зия.
-Ну да. Так вот , каждый остров значил для меня что-то. Какой-то был с игрушками, какой-то со сладостями, какой-то с новыми игрушками, которые я хочу на день рождение, какой-то с моими друзьями из детского сада, какой-то с монстрами, которых я боюсь, был даже с ремнем и углом, в который меня ставят, когда наказан… Что-то все эти острова для меня значили , но тут я увидел огромное приближающееся цунами, которое надвигалось очень быстро и мне самому стало очень страшно, хоть я знал, что нахожусь в воздухе. И вот это цунами начало постепенно убивать все эти острова, все до единого. Я смотрел на это все и мне было очень грустно, я плакал, я не хотел прощаться с этими островами. Так будто должно было быть, но это невыносимо больно. Они уходили один за другим под воду , а я не понимал, как без них буду жить. Я их очень всех за что-то свое любил и казалось, что весь мой мир вместе со мной сейчас уходит на дно. Но тут случилось удивительное…
-Что?-с большим интересом теперь спросила бабушка.
-Цунами закончилось и все мне дорогое будто ушло, но… остался всего один остров. Этот остров, оказалось, я больше всего любил. Он был для меня самым ценным и важным, тем, что всегда мне делало хорошо и приятно на сердце. Я смирился с утратой тех островов, я тепло простился с ними. Они оказались временными, и как меня их унес ветер. Но один, самый маленький остров остался со мной, на котором мне можно было остаться жить. Я его очень любил…
-И что там было?
-Не знаю как обьяснить… Такое светлое чувство, связанное с воспоминанием. Оно всегда мне помогало в трудную минуту. И хоть оно прошло, но я знаю, что во мне оно живет. Такое светлое и чистое, его не найти в этом мире, но оно есть во мне. Оно не надоедает мне и я никогда его не забываю. Воспоминание из детства…
-Какое?
Братик заулыбался.
-Мы отдыхали с мамой в Анапе и пошли к морю. Там был каменный пляж возле скалы. Так и получилось, что мы постелили покрывала между морем и огромной скалой. Мы пришли туда после обеда, я купался , а мама загорала. Она уснула, а я не стал ее будить. Прошли часы и все отдыхающие люди ушли по домам, а мы остались одни. Прошли часы, а мама не просыпалась. я все это время лежал, смотрел как ручеек сбегает по горе, кидал гальку в море. Наступал закат и становилось прохладно, но мне почему-то было очень хорошо. Мама рядом, в море сколько хочу могу купаться, на пляже больше никого нет. Я представлял, что из воды выходят морские чудовища и я дрался с ними, защищая себя и маму. Я долгое время на закате бегал и махал руками, крича «кия-кия», побеждая монстров один за другим словно Джек Воробей. Наконец мама проснулась, наверное, от моих сражений. Тогда она улыбнулась и сказала, что, кажется ,нам пора домой. Ветер вздымал покрывало, но мама его все-таки собрала. В тот день мы еще пошли на ночной базар и там мне купили игрушку страшного мертвеца с косой. Я был очень счастлив.
Бабушка молчала, но не отрывала взгляда от малыша.
-На этом острове осталось именно то воспоминание. Именно тот каменный пляж. То чувство счастья, которое я испытал в тот день в Анапе.
Они шли и молчали. Бабушка долго думала.
-Может, этот остров был твоей душой?
Но брат не слушал бабушку, он оглянулся назад и с выпученными глазами спросил:
-А где Саня…
Я пошел обратно. Не знаю, что меня потянуло туда посреди ночи, но в какой-то момент я развернулся и тихо, чтобы не потревожить своих родных отправился обратно к речке. Я должен был убедиться, что мне не померещился тот старик, я был уверен , что увижу его снова. Туман опустился на поле , впереди было совсем ничего не различить, лишь молочная дымка , а над ней верхушки деревьев. Я шел стремительно к ним, по мокрой от росы земле. Приходилось поднять голову, чтобы разглядеть что там над туманным горизонтом. Первые звезды загорались над небом, все казалось таким родным , что я забывал о страхе. Я чувствовал себя с природой одним целым, я будто был уверен, что иду к чему-то хорошему и доброму навстречу. Вот я уже на песке возле моста, он стал совсем холодным. Я сбавляю шаг и тихо, так что слышу биение сердца, начинаю приближаться к кустам возле того нашего места купания. Здесь туман был еще непрогляднее , но даже через такой я понял, что никого нет в воде. Как бы я не искал глазами, никого не было, зато куковала кукушка и я уже представлял себе содрогающуюся корягу дерева в окно лунной ночью. Атмосфера была действительно жутковатой, я еще пристальней начал всматриваться и обнаружил тропу на противоположном берегу, ведущую в лес. Я набрал полной грудью воздух и, собрав всю волю в кулак, подошел ближе к обрыву. Зрение у меня хорошее, поэтому я заметил, что земля на тропе влажная. Очевидно, по ней совсем недавно кто-то прошелся. Я понимал, что не могу ошибаться в своих доводах. Ноги подкашивались , а в голову бил адреналин, но я все же спустился вниз, чтобы переплыть реку. Вода стала прохладнее, я дышал свежим воздухом тумана. Квакали лягушки, шибуршали камыши и огромным расплывчатым диском отражалась на поверхности воды луна. А я плыл, там, где недавно было тело худощавого старика, плыл, чтобы зайти в глухой черный лес. Я добрался без проблем до другого берега, никакая гоголевская утопленница меня не утащила на дно. Ощутив под ногами землю, я стал вскарабкиваться наверх. Тропинка была скользкая, поэтому приходилось хвататься за ветки. Я зашел прямиком в чащу, было темно, но я начал пробираться несмотря ни на что вперед, при этом стараясь сохранять тишину. Я шел по мягкой черной земле , отмахиваясь от кустов, затем те кончились и начались сосны. Высокие ,толстые сосны. Я присматривался, но ничего не видел. Решил пройтись вглубь, стараясь не потерять дорогу обратно. А тянуло обратно уж очень сильно. Я шел осторожно дальше, оборачиваясь на каждый шорох. Не знаю, как у меня хватило нервов , но я шел среди сосен добрых десять минут, при этом будучи уверенным, что слышу шум реки. Пошли какие-то борозды среди деревьев, получалось, что сосны растут рядами. И вот именно тогда, когда я собирался бежать назад, так как меня просто довело до белого коленья крики птиц, я заметил огонек. Он был маленький, но я догадался, что он от костра. Сердце у меня подпрыгнуло и на пару секунд я перестал дышать. Еще раз осмотревшись-нет ли кого поблизости, я начал приближаться к огню. Тут я услышал пение, оно может и было раньше, но тогда его перебивала речка, а сейчас… Это был церковный баритон. Очень красивый и чарующий. Такой можно услышать на службе в любом храме, но чтобы в лесу- это не всегда. Пел он на всю округу, хоть и были единственными слушателями сосны , но при всем этом, пение было великолепным , с большой самоотдачей. Голос молился Господу, молился за нас, за людей. Очень грустно и душераздирающи. Весь лес был наполнен этой молитвой. Я подошел ближе и увидел костер, треугольный шалаш , построенный из сосновых веток и старика , сидящего возле огня и выцветшую икону божьей матери возле одной из сосен. Старик пел и кланялся ей. Это был тот самый священник , купающийся с нами в речке. Оказывается, он тут живет… Старик сидел ко мне спиной и глядел в костер. Рядом с ним стояла корзина с ягодами и… Невозможно в это было поверить, но рядом с ним ходили лесные птицы! Каких только видов тут не было, самых разных размеров и окрасок , а дедушка иногда брал своей костлявой рукой горсть ягод и кормил их. Они его совершенно не боялись, он для них был таким же лесным жителем, которого они любят и почитают. Удивительное зрелище открывал мне свет костра, я прятался за деревом и не мог поверить своим глазам. В лесу у нас живет человек! Да еще и настоящий лесной колдун! Я долго слушал пение священника и любовался тем, как птицы , не боясь, едят с его рук, но больше я поразился, когда из лесу пришли зайцы, ежики и белки. Клянусь ! Один за другим они прискакивали , приползали к старику. Я сам редко видел лесных животных, но тут их была целая куча. Дед совершенно не удивлялся гостям, а продолжал петь и постепенно доставал гостинец каждому из гостей. Так ломтик хлеба, или миску молока, или яблоко доставались бесстрашным животным. Я точно в сказку попал. Животные так спокойно относились к деду, а он к ним так доброжелательно, что мне самому захотелось не прятаться и выйти поздороваться. У меня действительно расплывалось счастье по телу, глядя на этого сказочника. Мне не хотелось скрываться, а хотелось познакомиться с добрым человеком, которого любят даже животные. Ничего чудеснее я не видел на свете, ничего абсолютно. От этого человека веяло Богом, веяло чистой душой, такой чистой и непорочной, что хотелось быть с ней рядом постоянно. Этот шалаш, костер, зверьки, все казалось как в раю, но главным атрибутом являлось само ощущение , которое старик создал вокруг себя. И вот , я уже был готов показаться из сосен, пойти навстречу божественному, доброму, и ни на что не похожему в этом мире, как тут пение дедушки прервалось его плачем. Он заплакал, схватившись руками за голову. Животные убежали, а птицы улетели. Остался он, костер , шалаш и я за деревьями. Он заплакал ,и свет от костра стал тусклым, он заплакал и лес стал снова страшным, он заплакал и я забыл о душе и вспомнил страх, что я человек. Он был одиноким. Очень одиноким на фоне этого маленького имитированного дома, и этого еле согревающего огонька. От него будто что-то ушло, или он сам отпустил это, он будто все понимает, и поэтому такой добрый , но и бесконечно несчастный. Божество стало невыносимо жалким и печальным, никогда бы не подумал, что оно на самом деле такое. Но почему-то именно в тот момент я на самом деле поверил в него…»
Деревьев становилось все меньше и меньше. Трава заменялась жесткой каменной поверхностью. Океан поднялся на метров десять , а , может, и больше. Но я уже не в силах был за ним следить. Просто плел наверх , чтобы не утонуть. Часто я валился с ног и засыпал. Бывало , поднимусь на два метра, а то и на один, и ложусь на землю с закрытыми глазами. Просыпался ,пил воду из океана, мучаясь от сильной жажды, которая , естественно, не утихала от соленой воды . Но это поначалу. В какой-то момент меня напрочь отпускало желание пить и я брался есть траву. Рвал руками среди камней клочки травы и кидал в рот, смачно пережевывая. Я не ощущал ни вкуса, ни запаха, просто следовал заданной программе организма. Я – гипоталамус Джека. Наступали резкие подьемы духа и я бежал как ошпаренный к вершине скалы моего острова, прямо к звездному небу, которое будто уже совсем скоро можно будет потрогать руками. Но вот прихватывали моменты усталости и я снова укладывался на землю. Я забывал, что спал буквально 15 минут назад и засыпал, забывал, что пробовал в который раз переплыть океан и снова он мне казался не таким большим и , думая испытать разок судьбу, бросался в воду. Но потом совершенно не огорченный шагал дальше вверх. Ночь мне казалась бесконечной , никогда не встречал таких длинных ночей. Хотя других я и не помнил. Я забыл даже как начинается день, как выглядит солнце, что это вообще такое. Я не помнил свои мысли , свои действия , себя. Лишь до сих пор задавался вопросом кто я? Я – передний мозг Джека. Да , я продолжал об этом думать, но мне все больше было на это наплевать. Я не умел считать и ориентироваться в часах, но скажу, что я очень долго проспал. Проспал все то время, за которое океан успел затопить остров. Но тут у меня началась бессоница, точнее, в сравнении с прошлыми моими погружениями в небытие это однозначно была бессоница. Я перестал пить морскую воду, а трава закончилась. Мои шаги стали увереннее , и я шел все ближе к своей вершине, а позади нагонял океан. Камни резали ноги, но я не ощущал боли, приходилось перепрыгивать овраги и лезть по огромным валунам , чтобы добраться до пика. Я видел на вершине врезающееся в небо большое сухое дерево, оно представляло собой конец моего пути, мне необходимо было прийти к нему. А дальше все. Тут меня ни с того ни с сего схватили судороги. Я упал на землю и начал трястись. Я абсолютно не контролировал этот процесс. Ноги казались ватными и совершенно не пригодными для опоры. Мышцы дрожали, а я дрожал вместе с ними, ведь мы были одним организмом. Одним целым среднего мозга Джека. Снова начинал отключаться и резко приходить в себя. Даже не могу сказать, что я был в отключке, меня уносило совершенно в другое место. Будто я в какой-то больнице. Вокруг много докторов в масках и белых рваных халатах. А помещение такое большое… синий кафель на стенах, огромные лампочки повсюду… Потом я мгновенно возвращался в реальность на свой остров. Не знаю сколько я времени путешествовал , но прошло максимум секунды 3, а казалось всей вечностью. Даже не то, что вечностью, а будто сон, в котором ты находишься словно в реальности. Я встряхивал головой, стараясь не перемещаться с острова в какой-то иной мир, но это происходило вне моего понимания и воли, поэтому спустя небольшой промежуток времени я снова вскакивал на каменной земле посреди океана, осознавая, что сейчас я видел операционную и кучу хирургов вокруг себя. Буквально пару секунд, а все равно казалось полноценным путешествием в иное измерение, которое меня ужасно пугало и я заплакал, наверное , в последний раз в своей жизни. У меня лились слезы по щекам и я понимал, что я часть. Часть ненужного и умирающего. Часть , которая не умеет жить , которая боится самой себя , которая запуталась в себе. Часть , которая своим существованием больше и больше приносит себя вреда с каждым прожитым днем, каждым прожитым часом, прожитым мгновением. Часть добровольного саморазрушения Джека. Я являюсь этой частью, но не только ею. Джек является мной, но я не являюсь Джеком. Это мое последнее осознание. Это мои последние слезы. Я с ними прощаюсь , потому что нужно быть чем-то одним. Потому что нельзя быть частью того, что ты ненавидел. Но а пока… Я все еще мозжечок Джека. Оставалось до вершины несколько метров. И я шатаясь , совершенно не владея своей координацией , пытаюсь преодолеть оставшееся расстояние. Меня заносит в стороны, то туда, то сюда, до сих пор мучает судорога, но поставленная цель для человеческого существа есть верх. Шатающимися , подкашивающимися ногами я все же доплел до самого пика и схватился за голое больное дерево. Оно давно высохло здесь на столкновении океанских ветров, ему уже давно пора умереть до конца, кануть в пустую бездну. В глазах у меня кружится, и я с ползаю вниз, ложась прямо у подножия дерева. Тут очень мало места , для еще одного не хватило, но нам с Джеком и деревом хватает. Я вижу надвигающийся злобный океан, и меня начинает беспокоить лишь мой инстинкт самосохранения. Смотрю с испугом по углам горизонта, начинаю как загнанное животное выть. От страха прижимаюсь лапами к сухому стволу и скребу по нему в отчаянии когтями. Меня носит взад-вперед, я пытаюсь найти спасение. Я скоро умру, единственный страх, который лежит у основания эволюции. От волнения у меня начинает сокращаться желудок, есть больше нечего. Я вонзаю зубы в бедро и начинаю прокусывать мышцу, чтобы отодрать кусок мяса. Я- задний , древний мозг Джека, которому нужно выживать. Инстинкты с помощью моих зубов пытаются не дать организму сгинуть всеми возможными способами. Я отрываю кусок, и рот Джека начинает кормить желудок Джека, чтобы вышла энергия для Джека, чтобы продлить работу мозга Джека. Джек берет энергию Джека взаймы, мозг убивает своих подчиненных, свою частичку, чтобы выжить. Я пережевываю свой кусок бедра. Любому неосознанному животному только важно жить. Жить еще немного, сколько будет возможно, хоть час, хоть минуту. Ему надо продолжать свой род. Делать себе подобных источников энергии. Таких же элементов энергетического комбината. Дерево еще по-любому живое, я спускаю штаны , выпирает штыком половой член . Я – долг Джека перед природой. Я ищу в дереве хоть одно дупло, в котором остались еще живые организмы. Бактерии , букашки, черви… кто угодно. Животное должно дать продолжение жизни… Но тут я без сил падаю на камни со спущенными штанами и ртом, измазанном в крови. Сердце начинает биться тише, меня больше не мучает голод, наступает покой. Самый настоящий покой. Что-то ушло. Что-то самое последнее. Джек ушел. Ушел навсегда. И вот я наконец могу закрыть эти глаза, в которых словно катаются на карусели пьяницы. И отдохнуть , отдохнуть от всего на свете, даже от своего саморазрушения. Ведь я так устал. Все исчезало. Все. Вот только одно воспоминание…
«Я бежал со всех ног на следующий день обратно в лес. Что было накануне уму непостижимо. Я еле дождался утра, мне не терпелось снова вернуться в глушь. До меня не доходили крики родных, я не воспринимал их злость из-за того, что я без спросу рванул в лес ночью. Мне было все равно. Я стал каким-то равнодушным ко всему миру. Меня ничто не задевало, меня ничто не волновало, я просто кивал и улыбался на гнев бабушки и дедушки. Я ни о чем думать другом не мог, кроме как о том старичке. Я словно приобрел что-то, что у меня нельзя было отнять. Что-то , что непередаваемо мне грело душу. Такой мир, куда я мог возвращаться, когда все плохо. Мир, воспоминание о котором уже кардинально меняло мое настроение и отношение ко всему что бы оно не было. Что-то передал мне старичок в ту ночь, что-то невероятное и неописуемое. Это счастье, это радость, это человеческая благодарность, это самая большая надежда, любовь. Это внутренняя вера в хорошее и вечное. Я бежал в лес, прихватив с собой печенья, конфет , пакет соку, все что нашел дома и смог унести. Мне хотелось поделиться с дедушкой так же, как он делился с животными. Мне хотелось так же совершать добро и дарить любовь. Только это и больше ничего. Это стоило жизни, стоило отпущенного времени. Больше ни в чем смысла нет. Я несся по зеленой траве, освещаемой лучами раннего солнца. Несся так же, как и этой же ночью под бликом луны. На моем лице сияла улыбка, внутри все цвело и пылало, сердце билось от счастья и ожидания. Я добежал до моста, переплыл речку, держа руку высоко поднятой, чтобы не намочить гостинцы , завернутые в полотенце. Забрался уже с легкостью на знакомую тропинку и рванул , стараясь не поскользнуться , по дороге вперед. Те же кусты мне попадались в лицо, те же коряги мешались под ногами, те же великие сосны показались вдалеке. Страха совершенно не было, я бежал по земле покрытой хвоинками и с нетерпением ждал той самой колеи , в которой разбил свой лагерь старенький отшельник. И вот я стоял на том месте, где ночью увидел огонек. Хотел сориентироваться по дымке от костра, но ничего подобного не заметил , видимо , выветрился. Я пошел наугад. Бродил долго и никак не мог обнаружить то место. Я примерно помнил , где расположен шалаш, но либо моя топография меня подводила, либо я не там искал. Я бегал туда-сюда, пока не осознал, что бегаю кругами среди одиноких сосен. Если бы здесь стоял шалаш ,то я бы его уже увидел. Я начал переживать ни на шутку. Куда он мог деться? Вчера же был еще тут. Я стал прокручивать в голове детали вчерашнего странствия, и все указывало на то, что я шел в нужном направлении. Наконец я прекратил свои метания и встал на одном месте. Бегать уже было бессмысленно. Развернувшись на 360 градусов, я осмотрел округу. Никакого шалаша снова не заметил. Я уже совсем было опустил руки, как тут мой взгляд притянул к себе белый оттенок , виднеющийся впереди и хорошо выделяющийся на общем темно-коричневом фоне. Я медленно стал подбираться к нему , сердце снова застучало как бешеное. Предчувствие не могло ошибаться. Это был островок ромашек. Таких белых и ярких, очень больших и светлых, настолько, что я мог их разглядеть издалека. Я знал, что это именно то место, где сидел старичок, узнал сразу. Но сейчас здесь росли ромашки, непонятно каким образом… Я подошел к ним ближе и тут по моему телу побежали мурашки, а на глаза выступили слезы. Я еле совладал с собой, чтобы не закричать. Здесь не было ни шалаша , ни кострища, но зато лежал скелет. Скелет маленького , небольшого человечка. Лежал череп, уже почерневший и дырявый , ребра и позвоночник уходили в землю. А там , где должно быть туловище человека, росли цветы. Прямо из него. Ромашки , красоты которых я никогда не встречал. Это был тот самый дедушка , потому что рядом с ближайшей сосной валялась иконка. Несмотря на прошедшее время, за которое успело разложиться тело старика, икона осталась все в том же состоянии, в котором и была. Ее не убило время, ее не уничтожили ни дожди, ни снега. Она стояла все в том же месте, где я ее и видел. Я с онемевшим лицом покопался в ромашках и нашел тот самый большой крест, который носил священник. Крест , с которым он купался в речке. Я долгое время смотрел на этот скелет. А потом взглянул наверх и увидел там болтающуюся веревку с петлей на конце. Никаких эмоций у меня она не вызвала, я пребывал все в том же оцепенении. Я не понимал, что произошло вчера. Я не понимал, что творится сейчас. Я не понимал, что будет дальше. Я ничего в этой жизни больше не понимал. Единственное что я знал, это то, что нужно помолиться. Я медленно накинул крест на шею, слезы струились из глаз. Я опустился на колени перед иконой , закрыл глаза и сжал ладони в замок возле своего лица. Все что оставалось- это только молиться и верить…»
Это конец. Или начало. Вода коснулась моих пальцев на свисающей руке. Я очнулся и увидел в округе один сплошной черный океан. Я лежал на маленьком каменном неровном островке площадью около двух метров в ширину и столько же в длину. Вода была теплой. Я снова ощущал ее такой. Не Джек, а я. он действительно меня покинул. Я перестал быть частью чего-то. Я- это я. Если меня не было изначально, и я являлся все время медленным исчезновением или пустотой, то значит сейчас эта пустота живая. Она может созерцать прекрасное черное небо, полное звезд, она может вдыхать морской воздух, пахнущий чем-то первозданным и чистым. Она может жить и ей хорошо. Она обрела совершенную гармонию и покой. Она остановила стремительный разрушающий океан. Она осталась на своем крошечном острове посреди черной Вселенной из воды и воздуха. Она останется здесь навсегда и навечно. Откуда-то из глубины этой пустоты доносится эхом вопрос до боли родного голоса :« а может это была твоя душа?». Что-то не исчезло. Что-то осталось в этой пустоте. Что-то одно и не умирающее. Что-то божественное, которое не обьяснишь словами. Что-то , что помнишь, чувствуешь и никогда не упустишь. Что –то, что будет жить после нас. Что-то , чем станем и мы.
…
-Снимите с меня эту гребанную маску!
-Доктор, кажется, операция прошла успешно!
Мужчина в белом рваном халате ничего не сказал, он лишь снял перчатки , развернулся и облокотился об операционный стол, вытирая рукавом пот со лба. Без каких-либо мыслей он смотрел на стену, обложенную синим кафелем, на которой висела картина одинокого острова, обмываемого бушующим океаном. Его очень успокаивала эта картина , так же , как и мелодия , которая проигрывалась в приемнике на протяжении всей операции. Тихая и чистая мелодия в исполнении девочек церковного хора, ощущение словно пели ангелы. Доктор стоял , уставившись в одну точку и не о чем совершенно не думал.
-Слушайте, вы вообще понимаете, что совершили прорыв в развитии медицины?-донимал его ассистент .- Вы согласились и успешно провели операцию по удалению человеческого мозга!
-Угу.
-И после этого у пациента сохранились жизненные функции.
-Угу.
Доктор никак не реагировал на радость своего коллеги. Но тут ему задал вопрос второй помощник, который вывел доктора из остолбенения.
-Как вы считаете, доктор, этот человек сможет жить обычной жизнью?
-Нет.
-Как же ему быть?
-Вот так вот быть. Он не сможет больше не быть. Это как у Шекспира.
Док нервно рассмеялся.
-Он является человеком сейчас?
-Не знаю.
-Но в нем же осталось что-то живое?
Он задумался и ответил.
-Если осталось, то это точно не человеческое. Это точно не от эволюционного вида. Если там что-то и есть, то только от самого Бога…
…
Ребенок купался в речке со своими мамой и папой. Он веселился и громко кричал, когда отец его подкидывал в высоту, а он плюхался в теплую воду. Его глаза были полны чистого и искреннего счастья, которое может быть только у детей. Он заметил, как я осторожно спускаюсь в ту же речку, малыш смотрел на меня с любопытством радостными глазами, а затем воскликнул:
-Мама, папа! Смотрите , к нам дядя пришел купаться! Смотрите, какой у него большой крестик весит на груди, а у меня такой маленький…
Женщина с мужчиной обернулись и с удивлением уставились в пустоту , которой являлся я. В пустоту , за которой зеленел лес, где я жил в своем шалаше, и шумела река, в которой я любил прийти поплавать.
-Тут никого нет, кроме нас, зайчик…
Ребенок засмеялся.
-Да как же нет? Вон дядя с нами плавает! Худой и лысый!
Отец нахмурился и грубым тоном сказал:
-Нет здесь никого. Хватит чепуху нести.
Ребенок замолчал, но продолжил меня разглядывать. Я откликнулся на этот взгляд , улыбнулся и поднес указательный палец к губам, призывая малыша к тишине. Тот захохотал и вернулся играться к своим родителям, а я лег на спину и поплыл по течению, глядя вверх на синее солнечное небо.