Было в прошлой жизни Семён Семёныча время, когда жил он в совершенно другой стране, от которой в стране нынешней сохранилось ещё очень многое, начиная от названий улиц и памятников вождям и заканчивая системой. Да-да, в той самой стране, которую чуть-чуть перекрасили, добавив пару новых цветов, перекроили, отрезав немного, и, дав ненадолго некоторых свобод, вот-вот готовились под разными благовидными предлогами забрать их обратно. Ну, главную песню оставили, почти не тронув, и на том спасибо. Многие бы возразили, всё совсем не так, другие согласились бы, а Семён Семёныч предпочитал молчать, ибо рождённый при системе, чувствовал что система эта незримо была где-то совсем рядом. Так и жил в квартирке, у этой самой системы в своё время с великим трудом отвоёванной. И связана с этим в его прошлом была вот такая история.
Случилось так, что должен был при переводе на новую должность и переезде в другой город получить характеристику по партийной линии. Прошлое Семён Семёныча было чистым, не был, не состоял и не привлекался. Так что и будущее представлялось ещё более безоблачным, потому как в той стране по-иному и быть не могло, а жизнь была расписана на многие годы вперёд, и все были кузнецами своего счастья. И получив прекрасную характеристику, как водится, заинтересовал компетентные органы, внимание которых привлекать, само собой не хотелось, ну да так уж вышло, был вызвал для беседы.
- Что же вы, Семён Семёныч, данную вам в пользование государственную квартиру никак освобождать не хотите, - спросили у него, буравя немигающим взглядом, упёртым куда-то в переносицу, отчего вопрошаемому становилось как-то совсем неуютно, - вам по новому месту другую жилплощадь должны дать.
Тут надо сказать, что квартира Семён Семёныча, будучи отдельной и двухкомнатной, была на редкость хороша, досталась ему по удачному стечению обстоятельств, в то время как согласно его тогдашнему статусу молодого специалиста более, чем на комнату рассчитывать не приходилось.
- Да ведь я ещё и новой квартиры не видел, а если не понравится или маленькой окажется.
Видимой реакции не последовало, а буравящий взгляд компетентного работника остался прежним, однако, каким-то внутренним чутьём Семён Семёныч понял, что с ответом он не угадал, причём не угадал, как говорится, совсем. Пытаясь исправить ситуацию, он, и без того сутулясь, втянул голову в плечи ещё больше и совсем тихо произнёс:
- Да я уже и собирался, - после чего окончательно сник.
Проверяющий медленно опустив глаза, отчего испытуемому легче не стало, взял ручку и принялся что-то писать сначала на одном листе, а потом на другом. Закончив, один лист спрятал в стол, а на другой поставил печать и протянул Семён Семёнычу. Полуподнявшись с места да так и не распрямившись, тот, пятясь и едва не опрокинув по дороге стул, почти выбежал из кабинета. И лишь покинув недружелюбное здание, развернул характеристику и прочитал последнюю надпись, появившуюся в графе особые отметки: «личное ставит выше общественного».
Как ни удивительно, но такой казалось бы отрицательный факт, на деле сыграл роль очень даже положительную, поскольку характеристик без изъянов, как известно, не бывает. А значит стал теперь Семён Семёныч самым обычным советским гражданином. Был отпущен на новую работу и в новый город. Произошло это, как уже говорилось, во времена другой страны и даже целой эпохи, которая теперь уже ввиду забывчивости людей, начинает обрастать вымыслами и мифами, становясь ещё более легендарной. И ничего уже почти от неё не осталось и всё по-новому теперь, скажут многие, и будут правы по-своему, конечно. И Семён Семёныч сказал бы также, да вот молчит. И лежит где-то его характеристика и часа своего ждёт.