этюд
Двое старых приятелей, уже потеряв самых близких, должности, положение в обществе и интерес с его стороны, но ещё с сохранившимся желанием быть причастными к проявлениям жизни, нередко собирались на большой квартире одного из них. Хозяином квартиры являлся незаурядный творческий человек, потому его жилище издавна было забито большим количеством книг самой разной тематики, а все стены увешаны хоть и скромной, но интересной по разнообразию коллекцией живописных картин. Сойдясь, двое пожилых людей почти молча выпивали по две-три рюмки коньяка или водки, и поговорив о том, о сём, для них ещё не потерявшем актуальность, вспомнив вскользь прошлые встречи с разными людьми и что-то из прочитанного, они затем не сговариваясь умолкали и подолгу рассматривая ту или иную картину. Картины теперь занимали их больше всего: не в книгах, а в картинах, казалось им, была запечатлена пронёсшаяся жизнь нагляднее всего – милые летние и тоскливые зимние пейзажи, торжественные или патриархальные купола церквей, виды залитых солнцем южных городков, конечно, этюды морей и гор, болота с охотничьими собаками и летящими утками, натюрморты с цветами, фруктами и посудой… Но одна картина – пейзаж – приковывала их взгляд чаще и дольше других. Она вроде бы не содержала ничего особенного – местами всхолмленное поле с редкими кустиками, мелколесьем, а на косогоре ветер склонил невысокую траву… В картине художнику удалось запечатлеть движение воздуха под пасмурным небом – трава согнулась под напором степного, и как-бы ощущалось, холодного ветра и болезненно замерла… С картины веяло тревогой и тоской разлитой в осеннем пейзаже, в котором явно читалось скорое ненастье – может, уже к сегодняшнему вечеру, – с дождями и наваливающимся холодом. Это место на пейзаже – пригнутая ветром трава, которая никогда уже не распрямится, особенно пронзительно передавало печальный вид беззащитной земли перед неизбежным наступлением поздней осени. Содержание картины теперь всё чаще совпадало с печальным настроением их душ, и они бессознательно часто и подолгу, с редкими комментариями, снова и снова рассматривали её, будто в надежде увидеть и понять через неё смысл проходящего бытия. Нельзя было не отдать должное мастерству художника, сумевшего тонко передать в живописном письме пейзажа проявление природы, отвечающее не самым радостным, а точнее, самым печальным и тревожным настроениям, какие бывают в душах людей, ощутивших конечность бытия. Всякий раз при рассматривании картины возникал трудно передаваемый словами драматический смысл, конечно, содержавшийся в картине и совпадавший с состоянием душ её созерцателей.
Это занятие двух людей, пожалуй, лучше всего могло бы объяснить Пушкинское: «И пред созданьями искусств и вдохновенья Трепеща радостно в восторгах умиленья», если бы не устоявшееся в их душах прочное минорное настроение. Они не любовались, а скорее, мучились тем, было заключено в пейзаже, и непостижимым образом, какое подвластно только искусству, резонировало в их душах.
5 июля 2019 г.