ЧАСТЬ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМАЯ (1863-1865)
Глава 98.44. СЕМЕЙНАЯ ТРАДИЦИЯ…
Не оставил, естественно, в покое «свет» и Долгорукову, которой доставалось даже больше, чем императору. Для придворных дам, она вообще потеряла имя, проходя в их разговорах как «упомянутая дама», «тайная подруга», «барышня», «особа» и т.п.
Одна из фрейлин, описывая Долгорукову, создает портрет не княгини-смолянки, а полуграмотной цветочницы Элизы Дулиттл из пьесы Бернарда Шоу «Пигмалион».
«Я впервые услышала голос княгини, — пишет она, — и была поражена его вульгарностью. Она говорила, почти не открывая рта, и, казалось, слова ее выскакивали через нос... Лицо ее имело овечье выражение, а глаза навыкате, как у всех близоруких людей, не выражали ничего».
Одним словом, как говорила героиня «Пигмалиона»: «Кэптен, купите фиялки у бедной девушки».
У родственников Александра II его возлюбленная, по вполне понятным причинам, вызывала еще большую антипатию. Великая княгиня Мария Павловна в письме гессенскому принцу Александру сообщала: «Она (Долгорукова — Л.С.)(см. фото) является на все семейные ужины, официальные или частные, а также присутствует на церковных службах в придворной церкви со всем двором... Мы должны принимать ее, а также делать ей визиты... И так как княгиня весьма невоспитанна, и у нее нет ни такта, ни ума, вы можете себе представить, как всякое наше чувство просто топчется ногами, не щадится ничего».
Так и подмывает посочувствовать: бедные! Вот ведь несчастье свалилось на голову — император влюбился.
В свою очередь, монарх неоднократно делал попытки объясниться с родней. В конце 1870-х годов он писал сестре Ольге Николаевне (в замужестве королеве Вюртембергской), прекрасно понимая, что содержание его письма обязательно станет известно и остальным родственникам: «Княжна Долгорукова, — говорилось в послании, — несмотря на свою молодость, предпочла отказаться от всех светских развлечений и удовольствий, имеющих обычно большую привлекательность для девушек ее возраста, и посвятила всю свою жизнь любви и заботам обо мне. Она имеет полное право на мою любовь, уважение и благодарность. Не видя буквально ничего, кроме своей единственной сестры, и не вмешиваясь ни в какие дела, несмотря на многочисленные происки тех, кто бесчестно пытался пользоваться ее именем, она живет только для меня, занимаясь воспитанием наших детей, которые до сих пор доставляли нам только радость».
Эти слова императора действительно стали известны всем, кому они были адресованы, но их не услышали, предпочитая упиваться «несчастьем», выпавшим на долю династии.
Кельнский аукционный дом Venator & Hanstein выставляет на торги семь "весьма откровенных в сексуальном плане" писем на французском и русском языках из частной переписки Александра II и княжны Екатерины Долгоруковой. Четыре из них написаны царем, три - его возлюбленной.
Лот № 647, письмо Александра II - Екатерине Долгоруковой:
"Люблю тебя, дуся моя Катя"
(Рукописный текст на французском и русском языках, 4 страницы, Санкт-Петербург)
"Воскресенье, 2/14 февраля 1869, полдень
Твое утреннее письмо застало меня в обычный час, когда встает солнце, но не смог тут же ответить тебе, дуся моя... Теперь я должен отправляться на парад, потом на концерт, где надеюсь встретить тебя...
4.30 после полудня
Наша встреча была очень короткой, как луч солнца, однако для меня и это было счастьем, и ты должна была это почувствовать, дорогая дуся, хотя я не осмелился даже остановить тебя, чтобы хотя бы пожать твою ручку. Я возвратился с концерта и должен покатать на санях дочку.
0.15. Полчаса как я вернулся с французского спектакля, где скучал до смерти, хотя и был счастлив иметь повод быть с тобой, мое счастье, мое сокровище, мой идеал. Завершение нашего вечера оставило у меня очень нежное впечатление, но я признаю, что был крайне опечален тем, что видел твое беспокойство в начале, твои слезы причинили мне боль, потому что невольно я говорил себе, что тебе больше недостаточно моей любви, нет, скорее, что те короткие мгновения, которые я мог тебе уделить каждый день, не были достаточной компенсацией тебе за потрясения, неудобства и жертвы твоего нынешнего положения. Я думаю, что нет нужды тебе повторять, дорогой ангел, что ты - моя жизнь, и что все для меня сосредоточено в тебе, и именно поэтому я не могу хладнокровно смотреть на тебя в твои минуты отчаяния... Несмотря на все мое желание, я не могу посвятить свою жизнь только тебе и жить только для тебя... Ты знаешь, что ты - моя совесть, моей потребностью стало ничего от тебя не скрывать, вплоть до самых личных мыслей... Не забывай, дорогой мой ангел, что жизнь мне дорога потому, что я не хочу потерять надежду посвятить себя целиком только тебе... Люблю тебя, дуся моя Катя.
Понедельник, 3/15 февраля, 08.15 утра
Хотел бы проснуться в твоих объятьях. Надеюсь вечером, часов в 8, встретиться в нашем гнездышке... Твой навсегда"...
Паника родственников Александра II еще более усилилась, когда Долгоруковой и ее детям от императора (Георгию и Ольге) был пожалован титул светлейших князей Юрьевских.
Чем же этот титул так напугал представителей клана Романовых? Что касается самой Екатерины Михайловны, то прозвание «Юрьевская» должно было напомнить всем об одном из предков Романовых, боярине начала XVI века Юрии Захарьине, а также о знаменитом Рюриковиче - Юрии Долгоруком.
Однако гораздо более важным этот указ оказался для детей Екатерины и Александра. Во-первых, император не хотел оставлять их на прежней фамилии, опасаясь, что после его кончины род Долгоруковых от них отречется и, они превратятся в бесфамильных бастардов. Во-вторых, в указе названы Георгий Александрович и Ольга Александровна — здесь все дело в отчестве, в официальном признании того, что император является их отцом.
С точки зрения родни Александра II, это уже становилось опасным. Апогея же паника в «верхах» достигла чуть раньше, когда слухи о желании императора узаконить свои отношения с Долгоруковой стали обретать реальность.
Любимая женщина родила ему троих детей; царственный супруг своим указом присвоил ей титул великой княгини Юрьевской.
Подобным деянием, как искренне считал Александр II, восстановлена ветвь Рюриковичей-Романовых, которые по праву Божьему правили (и должны править) святой Русью. К слову, император лично взял на себя опеку и над пятью ее братьями и сестрами.
Все это становилось для правителей Великобритании крайне небезопасным. Многие на берегах Темзы отдавали отчет, что значит для русских восстановление ветви Помазанника. И тогда в столице Российской империи было создано несколько резидентур из подготовленных людей, в задачу которых входило физическое уничтожение императора.
Одну из таких групп возглавил небезызвестный Дмитрий Каракозов. Другая же группа имела целью усугубить, обострить отношения между Александром II и его детьми от первого брака; наследника престола великого князя Александра настроили против отца и его молодой жены.
В те же времена александровские полководцы Скобелев и Черняев завоевали целые регионы Центральной Азии и на Кавказе; было начато строительство Транскавказской железной дороги; были получены от Китая большие территории по Амуру; заложен форпост России на Дальнем Востоке - город Владивосток. Полностью начал осваиваться русскими Сахалин.
Все это также вызывало недовольство некоторых европейских монархических домов.
Что, собственно, заставило родню Александра Николаевича так нервничать, почему она сочла складывающуюся ситуацию из ряда вон выходящей? Ведь даже если говорить только о XIX веке, то адюльтеры, скажем, Александра I или Николая I не были секретом и не вызывали особых волнений, тем более столь бурной реакции.
Надо сказать, что сам Александр II, во всяком случае, до середины 1860-х годов, придерживался достаточно ортодоксальных взглядов на проблему личной жизни членов царствующей фамилии.
В 1865 году он, наставляя наследника престола, говорил: «... запомни хорошенько, что я тебе скажу: когда ты будешь призван на царствование, ни в коем случае не давай разрешения на морганатические браки в твоей семье — это расшатывает трон».
Чуть позже, когда его братья: Константин и Николай Николаевичи вступили в порочные связи с актрисами балета и разрушили законные браки, Александр II негодовал: «Как? Незаконные связи, внебрачные дети в нашей семье, ведь у нас никогда не было ничего серьезнее гостиных интрижек!».
Видимо, здесь-то и зарыта собака. Гостиные интриги в царствующей фамилии вполне допускались, даже были в порядке вещей, а вот «незаконная» любовь, морганатические браки, внебрачные дети, объявлявшиеся законными, — оказывались моветоном, поводом для скандалов. Теперь прежние высказывания Александра II оборачивались против него самого.
Императорская семья, двор и особенно приближенные цесаревича были в ужасе не от самого факта увлечения Александра Николаевича Екатериной Долгоруковой (любовная интрижка — это сколько душе угодно!).
Их крики об «оскорблении» величия монарха должны были скрыть страх перед введением в царскую семью незаконнорожденных детей, старший из которых мог, в случае поддержки его императором, претендовать на престол.
Противоречить Александру II, как уже отмечалось, в данном случае не рекомендовалось. Всесильный шеф жандармов, доверенное лицо государя П.А. Шувалов позволил себе сказать, что монарх находится под влиянием Долгоруковой и поэтому способен на ужасные безумства. Более того, он пообещал: «Но я сокрушу эту девчонку!».
Через несколько дней Шувалов был отправлен послом в Лондон, видимо, для того, чтобы проветриться в Туманном Альбионе.
А может быть, Екатерина Михайловна действительно оказывала какое-то негативное влияние на политический курс, проводимый императором? Ведь частную жизнь монархов ни в коем случае нельзя считать пикантным довеском к их внутри- и внешнеполитической деятельности. Она (частная жизнь) постоянно и непосредственно оказывалась связанной с жизнью государственной. Да и дыма, как говорят, без огня не бывает. Что ж, посмотрим.
Александр II не раз делал попытки познакомить Долгорукову с механизмом управления империей, более того, ни одного серьезного решения в конце 1870-х годов он не принимал, не проговорив возможные варианты этого решения с новой супругой.
Едва ли император ожидал от Екатерины Михайловны ценных и мудрых решений или подсказок, ему, скорее, был необходим внимательный, благожелательный слушатель, моральная опора, сопереживание его трудам и заботам. В условиях усиливавшегося противостояния власти и революционеров, роста непонимания между Зимним дворцом и обществом все большее сближение со второй супругой было вполне естественным.
Долгорукова же в подавляющем большинстве случаев лишь отражала взгляды своего морганатического мужа, будь то вопросы внутренней политики или проблемы их частной жизни. Самостоятельные решения не были ее стихией, что, судя по всему, вполне устраивало монарха.