Мы встретились на парапете дворца. Я в роли зеваки, а он шествовал по долгу, видимо, высокой службы. Я знал его по прежним временам. Раньше мы были равны. Но, как водится, среди дураков, – работа меня любила, а он, помнится, не ленился пронырствовать по карьере.
Он был одет в золотистые одежды, говорившие о его успехах в жизни.
Обо мне говорить нечего – и осанка, и одежда не оставляли, должно быть, сомнений о достатке, которого много лет в глаза не видел.
- С нами Бог, – поздоровался я первый нововведённым приветствием скорее из чувства врождённой вежливости, чем из раболепия.
- А, это ты. Давно тебя не видел. С нами Бог. – На его лице не трудно было прочесть удивление тем, что я ещё обретаюсь в этом мире. Его рот кривился в снисходительной улыбке, излучавшую блеск зубов по голливудскому стандарту. Я сдерживал улыбку не потому, что хотел показаться мрачным, а потому, что было стыдно показать свои пожелтевшие передние зубы и с металлическими коронками коренные. Стало ясно, что любые взаимные вопросы о нашей жизни и делах были бы неуместны. Но он спросил по-деловому:
-Ты получил Агнестию Тутсим?
-?? – для него. А сам подумал: премию новой власти мне? За что?
Но он, уже зная ответ, сказал:
-Я велю.
И уже удаляясь, спросил через плечо:
-Каков доход?
Стыдно было разлепить уста:
-Десять монет…
-В день?
- В год…
- Будешь получать триста в месяц. Служи.
Во мне горячо залепетало что-то, что лепечет, когда на забытого и голодного вдруг обращают внимание.
А он удалился поступью триумфатора.
Горячечность от неожиданного везенья скоро прошла, когда я подумал, что он, конечно же, не помнит имени моего.
Время шло. Он фигурировал в высших сферах. Никаких указаний касательно меня не было.
Как-то раз, на обрывке газеты я прочитал, что он оформлял Агнестию Тутсим на разные имена, а все деньги забирал себе. Наказали ли его за это? Вряд ли. У этих властей это было не принято.
Власти не скоро, ох, не скоро, но поменялись. Увы, как всегда, не на лучшие. О нём ничего не было слышно. Куда-то сгинул. Может на Маркизские острова. Оттуда нам вестей почти никаких.
Я никакого места так и не получил. Нередко бывали времена, когда десять монет казались недостижимым счастьем.
Кто бы нам выдал премию за то, что мы живём?
1995г.