Ду ю спик идиш
-------------------------------------------
- А ю джуишь? – спросила пассажирка. Она говорила тихо. Из-за пластмассовой перегородки между салоном и местом водителя ее было едва слышно и Рабинович подумал: «Что плохого может сделать мне эта пейсатая», отодвинул партишен , остановившись на светофоре обернулся и громко, как если бы говорил через кормушку в тюремной камере, сказал в квадратное отверстие по английски:
- Я есть еврей!
Шел дождь, волосы у нее на голове промокли и было видно, что это парик.
Рабинович включил воздух в заднюю печку для пассажира. Она благодарно посмотрела на него и сняла парик. У пассажирки была короткая мальчишеская стрижка, большие карие с зеленоватым отливом глаза, тонкий породистый еврейский нос и пухлые, как у ребенка губы.
- Ду ю спик идиш? – спросила она.
– Почему вы спрашиваете? – спросил Рабинович, - У меня плохой английски?
- Нет, - ответила еврейка, - английский у тебя хороший, некоторые евреи говорят хуже тебя, но как сказала моя мама: Есть вещи, которые можно говорить только на идиш.
- Например? – спросил Рабинович.
- Смотри вперед, - сказала она, и улыбнулась, - а то мы сделаем аксидент.
У нее были крупные красивые, как у негритянки зубы.
«На верхних передних резцах маленькая диастема», - записал он условным текстом, которым, как субтитрами, всегда сопровождал происходящую вокруг него действительность.
- Откуда ты приехал? – спросил она.
- Из Беларуси.
- О, моя бабушка из Беларуси.
Рабинович хотел сказать давно заготовленную фразу:
«Беларусь – колыбель ашкеназов, но нельзя же вечно жить в колыбели». Но побоялся, что не справится с английским и промолчал.
- Сколько будет стоить трипп в Боро-парк? – спросила женщина.
- Боро-парк большой, смотря куда в Боро-парк, - уклончиво ответил Рабинович, опасаясь что еврейка испугается цены и попросит высадить ее где-нибудь возле станции сабвея.
- Тринадцатая и сорок восьмая, - сказала она.
- Ну, не знаю. Смотря как поедем. Долларов восемнадцать, наверное. Если через туннель, то добавьте еще два доллара.
- Двадцати хватит?
- Думаю, что хватит.
- Только у меня нет кеш, - сказала пассажирка.
- Ну, начинается, - сказал Рабинович.
- Останови возле ближайшего банка, - сказала еврейка.
Они ехали вниз по Бродвею и в районе четырнадцатой стрит справа он увидел освещенный ночной предбанник Citibank с пультами кешмашин. Внутри тусовалась семейная пара черных с ребенком на руках.
- Там шварцес, - сказала еврейка.
- Будут у вас деньги просить, не давайте, - сказал Рабинович. – Я их знаю, они здесь все время дежурят.
- Можешь пойти со мной? - попросила еврейка.
Задержались возле автоматической двери, она принялась искать в сумке карточку банка. Черный метнулся к двери, открыл изнутри и галантно попридержал, но отпустил сразу же, как только Рабинович шагнул следом. Рабинович легко поймал идущую ему косяком в голову дверь на пружине и сказал еврейке на идиш:
«Тебе его услуга будет стоить два доллара». Черный вернулся к своей жене и нежно взял из ее рук ребенка. Они изображали любящую молодую семейную пару, которой негде переночевать.
- Это не настоящий ребенок, - сказал Рабинович на идиш.
Еврейку это почему-то сильно испугало. Она быстро положила, полученные из машины деньги в кошелек, спрятала в сумку, взяла Рабиновича под руку и сказала:
- Дашь им два доллара, я с тобой рассчитаюсь.
На выходе черные, («словно цыгане на вокзале» - отметил субтитрами Рабинович) бросились к ним. Рабинович достал металлическую монетницу, щелчками отсчитал восемь квотеров и протянул черным.
- Почему ты даешь нам только два доллара, - обижено сказала черная жена. - Что мы купим на эти два доллара. Сами можем дать тебе два доллара.
Рабинович, неспеша, словно заряжая рожок АКМ принялся возвращать квотеры в монетник.
- Сколько вам дать? – глупо спросила еврейка.
- У тебя двести долларов, дай нам двадцать.
- Они знают сколько у меня денег! - воскликнула еврейка на идиш.
- Идите уже нахуй! – крикнул Рабинович по-русски семейной паре мошенников. - Заебали уже своим попрошайничеством.
Когда Рабинович с пассажиркой вернулись к такси, она попросила:
- Можно я сяду на переднее сидение?
- Садитесь.
- Поехали через тоннель, - сказала еврейка – Я заплачу.
Когда они влетели в ярко освещенный белым светом бесконечный коридор Батерри-тоннел, она закурила, открыла окно и сквозь шум крикнула:
- Ой, я такая мишугинэ!
Миттер у Рабиновича был незаряженный и до тринадцатой и сорок восьмой набил всего $17.75.
- С вас девятнадцать семьдесят пять, - сказал Рабинович, когда они приехали.
Еврейка протянула Рабиновичу двадцать долларов одной бумажкой и замерла в вопросительном ожидании.
Рабиновичу вдруг почему-то стало стыдно, он торопясь отщелкнул из монетницы квотер и сунул ей ладонь. Она одернула руку, словно обожглась, и монета упала в глубокую щель между сидениями. Рабинович вытащил из монетницы другой квотер, но пассажирка сказала:
- Кип чендж, - и проворно выскочила из машины.
«Без этого своего парика на Таньку Шульман похожа» - подумал Рабинович.